Я больше не облажаюсь, старлей... (18+)

Чон Чонгук нервно крутит в руках конверт, одновременно очень желая его открыть и боясь. В последнее время его жизнь похожа на американские горки — то резко вверх, то галопом вниз так, что дыхание перехватывает… Еще месяц назад они с Тэхёном, послав подальше родственничков Чонгука, жевали дома тортик, смотрели мультики и составляли заявку на усыновление, а потом шли записываться в местную танцевальную студию, и все было прекрасно! А спустя неделю на электронную почту Чонгука пришло письмо от руководства одного из детских домов Тэджона. Писал ему директор интерната: «Господин Чон, мы рассмотрели вашу заявку на усыновление ребенка, и уведомляем вас, что в нашем интернате воспитывается мальчик по имени Чон Чан. Он омега, ему семь лет. Дело в том, что в записях его папа указал вас отцом ребенка. От малыша отказались в госпитале Тэджона, после чего ребенок попал сначала в спецучреждение для младенцев-отказников, а спустя два года — в наш интернат. Мы готовы провести ДНК-экспертизу за государственный счет. Готовы ли вы приехать, чтобы увидеть ребенка и сдать необходимые анализы? В настоящее время мы стараемся найти родных родителей детей, что попали в детские дома в годы войны, и будем признательны, если вы поможете опровергнуть или подтвердить ваше родство». Чонгук несколько раз перечитал письмо, пытаясь уложить в голове случившееся. Возможно ли, что у него есть ребенок? Скорее всего, это ошибка. Или Югём был в положении, когда началась война? Мог он забеременеть незадолго до атаки на Пусан? Справиться с паникой не получалось, он едва удержал себя от попытки дезертировать из части, чтоб немедленно выехать в Тэджон, но дотерпел до окончания наряда, сбросил Тэ сообщение, что должен уехать по делам до завтрашнего утра, и во второй половине дня, уставший и не выспавшийся, был у входа в интернат. Его встретил помощник директора и проводил в просторный кабинет. Господин Ким, омега средних лет, придирчиво оглядел не самого презентабельного гостя, но все же кивнул, приглашая того сесть. Когда Чонгук объяснил цель своего визита, директор Ким достал из сейфа тоненькую папку с личным делом Чон Чана. К делу была прикреплена свежая фотография ребенка, при взгляде на которую сердце предательски замирает. Чонгук помнит свои детские фото, и мальчик похож на маленького Гуки… особенно - кроличьей улыбкой. — Есть ли данные о том, кто второй родитель? — спрашивает Чонгук, пробегая глазами по дате рождения и пытаясь вспомнить, когда у них с Югёмом была последняя близость во время его течки. Немного не сходится, но… — Ребенок родился немного недоношенным, у его отца не было при себе никаких документов, а когда он немного оправился от родов, то написал отказ от малыша. И вписал в графу «Родители» только ваше имя, господин Чон. Так вы готовы пройти ДНК-тест? Как в тумане Чонгук вместе с директором съездил в лабораторию, а мальчика ему дали увидеть только издали. Маленький Чан сидел один на скамейке, прижимая к себе старенькую потрепанную игрушечную собаку, и Гук попросил директора Ким: — Господин Ким, даже если выйдет так, что мальчик — не мой ребёнок, мы с мужем могли бы… — Я понял, господин Чон. Результаты будут через две недели. Пришлем по почте официальным письмом. До тех пор вопрос об усыновлении Чана не стоит, желающих пока нет. Еще я должен сказать, что по законодательству установление отцовства обязывает вас забрать ребенка. Это на случай, если ваш супруг будет против… сирот и так слишком много, мы не можем допустить, чтобы дети жили здесь при живых, благополучных, дееспособных родителях. Чонгук прощается с директором интерната и едет домой. Две недели он сам не свой, отговаривается от Тэхёна разными глупостями, ходит с ним вечером в танцевальный зал, работает, обучает новобранцев и с замираем сердца ждет заветный конверт. Который пришел сегодня вместе с деловой корреспонденцией. Секретарь находит Чонгука на стрельбище и отдает письмо, которое он прячет в нагрудный карман, ожидая завершения дежурства с непередаваемым мандражом. Все эти дни перед глазами худенькая фигурка мальчика, у которого улыбка один в один, как у Гука. Только видел он ее на фотографии… Домой Чонгук приходит раньше Тэ, садится на старый диван, который они так и не выбросили, долго крутит белый лист бумаги в руках, прежде чем открыть результаты экспертизы и прочесть стройные ряды букв: Результат: «Комбинированный индекс отцовства: 13 152 780 Вероятность отцовства: 99,9999%» Он снова и снова пробегает глазами цифры, которые гласят, что с вероятностью практически в 100% маленький Чан — его сын. Но что могло случиться с Югёмом? Почему он отказался от ребенка, оставив младенца в госпитале? Был болен? Умирал? Или нашел альфу, которому не нужен был чужой приплод? Какого чёрта их сын всю свою короткую жизнь живет в интернате? Дико хочется выпить. А ещё он не знает, как сообщить эту новость мужу. Видит небо, Чонгук рад, что у него есть родной сын, но как Тэхён отреагирует на это? Конечно, Чонгук не сомневался в его порядочности, Тэ точно не скажет, что ребенок может и дальше пожить в интернате, но причинять Ви боль не хотелось. Призрак Югёма и так стоит между их хрупкими отношениями, а сейчас еще и это. Но допустить, чтобы его сын остался в детском доме, Чон не мог. Тэхён вернулся домой, заставая мужа на том же диване: — Я еду купил в кафе, набегался сегодня с новобранцами, сил нет… а ты чего в темноте сидишь? Что случилось? — Чонгук, и правда, не включал свет, и в квартире уже потемнело. — Гук, ты сам не свой уже полмесяца, может, поговорим уже? С каких пор мы опять разбегаемся вечером по углам, как тараканы? — Да, надо поговорить, — кивает Чонгук, сбрасывая накатившее на него оцепенение. Заключение ДНК-экспертизы по-прежнему было в его руках. — Я три недели назад получил в ответ на наш запрос об усыновлении из интерната в Тэджоне. Не хотел сразу рассказывать, потому что, была вероятность, что их администрация ошиблась, но… — Так, погоди… — Тэ плюхается на диван, ставя пакеты с едой на столик, — что за письмо и интернат? Ты не мороси, рассказывай нормально, ладно? — Ладно, ты же все равно узнаешь, — как-то потерянно улыбается Чонгук. — В общем три недели назад я получил письмо, что в интернате Тэджона живет мальчик, Чон Чан. Омега, семь лет. И в графе «отец» у него указаны мои личные данные. И когда мы с тобой подали заявку в программу усыновления сирот, директор интерната написал мне и пригласил приехать, чтобы сдать анализ ДНК и выяснить, нет ли какой путаницы. — Ты ездил? — понимающе скорее утверждает, чем спрашивает Тэ. — Да, в тот день, когда с дежурства не пришел, помнишь? — кивает Гук. — Меня тогда как пыльным мешком стукнули, я решил, что это ошибка. А потом мне разрешили на него посмотреть мельком. Там, честно говоря, никаких тестов не надо. Мальчишка моя копия. — Так я не понял, а по какому поводу траурная рожа? Никто не умер, у тебя родной сын нашелся… ты не рад, что ли? — с полным недоумением смотрит на Чонгука Тэхён, а тот, в свою очередь, протягивает ему результат теста: — Рад, конечно… я просто еще до конца это осознать не могу. И понять, почему Югём бросил ребенка. — Бросил? — Тэ, пробегая глазами результаты, возвращает документ, встает с дивана и тащит из комнаты ноутбук. — Почему ты решил, что его бросили? — Потому что в личном деле анонимный отказ от ребенка. Мне его не показали, но, думаю, если увижу, почерк и подпись узнаю, — вздыхает Чонгук, который до сих пор не может переварить тот факт, что любил не самого порядочного человека. Изменял, бросил ребенка… хорошо, хоть мальчик от него. Хорошо, потому что Чонхёну он бы точно не был нужен. — И еще, если честно, я немного боялся, как ты отреагируешь… мы вместе чуть больше трех месяцев, и не планировали усыновлять ребенка так быстро, а тут у меня вдруг внебрачный сын, и… — Так, Чонгук, — обрывает Тэ этот беспомощный лепет, который начинает доставать. — У тебя сын семь лет в детдоме провел, а ты сидишь и сопли жуешь, чтоб тебя. Если бы я узнал, что у меня есть ребенок, и он растет черт-те где, непонятно, в каких условиях, я бы срал с высокой колокольни на все причины и следствия: на бывшего, на мужа, на родню, и в лепешку бы разбился, но ребенок как можно скорее оказался бы у меня дома. Сечешь? Направляй запрос, прикладывай к нему скан теста, сейчас позвоню отцу, тут один майор в другую часть переводится и освобождает квартиру в нашем доме. То ли три там комнаты, то ли четыре. Подадим бумаги на расширение, пока в интернате документы оформляют, успеем переехать и обустроить пацану комнату. Ну, че сидишь? На, заполняй заявление! — на колени Чонгука плюхается ноутбук с нужным сайтом, а Тэ тянется к мобильнику и звонит отцу, коротко обрисовывая ситуацию. — Так у него есть сын? — слышит он на том конце провода голос тестя. — И слава Богу! — отвечает Тэ, и вот тут Чонгук начинает вслушиваться. — Пап, я могу лечиться и год, и два, и десять, а толку не будет. Я для себя уже давно рассматривал перспективу усыновления, но Гук-то — здоровый мужик, и ему необязательно воспитывать чужих детей. Честно говоря, меня эта перспектива нехило так напрягала. Я бы не хотел, чтобы потом он винил меня в том, что не стал отцом своим родным детям. А теперь все решилось. Ребенок есть, он в детском доме. Я помню месяцы, проведенные в детстве в интернате, пока не заберем пацана, спать спокойно не буду. Так что, я могу подать прошение? — Да подавайте, все равно пока кандидатов нет на это жилье, — отвечает генерал Ким. — Ладно, дело ваше. Чем смогу — помогу. — Спасибо, отец, — улыбается Тэ, возвращаясь на диван. — Ну, все. С жильем проблем не будет. Еще надо узнать, можно ли как-то забрать ребенка до официального оформления документов. Это обычно тянется хреналион недель… — Тэ… спасибо… — только и смог выдавить Чонгук, думая, кому молиться, чтобы поблагодарить небеса за своего партнера. Он ему тут сообщает о свалившемся на голову сыне, ожидая не скандала, конечно, но, как минимум, некоторой напряженности, и уж никак не того, что Ви отвесит ему пенделя, придавая ускорения в решении возникшей ситуации. В пользу сына. И пока Гук рефлексировал, за каких-то полчаса договорился по поводу квартиры побольше, помог ему заполнить заявку и отправить нужные документы… Вот так просто? — За что, Гук? — вздыхает Тэ. — Ты же слышал, что я отцу сказал? Я это не для красного словца, понимаешь? Я, правда, не знаю, будет ли у лечения результат. Если будет — прекрасно: рожу, воспитаю. А если нет? Но ты-то не должен из-за меня без родных детей оставаться и воспитывать чужих. Я понимаю, мы много раз обсуждали это, но ведь то были слова. А потом будет реальность. Не знаю уж, почему твой бывший бросил сына, но для нас в итоге это шанс сохранить семью без взаимных обид. И мальчика будет куда легче принять, зная, что хотя бы одному из нас он родной. Так что все, правда, хорошо. — Тэ, я дурак. Надо было сразу после госпиталя тебя искать и жениться! — Чонгук притягивает к себе мужа и крепко целует. Сейчас он может позволить себе порадоваться тому, что у него есть сын, и выкинуть из головы мысли о Югёме. Если раньше он переживал о том, что встретит его, что вернутся чувства, то теперь Гук был уверен: он не простит ни измену, ни отказ от их сына. А если Тэ на самом деле готов, папа у Чана будет только один. — И ты обязательно родишь и сам, слышишь? Я понимаю, что мы совсем недавно вместе, но я хочу ребенка от тебя. Что до моего бывшего — пусть катится к чёрту. Надеюсь, мы не встретимся. А если и встретимся, теперь это точно не изменит ничего. Он, похоже, лгал мне напропалую, и раз так, то пусть прошлое остается прошлым. Ты голодный, наверное… ужинать пойдем? — Да, надо, — кивает Тэ. — А потом надо посмотреть варианты по мебели в детскую. Одежда, книги, игрушки, учебники. Надо съездить к директору интерната, узнать поподробнее, чем вообще ребенок увлекается, и познакомиться с ним. А то если два незнакомых мужика за ним приедут, у него сделается стресс. — Ты прав. Займемся этим с утра? — Чонгуку не хочется выпускать мужа из объятий, а Тэ думает, что их жизнь похожа на американские горки. Вопрос с ребенком неожиданно решился, и, наверное, Тэхёну стоило порефлексировать, побиться в истерике, мол, у мужа будет напоминание о бывшем, но все, о чем он может думать, так это о том, что в интернатах мальчишкам-омегам часто достается от более сильных сверстников, и, наверняка, у маленького Чана жизнь не сахар. Так какой смысл выносить мозг Чонгуку, который, кажется, от стремительного появления родственников находится в состоянии перманентного ахуя? Так что пусть радуется, что ему достался адекватный муж. А с мальчиком он обязательно найдет общий язык. Это сын Гука, и Тэ сможет его полюбить. Чонгука же, кажется, смог… Ви соврет, если скажет, что не чувствует сожаления, некой обиды на мироздание, что не он — папа этого мальчика, но, как показывает практика — просто родить мало. Да и Гука по-человечески жалко: каково это — вот так узнать, что человек, которого ты любил, предал по всем фронтам? Что твой ребенок провел детство в интернате, а ты о нем ни сном, ни духом? Что имеем, как говорится… и не с таким справлялись! Они ужинают и идут спать, ведь в ближайший месяц дел будет много. Но, наверное, оно и к лучшему — подобные события неплохо сближают их. И сейчас это важно.