* * *
— Кадзи-сан, что это за хуйня? — спрашивает Уэнояма, как только он входит в студию. — Язык, Уэччи, — лениво ругает Харуки, но его взгляд устремлен туда же, куда и взгляд Уэноямы. Рука Акихико инстинктивно закрывает след на шее. Он чувствует, как его щеки горят от смущения. — Ничего. Мафую бросает на них взгляд, туманный, отрешенный, его красивые глаза подернуты коркой льда, будто он не хочет тратить эмоции ни на что, кроме своего парня и музыки. — Я не знал, что у Кадзи-сана такой страстный любовник, — рассеянно говорит он, настраивая свою гитару. Уэнояма задыхается. Акихико прочищает горло. — У меня нет любовника. Давайте просто начнем репетицию, ладно?* * *
Примерно через полчаса после начала репетиции Акихико слышит одиночный стук, и ручка двери поворачивается. Он точно знает, что происходит. Он в курсе, что Угетсу всегда один раз стучит костяшками пальцев перед тем, как толкнуть дверь, но ему все же требуется долгая секунда, чтобы до конца осознать, что его сосед стоит на пороге их небольшой студии. — Что ты здесь делаешь? — довольно красноречиво спрашивает он. — Я звонил тебе! И писал. Акихико уверен, что он не врет — когда Угетсу злится, не может делать это тихо. Он указывает на место вдали от барабанов — туда, где его телефон валяется на сумке. — Я на репетиции. Ты знаешь это. Угетсу пожимает плечами, будто ему на это наплевать, что для него вообще-то в порядке вещей. — Что ж, мне нужно добраться до дома. — Что случилось с твоей машиной? — Она странно шумит с прошлой недели. Ты же знаешь. Акихико глубоко вздыхает. Он знаком с Угетсу и его прихотями на протяжении большей части трех лет — он может так трепать нервы всю ночь напролет, если только дать ему шанс. — Хорошо, — сдается он, проводя рукой по лицу. — Ладно. Но мы еще не закончили, так что тебе придется подождать. Уголок изящных губ Угетсу довольно изгибается вверх, и внезапно Акихико понимает, что происходит. — Конечно, — тянет он, а затем поворачивается, и его лицо искажается прекрасной неуверенностью, на которую Акихико не купится ни на секунду. — Если никто не против?.. “Сука”, — думает Акихико. Укус на шее болезненно пульсирует, как запоздалое напоминание о принадлежности Угетсу. Харуки и Мафую смотрят на Уэнояму. Он пожимает плечами и теребит свою гитару: — Я не против. Если он не будет мешать. Акихико не знает, как объяснить Уэнояме, что нельзя просто игнорировать такого человека, как Угетсу. — В смысле, конечно, но… — Харуки делает неуверенный шаг вперед, и у Акихико возникает внезапное желание оттащить его назад, чтобы держать на безопасном расстоянии от Угетсу, способного на весьма обширный радиус разрушений. — Но кто ты такой, в конце концов? — Ну, — начинает Акихико, хрустя шеей и готовясь к тому, что должно произойти. — Мафую его уже знает, но для всех — это Мурата Угетсу. Он мой… Угетсу улыбается опасно. — Твой?.. — мурлычет он. Харуки таращится на них, как будто только что нашел мертвое тело на улице. Испуганный, взволнованный, осторожный блеск в его болезненно честных глазах выдает его страшную заинтересованность разговором. Акихико скрипит зубами. Чертовы определения. Чертов Угетсу. Он прижимает штангу к небу, ощущает холодный металл. Вспоминает, как год назад, лежа в кровати с приоткрытыми губами, решил проколоть язык. Угетсу засунул указательный палец ему в рот, провел ногтем по языку, надавливая на мягкую кожу, сказал: — Представь, если бы здесь был пирсинг. — Тебе бы понравилось? — спросил Акихико после того, как Угетсу вынул палец изо рта и начал лениво обводить острый угол его челюсти. Угетсу улыбнулся той единственной улыбкой, которая могла заставить Акихико убить для него и целовать его, несмотря на все еще залитые кровью пальцы. — Я был бы в восторге. Позже Акихико трахался со многими, слишком многими, чтобы считать их или тем более запоминать, и большинство из них со сбившимся дыханием признавались, как им нравится его пирсинг. Акихико приходилось сдерживаться, чтобы не ляпнуть: «Это не для тебя. Это даже не для меня. Это для Угетсу». Все для Угетсу, а то, что не для него, он сам найдет способ присвоить. Отсюда и срыв репетиции. В конце концов, Акихико соглашается: — Мой сосед. — Мурата Угетсу? — Акихико слышит резкий вдох Харуки. — Гений скрипки? В смехе Угетсу звенят колокольчики. — Я бы так не сказал, — отмахивается он от похвалы царственным движением руки. — Я просто музыкант, как и Аки. Рад познакомиться со всеми вами. Акихико вынужден стиснуть зубы, чтобы перестать обращать внимание на то, как поддельная скромность стекает ядом с губ Угетсу так же, как и впитавшееся в кости высокомерие. Но, кажется, придется сегодня позволить ему примерить очаровательную маленькую маску. — Угетсу, — продолжает знакомить он, — это... — Накаяма Харуки, Уэнояма Рицука и милый Сато Мафую. Я в курсе. Все, включая Акихико, изумленно поворачиваются к нему. Харуки выглядит так, будто на него направлен пистолет — прямо в уязвимое местечко между бровей. Будто он считает, что если Угетсу знает его имя, то становится еще опаснее, чем раньше. Угетсу широко улыбается, и это тревожит. Между красивыми губами видны его острые клыки. — У меня хорошая память на имена. Акихико сыт по горло этим, тем более, что ему приходится делать вид, что он не замечает, с каким убитым горем лицом Харуки смотрит на них. В отличие от своего бывшего парня, он не любит вести себя как ебаный садист. — Угетсу. — Да, Аки? Акихико указывает на свободное место рядом со своей сумкой. — Сядь там и заткнись. — Да, сэр, — мурлычет он. — Не позволяй мне мешать твоей… — он взмахивает рукой с присущим ему изящным презрением, — репетиции. Он садится со всей грацией балерины, подгибает ноги, осторожно снимает футляр со скрипкой с плеча и кладет его себе на колени. Он прислоняется к стене, скрещивает руки и смотрит.* * *
Акихико вспоминает день, когда Угетсу показал ему свою детскую фотографию. Угетсу был красивым ребенком — вся детская мягкость его щек переплавилась в великолепно острые черты лица, когда он стал мужчиной. Его глаза были такими же — большими, черными и всеохватывающими. На снимке, данном Акихико — он хранил его в бумажнике долгое время, как тоскующий идиот — Угетсу не могло быть больше шести лет. Он был маленьким, крошечным и хрупким для своего возраста, и стоял чопорный и совершенный в безупречном костюмчике рядом со своим отцом-дипломатом. Его отец смотрит прямо в камеру с ужасно серьезным выражением лица; Угетсу же слегка наклонил голову, будто что-то за пределами поля зрения частично привлекло его внимание. Но его глаза пронизывают расчетливой холодностью, не свойственной ни одному ребенку. Акихико вспоминает, как чувствовал себя полностью раздетым под взглядом этих черных глаз. То же самое он чувствует сейчас, когда опускает свои барабанные палочки, и его взгляд инстинктивно скользит по Угетсу, сидящему на полу. Он не хочет спрашивать, но знает, что выражение его лица говорит за него: “О чем ты думаешь?” Угетсу вздыхает, и Акихико напрягается. — Что ж. Я понимаю, что вы пытались сделать, — говорит он, сладко обхватывая руками лодыжки, в противовес своим кристально-резким словам, — но в действительности это звучит не так, как надо. Акихико слышит момент, когда эго Уэноямы падает на землю и разбивается на миллион кусочков. Харуки задыхается, застигнутый врасплох ужасающей грубостью. — Прости… Угетсу, кажется, веселится сильнее, чем когда-либо. Он расправляет плечи, поднимает подбородок, и Акихико знает, что будет дальше. — Мафую, — начинает он, практически проворковав имя, — мы обсуждали, что тебе действительно не следует пытаться вытянуть ноты, для которых у тебя пока что не хватает навыков. Звук получается небрежным. Аки, я уже говорил тебе об этом раньше, тебе действительно нужно научиться лучше синхронизироваться с басистом, если ты хочешь, чтобы ритм звучал прилично. Да, это может быть непросто с учетом того, насколько бас слабый, но тебе и Харуки-сану просто необходимо решить эту проблему. Уэнояма-кун, у тебя действительно есть талант, и я понимаю, чего ты пытаешься добиться, но одной самонадеянности не хватит — только если придерживаться порядка. И, честно говоря, начиная со вторых аккордов, твоя игра стала беспорядочной. Понимаю, тебе хочется покрасоваться, но нужно уделять больше внимания песне и меньше — тому, насколько круто тебе хочется звучать. Уэнояму, кажется, ошеломила длинная череда музыкально точных оскорблений, которые, как догадывается Акихико, он слышит впервые. Мафую просто нервно и расстроенно возится со своей гитарой, оказавшись в центре нежелательного внимания. Пальцы Харуки так крепко сжимают гриф баса, что Акихико опасается, что он сломает его пополам. Угетсу осторожно откладывает скрипку в сторону и встает с нежным вздохом. — Вот, — он тянется к гитаре Уэноямы. — Можно мне?.. Уэнояма на мгновение заметно теряет контроль над реальностью. — Ты умеешь играть? Угетсу смотрит на него, как будто он особенно тупая особь глупой медузы. — Как на скрипке, но проще. Конечно, я умею. Акихико крепко зажмуривается. Господи, Угетсу. Уэнояма прижимает свою гитару к себе, будто пытается защитить ее. Угетсу закатывает глаза, протягивает руку. — Да ладно, я не собираюсь ее ломать. Акихико шипит сквозь зубы: — Дай ему гитару, Уэ, давай просто покончим с этим. Угетсу берет Фендер Уэноямы уверенной хваткой того, кто четко знает, что делает. Он расправляет плечи, выпрямляет спину, приподнимает подбородок — последовательность движений, которую Акихико наблюдал бесчисленное количество раз. Как и то, как он становится в центре сцены и приковывает внимание, все его тело плавно меняется и тает вокруг любого инструмента, который он держит в руках, как будто он был рожден для этого. И он начинает играть. Он играет и поет одновременно, сочиняя стихи на ходу, его нога отбивает ритм по полированному полу со всем совершенством хорошо настроенного метронома. И Акихико сейчас понимает, что имелось в виду: он видит, как должна звучать их песня, слышит, как Угетсу полирует шероховатости, его невероятно чистый голос берет ноты, которые не может взять Мафую, его ловкие пальцы завораживающе нежно летят по струнам. Теперь песня звучит лучше, более упорядоченно, даже без баса или ударных, которые сделали бы ее ритмичней, и то, как ее взяли и превратили во что-то гораздо более восхитительное и сильное за такое короткое время, свидетельствует о том, насколько у Угетсу невероятная музыкальная чувствительность. При всем своем пренебрежении к гитаре он выглядит так, будто ему весело, будто он, как обычно, погружается в музыку, будь то оригинальная песня практически неизвестной группы или самый известный концерт Чайковского. Акихико видит, как Мафую наклоняется вперед, как раздраженный хмурый взгляд Уэноямы наполняется чем-то вроде завистливого уважения, а затем и явным изумлением, которое всегда возникает, когда сталкиваешься с таким явным гением. Харуки, в свою очередь, смотрит на Акихико, но Акихико слишком занят — облизывая губы, он не сводит глаз с Угетсу. Пирсинг на языке цепляется за угол рта. Угетсу всегда красив, его черты лица прекрасны и приятны для глаз, но когда он играет, нет ничего более экстраординарного, что Акихико когда-либо видел в своей жизни. Закончив, он запрокидывает голову и убирает волосы с глаз. Его лицо сияет удовлетворением от хорошо выполненной работы. — Вот так, — говорит он. Акихико снова влюбляется.* * *
— Подожди, если у тебя нет машины, кто тебя сюда подбросил? — Ниджимура. После лекции. — Твой парень-альтист? — Он не мой парень. — Если он все равно подвозил тебя, почему ты не попросил его отвезти тебя домой? Улыбка Угетсу превращается в отблеск лезвия ножа, и Акихико не понимает, зачем он вообще спросил. — Мы можем заехать в то кафе? То, куда ты водил меня на прошлой неделе? Я умираю без их шоколадного торта, — он отклоняется с той же небрежной элегантностью, которую использует для всего в жизни, его взгляд скользит по Харуки долю секунды, прежде чем вернуться назад. Акихико бесит, что он точно знает, к чему все идет, бесит, что его сердце бьется быстрее от перспективы провести время с Угетсу. — Конечно, — говорит он. — Все, что ты пожелаешь. Рот Угетсу говорит: — Спасибо. Его улыбка и прикрытые веками глаза говорят: «Я знаю». Он садится на байк, удерживая его ногами, Угетсу занимает место за его спиной. Он не оборачивается, но чувствует, как Угетсу раздвигает ноги шире, чем нужно, чувствует, как его рука скользит вверх по спине Акихико и вниз по торсу, останавливаясь в опасной близости от паха. — Поехали, — говорит он, прежде чем лениво и легко укусить между лопаток Акихико и надеть запасной шлем. Акихико не способен ослушаться. Он смотрит вперед, нажимает на газ, и не видит, как Угетсу улыбается Харуки, прежде чем они отправляются.