«Убийство — незаконно. Поэтому все убийцы заслуживают наказания. Если, конечно, они не убивают тысячами, под звуки фанфар». — Вольтер.
1756 год. Марсель.
Море кипело. Волны, подобно древним зверям, неслись и разбивались о пристань. Жаркое июльское солнце раскалённым диском висело в зените, бросая изнуряющие лучи на маленькую планету, город, площадь. За небольшим столиком под спасительной кроной раскидистого дуба сидели два человека. Предмет их разговора был бы нам непонятен. Оно и неудивительно. Сколько прошло лет, нет, столетий? Три? Однако. — И всё же в корне я с вами несогласен. Неужели лишь в пошлом идеализме вы видите будущее? Это мысли дилетанта. Мальчишки, неспособного взглянуть в глаза реальности. Человек напротив улыбнулся. — А много ли чести в столь презренным монархизме, закоснелом в собственных консерваторских понятиях? Уместен ли этот унылый взгляд на вещи? Рано или поздно эпоха королей и императоров пройдёт. Её сметёт поток истории, как он смёл рабовладельцев Рима и Древней Греции. И идеализм оказался единственным островком спокойствия, неподвластным переменам. — И вы,......, предлагаете уснуть? — Это неважно. — Человек поднялся с кресла.— Нужно просто возделывать свой сад. Прощайте, месье.***
Неизвестное место.
В тёмной комнате стоял столик и играла музыка. Причудливый музыкальный инструмент. Мелодия неслась, переливалась и взрывалась красками. Надежда и отчаяние, любовь и ненависть, сладость и горечь. Все противоречия мира, все крайности слились в этой мелодии. Музыкальная шкатулка невероятной сложности и красоты блестела свежесмазанными деталями, красуясь изящностью конструкции и поражая замысловатостью исполнения. На внутренней стороне изящными латинскими буквами была выведена надпись, дань памяти предшествовавшим поколениям: «L’entente cordiale». Послышался выстрел, стон, кто-то упал. Музыка смолкла.***
Поместье в окрестностях Фудзиямы.
Мецгер сидел за столом. Напротив стоял причудливый механизм, напоминающий помесь часов и музыкальной шкатулки. Сотни маленьких шестерёнок, пружинок и колец сплетались в причудливую паутину. Настоящий шедевр. Рядом располагался прибор, похожий на смесь компаса и барометра. Стрелка вертелась в разных направлениях, иногда не останавливалась ни на секунду или не меняя своего положения часами. Причудливые закономерности обретали формы и пропорции, обращаясь в детали и механизмы. И вот, последний штрих. Устройство пришло в движение, и тёплая увертюра заиграла на всю комнату. Мецгер откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, и царство Морфея унесло его.***
Порт Осака.
Группа, состоящая из юноши с чёрными волосами в клетчатом хаори и двух молодых людей в похожем обмундировании, но с абсолютно разными характерами, вступила в порт Осаки. Кипела деятельность. Пусть вся Европа пылала, зато деньги текли рекой. Разгружались и загружались гуманитарные, военные и прочие грузы, кто-то кому-то что-то кричал, отдавал распоряжения… Периодически на всю пристань падал смог, извергаемый огромными грузовыми судами. — Это поразительно! — проговорил Танджиро, вертя головой в разные стороны. Он никогда не был в настолько больших городах и, что главное, никогда не видел таких кораблей. За свою жизнь ему встречались только небольшие деревянные лодки. Но сейчас перед ним возвышались окованные железом гиганты, изрыгающие чёрный дым и тонны товаров. Однако, стоит прояснить ситуацию. В порт Осака наших героев привёл поиск тех необычайно-таинственных артефактов, взбудораживших, переменивших ход тысячелетнего противостояния. Но где их искать? Никто не знал. Откуда они взялись? Неведомо. Очевидным было лишь то, что артефакты имели ключевую важность, ценность в грядущей кульминации истории. Но почему именно в этот город, в этот порт явились наши герои? Стоит сказать, что до этого посетили они множество мест, но поиски их были безрезультатны. Не так легко найти предмет, когда не знаешь, как он выглядит и где находится, а единственный ориентир — запах. Однако, до охотников дошла весть о том, что в Японию прибывает известный коллекционер и благотворитель Кристофер Уайтхауз, желающий провести выставку в одном из музеев, где покажет своё сокровище — часть старинной музыкальной шкатулки. Может, сработала интуиция, а, может, инстинкт, тот, сохранившийся с первобытных времён, так явно отзывающийся на всё непонятное, непостижимое и чуждое земному. В любом случае место для маленькой сценки уже предопределено.***
Пригород Осаки.
Элегантно маневрируя между деревьями, ухабами и пнями, буквально летела демоница. Как из старых сказок, повествующих о мифических русалках, сиренах или ведьмах. Развевался на ветру причудливый пояс и длинные волосы. В красивых глазах сияли цифры «шесть». Даки, как и ещё несколько Лун, была отправлена на поиски «артефактов». — Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что, — бурчала себе под нос девушка-демон. Со стороны это казалось очень даже милым. Вдалеке мелькали огни какого-то городка. В голове Даки пронеслась мысль, что было бы неплохо перекусить. Внезапно Шестая Высшая Луна почувствовала чьё-то присутствие совсем недалеко. Пройдя метров тридцать, она вышла на дорогу. На обочине стоял Rolls-Royce Silver Ghost 1914 года. Неподалёку, оперевшись о ствол дерева, курил примечательный гражданин. Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок. Усишки у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а брючки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки. На носу болталось треснутое пенсне. — Откроет печку Гоголь чугунной кочергой, и свет огня блеснёт… — напевал он какую-то смешную мелодию. — А вот и еда, — с ухмылкой сказала Даки, готовясь совершить выпад в сторону незнакомца. Незнакомец же повернулся к демонице и с невыразимо-мерзко-приторной интонацией, свойственной, как правило, жуликам и работникам самых разных похабных заведений, проговорил: — Что-то ищете? Сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра… поправиться… бывшему регенту! — кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик. Даки передёрнуло. Такого отвращения к конкретному человеку она не испытывала никогда. А мерзкий тип тем временем затушил сигарету и, помахав рукой на прощание, сел в машину. В следующее мгновение взревел жуткий двигатель, подобно какому-то адскому зверю, и Rolls-Royce скрылся за поворотом. Премерзкое чувство осталось после общения с сумасшедшим гражданином. Одетым не так и явившемся зазря. Однако, по какой-то необъяснимой, если хотите, мистической причине Даки направилась в том направлении, которое указал регент. Откуда-то несло гарью и палёным шёлком. Тошнотворно-сладковатый аромат сплетался с вязкой вонью жареного мяса. Посреди небольшой поляны стоял жуткий рыцарь, глядя красными глазами-бусинками на лунный диск. — О, юная леди, — голос был безжизненным и пустым. Разочаровавшимся. За спиной висел зловещий меч, внушавший страх и отвращение одним своим видом. — Что ты? — прошипела Даки, готовясь либо к атаке, либо к обороне. — Союзник. Считай, мы ищем одно и то же, — его взгляд встретился со взглядом демоницы. Непонятно почему, но ему хотелось верить. — Я тоже ищу кое-что для Мецгера. Пошли. Скоро утро. Следующей ночью продолжим поиски. Даки стояла, смотря на существо со смесью шока и неуверенности. Как ни крути, сложно доверять такому монстру. Но других альтернатив не было. Задачу было необходимо выполнить любой ценой. В крайнем случае она была уверена, что сумеет убить нечто. Существо тем временем развернулось и с огромной скоростью и манёвренностью направилось в сторону холма, расположенного неподалёку. На земле остался глубокий дымящийся след. Сера. Отвратительная шутка. Демоница направилась за своим новым союзником.***
Порт Осака.
Охотники остановились в маленьком отельчике. Задрипанный, с крошечными, можно даже сказать, неуютными номерами. Обычная привередливая особа вряд ли согласилась бы провести здесь хотя бы одну ночь. Но, как гласит народная поговорка: «На безрыбье и рак — рыба, на безлюдье и Фома — человек». Итак, над Осакой нависла ночная мгла. Все законопослушные граждане предпочли мирно спать в своих постелях, если таковые имелись, или в бараках, раз уж не повезло родиться или оказаться в более состоятельных классах общества. А на улицах можно было встретить лишь лиц крайне сомнительной специальности. На небе всё так же висела эта проклятая луна. Из кабаков доносилось пьяное пение матросов и биндюжников, пропивающих свои кровные гроши, добытые в тяжёлой и несправедливо малооплачиваемой работе. Вокруг таких злачных мест популярной публикой являлись грабители и проститутки. Удручающая картина. Мир сантиментов, романтики и геройства, похоже, отошёл в прошлое, уступил место пошлой жажде денег, присущей «хозяевам жизни», и бесплодным терзаниям тех, кто эту сытную жизнь обеспечивает, гнёт спину за вино лордов и шлюх богачей. Вот она трагедия… Впрочем, нам унывать не стоит. История рассудит всех. Танджиро не спалось. И правда, слишком здесь был тлетворный воздух. Тягучий, подобно машинному маслу, коим смазывают механические кости и органы железных гигантов, громоздившихся в порту. Ему, Танджиро, если так подумать, повезло. Родился и вырос он в отдалённом от крупных городов месте. Там, куда ещё не проник яд новой бесчеловечной эпохи, эпохи в которой человеческую жизнь смело можно пересчитать в какой-нибудь удобной валюте, купить или продать с той лёгкостью, а, может, и большей, с какой это было возможно во времена далёкой античности. Поражало Танджиро и то звериное стремление, порыв грызть друг другу глотки ради лишней монеты. Ведь жизнь бесценна. Танджиро не читал множества книг, газет, но слышал от матросов и грузчиков о некой большой войне. Несколько раз в их разговорах проскакивало странное иностранное слово, обозначающее, скорее всего, место. Верден. Произносилось оно с почти ощутимым скрипом пулемётов, пушек и затворов винтовок или с почти ощутимой вонью трупов, перемолотых в фарш у укреплений, бойниц и ДОТов. Невольно вспоминались слова странного пассажира поезда, с ненавистью говорившего о людях, безмолвно шедших на бойню. И какой-то глубокий, первобытный страх охватывал юного истребителя при одной мысли о чудовищной, холодной картине мира, простирающегося намного дальше сражения охотников и демонов. Но вернёмся к делам насущным. Ренгоку предложил разделиться и попытаться найти какие-то зацепки, способные привести их к таинственный артефактам. Были и свои минусы. Кроме Танджиро, никто из трёх охотников не мог обнаружить искомый объект, распознать его. Однако, был и неоспоримый плюс в этом нехитром плане. Меньше подозрений они к себе привлекали. Согласитесь, трое молодых людей с холодным оружием наперевес способны вызвать подозрения соответствующих органов правопорядка. Таким образом, на следующее утро они должны были разделиться. Были оговорены условные сигналы, оповещающие о нахождении того не знаю что. А пока ночь обволакивала всё вокруг, и светила эта мерзкая луна.***
Неизвестное место.
Бурлило чёрное, подобно ночной мгле, море. Волны с остервенением били о борт прекрасного корабля. Гигантских размеров галеон напоминал гордого зверя, короля морей. На корме была надпись East India Company. Всюду слышались распоряжения и приказы на английском языке. Лица матросов были скрыты за безликими масками. Один из матросов упал за борт. Все остались равнодушными. Рядом с рулевым, чья маска имело одну прорез для глаза, стоял человек. Купец из Лондона, движимый алчностью и мрачным честолюбием. Богатые одежды обволакивали его тело, всё больше и больше менявшееся под грузом обстоятельств. Иссиня-чёрные волосы и багрового оттенка глаза. Блеснула молния, и на мгновение мгла моря рассеялась, обнажая чей-то тёмный силуэт под кораблём. Помесь рыбы и амфибии. Оно изгибалось, преломлялось и выводило жуткие узоры под поверхностью воды. Человек, стоящий рядом с рулевым, одетый в форму офицера, что-то начал говорить и жестикулировать. Речь его состояла из странного набора слов и больше походила на подобие молитвы. Но если молитва — обращение к богу, скромное и смиренное, то это чужеродное песнопение было данью жадности и тщеславию. Произносивший слова знал чего хотел и требовал этого. Море кипело. Ветер взвывал, напоминая собой вой. Ещё молния. Капитал улыбнулся, обнажая ряд острых, как иголки, клыков. Глаза, впалые, как у мертвеца, хранили на своём могильном дне два огонька, полные ярости и тщеславия. — Nous allons directement dans l'abîme! — Капитан указал шпагой в центр огня и свинцовых туч. Раздался гром. Видение померкло.***
Окрестности Осаки.
Это был славный дом. Неплохо слажен, хорошо оббит. Небольшое хозяйство разбито тут же, на плодородном наделе земли. Здесь жил юноша со своей молодой красавицей-женой. Ключевое слово «жил». Два изуродованных тела лежали в полном беспорядке. Рука здесь, нога там… Все окна были зашторены, и ни один луч света не проникал в этот славный дом. Даки доедала руку молодой девушки, а Рыцарь стоял напротив небольшой этажерки. На ней находилось три примечательных предмета: чаша, которая явно хранила в себе что-то бесконечно ценное, но растраченное впустую, колода карт, способная остановить величайшую глупость, но породившая бОльшую из них, и, наконец, мешок, что уместил бы в себя все страхи мира. Кто знает, может, в нём осталось место? Рыцарь усмехнулся, вспомнив старую сказку, и сел в кресло. — Так что же ты такое? — с ядом в голосе сказала Даки, приложив палец к губам. — Часть силы той, что вечно хочет зла, но вечно совершает благо. — Смех. — Любопытно другое, кому же принадлежит шестой символ? Ты явно по силе ему не соответствуешь. Но тогда где же настоящая Шестая Высшая Луна? На последней фразе звук голоса существа будто преломился, стал неправильным. Лицо демонессы исказила гримаса злобы. От прежнего самообладание не осталось и следа. — Я Шестая Высшая Луна! Я! У меня номер есть! — казалось, что она сейчас заплачет. Тварь в кресле в шутку взмахнул рукой. — О, конечно, как иначе? — Снова смешок. — Обидно только, что умер этот славный юноша. — Кивок в сторону трупа. — Он мне напомнил одного старого приятеля. Эх, где бы он сейчас ни был и чем бы ни являлся. — Тяжёлый вздох. После следует приглушённый смех. Шутка, понятная лишь ему одному. Даки гордо подняла голову. Её взгляд источал презрение и тёмную насмешку. — Какой смысл жалеть об их скоротечной, жалкой жизни, которую они сами проживают день ото дня? Их жизнь тогда не стоит и ломаного гроша, — сказала Даки, с брезгливостью смотря на тело. — И всё же они её ценят. Дорогая демонесса, нет ничего мимолётней жизни. Жизнь — тень минутная, сказка, рассказанная дураком. Она ничего не стоит. — Рыцарь обвёл скучающим взглядом комнату и, подобрав какую-то старую книгу, начал читать. — Впрочем, вам это, думаю, известно лучше меня. Дети в плену обстоятельств. Роковая штука — родиться в не самом лучшем месте, в не то время. Копаться в грязи, есть помои, пока другие тонут в роскоши. Надеяться только на себя и… брата. — Монстр выразительно посмотрел на Даки, лицо которой выражало растерянность вперемешку с паникой. Какого чёрта! Что это значит! О чём… — А потом эта череда мгновений заканчивается трагически. На костре, когда никому нет дела. Никому не нужные с самого рождения и до смерти. — Из глаз Даки лились слёзы. Каскадом неслись воспоминания. Печаль, сожаления и страх. — Думаю, продолжать не стоит. Жизнь демона, жизнь человека… Всё имеет свою цену. И никогда она не была высокой. Запомни это, маленькая демонесса. — Он провёл рукой в воздухе, и зажглась свеча. — Люди действительно ничтожны. Однако, занавес опустится не сегодня. У них ещё есть время. Немного, но есть. Посмотрим, как они им распорядятся. Он вытер перчаткой солёные дорожки слёз. — Не плачь, маленькая демонесса, не стоит бояться смерти. Она ведь… неизбежна. Такова плата за прожитую жизнь. Долгую или короткую, трагичную или полную радости. Прейскурант один и тот же. Лёгкая улыбка появилась на лице Даки. Солнце медленно клонилось к закату.