Af Cassiel

Раненое животное не обязательно убивать – иногда достаточно просто вытащить шип. к/с «Декстер»

      - Я уже сказал все в первый раз, не вижу никаких причин повторного допроса, детектив. – Тощий мужчина средних лет откинулся на стуле, лениво почесав шею.       Фраза волной оттолкнулась от четырех стен и вновь сошлась на центре квадратного помещения, где стоял, привинченный к полу, стальной стол и два простых складных стула. С беглого осмотра казалось, что кроме сидящего тут не было ни души. Вот только мужчина, Гарриет Стокс, сонно созерцал затемненный край комнаты, выдавая присутствие кого-то еще.       - Насколько я помню, я заявился к тебе на порог со словами «вы арестованы по обвинению в изнасиловании Шэрон Лински». Это означает, что причина более чем имеется. – Наконец, от стены справа откололся темный силуэт, выплывая ближе, к свету галогеновых ламп.       Допрашиваемый скучающе следил за ним взглядом и развел руками, вновь опираясь локтями на жестяной стол:       - Послушайте-ка, мистер как-вас-там, сэр. Я уже говорил, и повторю: меня даже в городе не было. Моя девушка свидетель, у меня алиби. И к тому же, с чего вдруг на «ты»? Соблюдайте формальности.       - Ты имеешь в виду мисс Жованну? – фигура проигнорировала замечание и медленно скрылась за спиной задержанного. – Тогда, думаю, тебя заинтересует вот это.       После непродолжительного шороха бумаг уже слева появилась бледная кисть, мягко укладывая перед сидящим лист с ровным машинным текстом, подписанный размашистой загогулиной. Мужчина едва взглянул на него, но, видимо поймав заголовок, вновь бросился на документ глазами, бегло читая. Лицо читающего лишь слегка исказилось, выражая крайнюю степень злости, но наблюдатель заметил за оскалом только страх. Гримаса почти сразу же пропала, и арестованный сказал:       - И что? Давайте будем честны, у нее не лады с головой, вы видели справки. Её показания вообще нельзя принимать как доказательство. – Понизив голос, Гарриет нахально закончил. - На этот шизоидный бред даже присяжные не купятся.       - Боюсь, ты ошибаешься. Она дала эти показания в абсолютно здравой памяти и уме. К тому же, мне не составило большого труда поговорить с ее близкими и друзьями, которые предоставили множество красноречивых доказательств того, что ты у нас действительно крутой парень. – Голос сзади слега изменился, вплетая в холодность нотки деланного восхищения. – Настоящий мужик, знаешь, как поставить сучку на место. Побои, угрозы, преследование. Вот только ее показания, в пух и прах разбивающие алиби, были даны добровольно, в отличие от первичных, которые ты вынудил ее дать. Так что никуда ты не ездил, Стокс.       Услышав свою фамилию, мужчина поежился, а детектив медленно продолжал из тени слева:       - Кстати говоря, могу сказать, что я был впечатлен чистотой в твоем автомобиле. Безмерно. До такой степени, что заставил криминалистов чуть ли не языками вылизать его. И знаешь что? - новый шорох – и на стол упал полиэтиленовый пакетик для улик, хранящий один единственный волос, светлый и длинный. – Что-то я не вижу у тебя блондинистого каскада.       Как акула, оплыв свою жертву по кругу, человек, наконец, остановился напротив и медленно оперся о стол, подаваясь корпусом вперед. Белое освещение допросной еще больше высветлило лицо детектива, закладывая глубокие тени на скулах и глазах, делая нависающий силуэт угрожающе похожим на смерть. Внимательный мертво-живой взгляд впился в Гарриета, и бледная маска, едва разлепив тонкие губы, сказала:       - Так зачем же ты лжешь?       Под немигающим взглядом мужчина явно чувствовал себя некомфортно, начав дергаться, как уж на сковороде. Тут детектив бросил короткий взгляд на смотровое стекло и так же спокойно заговорил:       - Знаешь, Гарри, я трачу на твою ничтожную персону свое драгоценное время. И чем дольше ты будешь держать язык в заднице, тем больше тут просидишь. Надеюсь, скудный мозг, который еще трепыхается в твоей черепушке, осознает, что ситуация дерьмовее некуда? К тому же, от твоих убогих попыток играть плохиша меня тошнит, я прекрасно вижу, что еще немного, и тебя отсюда повезут на каталке с обмоченными штанами, так что завязывай.       Обвиняемый облизал губы и тихо торопливо залепетал, заговорщицки склоняясь к чужому лицу:       - Хорошо, хорошо. Знаете, давайте я напишу вам вот это вот ваше чистосердечное признание там, покажу-расскажу, что где, отдам шмотье ее. Вас же устроит такой расклад? Тем более, моей вины тут особо и нет, она же сама села в тачку. Да еще и в таком виде. Ненавижу белые чулки, вы же понимаете, о чем я? Тяжело устоять, и эта короткая юбка, кто вообще так одевается средь бела дня? Надо же вести себя прилично. Да и вообще, она же живая, в конце концов, это даже не преступление. Обойдемся штрафом?       Доброжелательная ухмылка расцвела на лице мужчины, приглашая к сотрудничеству. Пару секунд коп не двигался, пока его губы с неприятным склизким звуком не расползлись в некрасивой наигранной улыбке, больше похожей на оскал. Детектив отстранился и молча подошел к Стоксу. Тот занервничал, когда тяжелая рука плюхнулась на плечо, слегка его пожав.       - Наконец-то деловой разговор. Конечно, почему бы и нет. Ведь она должна была понимать, что нельзя так себя вести.       - Вот именно.       Давление на плечо исчезло. Допрашиваемый расслабился, но вновь вздрогнул от резкого одобрительного хлопка между лопаток.       - Какая разница, незнакомец или друг ее отца, верно? Приличия есть приличия, - продолжал коп, чуть ближе, видимо, наклонив голову.       - Да, хорошо, что мы понимаем друг друга. – Гарриет энергично закивал, чувствуя, как чужие пальцы едва постукивают по его шее.       Краем глаза мужчина увидел чужой прямоносый профиль, возникший очень близко к его собственной щеке. Детектив чуть прижал шею, вынуждая сидящего посмотреть на стол перед собой. Свободная белая рука выложила на железку бежевую картонную папку и отбросила клапан, открывая спрятанную внутри фотографию блондинки в желтом платье. Наивная белозубая девчонка чисто по-детски ощерилась в объектив, держа в руках ведро с головастиками.       - Ей двенадцать лет. – Так же доверительно заметил коп и неожиданно резко вжал левую руку вниз, впечатывая лицо мужчины в стол. Тот не успел даже ойкнуть, когда его разбитую физиономию вновь подняли к свету, вынуждая созерцать оставленный на железе жирный след со все увеличивающимися в количестве бордовыми кругляшками. В ужасе повернув голову направо, Стокс увидел лицо, с виду недвижное, каменное, но от прожигающего взгляда он поднес руки к лицу, будто желая защититься.       - Договариваться будешь с парнями в тюрьме. И знаешь что? Ты правда уедешь отсюда на каталке.       ***       Удары звучали в тишине, разносясь эхом по комнате. За наблюдательным стеклом остролицая рыжая женщина и мужчина с благородной сединой в черных, как смоль, волосах следили за происходящим с плохо скрываемым неприятием и смущением. Следовательница не выдержала первой:       - Давай уже заберем его? Он все признал.       - Ты знаешь, надо, чтобы он начал рассказывать. Просто такое признание не сработает.       - Бога ради, Финн! – воскликнула она, указывая на сцену в комнате, где Ксански удерживал преступника, булькающего кровавыми пузырями, в углу, пока тот слезно и сбивчиво лепетал пересказ истории. – Сделай что-нибудь!       Раскосый детектив повернулся к нервно наблюдающему за ситуацией специалисту и спросил:       - О чем они разговаривают, записываешь?       - Да, сэр, запись идет.       - Хорошо.       - Это все? Так ты решаешь проблемы? – негодовала девушка, бегло поглядывая на альбиноса, отпустившего свою жертву.       - А что ты предлагаешь, Катя? Вот теперь он признался, у нас есть все, что нужно.       - Да это не правильно! Почему он вообще до сих пор здесь работает? Мы уже год за него отдуваемся!       - И еще год будем, - спокойно ответил Финнеас Юкио. – Приказ начальства.       - Да какого ж черта? Мы с тобой бы прекрасно раскололи этого хера, без лишнего рукоприкладства.       - В том-то и дело. Мы бы его сегодня раскололи, а Ксански за сегодня уже из третьего такого выбивает дерьмо.       - Одобряешь его методы? Очень профессионально. – Фыркнула полицейская и отвернулась на звук открытой из допросной двери.       Закария вышел к коллегам, неотрывно продолжая следить за тяжело дышащим на полу преступником, параллельно утирающим алые сопли.       - Не переусердствовал? – приподнял бровь Финн.       - Это малость от того, что он заслужил. Переживет.       - Еще бы не пережил. У нас и без этого проблем гора. Опять. – С ненавистью смерила Зака взглядом Шаркофф.       Он не ответил, стойко выдерживая ее острый взгляд с какой-то усталостью. Переползая вниманием на детектива рядом, Ксански спросил:       - С записью все хорошо?       - Конечно же.       - Отлично. – Он двинулся вперед, но Юкио остановил его, протягивая бумажную салфетку.       - У тебя тут, - провел он пальцем по своей скуле. – Вытри, пока не видели. И воротник стоило бы замыть перекисью.       Альбинос наградил японца долгим взглядом и, ни слова больше не сказав, прошел к выходу в коридор.       - Ублюдок. Просто ублюдок, – зашипела рыжая хлопнувшей двери и скривилась в презрительной гримаске.       - Отчасти, - почесал нос мужчина и прогладил короткую седину. – Но пока он тут, мы ведем по статистике. Репутация не имеет значения, если мы на коне.       ***       Естественно, я знал, что никому из них я даже близко не нравлюсь. Если Шер и Финнеас еще могли скрывать свое внутреннее сомнение за тем фактом, что я делал за них самую неприятную работу, то Шаркофф даже не пыталась прятать омерзение. Только завидев меня, она сбегала как можно дальше к своему столу и выцеживала из себя от силы две фразы, и то при необходимости. Катя хотела поднять наш отдел до небес, но не тем способом, каким делал это я. Считая меня примитивным, она предпочитала выуживать все показания словесными манипуляциями. Лживая болтунья и черная дипломатка, вот кто она была по натуре. Гнилоуст. Рыжая русская обещала все, что угодно, только бы заставить ублюдков расслабиться и поверить и ей, и ее декольте. «Стратегическое оружие, которого вы, парни, лишены», - говорила она и расстегивала дополнительную молнию на юбке, создавая вырез ткани, перед походом в допросную. Красивая болтунья, она профессионально владела навыком бытия женщиной, и потому все озабоченные уроды пели соловьями, едва она томно глядела на них из под острых ресничек.       Финнеас Юкио своим коньком считал молчание. Он вообще виртуозно не говорил ни слова, это ему рассказывали все тайны, ломаясь под тяжелым взглядом, как бамбуковые палочки. Возможно, такая способность есть у всех японцев, но этот человек в свои сорок три достиг пика мастерства. Я видел, что он не то чтобы не одобряет меня, скорее анализирует и колеблется. Думаю, в своем четком мозгу он вписал меня в хорошие парни только карандашом, поддерживая насилие, но не его объемы. В его глазах я перегибал палку, но был прав.       Может быть, кому-то и было бы ужасно страшно быть самым младшим в отделе, и к тому же знать, что тебя все осуждают, но не мне. Плевать, что они там расписывали своим семьям и как обсуждали на обеденных перерывах. Я поступал так, как велел мне мой моральный долг.       Это не приносило ни грамма удовольствия. Абсолютно. Можно сказать, что я избивал каждого из тех парней за вину всей моей семьи, снова и снова. Это давало только удовлетворение, а не счастье. Но и то с каждым разом все меньше и меньше. Через несколько месяцев я осознал, что личного для меня не осталось ничего. Я просто их ненавидел. Не потому, что сам испытал на себе то, чему эти люди подвергали других. Просто по факту их существования. Они были для меня отбросами, обращаться с которыми по-другому – преступно.       Но быть клубком ненависти очень утомительно, знаете ли.       От меня стали негласно требовать определенного поведения, ведь я занимал почетную нишу карателя, который просто должен наказать здесь и сейчас. Причем не могу их осуждать, я добровольно залез на эшафот и попросил топор. Люди просто подстроились под мои действия, ощутив полезность. Я не был нужен своему отделу как человек. Только как рабочая сила и для их собственного морального удовлетворения.       За идеальным фасадом отдела я видел простую истину: в некоторых местах, где я дожал бы до конца, они бы сдались и отступили. Именно это послужило причиной тому, что, даже перегорев в ярости, я продолжал делать дело. Никто бы не стал пахать на износ за меня. Все обязаны получить возмездие. А если хочешь точно воздать по заслугам – сделай это сам.       Каждый день, приходя домой, я думал о том, кого следующего мне завтра придется избить, и надеялся, что все обойдется какой-нибудь другой работой, даже бумажной. Я осознавал, что из-за всего этого мои проблемы с агрессией только усугубились: я вообще начал взрываться буквально по мелочам, еще больше теряя в репутации среди полицейских. Надо было как-то выкарабкиваться из ямы злобы, в которую мой мозг загнал себя сам, позволив другим считать, что так и надо. Вы даже не представляете, как сложна дилемма, когда ты «плохой» коп, и никто не желает перенять у тебя это знамя.       Ладно, я всегда был и остаюсь «плохим» копом. Разница только в том, что тогда я от этого чертовски устал, только бегая, как злобный ротвейлер, и кусая всех за ноги.       И все же, когда Дэннингс все-таки меня выпихнул, я расстроился. Буквально подумал, что моя служба в органах, по сути, закончена, ведь, кроме как вести себя подобным образом, я просто ничего не мог. Этот отдел был местом, где я все это время был просто нужен, а если меня и отсюда выгоняют, то вообще не осталось никакого смысла к существованию. Помощь людям стала неотъемлемой частью жизни, и потерять ее было смерти подобно.       Забирая свои вещи со стола, я лихорадочно думал, как мне теперь вообще быть дальше. Но тут меня, как хлам на барахолке, подобрали туда, где я совсем и не расчитывал оказаться.       Кэролайн Кастенда в департаменте была новым лицом. Только переведенная из Оклахомы, она, высокая и решительная женщина, была назначена руководителем отдела нарко-контроля. Другие руководители департамента смотрели на нее с жалостью, но вовсе не из-за ее личных качеств. Наркоборцы испытывали большие затруднения в плане кадров: начальник отдела, Айшар Сандар, отправился на заслуженную пенсию, а единственные два детектива, что уже меньше необходимого, как раз собирались в скором времени отчалить следом. Кастенде предстояла сложная задача практически сразу полностью взять отряд новобранцев и заставить их моментально включиться в работу. Любой бы сослался на ужасную непосильность мероприятия и скис, но мэм Кэролайн считала, что отступаться от своей цели не подобает не только профессионалу, но и чистокровному чероки, и взялась за работу.       В тот день, когда я с коробкой шел по холлу департамента к выходу, понимая, что, скорее всего, буду опять переведен в офицеры, если вообще не полечу со службы, она практически бегом нагнала меня и схватила за плечо.       «Закария-Джозеф Ксански?»       Меня очень давно не называли полным именем, отчего повернулся я к ней с не самой дружелюбной эмоцией какого-то презрительного удивления. Её это не смутило. Кэролайн просто сказала:       «Разворачивайтесь и несите свои вещи в нарко. Вы снова в строю».       Больше ничего, она просто быстро зашагала обратно, выбрасывая длинные ровные ноги и стуча шпильками. Я не сразу сообразил, что, собственно, произошло, но как-то интуитивно направился следом.       Раньше мне никогда не приходилось бывать на этом этаже, поэтому разум ожидал примерно такое же оживление, как и в половом. Но тут было очень тихо, к тому же затхло. Зал прямо пропах старостью и запустением. Грустные одинокие столы чуть ли не разваливались от тоски, и только ближе к входу в кабинет начальника сидели двое мужчин. Один из них, увидев мою сутулую фигуру у лифта, весело махнул рукой, подзывая к себе.       Как только я подошел к ним, усатый мистер, похожий на шерифа из ковбойских фильмов, которые я терпеть не мог, присвистнул и сказал другому, упитанному афроамериканцу:       «О какой, ты посмотри, как выглядит будущее этого гиблого дела! Сынок, ты что, ветеран Сирии?»       Даже не зная, что и сказать, я просто взглянул на них по очереди, а усач ответил сам себе:       «Судя по всему, нет, иначе бы сказал «да, сэр» и начал бы как заведенный перечислять названия частей-полков. Ну оно и к лучшему, не люблю вояк, - он хлопнул по коленке и сказал. – Я бы тебе представился, но в этом нет смысла, поскольку завтра ты меня уже не увидишь. А вот со стариком Джо, - указал усатый на своего друга, – еще побегаешь. Он тебе расскажет и покажет, что да как. Хотя, думаю, эта барышня тут такого шороху наведет, что наши знания и не понадобятся. Зовут-то как хоть?»       «Закария».       «Вот как. Как учился?»       «Медаль за отличие», - рассеянно бросил я, на что он нахмурился и замахал головой.       «На что мне медали? Ее и каждому дураку могут дать, стоит только на лапу дать правильно. Ты мне скажи, хотел ли ты учиться?»       Мысль показалась мне разумной, и я ответил: «Кроме этого обучения у меня ничего и не было».       Старик улыбнулся, и, крякнув, поднялся.       «Тогда желаю удачи, молодой человек. Вижу, ты здоровый кабан, сомневаюсь, что заноешь тут».       Понятия не имею, как его звали. Известно только, что он, детектив первого ранга, действительно на следующий день не пришел, видимо, сложив полномочия. Темнокожий мужчина, Джонатан Вега, оказался «двойкой», так и не получившей повышения. Он объяснял мне, как работают разные вещи, но наука здесь мало отличалась от того, что мне приходилось делать и раньше.       «Все, что ты должен понимать, бимбо, - вещал он, - так это то, что виноваты тут, в основном, две категории людей. Либо напыщенные дилеры, либо тощие студенты, толкающие дурь по друзьям. И если с первыми приходится поломать голову, это бывалые крепкие орешки, то вторые обычно сами сдаются, впадая от ужаса чуть ли не в кому. Ты быстро сориентируешься и сможешь вычленять их по внешнему виду. И запомни: настоящий крутой дилер никогда не торчит сам».       Как только меня официально утвердили в должности, я узнал, что мэм Кастенда запросила для меня повышение по рангу. Так что работу на новом месте я начал уже «двойкой». Еще через два года, после ухода Веги, я остался единственным детективом отдела и, как самый старший, поднялся еще выше, до первого. Это был, пожалуй, самый быстрый скачок по службе, за который в обществе других детективов становилось не то, чтобы некомфортно, скорее, виновато. Будто я не заслужил такого усиленного внимания начальства. В тот же год к нам пришел Киркманн, став «тройкой».       Честности ради, усач оказался прав – Кэролайн навела такого «шороху», что весь этаж гудел. Она полностью сменила рабочее пространство, приведя наш зал в тот вид, который он имеет сейчас. Широким взмахом руки, она заставила строителей вынести все старые столы и установить в освободившемся пустом зале что-то похожее на офисные ячейки. «Это личное пространство для каждого, недурно, да?» - довольно спрашивала она, ожидая от меня, наверно, кивка. В обновленном пространстве работать, бесспорно, было приятнее. Когда она указала мне на еще пустые голые рейки, первое, что я от нее услышал, было «нравится?»       «Нравится? Это же просто место в пространстве, какая разница? Я пришел работать, а не думать о дизайне».       Она криво усмехнулась и пояснила:       «Лучше всех работают те, у кого гармония с окружающим миром. Так что держи-ка эти каталоги».       Так что она еще и заставила меня полчаса выбрать внешний вид установленных позже стеклянных створок и мебель, а я впервые познакомился с её дзен-философией, оказавшей на меня, без преувеличения, воскрешающее воздействие.       Начальница сразу увидела мою проблему с управлением гневом и однажды спросила, работаю ли я как-то с этим. После вопроса, что она под «работой» подразумевает, Кастенда сказала:       «Видимо нет. Знаешь что, давай-ка заглянешь в кабинет ко мне под конец дня. Тогда поймешь».       Я подумал, что мне послышалось, и растерялся, а она уже сбежала к себе, оставив меня практически в одиночестве, не считая трех специалистов в другом конце холла, слишком занятых своими делами. Естественно, я занервничал. Это дурно пахло, к тому же я вообще никогда не задумывался особо о подобных вещах. Но раньше разница состояла в том, что я мог спокойно отказывать людям, ведь от них не зависело мое место работы, а теперь, в случае отказа, она могла разозлиться и слить меня. Размышляя подобным образом, пришлось одернуть себя: Кэролайн не выглядела прямо заинтересованным человеком, да и просто не придти было нельзя, в любом случае пришлось бы зайти и отнекиваться.       Сомнительное предложение, которое обычно вытекает совсем не туда, куда положено, в моем случае тоже оказалось с весьма неожиданным исходом. Но не в ту сторону, о которой привычно думается.       Как только я открыл массивную дверь, то с порога заявил: «Прежде чем вы предложите мне что-то неподобающее, заявляю, что я откажусь из уважения к вам». Честно сказать, я сразу же закрыл рот и сильно об этом пожалел, приписывая эту фразу в свой позорный топ-лист.       Заходя в привычное днем пространство, я ожидал всего, но не увидеть ее босиком, сидящую на полу в позе лотоса. Видимо, мое молчание ее развеселило, поэтому женщина с улыбкой указала напротив себя: «Из неподобающего я предлагаю тебе только сесть уже, Ксански».       Осторожно, чтобы не выглядеть совсем уж полным дураком, я подчинился.       «Скажи мне, - начала она, закрыв глаза, - как ты думаешь, в чем причина твоей злости?»       «Я… Мне не кажется, что вы должны об этом знать».       «Закария-Джозеф, я не требую от тебя рассказов. Я хочу, чтоб ты был точно уверен в корне своей агрессии. Знал, откуда она исходит. Так ты знаешь?», - монотонно вещала она, внешне напоминая индийскую храмовую статую Шивы. Ответ был очевиден, поэтому я просто сказал «да».       «Хорошо, с этим уже можно работать. Просто повторяй за мной, дыши и слушай внимательно и меня, и себя самого».       Она обставила кабинет по своему вкусу: много дерева и растений. Оно и понятно, ведь природа была тем ключом, откуда Кэролайн всегда черпала энергию. Импровизированный первый сеанс медитаций имел какое-то неосязаемо положительное действие, и заставил меня глубже интересоваться этой темой. Вскоре я скупил все возможные книги по дзен-практикам и начал практиковать что дома, что на работе. Расплачиваясь в книжном за разноцветные учебники по дыхательным упражнениям и звукам чакр, я не чувствовал стыда перед смешливой кассиршей по одной причине: черт подери, оно реально работало. Да, сначала слабо, но все лучше и лучше со временем. Моя агрессия, наконец-то, не указывала мне, что я должен делать, я мог ее останавливать, осознавать и контролировать. К сожалению, не всю, поскольку особо стрессовые и внезапные ситуации не поддавались методичному дыханию, но ущерб был уже не так велик. Кастенда была довольна, ведь под ее руководством я стал совсем другим человеком, готовым работать и идти на контакт.       Все, что нужно знать из моей истории – я зацепился на новом месте с настоящим желанием снова жить и работать на благо общества.