Ветер снова переменился

Снег падал густо, Кэйа не видел ничего дальше нескольких метров, но упрямо шел, подпитываясь энергией чистой злости. Ветер толкал его в бок и спину, ноги вязли на каждом шагу, несколько раз он падал, но тут же поднимался и шагал еще увереннее. Он злился не на Альбедо — на себя самого, за то, что поступил так нелепо и необдуманно, так опрометчиво, так… Связные мысли терялись под напором эмоций и холода, и Кэйа сжимал зубы, чтобы привести себя в чувство и снова взять контроль в трезвые руки разума. Непонятно, как он мог ошибаться, ведь знаки, которые подавал ему Альбедо, были вполне ясными. Алхимик определенно им заинтересовался, он даже флиртовал: не так кокетливо, как делала это Лиза, и не так прямо, как предпочитал Лоуренс, но все-таки флиртовал — в свойственной ему осторожной манере, давая понять больше действиями, чем словами. С Кэйей многие заигрывали. Он и сам был по этой части мастер: разбирался в природе интереса, улавливал двусмысленные жесты, взгляды, намеки, профессионально играл на поле симпатий, но то ли его подвела интуиция, то ли он совсем отморозил мозги… От холода он уже дрожал. Пальцы окоченели в перчатках, щеки кололо, ресницы намокли. Правильно он вообще идет?.. Кэйа вгляделся в снежное месиво, просеянное камнями и голыми стволами деревьев, но не сумел узнать местность. Пологий спуск, совсем рядом должен быть деревянный настил вдоль скалы. Сама скала оказалась по правую руку, Кэйа нащупал грубый безжалостный камень и пошел вдоль него. Разумнее было вернуться, но уязвленная гордость человека, которого только что отвергли, не давала так поступить. Он же сказал, что справится, и он справится: случались в жизни ситуации и похуже. Будь Драконий хребет сейчас по-настоящему опасным, Альбедо не позволил бы ему уйти; алхимик пусть и не симпатизировал ему так, как Кэйе хотелось, но смерти-то не желал. Очередное воспоминание об Альбедо запустило новый виток мыслей. Перед глазами мелькали десятки моментов, которые кричали о его интересе — взять хотя бы, как Альбедо легко отдал свой рисунок, или как расспрашивал о нем у Чарльза, как соглашался на поздние ужины, на внеурочную работу вместе, как с благодарностью принимал помощь. Да, поначалу он стеснялся и делал все, чтобы отгородиться от Кэйи стеной формальности, даже называл его несколько раз «сэр», но ведь Кэйа приложил все усилия, чтобы растопить этот лед. И у него получалось! Получалось ровно до сегодня. Что он сделал не так? Поторопился? Ноги заскользили на ледяной корке — наконец деревянный настил, верный путь вниз, к базовому лагерю. Кэйа уже остыл, злость перестала гореть и легла к ногам раскаленными углями, и теперь он понимал, что в очередной раз сглупил. Не стоило уходить из пещеры в такую погоду, но представить, чтобы после произошедшего, после настолько яркой отрицательной реакции Альбедо, они остались один на один, не получалось. Ушел — и ладно. Так он, хотя бы, не разрушит то, что не рухнуло под единственным неосторожным поцелуем. Неосторожным, но каким все-таки долгожданным… Четыре месяца Кэйа добивался его внимания, четыре месяца, за которые его любопытство переросло в интерес, интерес в симпатию, а симпатия — в навязчивую идею, жажду обладания, влюбленность. Ни к кому прежде он такого не испытывал; но его и не держали на расстоянии так долго — Кэйа обычно получал желаемое в считанные дни, потому что был миловидным и знал, как себя вести. Альбедо — полная его противоположность. Не по части внешности, но в отношении самого себя. Если Кэйа прекрасно знал, какое впечатление производит на людей, то Альбедо понятия не имел о своей привлекательности. С лета его волосы порядочно отросли, но он удобно перевязывал их позади, как будто стесняясь; серьезные глаза, чуть тронутые цветом, редко передавали его улыбку; изящные пальцы и кисти рук надежно прятались под тканью перчаток. Кэйа с ума сходил от светлой кожи Альбедо, от мягкой манеры речи, от того азарта, которым этот человек горел во время работы, заражая всех вокруг… Или только Кэйу? Он ни на кого больше внимания не обращал, если рядом был Альбедо, изо всех сил сдерживался, чтобы не дотронуться до него, не сказать чего-то лишнего, не выдать себя раньше времени — хотел подождать, чтобы Альбедо, этот скромный гений, был готов. Где он просчитался? Сколько еще нужно было ждать? И долго ли, во имя всех архонтов, до базового лагеря?.. Время слилось в однотонную полосу. Иногда Кэйе казалось, что буря утихает, но вскоре ветер снова усиливался, менял направление, а неожиданный просвет в тучах исчезал, словно стертый рукой Барбатоса. Холод просочился в каждую клеточку тела, завладел разумом. Кэйа думал: вот бы у него был Глаз Бога Пиро — тогда стало бы хоть немного теплее. Что, если он сорвет и выбросит свой Крио-артефакт? Может, тогда мороз отступит, прекратит преследовать и даст собраться с мыслями? И зачем вообще нужен Глаз Бога, если в настолько ответственный и тяжелый момент он совершенно бесполезен?.. От подобных мыслей не было пользы, но они отвлекали Кэйу, и он спускался с горы, не думая уже ни о чем, кроме следующего шага. Вскоре он перестал думать и об этом, и поскользнулся на крутом склоне, полетел вниз, ударяясь о камни, пока на пути не встретился заснеженный ельник, расцарапавший Кэйе лицо. Несколько минут он просто лежал в снегу, переводя дыхание. Стало теплее — адреналин разогнал кровь, — и больнее тоже, но, пошевелив конечностями, он убедился, что ничего не сломал. А, выбравшись из ельника, обнаружил, что метель действительно утихает — точнее, это он наконец покинул ее эпицентр. *** Радость и облегчение, которые испытал Кэйа, добравшись до базового лагеря, быстро сошли на нет. Здесь он мог ни о чем не беспокоиться, поручить заботы о себе людям из гильдии, и планировал именно так сделать, но на входе в шатер обернулся, чтобы посмотреть на гору. Зря — та предстала во всем величии, объятая плотной пеленой туч, снега и холода, а где-то посреди этого кошмара, Кэйа знал, Альбедо остался один. Какой нормальный рыцарь бросил бы беззащитного ученого в такое время?.. Шутка о глазе бури больше не казалась хоть сколько-нибудь смешной; в ту пещеру в поисках тепла могут забрести хиличурлы или кто угодно еще, и как Альбедо будет отбиваться?.. Кэйе пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвернуться и войти в шатер, где его ждало новое разочарование. Сняв куртку и устроившись у очага, он обнаружил сначала множество царапин и синяков на теле, потом — неприятную боль в щиколотке, и в самом конце понял главное: Глаза Бога при нем больше не было. На ремне остался только обрывок крепления, сам артефакт пропал, и тщетно Кэйа пытался найти его в карманах или на полу шатра. Должно быть, скверные мысли, которые он позволил в минуту отчаяния, Архонты услышали гораздо лучше любых молитв, и потому наказали его. Кэйа поднялся; тело вдруг стало намного тяжелее, а движения давались большим трудом. Вышел и снова посмотрел на Драконий хребет — Глаз Бога остался где-то там, на отрезке пути отсюда до походной лаборатории. Отчаяние заставило Кэйу отвести взгляд, и он, раздавленный и усталый, вернулся к огню. Его артефакт, вся его сила и жизнь, теперь потерян навечно, искать его нет смысла: каждому известно, что снег на проклятой горе никогда не тает. — Мы готовы ехать, капитан. Кэйа уснул сидя, привалившись боком к опоре шатра, но от звучания голоса вскинулся и едва не застонал — боль стала со временем сильнее, объемнее. Он посмотрел на фигуру рыцаря на светлом фоне приподнятого полога шатра, медленно кивнул ему: — Понял. На горе все еще тучи? — Они же там всегда. Кэйа махнул рукой, отпуская рыцаря, дал себе минуту отдыха и затем встал. У него есть обязанности, долг, который зовет вернуться в Мондштадт, с Глазом Бога или без, а значит, Кэйа вернется. Только перед этим сделает то немногое, что может. — Стивенс, послушай меня, — он подозвал мужчину из гильдии, как раз проходившего мимо. — Помнишь прошлогоднюю лабораторию Альбедо? — Конечно, сэр Кэйа! — Я хочу, чтобы несколько человек поднялись туда, как только погода позволит. Проверьте, все ли у него в порядке и не нужно ли чего, ладно? — Ладно… — Стивенс выглядел растерянным, потому Кэйа вопросительно приподнял бровь, и тот сразу продолжил: — Хотите сказать, мастер Альбедо сейчас там?.. Кэйу обожгло, кровь прилила к лицу, он развернулся на пятках и, игнорируя боль, поспешил к отряду рыцарей, уже готовых к отъезду. Да, это был побег, а он, «сэр Кэйа» — ублюдок и трус, от которого отвернулся бог. *** Потянулась тяжелая череда дней безо всякого проблеска надежды. Кэйа жил в постоянной тревоге, чем бы он ни занимался и с кем бы ни находился, мысли неизменно сворачивали к горе, к Альбедо, к потерянному артефакту. Одно накладывалось на другое, и Кэйа уже видел в своей утрате гораздо больше, чем наказание богов или невезение. До сих пор удача служила ему верной спутницей, но в одночасье отвернулась, лишила своей благосклонности, и теперь капитан кавалерии существовал один на один с суровой реальностью, в которой он, к тому же, потерял изрядную часть своей силы. Беспокоился он так же из-за того, что поступил гнусно, оставив Альбедо одного на горе, но секретарь из гильдии сообщила, что алхимик в полном порядке и занимается работой, и Кэйе стало немножечко легче. Но с течением времени — а прошло уже три недели — он все яснее понимал, что случившееся нужно обсудить. Рано или поздно Альбедо вернется в город, и Кэйа не хотел отводить глаза при встрече. Он просчитался во многом и натворил дел, но хотя бы не растерял остатки гордости. А значит — нужно объяснить Альбедо свое поведение и заверить, что такого больше не повторится. Кэйа готов был солгать, чтобы внушить Альбедо уверенность, что тот отреагировал правильно, а еще он даст понять, что принимает этот выбор. Разговор обещал быть тяжелым, но Кэйа нуждался в нем ради своего достоинства и спокойствия Альбедо. Он приехал в базовый лагерь погожим солнечным днем, тогда как гора по-прежнему скрывалась в кустистых тучах. Узнал у местного повара, что алхимик регулярно спускается по вечерам, и решил подождать — это лучше, чем тревожить Альбедо во время работы. Оставшиеся часы он потратил на то, чтобы пройтись по горе на случай, если удача вернулась и Глаз Бога отыщется где-нибудь среди снега и голых камней. Конечно, ничего не нашлось. Пейзаж после череды ураганов переменился, и Кэйа с трудом узнавал места, где проходил, да и не было у него настоящей надежды — так, отчаянная попытка человека, у которого ничего больше не осталось. Возможно, ему помогло бы элементальное чувство стихий, но Кэйа им не владел и не знал никого, кто мог им пользоваться. Когда солнце опустилось к горизонту, Кэйа попросил Стивенса передать Альбедо, что он приехал и хочет поговорить. Официальная нота была необходима для того, чтобы с самого начала задать разговору верный тон, а еще чтобы не поставить Альбедо в неловкое положение, застав врасплох. Но несмотря на все эти меры, на план и разумность решения, Кэйа не был полностью готов, когда переступал порог шатра. — Капитан Кэйа. — Альбедо поднялся ему навстречу из-за миниатюрного столика, заваленного книгами. На вид он был обычным собой — лицо не носило следов раздражения или обиды, или же они скрывались за выверенной маской любезного расположения. — Мастер Альбедо. — Кэйа чуть улыбнулся, почувствовав, как присутствие Альбедо переворачивает что-то в его душе. Только сейчас он в полной мере осознал, как сильно привык к его обществу и к мыслям о нем, и от этого было сладко и больно одновременно. Удивительно, но после безмолвного отказа Альбедо не стал нравиться Кэйе меньше, ровно наоборот — никто раньше не отталкивал Кэйу, и это… завораживало. В иных обстоятельствах Кэйа предпринял бы еще хоть одну попытку, но сегодня он явился не для этого. — Я очень виноват перед тобой. — Он сделал шаг вперед, чтобы извне их не подслушали, но ближе подходить не стал. Альбедо имел право на дистанцию. — То, как я ушел в тот день… Это было некрасиво. Я бросил тебя одного, подверг твою жизнь серьезному риску, рыцари ордена не должны так поступать. — Я бы сказал, это своей жизнью ты рисковал. — Альбедо вздохнул; его голос звучал оттенком грусти. — Знаешь, я столько думал о том, что нужно было остановить тебя или догнать… Почти не сомневался, что ты справишься, но потом мне рассказали, в каком состоянии ты спустился. Кэйа поджал губы: ему не нравилось выглядеть перед Альбедо слабым, но таким он теперь и был. — Так что я тоже перед тобой виноват, — закончил Альбедо. — Но, раз мы оба в порядке, можно оставить это чувство и закрыть тему. — Согласен… но это не единственная причина, по которой я приехал. Пора было переходить к главному. Кэйа видел, что Альбедо этого ждет, и заметил, как его пальцы напряглись, а ладони сжали друг друга, выдавая волнение. Именно они, эти беспокойные руки, подстегнули Кэйу — ему не хотелось, чтобы в его присутствии Альбедо испытывал подобные эмоции. Чем быстрее он перейдет к сути, тем проще в итоге разрешится проблема. — Насчет того, что я сделал. Ты понимаешь. — Кэйа… — Альбедо собрался заговорить, но Кэйа предупреждающе поднял руку. Он не затем столько раз мысленно репетировал эту речь, чтобы прерваться, едва начав. — Все-таки позволь мне договорить. Я неверно понял знаки, которые, как я думал, ты подаешь, поэтому так все вышло. Мне не следовало тебя трогать, и хочу, чтобы ты знал: ты поступил правильно, когда оттолкнул меня. Я делал это потому, что ты был таким недоступным, а мне хотелось доказать, что я могу получить любого. Спортивный интерес, ничего больше. Это абсолютно недостойно рыцаря, и я даже не надеюсь, что ты простишь меня… да я и не прощения хочу. Но пришел признать, что ты был прав. Ты заслуживаешь гораздо лучшего. Ну вот, все слова сказаны. Закончив, Кэйа почувствовал себя свободным и ужасно одиноким, он готовился встретить в ответ гнев и справедливую ярость, но Альбедо стоял перед ним бледный, рассредоточенный и тихий, будто из него разом что-то вынули, оставив взамен пустоту. Отвечать он не торопился, и Кэйа, подтолкнул: — Что ты собирался сказать? И тогда толчок вернулся к нему усиленным стократ мощным ударом под дых: — Я хотел сообщить, что знаки ты понял правильно, но для меня это было впервые и от неожиданности я испугался. И теперь вижу, что не зря. Благодарю за откровенность, она пришлась кстати. И я в самом деле заслуживаю лучшего. В ушах у Кэйи шумело, боль была словно от настоящей раны. Он не мог ни заговорить, ни двинуться, и думал, что лучше бы навсегда остался на горе, заблудший в её метели, чем стоял теперь здесь, раздавленный, уничтоженный рукой человека, которого так сильно любил и так жестоко обидел. — Думаю, разговор окончен, — холодно подытожил Альбедо. — Хорошей дороги, сэр Кэйа. *** День закончился будто в горячке, и только на следующий Кэйа начал обретать самообладание и чувствовать себя живым. Это повлекло за собой саднящую душевную боль: нечто подобное он ощущал, поссорившись с братом, и теперь, как и тогда, отправился за лечением в «Долю ангелов». Дилюка там не было, и Кэйа мог свободно напиться, что и сделал, едва не уснув за угловым столиком второго этажа. Утром, страдая тяжелейшим похмельем, он понял, что не может примириться с действительностью, и что ошибки, которые совершил, необходимо исправить. Пока непонятно, как, и Кэйа обдумывал это до обеда, а затем, решив двигаться небольшими шагами, отправился в Ордо Фавониус, где кратко и официально сообщил магистру, что более не будет исполнять обязанности капитана. — У тебя что-то случилось, Кэйа? Джинн была участливой, как и обычно, и могла выслушать эту историю от начала и до конца, посочувствовать и подсказать верное направление, но Кэйа не был готов делиться. Переступив через гордость, он признался лишь в одном: — Не так давно я потерял Глаз Бога. И я не хотел бы это обсуждать. — Но ведь не Глаз Бога делал тебя тем, кто ты есть, — мягко возразила Джинн. — Ты был в ордене и до того, как его получил. — Я знаю. — Голова заболела сильнее. Кэйа скрестил на груди руки, отгораживаясь от соблазна пойти путем бездумного согласия. — Но мне нужно время. Видно было, как Джинн не хочется терять капитана, и Кэйа даже сочувствовал ей в глубине души, но все равно обрадовался, когда она не начала спор и приняла его отставку. Полезно будет стать на некоторое время обычным рыцарем, патрулировать город и окрестности, избавляться от хиличурлов и решать простые проблемы людей вместо того, чтобы командовать теми, кто привык это делать. Конечно, сначала Кэйа должен заняться своей собственной проблемой. И если решить ее в одночасье не получится, то хотя бы предпринять попытку он должен. Заново ехать к горе недопустимо: Альбедо четко дал понять, что не хочет иметь с ним дела, но и оставить его в покое Кэйа не мог. Новую ошибку он совершил в момент, когда пытался исправить старую, ложь во благо оказалась ужасным выбором, так что наступил черед истины, какую он собрался изложить в письме. Старинный ведь способ не может подвести? Новый лист бумаги выглядел таким же чистым, как и сам Альбедо. И точно так же Кэйа собирался запятнать его своими словами; тщательно подбирая каждое, он вначале написал черновик, а затем аккуратными ровными строками перевел мысли на подготовленный лист. Поначалу это было просто: Кэйа изъяснялся фактами — рассказал о том, как Альбедо впервые привлек его внимание, как пробудился интерес и симпатия, как нравилось ему проводить вместе время и насколько он был благодарен горе, лишившей Альбедо возможности остаться там на зиму. Он объяснил свои желания, признал в полной мере то физическое и душевное влечение, которое и сейчас пробуждалось, стоило представить Альбедо рядом — Кэйа не стеснялся этого, не отрицал своих чувств и хотел поделиться ими без остатка. Во второй раз он извинился за поцелуй, за свой трусливый уход, рассказал, как жалел об этом и как беспокоился об Альбедо. Пришла пора переходить к главному, и острие пера нерешительно замерло над бумагой. Раскрывать себя оказалось труднее, чем Кэйа полагал, строки ложились наживую, резали по больному: «Я солгал тебе в тот раз и мне бесконечно жаль». Кэйа кусал губы, вдавливал шипы браслетов в запястья, пытаясь сосредоточиться. «Ты — не спортивный интерес. Я никогда не относился к тебе, как к кому-то незначительному. Мои мысли всю эту зиму были заняты только тобой, Альбедо, я был по-настоящему влюблен, и я влюблен в тебя до сих пор. Иногда мы все совершаем глупые вещи, и я решил, что будет лучше убедить тебя, что я недостоин твоего внимания. Сейчас я понимаю, что зря опустил руки, и не нужно было сдаваться так легко, но что толку рассуждать о прошлом. Я сказал, что ты заслуживаешь лучшего, Альбедо, и я хотел бы стать для тебя этим лучшим. Прошу тебя обдумать мои слова и надеюсь, что ты посчитаешь возможным дать нам шанс». Звучало отчасти формально, но такой тон Альбедо задал сам в последнюю встречу, и Кэйа видел особый символизм в том, чтобы его придерживаться. Он закончил письмо фразой «Искренне твой», долго смотрел на нее, представляя, как хорошо было бы действительно стать его человеком, а после сложил в конверт и обеими руками прижал к столу. Он передаст послание завтра утром, Альбедо прочтет его не раньше, чем через сутки, но беспокойство коснулось разума уже сейчас — Кэйа боялся получить отрицательный ответ, но еще страшнее ему становилось от мысли, что ответа не будет вовсе. *** Служба в патрулях помогала Кэйе отвлечься. Полный день на ногах утомлял его, но то была приятная усталость — словно он расплачивался за свои промахи и понемногу восстанавливал справедливость. По вечерам Кэйа возвращался в казарму, где ему до сих пор принадлежала одна из капитанских комнат, и с некоторым недоверием глядел на себя в зеркало. Стандартная форма рыцаря обезличивала его, но вместе с тем делала частью фундамента ордена, винтиком в большом механизме, к которому он с детства хотел принадлежать. Среди других точно таких же рыцарей его теперь выделяла только повязка на глазу — не та вещь, которой обычно гордятся, но ничего не поделаешь. Жизнь почти вошла в размеренную колею, не хватало одной детали — ответа Альбедо, — и письмо доставили спустя неделю, в плотном коричневом конверте. По весу оно было слишком легким, Кэйа понимал, что не стоит рассчитывать на длинное послание, но оно оказалось даже короче ожидаемого: Альбедо писал, что будет в Мондштадте через месяц, и тогда они, возможно, поговорят. Он не обещал ничего конкретного и не называл точную дату, но сердце Кэйи озарилось надеждой: Альбедо отозвался, и теперь у него есть пускай не шанс, но значительная доля шанса! Больше, чем было вчера. На постоянном ожидании он старался не сосредотачиваться, но за несколько дней до назначенного срока попросил дежурство у городских ворот, предпочитая его более легким заданиям. Настойчивость Кэйи вскоре себя оправдала — он увидел Альбедо издалека, тот шел в компании нескольких человек, среди которых Кэйа узнал его помощника Тимея и Стивенса. Рядом с ними алхимик выделялся как ритуальный меч выделяется среди детских деревянных игрушек: на нем был светлый парадный мундир длиной до колен, широкая перевязь на груди и синий жилет, на фоне которого отчетливо сверкал Глаз Бога. Кроме одежды изменились и волосы, стали немного короче, ниспадали спереди отдельными прядями, и это настолько шло Альбедо, красило его, что Кэйа не сумел отвести взгляда. Так и пялился, пока он проходил мимо, посмотрев на Кэйу единственный раз, да и то искоса, как будто не узнав его в новой форме. Миг — и скрылся за воротами со своей группой, а Кэйа остался стоять, взвинченный и вместе с тем окрыленный. День после этого потянулся медленно, Кэйа то и дело всматривался в людные городские улицы, но Альбедо не вернулся, а потом дежурство закончилось, и он, перекусив у Сары, поплелся домой. Усталость давила сильнее обычного, Кэйа тревожился и накручивал себя, и уже решил завтра лично явиться в лабораторию, когда оказалось, что в его комнате горит свет. Альбедо стоял спиной к двери, задумчиво рассматривал рисунки, пришпиленные на стену: в основном подарки Кли, центральное место среди которых занимал пейзаж, написанный его рукой. Он обернулся на звук, приподнял руки, словно желая скрестить их на груди, но справился с порывом и только перехватил пальцами запястье. — Значит, ты теперь патрулируешь город? Кэйа прислонил ножны с мечом к стене, выигрывая несколько секунд форы на то, чтобы собраться с мыслями. Альбедо здесь, в его комнате — как раз то, чего Кэйа всем сердцем ждал, и чего боялся. — Решил сменить поле деятельности. — Кэйа улыбнулся, но ближе подходить не стал. Ситуация отчетливо напомнила ему встречу в шатре базового лагеря, словно вдруг объявился архонт Времени и вернул его назад, дав возможность исправить весь причиненный вред. — А ты? — Магистр Джинн как раз сегодня предложила мне должность капитана исследовательского корпуса, и я согласился. — Прими мои поздравления! — Искренне воскликнул Кэйа. — Я знал, что рано или поздно это случится! Но что это значит — ты теперь все время будешь в ордене? — Я тоже спросил ее об этом. Готов был отказаться, если бы она не отпустила меня больше на гору, но магистр поддерживает мои исследования. — Я правда за тебя очень рад. Другой на месте Кэйи ощутил бы зависть — в то время, как он всего лишился, Альбедо занял его место: имел и звание капитана, и Глаз Бога, и преимущество здесь и сейчас. Но Кэйе такие чувства не были присущи, он ощущал, как по телу разливается тепло, искореняя усталость, и как у него заново появляются силы и надежды. — И спасибо, что пришел. — Пора было переходить к делу, но настаивать Кэйа не собирался. Он сделал свой первый шаг письмом, и ждал теперь ответного. — Да… — Альбедо опустил голову. — После того раза я не собирался с тобой разговаривать, и думал сжечь письмо, не открывая, но беда в том, что ты мне правда нравился. — Разве это беда… — негромко прокомментировал Кэйа, покачав головой. — И теперь я ни в чем не уверен. Ты вначале говоришь одно, потом пишешь другое. Как понимать, чему верить, и можно ли вообще верить хоть слову? Взгляд Альбедо стал жестче, теперь он смотрел прямо Кэйе в лицо, и тот хорошо видел перемены, произошедшие в нем за последнее время. Альбедо выглядел увереннее, тверже, словно его внутренний стержень окреп и вырос, новая должность капитана подходила ему гораздо лучше, чем подошла бы полгода назад. — Ты не обязан верить мне безоговорочно, — мягко ответил Кэйа. — Не после того, что я сделал. Но я прошу только дать шанс. Испытай меня, Альбедо. Я готов ждать, сколько понадобится. Сколько ты захочешь. Он говорил, а внутри разгорался огонек преданности и вера в то, что Альбедо понимает его лучше, чем делает вид, и что он заранее знал, какие вещи может предложить ему Кэйа. Знал, обдумал, принял решение и теперь только проверяет свою теорию, готовясь вынести вердикт. Альбедо медлил, нарочно растягивая мгновения. Кэйа чувствовал на себе его пристальный взгляд ученого, от которого по определению не могла укрыться никакая мелочь, но этот взгляд не смущал его. Скрывать наконец было нечего, он признался во всем, что чувствовал, попросил прощения и выложил перед Альбедо на стол все карты, кроме последней: — Я, правда, пойму, если ты не захочешь иметь дело с человеком, от которого отвернулись боги, — он криво улыбнулся. — Ну и, может быть, в роли капитана кавалерии я привлекал тебя больше… — Да, насчет богов… — Альбедо стянул правую перчатку, бросив на стол, и запустил руку в карман. Вытащив ее, протянул Кэйе: — Это твое. На ладони лежал Глаз Бога, и как только Кэйа увидел его, он понял, что это — его собственный. Почувствовал родство, принадлежность, взаимосвязь; волна эйфории накрыла в одночасье, он готов был встать на колени и обнимать ноги Альбедо — откуда бы он ни достал этот артефакт, как бы ни нашел его, но он сотворил чудо, и теперь возвращал Глаз Бога просто так, словно потерянную и забытую безделушку. На колени он, конечно, не опустился, и со штормящими эмоциями кое-как совладал. Медленно подошел к Альбедо, продолжая пожирать взглядом его руку, остановился рядом, силясь поверить в то, что не спит. — Берешь или нет? — поторопил его алхимик, и в тот же миг Кэйа понял, как он должен поступить. — Альбедо… — Голос плохо поддавался контролю, в нем помещалась вся радость, все благоговение, которое Кэйа испытывал. — Не хватает слов, чтобы передать тебе мои чувства. Он вдохнул, собираясь с духом, накрыл ладонь Альбедо своей, сжимая его пальцы вокруг артефакта, развернул его руку и поднес к губам, целуя с нежной благодарностью, которая если и была запятнана страстью, то совсем немного. Затем он продолжил с серьезной уверенностью: — Я считал, что потерял его навсегда. — И, наконец, коснулся сути: — Но я не возьму его. Кэйа опустил руку Альбедо, но продолжал держать ее уже двумя ладонями. Близость артефакта будоражила, соблазняла, но Кэйа не отступил от решения: — Пожалуйста, оставь его у себя. Вернешь, когда посчитаешь, что можешь доверять мне, и если захочешь со мной попробовать. Я имею в виду отношения. Альбедо выглядел удивленным — такого поворота он не ожидал, и его искреннее непонимание вызвало у Кэйи легкую улыбку. — Но Кэйа… — алхимик попытался возразить, и Кэйа покачал головой: — Я серьезно. — Он выпустил чужую руку и шагнул назад. — Поверь мне. Уходя, Альбедо ничего не ответил, но по его лицу, по выражению глаз, Кэйа понял все то, что должен был этим вечером понять.