Моя милая Л

Встретить Белинскую так и не удалось. Ровно на следующий день она уехала на конференцию, а я даже как-то и не задалась вопросом, кто это. Мне выдали её номер телефона, на который я почти сразу же отправила сообщение: «Здравствуйте! Меня зовут Алёна, я преподаватель иностранного языка у 307 группы, хотела бы держать с вами связь, при возможности познакомиться. Искала вас в пятницу, не нашла) Будет время, зайдите, пожалуйста — третий корпус, аудитория семьсот пятнадцать, я там после обеда почти каждый день. Кафедра английского языка для профессиональной коммуникации.» Ответ проследовал почти мгновенно. Белинская на удивление быстро ответила, не прошло и десяти минут, что только помогло сложиться о ней хорошему впечатлению. «Добрый вечер! Обязательно зайду, как вернусь — это в двадцатых числах. В пятницу, к сожалению, была весь день на семинаре. Жалко, что не нашли, тоже хотела бы держать с вами связь. Если возникнут проблемы с группой, обязательно звоните в любое время.» Довольно приятная манера письма, судя по всему, на том конце человек жизнерадостный и не мелочный, может только немного наивный и доверчивый, но это и хорошо, тем более что в наше время таких не хватает. Двадцать пятого числа я очередной раз прогуливаюсь около кафедры мат.анализа, в надежде наконец-то познакомиться с Белинской, тем более у меня накопилась к ней пара вопросов. Проблем никаких с группой не было, а вот желание наконец-то узнать коллегу в лицо было, но в этот раз на кафедре видимо не было даже секретаря, потому что дверь была закрыта. Прогуливаясь вдоль стен, я разглядывала стенды о профсоюзе, в который меня тоже записали почти мгновенно — традиции предприятия, так сказать - о студенческом совете, и о истории ВУЗа. На самом конце этой плеяды плакатов находилась небольшая дверь с надписью «кафедра математического анализа», а напротив висела её история и несколько фотографий. Судя по всему, очень старых, потому что датировались некоторые из них почти двадцатилетней давностью - да и изображены на них были не молодые парни и девчонки. Только пара штук, на которых изображались сотрудники, судя по фото, годящиеся мне в ровесники, были новые, цветные и качественные. А так… дяди, тёти, бабушки… Плеханов, Зюзин, Алёнина… Хмурюсь, недоверчиво возвращая взгляд на одну назад, невольно подбирая руки к груди - или это просто нервный тик? С фотографии, довольно давнишней, на меня смотрит моя Лена, такая, какое уезжала — с непослушными волосами, убранными за уши, с серостью под ясными внимательными глазами и красным следом на переносице от больших очков. Тогда у неё была привычка фотографироваться без них. Я хорошо помню эту безрукавку в коричнево-бежевую клетку, которую она любила надевать с джинсовой юбкой и рубашкой в тонкую болотно-зелёную полосочку. Выбор я её не осуждала, потому что надевая на себя это всё, она выглядела по-настоящему уютно хоть и по-деревнски (одно другому не мешает, верно?) - ещё и эта странная привычка закусывать губы, когда думает, да-да, именно Лена это была, а серьёзный взгляд, которым она смотрела с фото, длинный нос, усыпанный веснушками, не было никаких сомнений... С фотографии она смотрела, не как на моей памяти, устало, а спокойно. Не безразлично, а умиротворённо, хоть и немного беспокойно, кажется, это волнение. Она не любит фотографироваться. Никогда не любила.Даже на той фотографии, которую я видела в музее ещё у себя, она прикрывалась цветами, а тут, когда нужно было именно её лицо - портретная съёмка - не изменилось ничего ни на йоту. Оборачиваюсь, проверяя, не какая-то ли это глупая шутка, но никого вокруг нет, кроме двух студентов, отирающихся рядом со стендом зарядки телефонов. Снова оборачиваюсь, в этот раз за спину, неуверенно обнимая себя за плечи. Неужели она за этой дверью? Странно, неделю назад я искала Белинскую, а может быть, встретила бы Лену, и почему я тогда отказалась пить чай? Почему не согласилась зайти, подождать, может быть, это она смеялась? Почему-то сейчас, вспоминая звуки, которые я слышала тогда из-за двери, хоть они и сливались в один круговорот где-то в памяти, я отчего-то очень ясно слушала во всём этом вихре Ленин смех - или может это мой мозг пытается выдать желаемое и не было там никакой Лены? Нет, если фотография есть, значит она тут, значит она была там. Значит, я упустила такой шанс! Как всегда. Тихо и злобно рыкнув, поправляю пиджак, дёргая нервно головой. На горизонте возникает молоденькая секретарь, неся в руках чайник, и завидев меня издалека, ускоряет шаг, на ходу доставая ключ откуда-то из кармана. — Вы к Белинской? — угадывает слёту. Угукаю. — Её сегодня нет, она выходит с завтрашнего дня. У неё пары с первой по пятую, потом ещё вроде свои какие-то дела, но с девяти уже должна быть. — Неуловимая личность, — мягко улыбаюсь, вызывая и у девушки нервный смех, который звучит только для приличия. — Я ещё хотела спросить… видела фотографии человека с фамилией Алёнина, она у вас не работает ещё? Фотография немного старая. — Я тут работаю с прошлой весны, поэтому старичков не знаю. Но из нынешних таких не видела. «Старичков…» — улыбаюсь этому слову. Алёнина для неё уже «старичок». Хотя в какой-то степени, где бы она ни была, то ветераном преподавания она была точно, сторожил храма знаний. Хотя и в плане возраста уже прилично ей должно быть, в год, когда мы расстались ей должно было исполниться сорок шесть, значит сейчас ей уже пятьдесят четыре… — Если хотите, могу посмотреть в старых документах, у нас ли она ещё. Может перевелась куда… — Предлагает, опускаясь к себе за стол, я, не знамо зачем, зашла, стою над ней, хотя вот-вот надо будет уже уходить, потому что ничего нового она в общем-то мне дать не сможет. — Да, если можно. — Завтра тогда всё равно к Белинской зайдёте, я вам заодно скажу о… — Алёниной, — уточняю, а девушка за мной записывает. — Хорошо, спасибо.