Я больше не облажаюсь, старлей... (18+)

— Рядовой, подъем, — Тэ ласково потрепал сынишку по волосам, и тот с трудом разлепил заспанные глаза, зевнул, но тут же открыто и весело улыбнулся папе: — Уже пора в школу, да? — Ага, вставай, умывайся, и будем завтракать! — Тэхён мягко потянул ребенка за руку, заставляя сесть на кровати, и чмокнул в макушку. — Все, не спи, боец. — Есть, товарищ командир! — рассмеялся мальчик, который за последние три месяца уже привык, что у него есть родители, и теперь на самом деле чувствовал себя дома. Как взрослые и обещали, они старались хотя бы по очереди бывать дома, а на выходных вечно выбирались куда-нибудь. В парк, в соседний город, в кино, и впечатлений у Чана было теперь больше, чем за всю его жизнь в интернате. Он очень сильно привязался к Тэхёну, который на самом деле хорошо понимал, в каких условиях Чану приходилось жить, а потому всегда просто спокойно объяснял, например, как пользоваться бытовыми приборами, учил несложным домашним делам, помогал с уроками и не отказывался с ним поиграть в свободное время. Отец тоже был добрым и веселым человеком, с удовольствием смотрел с сыном мультики, учил его рисовать и танцевать. Чану нравилось, и Чонгук с Тэхёном отвели его в ту танцевальную студию, куда ходили сами, но в младшую группу, и мальчик смог найти хороших друзей по интересам. Поначалу он переживал, что его могут вернуть назад, но вскоре этот страх отступил, осталось только желание не расстраивать родителей, поэтому Чан старался хорошо учиться, помогать с домашними делами и поменьше капризничать. Еще он подружился с дедушкой Кимом, отцом Тэхёна. Тот иногда разрешал посидеть в его кабинете, если и Тэ, и Чонгук были заняты на работе. Дедушка казался строгим, но никогда не обижал Чана, поэтому тот к нему быстро привык и привязался. Порой Чану приходилось проводить время у дяди Намджуна или дяди Юнги, и это тоже было здорово. Поэтому сейчас он и не думал лежать в кровати, быстро собрался и пришел на кухню, где семью уже ждал сытный завтрак. — Малыш, мы сегодня оба на работе, если что, тебя из школы заберет дедушка или дядя Чимин, — проинформировал Тэ ребенка. — Твой обед в контейнере, не забудь его, хорошо? — Конечно, папа. Спасибо, все вкусно! — отозвался ребенок, уплетая тосты с джемом. — Тэ, все нормально? — Чонгук заметил, что тот выглядит усталым немного. — Вроде, да, хотя ощущение, будто простуда вот-вот начнется, — ответил Тэхён, который с утра чувствовал легкую слабость, но температуры не было, горло не болело. — Может, отгул возьмешь? — Да нет, сегодня же из 587-й приезжают ребята. Обмен опытом, все дела. Я хорошо знаком с теми офицерами, которые входят в группу, поэтому лучше мне быть на месте. Да нормально все, забей, — Тэ улыбнулся своим кроликам. — Так, все, доедайте, а то Чан в школу опоздает, а у них там сегодня какая-то практическая работа… Через десять минут все сидели в машине. Они отвезли ребенка в школу и проводили до ворот, а сами поехали в часть, куда с минуты на минуту прибудет тактическая группа для совместных мини-учений. — Если наши бараны накосячат, раком поставлю и выебу, — громко на весь зал заявил Тэхён так, чтобы новобранцы, которых они тренировали почти полгода, очень хорошо его услышали. — Я к вам обращаюсь. Все усекли? — Так точно, товарищ старший лейтенант! — отозвались бойцы, тут же выстроившиеся по стойке смирно. — Так, парни, расчет на «первый-второй», первая группа со мной, вторая — с лейтенантом Кимом на полигон, будем встречать гостей. Проебетесь, насчет санкций он не пошутил, — командует Чонгук, и они с двумя отрядами выходят на полигон, где их ждет третья группа под командованием Юнги. Они разминаются на полосе препятствий, потом приезжают ребята из соседней части, и все вместе они отрабатывают несколько сценариев: заминированный склад, захват и удерживание заложников, штурм укрепления противника. К концу учений, из которых подгруппа Тэ вышла лидером по очкам, Ким чувствует себя совсем разбитым, и когда начинает ныть низ живота, наконец, догоняет, в чем дело. — Блядь, не раньше, не позже, — шепчет он, дожидается завершения официальной части учений и подзывает к себе отца и Юнги, объясняя ситуацию. Юнги звонит Чимину, чтобы тот забрал Чана из школы, и берет на себя роль заводилы на коллективной попойке, которая финалит успешные учения. Генерал Ким отпускает Чонгука и Тэ домой, оставаясь в части, чтобы проследить за порядком. — Все-таки тебе стоило взять отгул, — говорит Чонгук, когда Тэ скручивает в машине первый сильный спазм. — В аптеке что нужно? — Резинки только, таблетки выпить уже не успею, — шипит Тэ, и Гук прибавляет газу. Они доезжают до дома, где Тэ в первую очередь собирает для Чана вещи, выпинывая Чонгука к Чимину. Нужно объяснить ребенку, почему он сегодня должен переночевать у дяди Юнги. Но Чан не глупый, что такое течка, слышал от старших, поэтому согласно кивает, обещая, что будет вести себя хорошо, просит только зайти домой и взять еще пару учебников. Тэхён уже в душе, когда сын берет все нужное и уходит с Чимином, а Чонгук расстилает постель, бросает на простынь презервативы и, на всякий случай, смазку, потому что не знает, как пройдет для мужа его первая течка, находит в аптечке обезболивающие, если Тэ скрутит слишком сильно, и идет к нему в душ. Тэхён почти перестал бояться того, что Чонгук иногда заходит к нему за спину, танцы реально помогли, поэтому лишь на мгновение напрягается, когда тот обвивает его за талию и прижимается сзади. — Все хорошо? — За исключением того, что мне будто внутренности наизнанку выворачивает, да, — хмыкает Тэ. — Давай, не здесь? — Конечно, но душ мне после наших скачек по полигону тоже нужен, — шепчет Гук, не удерживается и все же целует Тэ, вдыхая его пробившийся запах. А Тэ вместе со вкусом губ мужа чувствует, как ноздри щекочет почти забытый запах бергамота. Это настолько потрясает его, уже отвыкшего за полжизни от ароматов, что он замирает истуканом, когда запахи наваливаются на него со всей силы. Собственный, вишни, аромат геля для душа, какой-то цитрус… — Тэ? Тэхён? Я что-то сделал не так? — шепчет Чонгук, немного отстраняясь. — Ви? — Прости… — Тэ уже сам прижимается к Чонгуку, чувствуя, что сквозь боль пробивается и первая волна возбуждения, куда более яркого, чем обычно, — врач говорил, что вместе с течкой может вернуться и обоняние, но я не ожидал, что это будет так резко. И он утыкается Чонгуку в шею, втягивая в себя его запах. — Значит, ты снова чувствуешь запахи? — улыбается Чонгук. — Пока да. Не знаю, что будет после, но сейчас это сильно сбивает с толку, я отвык, — жалуется Тэ, но в голосе все же радость. За возможность снова почувствовать себя нормальным омегой. — Привыкнешь, — шепчет Чонгук. — Ладно, давай уже примем душ, не уверен, что хочу начать эту ночь с акробатики в ванне. — Да уж… Они вываливаются из ванной, горячо целуясь, и Чонгук опрокидывает мужа на постель, наслаждаясь, наконец, полностью пробившимся вишневым запахом, который ощущается по-настоящему правильным, родным. Хочется скорее оказаться внутри, ощутить тесноту любимого тела, но Гук старается взять себя в руки. Он давал слово Тэ, а главное, самому себе, что никогда больше не причинит боли, поэтому отрывается от немного покрасневших от поцелуев губ, сползает вниз, осыпая шею и грудь дорожкой влажных поцелуев, и втягивает в рот уже твердый член мужа. Смазки пока не так много, поэтому он тянется к тюбику, чтобы подготовить Тэ к их близости. Тот выглядит совсем расслабленным, сам нетерпеливо насаживается на пальцы, потому что сейчас на самом деле разум отключается, остаются только ощущения. Чонгук, не забывая о резинках, осторожно толкается внутрь, убедившись, что растянул, как следует, но все равно останавливается и спрашивает: — Не больно? — Все хорошо, давай уже, — сдавленно шепчут в ответ, и он, немного теряя контроль, срывается на куда более быстрый ритм, чем тот, что был привычен им обоим, но Тэ не отталкивает, сам подается вперед, не сдерживая стонов. Легкая боль скорее добавляет ощущениям остроты, и Тэхён позволяет мужу брать себя куда напористее, чем обычно. Чонгук не переходит грани, двигаясь резко, но не сжимая до боли ладонями, не превращая поцелуи в укусы, хотя очень хочется прокусить шею Тэ и, наконец, сделать его полностью своим. Целиком и насовсем. Но он давит в себе этот животный порыв, чувствуя, что Тэ уже близок к разрядке, поэтому отрывается от любимых губ, просовывает ладонь между их телами, обхватывает ствол супруга, подгоняя его к оргазму и срываясь за ним. Тэ немного потряхивает, но дрожь эта приятная. Внизу живота все еще немного тянет, смазки становится больше, и он думает, что накроет снова через полчаса-час. Чонгук целует его, поднимается с кровати, не утруждая себя одеванием, и уходит на кухню. Возвращается с тостами и горячим чаем: — Думаю, на полноценный ужин нас не хватит, но перекусить надо, мы так нормально и не пообедали, пока по части круги нарезали, — улыбается он. Тэ соскребает себя с постели и на пару минут уходит в ванную, приводя себя в порядок и накидывая на плечи легкий халат. Не то, чтобы он стеснялся, но так чувствовал себя увереннее. Жареный хлеб пахнет невероятно вкусно, и Тэ смешно морщит нос, вдыхая запахи, которых уже давно не ощущал, а Чонгук смотрит на него и улыбается по-настоящему солнечно, будто сбрасывая с себя груз прожитых потерь, лет, страхов, вины, и превращаясь в того беззаботного юношу, каким он был до войны. Они перекусили и вновь оказались в объятиях друг друга: — Ты в порядке? — Чонгук прижимается к мужу всем телом, думая, что никогда не надышится любимым вишневым ароматом, и желание поставить метку все сильнее. — Да, просто непривычное ощущение, — Тэ на инстинктах утыкается Гуку в шею, не пытаясь отстраниться. Сейчас он не думает о прошлом, и ему хочется быть к своему партнеру ближе, ища защиты и ласки. Новая волна возбуждения накатывает через несколько минут, и они вновь сплетаются в единый организм, смешивая стоны, ароматы, вжимаясь друг в друга и полностью теряясь друг в друге. Новый оргазм не менее яркий, и Чонгук осознает, что сделал, только тогда, когда его зубы прокусывают тонкую кожу на шее Тэ. Тот тоже сперва не реагирует, но потом, когда волна удовольствия схлынивает, касается длинными пальцами укуса и смотрит на Чонгука нечитаемым взглядом. Потом натурально сбегает в ванную, а Гук, чертыхаясь, идет за ним. Ведь даже с Югёмом его не накрывало так сильно, чтобы появилось желание пометить партнера. Сейчас метки были во многом пережитком прошлого, хотя благодаря им между партнерами устанавливалась куда более тесная связь. Но для этого нужно по-настоящему друг другу доверять. И сейчас, кажется, Чон все испортил. Возможно, позже Тэ позволил бы ему, но у них едва все наладилось… Тэ стоял перед зеркалом, глядя на потемневший укус. Он ощущал себя странно. С одной стороны, врач говорил ему, что в их случае метка может помочь восстановить гормональный баланс наряду с препаратами, и с ней он легче перенесет беременность, если та все же случится. С другой стороны — она усилит эмоциональную зависимость от партнера, а к этому Тэхён не то, чтобы был готов. Кто знает, может, завтра Югём нарисуется? Может… да миллион этих «может» может быть. А так хорошо все начиналось. Тэ не запер дверь, и Чонгук проскользнул в ванную, вставая позади, но сейчас даже отголоска страха не было. Где-то на уровне инстинктов он чувствовал себя с мужем в безопасности. — Ви, я знаю, что мы ни разу это не обсуждали, и я не должен был этого делать, — тихо начинает Чонгук, — но я сделал. Я представляю, о чем ты сейчас думаешь, и хочу, чтобы ты знал… мне не нужен никто другой, я хочу быть с тобой и сделаю все, чтобы эта связь не стала тебе в тягость. И если хочешь, можешь укусить тоже… Метки, которые альфам ставили омеги, вообще были почти музейной редкостью. По сути, это ставило альф в сильную зависимость от партнера, почти в подчиненное положение. — Чонгук, ты… — Тэ замолчал, еще не зная, что именно он хочет спросить у партнера, а тот просто вновь обнял его, очень нежно, почти осторожно: — Я не хочу все испортить. Не хочу, чтобы ты снова начал бояться меня. Бог знает, о чем я думал, когда нас только свели вместе, и сейчас мне стыдно за каждую мысль. Стыдно, что я порой думал о тебе, как о ненужной вещи. Никогда не прощу себе этого. И сейчас я просто хочу, чтобы мы были на равных. Это мой проеб, хотя если скажу, что я не хотел, то совру. Я хотел. Но надеялся, что смогу это контролировать. С другими мог. Но с тобой… словно мальчишка голову потерял. Только ты не давал мне на это согласие. Поэтому, если тебе будет спокойнее… — Ты же понимаешь, что это потом не убрать? — Тэ снова касается метки, которая немного пульсирует, но совсем не болит. — Мне же не пять лет, — улыбается Гук. — Я прекрасно понимаю, что именно предлагаю. И знаю, что потом ничего не отмотать. Но мы уже семья, и я не хочу снова потерять человека, которого люблю. Меня не пугает перспектива того, что придется в чем-то подчиниться тебе или уступить. Знаю, раньше я сделал все, чтобы ты думал, будто я не считаю тебя равным, что уверен, будто омега должен во всем подчиняться своему альфе. Наверное, так и было, пока я не влюбился. И сейчас мне важно, чтобы мы оба были счастливы друг с другом. Чтобы однажды у нас появился ребенок. Чтобы ты чувствовал себя со мной защищенным так же, как я чувствую, что могу рассчитывать на тебя в трудную минуту. Ты — мой. А я — твой. Все честно. Странно, но накатившая было паника потихоньку прекращается, и Тэ позволяет обнять себя крепче. Отчего-то крепнет ощущение, что Чонгук не лжет. Он не стремится подмять омегу под себя, командовать им, унижать до уровня мебели в доме, просто не смог справиться с желанием быть настолько близко, насколько можно. И Тэ знает, что тоже хочет этого. Хочет чувствовать Гука, как себя, хочет, чтоб они по-настоящему принадлежали друг другу. Он ненавидел самоуверенного капитана Чона, ведущего себя, словно мудак, и распустившего однажды руки и член, но влюбился в Чонгука, в альфу с ПТСР, с кучей тараканов в голове, с восьмилетним сыном, кроличьей улыбкой, мягким голосом, нежными губами, смотрящего на Ви с такой теплотой, с какой, наверное, смотрел когда-то давно его папа. И когда они вновь оказываются в постели, Тэ тоже прокусывает своему альфе шею, нежно зализывая рану. Наверное, утром они в полной мере осознают, что натворили по отношению друг к другу, но сейчас все видится правильным. Они оба есть друг у друга, и потерять то хрупкое чувство, что появилось у них, не хочет никто. *** Утром Тэ и Гук идут забирать у друзей сына, спускаясь на этаж ниже, и Юнги, видя укус на шее Тэхёна почти рычит: — Да какого ж хрена? Я ему зубы выбью и оторву… — Кому и что ты оторвешь, хён? — Юнги оказался немного старше, и Чонгук обращается к нему со всей вежливостью, не желая обидеть Ви. Юнги видит чужую покусанную шею и затыкается на полуслове. А потом бормочет: — Чан, твои предки — психи, ей-богу… Парни, вы… — Шуга, не кипишуй. Все нормально. Нас занесло вчера. Но все люди взрослые, мы прекрасно понимаем меру ответственности и все такое, — хмыкает Тэ. — Ребенок, ты собрался? — Да, — Чан выходит к ним с вещами и книжками, готовый идти домой. — Пойдемте? — Ага. Спасибо, ребята, — улыбается Чонгук, кивая Чимину, вышедшему проводить маленького гостя. — Своего родите, обращайтесь. — Всенепременно, — ворчит Юнги, зная, что да, обратятся, потому что вариантов немного. — Нет, ты видел? Покусали друг друга, ненормальные, — говорит он Чимину, едва друзья уходят. — А что плохого? — пожимает плечами Пак. — Значит, их на самом деле очень тянет друг к другу, и они готовы довериться друг другу по-настоящему. — Ты хотел бы? — осторожно спрашивает Мин, который всерьез считает метки каким-то животным наследием. — Я не против, во всяком случае. Родители говорили, что всегда чувствуют друг друга на расстоянии. Когда один расстроен или заболел. Разве это плохо, чувствовать друг друга без слов? — Да, наверное, неплохо, — отзывается Юнги, думая, что стоит пересмотреть свое отношение к меткам. Серьезно так пересмотреть.