Я больше не облажаюсь, старлей... (18+)

Впервые своего сына Тэхёну в руки отдали только спустя пять дней. К счастью, его вес на момент появления на свет приближался уже к двум килограммам, и его недостаток оказался не столь критичным. Ендже сказал, что вырастет крепкий альфочка, и все же смотреть на своего малыша через стекло было тем еще испытанием. Все время казалось, что ему там холодно, тесно, твердо и, в целом, совсем неудобно. И, вот, наконец, прозвучало долгожданное «можно». Крошечный сверток оказался в руках Тэ, которые слегка подрагивали от волнения, но инстинкты и тут не подвели — интуитивно удалось и правильно взять, и правильно держать под восхищенный взгляд Чонгука, который смотрел на них своими огромными оленьими глазами как на восьмое чудо света. — Ну, вот, Чониль, наконец, ты с нами, — довольно пробасил генерал Ким, с любовью и гордостью глядя на сына и внука. Маленький Чан, как и его отец, не сводил глаз с белоснежного свертка в руках папы: — С вами же теперь все будет хорошо и вы скоро приедете домой? — Будем просить, чтобы выписали к твоему дню рождения, малыш, — улыбнулся Тэ, и Чонгук готов был душу продать, чтобы его омега всегда улыбался так — открыто и счастливо, смотрел сияющими глазами и был рядом. Он до сих пор не мог по-настоящему поверить, что ему могло так повезти с человеком, которого навязало государство — которого Чонгук не выбирал сам. Зато теперь выбрал бы из миллиона тихих, скромных, правильных, домашних, хрупких омег, каких когда-то считал идеалом. Теперь идеал, который пьет, курит, ругается матом и способен с ноги прописать любому куску дерьма, укачивает их сына, и другого Чонгуку не надо. Он уверен, что здесь и сейчас имеет все, о чем когда-то мечтал: дети, дом, любимая работа и родной человек рядом. Да, мечтал, что это будет не Тэхён. Но розовые очки всегда бьются стеклами внутрь. Хорошо, хоть душа после этого не ослепла окончательно, а сердце впустило того, кто этого достоин… а тот принял его после всего дерьма, которое Чон творил в начале их семейной жизни. Оставалась одна проблема: Югём сдаваться не собирался. Он караулил его и Чана у школы, он выследил, где Чонгук живет и работает, как-то узнал номер телефона и каждый раз звонил с новых сим-карт, потому что Чон блокировал его после каждого звонка… и это причиняло боль. Фантомную. Как порой солдату чудится, словно болит оторванная взрывом рука или нога. Так и Чонгук чувствовал, что Югема ему из сердца ампутировали после новостей о Чане, но он с маниакальным усердием напоминал о себе. Клялся, будто думал, что Чонгук погиб, что сын был смертельно болен и не выжил, что все еще их любит, что хочет все вернуть… а Чонгуку хотелось забрать Тэ и сына домой из больничной палаты, покрепче обнять его вечером в постели и заснуть без снов, что возвращали его в прошлое до войны, в их с Югёмом квартирку в Пусане, в беззаботное студенчество, когда они были молоды, счастливы и до безумия влюблены… — Тэ, док же говорил, что тебе после операции как минимум две недели быть здесь. Если нужно, то лучше позаботься о своем здоровье, — говорит Чон, выныривая из своих мыслей. — Я сам больницы ненавижу, но, главное, чтоб тебе потом хуже не стало. — Да нормально все, на мне как на собаке заживает любая хрень, — отмахивается Тэхён. — Перевязку я себе и вам сделать могу, не на заднице же шов, а швы потом сниму приеду. Не могу я тут уже, хоть на стенку лезь. Домой хочу… — маленький Чониль в руках согласно закряхтел. — Вот, видишь, мы хотим домой! — Я тоже хочу, чтобы вы поскорее приехали из больницы, — улыбается Чан. Он привык, что папа всегда рядом, и теперь очень скучал по Киму. — Когда он начнет реветь ночами, ты передумаешь, — смеется Тэ, умудряясь и держать Чониля, и потрепать мягко Чана по волосам. До сих пор не верилось, что в его доме теперь три кролика, и их самые смелые с мужем мечты сбылись. Теперь прошлое с взаимной неприязнью, ссорами и унизительным насилием все реже всплывало в памяти. Тэхён часто ловил себя на мысли, что смог по-настоящему отпустить ситуацию. Да, все еще было обидно, что для налаживания отношений должна была произойти драка, срыв, который вылился в его самый ужасный из возможных «первый раз»… Но спустя время Тэ часто думал, что, наверное, им нужна была такая встряска — чтобы по-настоящему вернуться с войны, чтобы понять, что они больше не под пулями и не на минных полях. Что все закончилось, а рядом нет врагов и не нужно выгрызать себе право на жизнь, не нужно сражаться друг с другом, упиваясь собственной и чужой желчью. Да и можно было злиться на капитана Чона — самовлюбленного мудака, не ставящего ни во что омег, но на Чонгука, мужчину, который, улыбаясь кроличьей улыбкой, сразу терял с десяток лет, который безропотно после того случая готовил ужины, устраивал сопливо-романтичные свидания, приглашал на танцы и обнимал ночами так, словно Тэ из хрусталя, — злиться не получалось. И ненавидеть тоже. Он не только Тэхёну тогда, себе тоже по душе армейским ножом пробороздил. И в отличие от Ви, до сих пор себя не простил. До сих пор во всем себя в узде держал — в быту, в работе, в постели, лишь бы не обидеть и не причинить снова боль. А Тэ порой хотелось вновь увидеть альфу властным и немного грубым в их кровати. Не поиграть в изнасилование, он не псих. Просто хотелось, чтобы муж перестал контролировать, отпустил себя, но тот, каждый раз, стоило ему покрепче сжать задницу Тэ или толкнуться чуть напористее, смотрел виновато и тормозил. Наверное, придется еще поработать над взаимным доверием и чуть раздвинуть их границы допустимого… Еще Югём этот. Тэ не мог объяснить, что чувствовал на его счет. Пока рожал и ждал возможности взять ребенка на руки — было плевать. А сейчас просыпалась глупая тревога, даже не ревность. Просто он и не мечтал о том, что однажды рядом будет альфа, с которым захочется простых радостей омеги — детей, семьи, тихих вечеров перед телеком, жарких ночей в объятиях родного человека… Чонгук из бесячего придурка умудрился стать родным, пролезть под кожу и с присущим ему упрямством добраться до сердца. И терять все это было, откровенно говоря, страшно. А еще было страшно от того, что реши Чонгук все же уйти, Тэхён бы не стал останавливать. Да, их, может, и не развели бы, но никто бы не помешал Чонгуку бегать к своей первой (и, как знать, вдруг, единственной?) любви. Да, Ви бы справился. С любым дерьмом справлялся. Но кто сказал, что будет легко? Впрочем, теперь у него есть сын. И уже за одно это спасибо капитану Чону… — Часы посещений заканчиваются, вам пора, — говорит Тэ, выныривая из водоворота мыслей. — Завтра выходной, а послезавтра будем проситься на волю. Чонгук нежно целует мужа, берет сына на руки, немного подержать перед тем, как уйдет, и это не вызывает в нем такого священного трепета, как у Тэ, все же он много водился с племянником, пока тот был маленьким. Но в груди разливается тепло, когда он чувствует в своих руках легкое облачко пеленок, в которых посапывает его сын. Да, он второй, но Чана Чонгук не держал в руках, не был рядом, когда тот был совсем крохой, и с Чонилем он не собирался терять времени. Хотел быть рядом как можно дольше и чаше. С ними обоими. До сих пор до конца не верилось, что случилось чудо, и у них с Ви все получилось, но их кроха сопит, вдыхая запах отца, и Чонгук чувствует себя по-настоящему счастливым. Словно не было боли, войны, потерь, смертей и лжи, что прочно опутала всю его жизнь с легкой руки самых близких людей… а оттого еще сильнее душа тянулась к мужу — тот всегда был с ним честен и прям. И, видит Бог, Чонгук ценил это, чувствовал, что не всадят нож в спину. И надеялся, что и Тэхён доверяет ему и видит в нем опору. — Не хочу от вас уходить, — вздыхает он, отдавая ребенка папе, — если тебя выпишут, сразу же позвони, я вас тут же заберу, хорошо? Генерал Ким тоже обнимает сына, и они выходят из палаты. — Чонгук, — тесть окликает капитана, когда Чан уже почти пошел до конца коридора. — Я не собираюсь ругаться или что-то в таком роде, ты уже не раз доказал, что мой сын тебе дорог. Но все же… что за омега крутится вокруг тебя все эти дни? Это родной папа Чан-и? — Вы ведь и сами все знаете, — вздыхает Чонгук. — Генерал Ким, я хочу чтоб вы знали одно: что бы ни было между нами в прошлом, здесь и сейчас для меня важна моя семья, а у Югёма есть муж. Я очень его любил. Отчасти поэтому не сразу принял Тэ, не сразу полюбил так, как он этого заслуживает. Но потом узнал, что Югём был не таким человеком, каким я его считал. Я не идиот, не потеряю ради прошлого настоящее и будущее. Тэ ничем не заслуживает предательства, никогда потом себя не прощу, если обижу его снова или как-то подорву его доверие. Когда мы помирились и решили попробовать наладить отношения, я себя впервые за много лет живым почувствовал. Когда вскрылась правда о прошлых событиях, связанных с Югёмом и моей родней, именно Тэхён был тем, кто по-настоящему поддержал. Он принял меня после всего, что я натворил. Я бы так не смог, наверное. Он сына моего как родного принял. И променять все это на человека, который бросил моего ребенка и спал с моим родным братом, — на этой фразе генерал Ким удивленно приподнял бровь, — ну, я же не конченый идиот… Не переживайте, хорошо? Для меня существуют только два омеги — мой сын и мой муж. — Надеюсь, слова с делом не разойдутся. У Тэ мой характер. Предательства не простит… Я очень хочу счастья для моего ребенка, Чонгук. Больно было видеть, что в итоге он стал одним из тех, кого сводили по программе. Потом, когда ты стал его партнером, порадовался даже, ты мне хорошим человеком показался. Затем, как сам понимаешь, счастья на сей счет поубавилось. Но время шло, у вас, вроде, все наладилось, Тэ ни разу не жаловался мне на тебя. Ни разу. Поэтому я понятия не имею, что у вас там творится за стенами квартиры, но хочу верить, что все хорошо, Чонгук. — Генерал Ким, клянусь, после той… ситуации я ни разу не поднял на Тэ руку и не повысил голоса. В этом нет нужды, у нас сейчас на самом деле отличные отношения. Мы и сами не думали, что сумеем настолько сблизиться. Да и метки… Уверен, ни он, ни я о них не жалеем, — вздохнул Чонгук. — Что до Югёма… если честно, он в последнее время становится на маньяка похож с его попытками преследования. И мне все это совсем не нравится. Я домой поеду, Чану уроки делать, да и проверить надо, точно ли все готово к выписке. Да и к дню рождения Чана тоже нужно подготовиться. А там и у самого Тэ день рождения. Повезло мне на этих декабрят, — мягко улыбнулся Чонгук, говоря о муже и сыновьях, и генерал Ким невольно улыбнулся в ответ: — Ладно, сынок, не бери в голову. Должен же я поворчать по-стариковски… Помощь нужна? — Да с уборкой мы точно справимся. Но все же мне нужен совет. Я хочу купить для Тэ подарок… — Пап, мы скоро поедем? — Чан ждал отца на выходе, но тот продолжал говорить с дедушкой, пришлось вернуться. — Сейчас, мой хороший, — Чонгук пошел к выходу, оставив генерала Кима смотреть себе в след. — Надо позвонить Сонмину. Этот докторишка со своим муженьком тут не задержится, — решил он в итоге. *** Тэхёна продержали в больнице еще больше недели. Никак не выравнивалось давление. Сказались старые раны и заболевания. Поэтому выписали его аккурат двадцать девятого декабря. День рождения Чана он пропустил, но мальчик сам упросил отца приехать к папе с разными вкусностями, и отмечали в итоге прямо в палате, а уже потом Чонгук отвез ребенка и его новых друзей в развлекательный центр. А теперь день рождения у самого Тэхёна, но Чонгука выдернули на работу, и Тэ пока не особо представляет, хочет ли вообще что-то отмечать. Раньше они с парнями праздновали в казармах, просто пили до состояния нестояния, но теперь у всех семьи, дети, и Тэ не горел желанием собирать пьяную тусовку. Хотелось спокойно посидеть за тихим ужином с семьей. Размышления прервал звонок в дверь. — Кого там черти с утра пораньше принесли? — проворчал Тэ, но открыл. В квартиру ввалился Чимин со свертком в руках, а следом нагруженный пакетами Юнги. — Это что за гуманитарная миссия? — прыснул Тэ в кулак, впуская делегацию в квартиру. — Юнги сказал, ты не особо настроен праздновать… но я тут подумал, что сегодня праздника сразу два — тебя, наконец, вчера выписали, и мы особо не отмечали, потому что Чонгука в наряд поставили, тебе тридцать исполняется, юбилей, как-никак, но не до готовки с малышом. Поэтому я к тебе — готовить праздничный ужин. Если ты не хочешь собирать всех ребят, мы могли бы просто в тесном кругу посидеть вечером, — улыбнулся Чимин. Он давно перестал видеть в Тэ угрозу и проникся к нему и уважением, и восхищением… и еще они сдружились. У Тэхёна имелся только один друг-омега, Джин, но тот и сам альфу за пояс заткнет, а так, чтобы друг оказался не из числа военных — впервые. Но Чимин был милым, светлым, всегда готовым поддержать, помочь, обменяться любимыми рецептами и просто поболтать о пустяках или об отношениях. Для этого, конечно, был и Юнги, но с ним все же не поговоришь о многих вещах просто потому, что он альфа. И поэтому с Чимином было легко и уютно. Пришлось сдаться: — Ладно, Чим, ужин — так ужин. Что готовим? — Ну, тут овощи, мясо… — начал перечислять друг, выпихивая Юнги из квартиры. — Иди уже, дальше мы сами. Как там у вас с Чонгуком? Уже вся часть трещит, что муж нового доктора ему проходу не дает… — прямо спрашивает Чимин, доставая мясо из пакета и закидывая его в микроволновку размораживаться. — Если честно, это уже сталкерство какое-то. Я этого хмыря у дома видел несколько раз, он поджидал твоего мужа. Еще постоянно возле казарм трется. Надеюсь, до полигона не добрался! Совсем охренел. — И что ты предлагаешь? — грустно улыбается Тэ. Чонгук ему особо ничего не рассказывал, но по их связи Тэ ясно считывал, как тому не комфортно. Не с Тэ, а из-за происходящего. Притом Ви не видел никаких намеков на возможную неверность или всплеск романтических чувств. Чонгук Югёма точно не хотел и теплыми чувствами не пылал. Но думал. Вспоминал прошлое, это факт. Как бы это не переросло в ностальгию… И все же хотелось верить ему. Доверять. Тэ уже знал, что пилить его точно не будет. Не вина Чонгука, что его бывший объявился и что это причиняет ему боль. Тэхён не был на его месте, но мог понять, что сильные чувства без следа не проходят. Так не бывает. — Волосы выдрать мудаку? — предлагает Чимин, а Тэхён лишь хмыкает на это: — Знаешь, Чимин, однажды я дал себе слово, что буду выше всех этих тупых омежьих разборок за мужиков. Чонгук — взрослый человек. Сам решит, что ему нужно и кто ему нужен. Бегать за ним не стану. Унижаться не стану. Если вспыхнут старые чувства — насильно мил не будешь. Но пока я не чувствую ничего такого. Мне его жалко сейчас, если честно. Не хотелось бы оказаться на его месте. — А если этот Югём все-таки его окрутит? — вздохнул Чимин. — Альф иногда очень легко обвести вокруг пальца… — Чимин… ну, а мне что делать прикажешь? Соблазнять и интриговать я не умею и не собираюсь учиться, максимум, могу прибить потенциального соперника и закопать где-нибудь на полигоне, но вряд ли мне это экспы в карму добавит. Будь что будет. Нас когда сводили, я изначально настраивался на то, что этот брак счастливым не получится, но как-то притерлось в итоге. Боюсь ли я, что все по пизде пойдет? Если честно, то да. К хорошему быстро привыкаешь, и я уже как-то привык, что не один, что Чонгук всегда рядом… — Ты его любишь? — прямо спрашивает Чимин, что заставляет Тэ немного зависнуть над овощами, которые он резал мгновение назад. — Чимин… если честно, сначала я его почти ненавидел. Потом держался на желании не угробить свою жизнь окончательно вечной враждой с законным мужем. Ты же знаешь, что между нами было в первые дни брака? Я же тогда на глотку себе наступил. Драм не разводил. В койку с ним лег, еще и месяца не прошло после той ночи… Но он старался, понимаешь? Исправить все старался, понравиться. В жизни не думал, что он в один миг таким плюшевым сделается… а теперь я его метку ношу, у нас сын родился, и при мысли, что он уйдет, физически в груди жжет. Поэтому, да, люблю, наверное. Мне сравнить не с чем… — Знаешь, может, ты и прав. Ты настоящий, Тэ. Говоришь, что думаешь, поступаешь, как считаешь правильным. Не трахаешь ему мозг, не изводишь ревностью и подозрениями, поддерживаешь, не пытаешься контролировать, не держишь на привязи. И заботишься в то же время, всегда рядом, когда нужно. Наверное, он не идиот, чтоб такие отношения проебать и в прямом, и в переносном смысле? И ты его любишь, по глазам вижу. А он тебя. Ты просто не позволяй ему забыть об этом… — Ты когда так материться стал, философ доморощенный? — фыркает Тэ, думая, что на самом деле не будет предпринимать ничего, пока Югём не перейдет грань… знать бы еще, где она, грань эта. — У лучших учусь! — смеется Чимин и слышит детский плач. — Беги, папаша, это твой заревел. — Рано радуешься, щас и твоего поднимет. — Не каркай, блин! Но вскоре заплакал и маленький Ёнсок, готовку пришлось временно отложить. *** Чонгук стоял у дверей то ли какого-то клуба, то ли ресторана, и не знал, какого черта творит. Югём все эти дни по-прежнему не давал проходу, просил о разговоре, и капитан Чон сдался, согласившись встретиться в каком-нибудь кафе на нейтральной территории, рассчитывая на один из знакомых баров или тихую кофейню. Вот только сейчас он стоял перед дверями, как позже выяснится, недавно открывшегося в их городке частного кинотеатра с вип-комнатами для свиданий. И это не выглядело как предлог «просто поговорить». Думал ли он о том, каково будет вновь обнять человека, которого он когда-то любил? Поцеловать его? Заняться с ним сексом? Чонгук не привык лгать себе. Думал. Думал, представлял иногда и не понимал, что чувствует. Сместь злости, обиды, тоски по прошлому… хотел ли он Югёма? Тот все еще был красивым и сексуальным, весь его виноватый, разбитый вид умолял обнять и пожалеть, и иногда просказывала мысль — каково быть с ним снова спустя столько лет? Но ведь Чонгук знал ответ — никак. Поздно что-то менять. Есть вещи, которые он бывшему простить не сможет, у них свои семьи, и Чонгук был уверен, что мужа любит. Не так, может, как любил Югёма, но любит. И это чувство глубокое настолько, что, кажется, утонешь в этом тепле, защищенности и уюте… и все же хотелось поставить точку. Пойти дальше, не оглядываясь на прошлое. А для этого нужно убедиться, что в прошлом оно и осталось. Когда вежливый администратор проводил Чонгука в приватную зону, прокралась мысль, что ничем хорошим эта затея не кончится. Он и сам пока до конца не понимал, что хочет сделать? Поговорить? Выслушать? Высказать, что наболело? Поцеловать? Трахнуть его на неприлично широком диване? А ведь столько убеждал себя, что не предпст доверие Тэхёна, а тут на тебе уже мысленно бывшего разложил... Югём сидел на том самом диване, тут же подскочив при виде Чона: — Ты пришел… — И вскоре намерен уйти. У Тэ день рождения, и из больницы их с сыном выписали, — проговорил Чонгук, видя, как задевает это Югема. — Домой надо. — Давай, все же, поговорим еще раз? — попросил омега, подходя ближе и намеренно выпуская свой ферромон, терпкую вишню, от которого когда-то Чону крышу сносило. Сейчас тоже немного повело. — Говори, — выдохнул Чонгук, думая, что запах Тэхена нежнее и мягче, вкуснее… — Я начну сначала, хорошо? С твом братом у нас было лишь однажды. Он с мужем поругался, пришел к нам пьяным, попросил выпить с ним… я перебрал. Это было пьяной ошибкой, я люблю и любил только тебя и к хёну ничего не чувствовал. И уж тем более не спал с вами двумя. Это был первый и последний раз, когда я изменил тебе, клчнусь! Никогда и в мыслях не было... Когда я забеременнел, я был уверен, что сын твой. Я хотел рассказать тебе о ребенке, но не успел. Твой брат узнал случайно и решил, что это от него. Он звонил, угрожал, что тебе расскажет, говорил, чтоб я аборт сделал... Поэтому я остался тогда в городе, не уехал с ними, но домой добраться не смог. Омег тогда с улиц буквально хватали, спрашивали, есть ли дети и увозили в эвакуацию. Я искал тебя потом. Ответы были разные. То ты ранен, то вовсе мертв. А потом, когда подходил срок рожать, встретил его. Он врач, заботился обо мне, поддерживал. Роды были тяжелые, я без сознания сутки провел. Мне сказали, малыш родился слабым и больным, что он долго не проживет… я испугался тогда. Что не справлюсь один с больным ребенком, что придется его потерять, едва увижу, — всхлипнул омега, буквально бросаясь Чону на шею и помечая своим запахом. — Я думал, ты погиб. Замуж вышел просто потому, что у меня не осталось ничего… я люблю тебя и сына люблю, я все исправлю, клянусь… — и вгрызается в чужие губы поцелуем, чуть прикусывая чужие губы, вспоминая, как Чонгуку нравится. Можно не сдерживаться, не бояться быть более напористым, слегка грубоватым, можно кусать в поцелуе настойчивые губы, и лишь когда чужая рука лезет к ремню форменных брюк Чона, умело расстегивая его и скользя в штаны к медленно твердеющему члену, на задворке мелькает мысль голосом Тэхёна: «Капитан, какого хуя ты творишь?»