Af Cassiel

Чувство долга способно породить столько уродств, сколько не способны породить многие другие вещи с более страшными названиями. Роберт Дауни мл.

      Так вот, Ксански попал в третий ранг к детективам отдела против преступлений на сексуальной почве. Мне, конечно же, было интересно, как его приняли коллеги, как он существовал на тот момент, поэтому я решил взглянуть на тех, с кем Заку пришлось работать.       Сразу выяснилось, что состав отдела, ко времени моего интереса, очень удачно сменился. Бывший начальник, Шер Дэннингс, на голову которого свалилась работа с Закарией, ушел в отставку, отказавшись от повышения до должности заместителя начальника бюро, и основал адвокатскую контору. Его место занял Финнеас Юкио, с радостью скинув обязанности детектива первого ранга на нижестоящую коллегу, Катю Шаркофф. И вот с мистером Дэннингсом я хотел провести светскую беседу, так как именно его стараниями белый лишился своего места в ряду детективов.       Оказалось, что связаться с Шером было той еще задачкой. Секретари конторы в один голос твердили, что запись на прием возможна только через месяц, в связи с большой загруженностью атторнея, чем настолько вывели меня из себя, что однажды я просто пришел в офис и козырнул, наконец, корочкой федерального агента. Естественно, теперь они обязаны были меня пропустить, и я в глубине души ликовал их насквозь фальшивым улыбкам в спину.       Адвокат Дэннингс оказался улыбчивым немолодым мужчиной с какой-то странной паранойей того, что он вечно куда-то опаздывает. Его торопливая манера речи и руки, постоянно перебирающие что угодно на столе, совсем не вязались с обликом занятого и уважаемого юриста. Как только я вошел и сказал, что пришел из ФБР, Шер оторвался от мельтешения и приподнял бровь:       «У нас все в порядке с отчетностью, сэр, мы чисты перед бюро».       «Конечно, мистер Дэннингс. Но я здесь по другому вопросу». – После этой фразы он присел на свое, думаю, дорогое кресло и предложил расположиться напротив.       Мои изыскания по поводу Ксански его удивили, но не так сильно, как я предполагал. «Он все-таки попал под следствие?», - только и спросил у меня адвокат. Видимо, мой вопросительный взгляд сказал ему гораздо больше, чем он хотел узнать, потому Шер просто откинулся на спинку и начал рассказ.       «Вижу по вашему лицу, мистер Райс, что вас удивляет мое предположение, похоже, неверное. На самом деле, я был готов к такому раскладу по одной простой причине – Закария Ксански во время работы в моем отделе наворотил уйму дел, за которые мы перед кем только не отдувались, начиная от начальника бюро расследований департамента и заканчивая дисциплинарной комиссией. Полагаю, что вы еще не успели прочесть дальше его личное дело, которое у вас однозначно на руках. Если бы вы открыли страницы о взысканиях на период службы у меня, вам открылся бы такой букет штрафов и приводов, что сложно даже представить, что кто-то в здравом уме способен на такой объем нарушений. Однозначно могу сказать одно – ему было не совсем место в нашем отделе».       «Он что, так плохо работал?»       «Гораздо хуже, мистер Райс. Он слишком усердствовал».       Я усмехнулся: «Разве усердие перестало являться благом для любого работника полиции?»       «Само усердие, конечно же, действительно важно и правильно. Но только тогда, когда оно продиктовано разумным и осознанным подходом к обязанностям. Я ни в коем случае не сомневаюсь, что у Ксански были благородные порывы, но он действовал на чистом импульсе и собственном представлении о справедливости. В своей жизни я больше не встречал ни одного человека, которому бы так подходила пословица «Благими намерениями выложена дорога в ад»».       Разговор все больше меня интриговал, и я чуть наклонился вперед, на что адвокат спросил:       «С какой целью вы интересуетесь этой историей, мистер Райс?»       Сказать, что я просто втрескался по уши в альбиноса, было бы совсем не лучшим решением, поэтому я воспользовался заранее приготовленным ответом о выборочном анализе тех служащих, чья благонадежность стоит под вопросом. Прости меня, Зак, но на тот момент это был лучший вариант. Шер засомневался:       «Насколько я слышу, его карьера ныне не вызывает вообще никаких нареканий».       «Это так. Но в его биографии слишком много темных пятен. Это настораживает, согласитесь?» – для пущей убедительности я едва спустил очки, убирая между нами преграду в виде бликующего стекла. Мужчина лишь отмахнулся.       «Я не эксперт в вопросах того, что там кажется подозрительным ФБР. Вы иногда и на муравья смотрите с опасениями, знаю я. Но ладно, раз уж начал, то объясню».       Согласно словам Дэннингса, Зак, по какой-то одному ему ведомой причине, считал, что задержанные не заслуживают даже банального соблюдения их прав человека. С подозреваемыми в насилии он просто был максимально холоден и, при словесном сопротивлении, груб. Но как только уже обвиняемые насильники, чьи дела вел Ксански, попадали в допросную, их участь была предрешена, так как покидали они эту комнату в весьма плачевном физическом состоянии. Это странно, поскольку он, отличник учебы и службы в офицерстве, уж точно должен был знать, что подобные агрессивные допросы с рукоприкладством являются прямым нарушением устава. Более того, он же чуть не схлопотал себе срок за превышение полномочий. И как его только миновало это?       «Как-как, я же говорил, отдувались мы за него всем отделом, вот и удавалось спасать этого большого дурачка от крупных неприятностей. Честно говоря, я удивлен, что подобное замазывание его косяков уже по мне не ударило, но грех жаловаться. И ладно бы еще он смиренно кивал головой и принимал эту нашу помощь, так нет же. Ксански любил повозникать на эту тему». – Покивал головой Шер, видимо, ожидая сочувствия.       То, что Закария по натуре человек весьма вспыльчивый, я и так знал. Достаточно видел его скандалов с работниками департамента и коллегами. Но тут раскрылось еще и то, что он в упор отказывался вести себя иначе, даже по каким-то призрачным личным соображениям. Что-то не складывалось, ведь это было откровенно глупо, он не мог просто поступать так по своей сути, поэтому я поинтересовался:       «Почему вы в таком случае так долго терпели этот беспорядок?».       «Дело в том, что, хоть он и сильно взбаламутил наш правильный уклад работы, Закария Ксански не был идиотом. То есть, я хочу сказать, что он вел себя по-идиотски, агрессивно, но конкретно «идиот» - это не про него. Да, сложный человек. Но блистательный ум, острая логика, наблюдательность и это умение точно знать, когда человек тебе лжет. Никто так не умел. Он прямо из глубины чужого взгляда выуживал всю правду. Да, он бил людей. Но только преступников. За все время, сколько он у нас проработал, не было ни одного человека, кто оказался бы в тюрьме случайно. Его чутье стоило того, чтобы хотя бы сколько-то прикрывать все это. Для поднятия статистики раскрываемости, так сказать».       Мой немой укор Шер встретил лишь улыбкой и разведением рук. Действительно, что я мог ему теперь предъявить?       «Но, в конце концов, вы все-таки попросили Ксански со службы?»       «Конечно. Я вызвал его к себе и мягко намекнул, что стоило бы ему самолично написать заявление об уходе».       «Он разозлился?»       «Очень. Но знаете, мне показалось, что тогда он сам понимал, что другого выбора у него нет. Он разъярился, но так… досадливо. Как будто человек теряет что-то очень важное, без чего никогда не сможет существовать полной жизнью».       «Вы хотите сказать, что ему нравилось причинять людям боль?»       «Нет, ни в коем случае. Наоборот, он выходил из допросных не победителем, а каким-то выжатым, будто неприятным для себя делом занимался. Тут скорее…, - Дэннингс задумался, потерев круглый подбородок толстыми пальцами. – Он, думается мне, всерьез верил, что делает свою работу достойно. Даже такими путями. И расстроился от того, что мы не смогли его понять».       Такой подход и меня заставил задуматься. Пока я стучал пальцами по коленке, мой собеседник тихо, скорее для себя, сказал:       «Иногда мне казалось, что это он прав, а мы все ошибаемся. Слишком мягки с монстрами, переставшими быть людьми».       «Что вы имеете в виду?»       Он встряхнулся и просто бросил, как факт:       «Почти все дела, которые я ему поручал, были изнасилованиями детей. Самое сложное – самому талантливому».       Шер замолчал и схватил лежащую перед ним папку, красноречиво демонстрируя, что разговор окончен. Мне было больше нечего предъявить, поэтому я распрощался и вышел.       Вечер был посвящен думам о последних словах адвоката, и пока я ехал домой, и позже, сидя перед камином. Однозначно можно было сказать, что Зак считал себя просто обязанным наказать обвиняемых, во всех смыслах. И правда, как и сказал пухлый атторней, его нельзя было осудить за это, чисто по человеческим, нравственным меркам. Жаль только, что Ксански был детективом, и от него ожидалось совсем другое поведение, менее… Эмоциональное.       Изучая Закарию, я не думал, что он способен на нечто подобное. То есть, он казался мне холодным человеком, который руководствуется только правилами и умом, иногда перекрываемым вспышками агрессии. Но теперь мне пришлось скорректировать его портрет. Абсолютно внезапно оказалось, что у него рыцарское сердце, с трудом мирящееся с зажатым в рамки законом.       Немного обидно, что благородному человеку, который хотел действительно избавить общество от уродства преступлений, пришлось покинуть свой пост. Но также мне известно, что его сразу же вновь посадили на коня и дали турнирное копье. Именно на новом месте Зак Ксански, наконец, пригодился и понес службу.