***
Холодная, гнетущая тишина в ночном коридоре замка, ставшего школой для тысячи юных волшебников, не являлась чем-то необычным. Однако тишина изредка прерывалась странными звуками: чуть-чуть колыхнулось пламя факела в держателе на стене. Еле слышно звякнула кольчуга доспехов, спрятанных в нишах стен. О чём-то сонно бормотали люди, изображённые на портретах. Слышался как будто продолжительный вздох вырывался из чьей-то огромной груди, то слышался болезненный стон и что-то, похожее на тихий плач… Замок спал. Спал тяжёлым, беспокойным сном… Я шёл по тихим гулким коридорам старинного замка и вспоминал разговор, состоявшийся с профессором Макгонагалл в директорском кабинете.***
Я вошёл в коридор ведущий к винтовой лестнице к кабинету директора школы. Этот коридор украшали высокие каменные горгульи. Я отрешённо подумал, каким извращённым должно быть мышление, чтобы расставить в коридорах школы, по которым гуляют впечатлительные детишки, здоровенных уродливых чудовищ с оскаленными пастями и огненно-красными глазами. Какое-то время мы поиграли с ними в «гляделки». Вот и ещё один вопрос возникает — откуда появились эти менгиры (живые камни)в замке? И когда? Кто был тот, кто первый привёз их из Хакасии или с острова Пасхи и поставил на стражу двери в кабинет директора школы, пусть не совсем обычной, но школы? Нет, сами по себе эти камни не несли никакого вреда, они не жруны, наоборот — эти живые камни впитывают в себя негативную энергию и переработав, выпускают заряд бодрости и позитива. По хорошему из них можно было сделать тотемы для факультетов в виде животных: Гриффиндор — лев; Слизерин — змея; Хаффлпафф — барсук и Рейнвекло — ворон или орёл и поставить их в гостиных. Там бы они приносили больше пользы. Да и выглядели бы намного пригляднее. Я остановился перед горгульей охранявшей вход в «святая святых» школы, щёлкнул пальцами по каменному носу, прошипел на парселтанге: — Открывай. Горгулья, ожив, сдвинулась в сторону. За ней открылся узкий проход к спиральной винтовой лестнице. Протиснувшись внутрь, я ступил на движущуюся лестницу, осматривая стены лестничного колодца. Хороший камень, гранит, а не какой-нибудь там песчаник. Кладка настолько плотная, что между камнями не просунешь и лезвие. Я раньше много раз поднимался по этой лестнице и не замечал, что стены в этом месте кардинально отличаются от стен в других помещениях замка. И мне это отчего-то не понравилось. Лестница остановилась на верхней площадке и передо мной возникла дверь. Дверь выглядела именно такой, какой должна быть дверь, ведущая в приёмную директора: высокой, помпезной, но не слишком тяжёлой, потому что люди, открывающие её по нескольку раз за день, в большинстве своём совсем не молоды и не могут похвастаться превосходным здоровьем. Эдакая фанера, замаскированная под дуб, в отличие от двери, ведущей в Тайную комнату Слизерина. Я пожал плечами и толкнул дверь ладонью, она с тихим скрипом раскрылась. Кабинет был освещён несколькими сферами, плавающими в воздухе и испускавшими тускло-оранжевый свет. Каждый раз, попадая в это помещение, я озадачивался его содержимым. Все стены кабинета были заставленны шкафами; они ломились от изделий, которые с ровным успехом могли быть украшением, оружием, предметами культа, декоративными вазочками или лабораторной посудой. У дальней стены располагался массивный письменный стол, раньше всегда заваленный пергаментами и свитками, сейчас же он был идеально чистым. Рядом с ним находился пустой птичий насест — Фоукса не было… Небольшая лестница вела на крошечное возвышение в углу кабинета, ранее я его не замечал. Я поднялся по этой лестнице — очень скромная, всего пара книжных шкафов библиотека, но от них буквально веяло какой-то злой силой. Дотрагиваться до этих книг я не рискнул, но, увидев несколько десятков бутылочек по четверть пинты, я каким-то десятым чувством понял, что это слитые мысли и воспоминания того, кто считался хозяином этого кабинета. Я сгрёб столько, сколько поместилось в моих карманах, решив потом всё просмотреть. Здесь же, между шкафов, я увидел ещё одни двойные двери, более простые, по всей видимости, ведущие в жилые комнаты. Заходить туда я не собирался… пока не собирался. Спустившись обратно, я продолжил исследовать кабинет и позади письменного стола обнаружил ещё один маленький мраморный столик; на нём красовались какие-то серебряные сосуды и стеклянные реторты. В широкой каменной чаше, стоящей на высокой подставке и украшенной жутко выглядевшими рунами, медленно вращался серебристо-белый туман. На одном из шкафов лежала Сортировочная Шляпа. На стене над обязательным камином висела подставка, удерживающая богато украшенный меч. Я свободно смог достать его и взять в руки. Я уже держал этот меч два года назад, когда боролся с василиском в Тайной комнате Слизерина, но рассмотреть его как следует не успел. Меч был оснащён претенциозной серебряной рукоятью, в которой красовались здоровенные рубины. Под рукоятью, на клинке, было выбито имя Годрика Гриффиндора. Я провёл подушечками пальцев, не касаясь острого как бритва, лезвия, меч слабо откликнулся, долбанув меня бледно-голубой искрой — удар был слабым, словно удар статистического электричества. «Видимо, меч защищён от попыток до него добраться», — решил я, признавая, что эта предосторожность отнюдь не лишняя, в школе-то… Я аккуратно положил меч на место и отошёл в сторону. Пробежав взглядом по книжным стеллажам, я к своему недоумению и немалому огорчению не обнаружил золотого переплёта той книги, в которой хранились марионетки вуду и стал рассматривать портреты бывших директоров Хогвартса, висевшие на стенах кабинета. Они молчали. И молча, с нескрываемым интересом и любопытством смотрели на меня. Или же мне это просто казалось. Портреты не могут выражать мимические эмоции, кроме тех, что были запечатлены художником во время их написания. По рассказам Кровавого барона Финеас Найджелус Блэк — вторая ветвь от основного древа Блэков — был самым непопулярным директором Хогвартса. При всём уме и талантах Финеаса нельзя было назвать хорошим педагогом, и именно с его подачи и поддержки министерства Магии были расформированы Дома по стихиям, во главе которых стояли ректоры-стихийники и образованы факультеты по именам Основателей, под руководством деканов — приоритетом которых были магические дисциплины связанные со стихиямии — и одним директором школы, коим он и являлся. Я уже было открыл рот, чтобы задать вопрос изображению на портрете, как чуть не подпрыгнул от внезапно раздавшегося голоса за спиной. — Мистер Поттер, что вы здесь делаете и как вы сюда попали? — с усталой раздражительностью поинтересовалась Макгонагалл. Скрестив руки на груди и, сверля меня хмурым тяжёлым взглядом, она застыла в дверном проёме. На ней была надета лёгкая тёмно-синяя мантия — я, совсем некстати, заметил, что ни разу за все эти годы не видел на декане факультета Гриффиндор мантии чёрного цвета: она носила или тёмно-коричневые, или тёмно-зелёные, или тёмно-вишнёвые мантии — строгий профиль её лица, покрасневшие глаза и припухшие веки выражали глубокую, неподдельную скорбь, и я подумал, что она действительно с глубоким чувством благоговения относилась к своему наставнику и руководителю. — Да вот решил зайти, попрощаться, — стараясь удержать такое же, как у неё, выражение лица: задумчивости и скорби, ответил я и виновато вздохнув, пожал плечами. — Да, я вас понимаю, Гарри. Тяжело терять тех, к кому привязались… Ведь директор Дамблдор столько сделал для магического сообщества и лично для вас… — кивнув, печально улыбнулась одними краешками тонких губ заместитель директора. Она прошла в глубь кабинета и остановилась напротив пустой картинной рамы на стене, — Здесь будет висеть портрет Альбуса Дамблдора, — обыденным голосом проговорила она и глубоко вздохнув, повернулась ко мне. — Неужели? — пропустив мимо ушей её последнюю фразу, иронично усмехнулся я. — Он на самом деле сделал много, но было ли это благом для волшебного мира и для меня лично? — Вы о чём, мистер Поттер? — непонимающе уставилась на меня деканша. — Об ОБЩЕМ БЛАГЕ, — невозмутимо проговорил я, спокойно усевшись за стол на кресло, больше напоминающее трон Властелина и проведя ладонями по гладкой столешнице. — Об общем благе для всех и для меня лично. Ну же, профессор, давайте, навскидку, вспомните, что он сделал хорошего? — Макгонагалл прищурила глаза и я даже услышал, как зашевелились извилины у неё в голове. Минут пять недоумённое молчание было мне ответом. — Он боролся с Тем-кого-нельзя-называть, — наконец выдала она и устало рухнула в кресло. — Один? — Что «один»? — Боролся? Один на один? Вызывал его на поединок? Или пытался договориться с ним мирными путями? Что конкретно сделал этот человек для того, чтобы прекратить уничтожение волшебников в Британии? — Он организовал Орден для борьбы. Орден Феникса — тайная организация, созданная Альбусом Дамблдором во времена Первой Магической войны для защиты правопорядка и для борьбы с Сами-знаете-с-кем, насчитывающая порядка тридцати членов. — Вообще-то, в «Пророке» эту тайную организацию называли преступной группировкой, а её участников оппозиционерами министерства Магии и такими же преступниками, как и тех, кто поддерживал Волдеморта, — уверенно возразил я. — И сколько из этих тридцати осталось в живых? Я прочитал все до единой газеты вышедшие во времена так называемой Первой Магической войны. Из тех, кто состоял в то время в этой группировке, живых остались несколько человек. Макгонагалл, она не принимала участия в боевых сражениях, но у неё были убиты муж, брат и кузен; Аластор Моуди, у него погибли сын и жена; Сириус Блэк — выжил, но после провёл двенадцать лет в Азкабане; ещё пара-тройка человек и сам Дамблдор, не потерявший никого и ничего в том противостоянии с терроризмом, устроенным чистокровными, так как полноценной войной это назвать было трудно. — Как вы так можете говорить? — возмущённо всплеснула руками профессор. — Ваши родители… — Мои родители были молоды, глупы и до безобразия наивны, — не выдержав, повысил я голос, громко хлопнув по столу ладонью, — и я даже больше чем уверен, что находились под зельями доверия и подчинения… И не спорьте со мной, профессор, остатки именно таких зелий были обнаружены в крови Сириуса Блэка, почему бы им не быть и у моих родителей? Боюсь, что если проверить и вашу кровь, то и у вас в крови будут найдены подобные зелья. А ещё куча Непреложных обетов, данных лично тому, кто назвал себя директором Хогварста, вместо обычной Магической клятвы педагога, написанной самими Основателями. — Августа Лонгботтом, узнав, что Волдеморт и его приспешники ищут ребёнка подходящего под какое-то пророчество, выданное под наркотическим бредом никому неизвестной пророчицы, просто забрала внука у неразумных родителей и спряталась с ним на континенте. Да даже Малфой, отправил подальше от своего господина-монстра жену с наследником. И Нотты, и почти все, у кого родились мальчики в тот пресловутый восьмидесятый год. И только Поттеры подставили своего сына под смертельное заклятие. Вы можете мне ответить — почему? Почему именно я? Почему именно мои родители? — я с усилием проглотил ком в горле от обиды. — Я не могу ответить, почему тот выбрал именно ваших родителей и вас, мистер Поттер, — затравленно ответила Макгонагалл и стыдливо отвела взгляд в сторону. — Я не верю в пророчества, и тем более, высказанные Трелони… Но я верю… Верила Дамблдору. Всегда верила… Вы же знаете, что мы, члены Ордена Феникса, никогда не верили, что Сами-знаете-кто окончательно сгинул. И только у вас есть такая возможность победить его в силовом противостоянии. Тем более, сейчас, когда не стало того-кого-тот-боится. Что такое моя или ваша жизнь по сравнению с жизнями тысяч магов, которые непремено окончатся, если мы не победим? Мы не имеем никакого морального права оставить без надежды магическую Британию и весь мир. — А давайте я сам буду решать, на что тратить свою жизнь! — взорвался я и Макгонагалл сжалась как испуганный ребёнок. — Ладно, — более миролюбиво продолжил я, — мне понятно что на вопрос — почему Волдеморт выбрал жертвой для своего бессмертия мою семью, ответить может только сам Волдеморт, если конечно, он находится в адекватном состоянии… Но потом… Почему меня отправили к Дурслям? Вот только не надо рассказывать сказки про то, что меня защищает особое заклинание моей матери. Кровь тут ни при чём; заклинание, если оно и было, сработало бы в любом другом месте, которое я считаю своим домом, а строение на улице Тисовой, 4 я никогда своим настоящим домом не считал. Но я склоняюсь к мысли, что никакого защитного заклинания, наложенного моей матерью на нашу общую кровь, которое защищает дом Дурслей, вообще не существует. У моей матери просто не хватило бы времени на концентрацию, а последствия стихийного выброса маг с бо́льшей силой, чем у неё, легко преодолел бы. Тогда зачем я должен был терпеть столько лет унижений, страданий, лжи и злобы? Для того, чтобы, когда меня приведут в волшебный мир, он показался бы мне чудом из чудес в сравнении с ужасами дома Дурслей, и я согласился бы даже пожертвовать своей жизнью, чтобы защитить его? Макгонагалл не отвечала, но это молчание само по себе служило ответом. — Вам нужен был герой. Но готовых героев справиться с врагом у вас не было. И поэтому вы, под мудрым руководством Альбуса Дамблдора, решили вырастить нужного вам героя, — подытожил я. — Чья жизнь развивалась бы по спланированному сценарию, чтобы на выходе получить «рыцаря» без страха и упрёка, готового положить жизнь за «общее благо». Я посмотрел колючим взглядом в голубые глаза, заполняющиеся слезами той, которую с удовольствием назвал бы своей бабушкой… Четыре года назад. Но не сейчас. — Вы чудовища, — после паузы продолжил я. — Вы заслуживаете всего того, что с вами мог сделать Волдеморт. Вы и ваш почивший кумир ничем не лучше его, даже хуже. Он по-крайней мере, убивал сразу; он ни разу не позволял себе издеваться над ребёнком на протяжении десяти лет. — Не думайте, что я согласна была с каждым шагом директора, — профессор подняла на меня заплаканные глаза. — Но вы продолжали выполнять его приказы, — возразил я, — и это делает вас соучастницей всех его преступлений. На Нюрнбергском процессе мир однозначно постановил: выполнение преступных приказов есть преступление. Вы виноваты, миссис Макгонагалл. Я сделал небольшую паузу, прерывавшуюся лишь сдавленными всхлипами профессора трансфигурации. — Просто помните: я вступил в наследство и принял титул Кронлорда. А также я являюсь регентом Рода Блэков. И в связи с этим имею два голоса в Попечительском совете. Род Поттеров всегда был поставщиком продуктов питания для Хогвартса, и это я восстановлю. А еще у меня два голоса в Визенгамоте и два голоса в Палате Лордов. — Но у нас нет Палаты Лордов, — натужно вздохнув, тихо пробурчала ведьма. — И Поттеры никогда не связывались с политикой — Я считаю, что это пора исправить, — задумчиво протянул я. — Потому что не надо было меня злить! А теперь мне предстоял ещё один нелегкий разговор с профессором Снейпом. Неужели и вправду Волдеморт возродился? Но как?