***
-Тебе, прости, что сделать надо? Кейл кусочек пирожного засовывает в рот, безразличным взглядом одаривая Басена. -Замутить с кронпринцем. Все. Точка. Просто напросто. Обычное дело. Ничего интересного, странного и недопустимого. У Басена мозги коротит где-то за кадром, логизм выдирая с корнем из кости черепа. Кейл очевидно живет в иной вселенной, на стороне радуги рядом с феями, в болоте, где не грязь по колено, а возможности. Он первый сын графа, ладно. Но не первый сын герцога, не герой королевства и не претендент на трон. Кейл для Альберу Кроссмана никто и исправить это невозможно. Для сумасшедшего, не борющегося за звание главы дома, невозможно даже в теории. -Но,- Басена, как ни странно, волнует совсем другое,- мне ты об этом зачем говоришь сейчас? Кейл улыбается ломко, глаза сворачивая полумесяцами, и вилкой отделяет еще кусочек, вишню, измазанную в глазури, откладывая презрительно к краю миски. -Прикрой меня, пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. -Что, прости?- Басену кажется, что он повторяется, но Басен совершенно не может понять, что сейчас происходит. Кейл смотрит куда-то в сторону, наблюдает за снегом, бьющимся истерично в тонкие стекла. Рамы не пропускают вой дикий. Ели в Темном лесу чернильными красками стелятся в полутьме. -Ничего особенного. Ты же будущий глава, осталось лет пять-шесть, если ничего непредвиденного не произойдет. Он честно пытается держать себя в руках, потому что его брат в очередной раз пытается уйти от темы, и все равно в итоге ему ничего не скажет. Басен должен просто принять это. Как обычно. -Мне нужно кое-кого найти, кое-что забрать и кое с кем встретиться.- Кейл берет в руки чашку и откидывается назад.- Хотя я не думаю, что твоя помощь все-таки понадобится, так что не напрягайся сильно. Он наблюдает за тем, как его брат спокойно пьет чай, глаза устремляя за невидимый горизонт, туда, где ничего, кроме мыслей вязких и топких, нет. Кое-кого, кое-что и кое с кем. Впечатляющее пояснение. Очевидно связанное с кронпринцем. -Ладно. Басен копирует чужую позу, улыбается криво, следит за каждым жестом, выверенным безразличием. Ему не все равно в отличие от своего брата, и это единственное, чему он может придать настоящую ценность. Кейл возвращает взгляд затуманенный, метелью выстуженный на дне зрачков, и изгибает уголки губ тонких. Чашка с треском тихим на блюдце падает, пальцы длинные и загребущие отламывают от чужого пирожного еще кусочек. Басен тут же щурится неприязненно, недовольно впериваясь в брата взглядом. Но Кейл только бисквит на десертную вилку насаживает и отправляет в рот. -Это мое. -Ага. Басен смотрит, как Кейл свое действие повторяет, ни на что внимание не обращая. -Это опасно? За окном падает снег. Кейл останавливается, его рука на секунды жалкие замирает в воздухе. Кейл не привык Басену лгать: не говорить, не договаривать, но не лгать. И где-то тает обрывками льда то, что он хочет произнести, Кейл качает головой из стороны в сторону. но не произносит. Цветок, вырезанный из марципана, утыкается Басену в губы, размазывая крем по деснам, и никто из них не смеется. Басен просто должен принять это, и сделать все, что будет в его силах. Хлад лезет по кончикам пальцев, в уголки глаз и горло, оставляя острые пики терзать боль и ненависть. Кейл снова зажимает в ладонях чашку, греясь о фарфоровые края, и говорит тихо, опуская веки, спаси бо.***
-Он не знает, человек. -Нет, Раон, не хочет говорить. У незнакомца ком поперек горла, в груди тяжесть, линии соли прочертили скулы. На его руках обрывки работы тяжелой, высеченные царапинами незаживающими и мозолями. -У моих родителей в тот день была годовщина,- его голос глух.- Я отдал все свои деньги на надгробие для своих родителей. Кейл смотрит презрительно и усмехается, кидая мешок с золотом на покатый стол. -Она не знает, человек. -Нет, Раон, просто не хочет говорить. У незнакомки в глазах пустота, боль и иррациональный страх. Ее платье дорогое и вычурное черным пятном выеденно в пространстве. -Моя дочь любит лилии,- она смотрит на фотографию, заключенную в кулоне.- Я молилась о счастье богу. Кейл выдыхает, опуская вниз взгляд. Его пальцы подрагивают, и он погружает их в промерзлую землю, чтобы коснуться тонких стеблей. -Ливень оставил цветы без лепестков. Я хотела увидеть, как они блестят на солнце. -Человек,- Раон смотрит непонимающе,- я не умею воскрешать мертвых. Кейл молча пересаживает лилии в горшки, сидя на холодном полу. Зимний холод просачивается сквозь щели. -Ливень оставил меня без цветов. -Он точно знает, человек. -Верно. Кейл поддевает пальцем ткань бархатную, темно-синий оттенок ложится гладью приятной в отражении карих глаз. Без узоров, без ненужных деталей, полотно черное, лунный свет поглощающее. В темноте лицо незнакомца выглядит пьяным, опьяненным радостью и чувством ужаса невыносимым. -Ха-ха, ты идиот? Зачем тебе такая дорогая мантия? Кейл улыбается тонко. Он рад, что уже давно не выглядит, как ребенок, и натягивает капюшон ниже. -Так это больно, умирать? Глаза незнакомца тухнут. -Я ненавижу, когда мне лгут. Нож заточенный у самого горла выглядит эстетично, и Кейл не может этого не признать. -Кто еще? Я уже знаю, что вас было семеро. Незнакомец усмехается. Его кривит так, будто он вот-вот сойдет с ума. Это паранойя, каждая секунда его жизни стремится к смерти. -Мелкая тварь, не лги мне. Кто тебя послал? -Человек, мне остановить его? Кейл качает головой отрицательно, провоцируя лезвие скользить глубже. Кровь слезами течет по бледному полотну. -Меня послал Бог. У тебя есть возражения? Незнакомец смеется истерически, рукой грубой вдавливая его в стену. Кейл хмурится, поджимая губы. -Я назову тебе имена? Бог послал? Шутишь? -Ну знаешь, так иногда случается. Боль полыхает внутри отголосками цепей ржавых и тупых вертел, прокручивающихся бесконечно под пленкой кожи. Вены пульсируют адреналином и возмутительным напускным спокойствием. Он выдыхает сквозь сжатые зубы, но смотрит — молитесь молча — все также прямо. -Человек! -Я слышал, твоему отцу нравятся всякие культурные развлечения, вроде гольфа или покера, может шахмат... -Мой отец не любит играть в шахматы. -Ты знаешь, о чем я. У тебя столько долгов, что дышать нечем. Лезвие вздрагивает, и Кейл улыбается. -Эй, где твоя мама? Ребенок оборачивается, в его руках кукла, исшитая блеклыми нитками. Шарф красный развязанной полосой петляет на холодном ветру. Ребенок не отвечает, трясет куклой в воздухе, указывая куда-то в сторону. В ледяном саду пляшут в бликах фонарных огней ледяные лилии. И Кейл ступает следом за белым кроликом, пока не останавливается напротив изящной женщины, вылепленной грязью аристократической от кончиков пальцев до граней век. -Кто вы?- она склоняет удивленно голову, прижимая к себе дитя, и Кейл поджимает губы. -Мои извинения, госпожа. Я здесь просто для того, чтобы убедиться, что не был обманут. Незнакомка подзывает слугу, заставляя его ладонь вскинуть в успокаивающем жесте. -Я уйду, позвольте только задать вопрос. Она кивает сосредоточенно, скользя по нему острым взглядом. -Что нравится вашему сыну? В руках ребенка кукла. -Детям нравится играть в кубики. Кейл разворачивается, покидая замерзший сад. Немой мальчик смотрит ему вслед, взмахивая искусственной ручкой игрушечного человечка. -Она с ними, человек?- Раон хлопает крыльями обеспокоенно. -Она с ними. Незнакомцы похожи, незнакомцы проливают алкоголь в тела, их сосуды пусты и не наполнены. У незнакомцев перекошены лица и злы глаза. Они смеются, отвращение за отвращением порождая. -Кучер, которому я заплатил в прошлый раз, оказался пьяницей. -Разве ты не хвалил его раньше? Воздух пропах раскаленной медью, потом и вязкой похотью. Кейлу нечем дышать. Повсюду дым и чавкающие звуки плоти. Женщина тянет к нему свои руки, ее зрачки поедают радужку в сантиметре от их касаний. Ее рука выписывает узоры на его щеке, спускается к шее медленно. Она расстегивает первую пуговицу на его рубашке, не всматриваясь в лицо. -Уходим. -Да,- Раон умный, он понимает. Тут искать нечего. Кейл не кутается в пальто, потому что Раон решил, что магия будет удобней. Кейл улыбается легко среди сотен могил, благодаря подаренному им теплу. Хлопья белые оседают на скулах, превращаясь в топкие слезы, оставляя дорожки красные мерзлоты. Незнакомец склоняется над надгробием. -Я подарил ей цветы. На поясе покоится меч, в могиле — его возлюбленная. Воротник засыпан снегом, манжеты с запонками серебра блестят, отражаемые создаваемым фонарем светом. -У всех свои причины, верно?- голос Кейла спокоен, как лед тонкий над темной пропастью. -Вы правы. Глаза незнакомца печальны, но не пусты. Все их беды — грехи нынешнего короля, такая простая мысль. Их концентрация портит вкус, остается вязкой желчью на языке. Все они творят мир в шаге от лишения головы доступный лишь им: с деньгами, с лаской, с живыми близкими. Все они творят мир, лишая кого-то того же, чего лишили их. Так глупо. Разве, убив старого короля, можно вернуть все то, что вы уже потеряли? Разве, управляя его сыном, вы станете счастливыми? Это просто жажда власти, жажда мести и жажда избавиться от черной дыры между схлопывающимися легкими. Незнакомец переводит на него свой взгляд. Но Кейл на могилу смотрит, будто пытаясь вспомнить: -Так это больно, любить кого-то?***
Басен смотрит на Кейла хмуро, тряпку мокрую прикладывая к его шее, чтобы ссохшуюся кровь стереть. -Брат, что это за план по охмурению такой? Кейл плечами пожимает неопределенно. -Я соврал из-за тебя родителям раз тридцать на этой неделе. А ты, вместо того, чтобы вернуться домой и отблагодарить меня, сваливаешься к моим ногам. Кейл поджимает губы. Неглубокая царапина жжет мерзко, вызывая легкую дрожь, но Басен аккуратен. Басен осторожно обрабатывает края и изредка дует, словно его брат старший все еще ребенок. Иногда он не может поверить, что ему шестнадцать. -К тому же от тебя несет. Плевать, что алкоголем, но, Кейл, это явно притонская вонь. Повезло, что я был первым, кого ты встретил. Басен лепит пластырь, с явной обидой надавливая на него и заставляя брата шипеть. -Ты сказал, что это не опасно, и что я вижу? Чем ты вообще занимался? -Басен,- голос Кейла сух, и он подходит к графину, осторожно касаясь границ стакана, словно дотронется — и сможет его разбить.- Если бы ты узнал, что король умрет этой весной, ты бы попытался это предотвратить? А Басену кажется, что он на секунды глохнет. -Предотвратить..? Это покушение?- Он вертит руками в воздухе, пока наконец шокированно не останавливается.- Брат ты же не собираешься..? -Нет,- Кейл смеется над полным нелепости выражением его лица.- Не я. Басен облегченно выдыхает и падает на подушки, раскинув руки. Он смотрит в потолок, изучает те трещины, что уже наизусть выучил. Кейл спокойно делает глоток. Даже если его брат все еще ребенок, мыслит он иначе, чем любой взрослый. Басен один из тех, к кому Кейл готов прислушаться. -Защищать своего короля задача его подданных, и уж тем более это задача аристократа, но,- он смотрит в глаза Кейла тщедушной искренностью,- почему я должен спасать его, когда он не спас тебя, и даже не попытался помочь? Младший брат. Верно, Басен предан семье больше, чем королю. Но Король также должен быть предан своим же подданным. Но он ничего не сделал для одного из своих важнейших столпов, на который весь Роан полагается уже долгое время: на их деньги и на их защиту от Леса Тьмы. Не написал, что не сможет помочь. Не отправил ни единой строчки. Просто проигнорировал. И от Кейла Басен сердцем хочет сейчас того же. -Кейл, я понимаю, что это чей-то отец, чей-то муж и чей-то близкий и родной человек, но как это должно касаться тебя? Он стар и его место скоро займет другой. -Ты прав. Отношения кронпринца и короля ужасные, но они все еще семья и... Басен встает с кровати и хватает его за плечо. -Нет. Если ты придумаешь умный план сейчас, это ничего не даст. Это Корона — она убьет тебя сейчас или потом, и твои намерения не будут иметь никакого для них значения. Кейл отводит взгляд в сторону, но Басен не может видеть сомнения в этих тусклых глазах. Он этого не выносит, не выносит отвратительный мрак, с которым он когда-то выходил из кабинета отца — ни капли за самого себя не беспокоясь. И ему приходится припечатать: -Ладно, если они избавятся только от тебя, но обо мне и Лили ты подумал? Кейл вздрагивает и делает шаг назад. Басену физически больно. -Прости, я действительно не подумал, о чем-то столь очевидном. Потому что Короне плевать. Плевать, плевать, плевать, плевать, плевать. Зед Кроссман сейчас так боится войны, что уничтожает все, что движется не в том направлении. Зед Кроссман молится Богу, который над ним насмехается, потому что, обращаясь к тому, что незримо, он потерял из поля зрения очевидное. Короля убьют. Голос, изводящий разум, внутри усмехается. Это правильно. Это не для правителя, это все для его сына. Басен нерешительно дергает Кейла за рукав и тянет из комнаты в сторону кухни. Там еще остались пирожные, которые его брат любит.***
Он знает, что это должно пройзойти, но не может заставить себя представить еще один камень, еще одну плиту могильную рядом с собственной матерью. Он не может заставить себя думать о том, что рядом с кровавыми азалиями будут расти желтые хризантемы. Он не может. -Эрубахен. Эрубахен опускает вниз голову. Его золотые волосы светом искусственным отражают мрак. Кейл всматривается в радужки драгоценные, пытаясь найти, пробиться, прогрызть мыслью потерянной тропу к сердцу и разуму, и его взгляд ломается. -Ты точно ничего уже не хочешь? Дракон Древний склоняется ближе, дыханием огненным обдает губы. Кейл думает, что спрашивать нечто подобное, лежа на чужих коленях, возможно, было ошибкой, провалом полным, потому что прямо сейчас его так легко контролируют, и он отводит взгляд. -Нет. Мне нравится вот так наслаждаться жизнью. Кейл прикрывает глаза, шепот назойливый колыбелью стелется в черепе, разбивая на части мысли. Он слышит голос непривычно хриплый среди сотен других голосов. -Сегодня. Кейл не может признаться себе, что хочет плакать, хочет рыдать и хвататься за эти плечи. Что хочет сходить с ума из-за этого страшного чувства. Ему кажется, будто от него отрывают куски его плоти, его тела, сшитого по граням того, что ему отдали. Кейл открывает глаза, всматриваясь в веки зажмуренные и губы сжатые. Золоту тоже больно, золоту, что призвано быть бесчувственным. Он не может, но он должен. -Все в порядке. Эрубахен впервые за сотни лет проглатывает слезы. У Кейла в голове апокалипсис из душ умерших, и он надеется, что когда-нибудь услышит среди них знакомый рассудительный и печальный слегка зов. Кейл обнимает дракона, ставшего на миг хрупким. -Тебе не стоит беспокоиться о нас, Эрубахен. Мы просто хотим, чтобы ты был счастлив, знаешь ведь? Дракон Древний не отвечает, но Кейл иррационально знает, что он улыбается. -Кто-то обидел Голди?- Раон открывает глаза, используя все свое актерское мастерство, чтобы едва проснувшимся притвориться.- Я всех уничтожу! Раон лезет нагло в объятья общие, заставляя смеяться тихо. И Кейл ласково треплет его по голове, потому что Раон не глупый, потому что глаза сапфировые блестят водными отражениями соленых слез. -Все хорошо. Сердечко грустное устало стучит в груди. -Мы любим тебя! Когда переродишься, ты должен вспомнить об этом и никогда не чувствовать себя одиноким! -Да, Раон все правильно говорит. А теперь,- Кейл дергает Эрубахена за плечи, опрокидывая его на диван,- настало время заобнимать тебя до смерти. Древний Дракон глаза округляет удивленно. -Что? Думал мы так просто позволим тебе свалить в туман и исчезнуть? -Нет,- Эрубахен смеется,- не думал, что кто-то претворит в жизнь подобную фразу. Кейл улыбается победно и макушку золотую к своей груди прижимает, позволяя Раону забрать в свое распоряжение все остальное тело. Дракон ластится с другого бока, крыльями обхватывая ребра. Эрубахен думает, что остаться здесь было самым правильным из тех решений, что ему приходилось совершать. Он чувствует тепло не в теле, но в душе, что никогда не изойдется прахом. Он чувствует благодарность. -Спасибо. Эрубахен улыбается и закрывает глаза, -Теперь можешь расслабиться. -Удачного путешествия, Голди. чтобы на утро распасться в пыль.