Нутро «Перевёрнутый истины».
Вы когда-нибудь ловили рыбу? А помните этот «аромат», когда в одном месте свалена куча рыбы? Приблизительно то же благоухание заполняло сейчас зал. Появившееся из разлома существо улыбнулось (или оскалилось, это уже на вкус каждого) и заговорило. — Ну и долго же ты, братец, — повернулось оно к Кристоферу. Булькающий голос хранил в себе усмешку и толику радости от долгожданной встречи. Чётким военным шагом существо приблизилось к коллекционеру и обняло. Послышался характерный хруст. — Ладно, ладно, Генри, — вытянул вперёд руки Кристофер. На зелёном костюме остались мокрые следы от существа. По правде, вода с него лилась как из дырявого ведра. Такое ощущение, словно оно только что вынырнуло из озера или другого водоёма. — И что это за вид? Где манеры? — Ой, Господи, какие мы стали ранимые. К дивным лучам света повернулся уже не тот монстр, пришедший будто бы из старых сказок или страшилок, а молодой человек лет двадцати пяти — тридцати. Не оказалось на месте ни жутких чешуек, ни хитина, ни костяного щита. Только слегка поношенный сюртук красного цвета с небольшим белым налётом. Соль. Генри обратился к Рыцарю: — Ба, да сегодня собрались почти все старые знакомые. Не ожидал тебя здесь увидеть, дорогой исследователь. Уверен, есть места, где для тебя припасено намного больше тайн и секретов. А ты тратишь драгоценное время на такую ерунду. Так недалеко и до старости. И что ты вспомнишь? Будешь рвать волосы, если они у тебя останутся, и корить себя за то, что так растратил годы. Ахаха! Рыцарь махнул рукой. — Глубокая мысль. От тебя иного и не ожидал. — Вот нет у тебя чувства юмо… Тут взгляд ярко-красных глаз зацепился за двух уцелевших охотников. Вид у них, по правде говоря, был плачевный. Ушибы, переломы, раны разной степени глубины. Стандартный джентльменский набор. В довершение ко всему они были в меньшинстве против практически неуязвимых врагов. Надо было отступать. — Какая прелесть! Это твои зверушки, Кристофер? А это что? Оружие? Поразительно! Зачем им оружие? Они же не хотят пытаться убить нас этими… этими зубочистками?! Он сделал несколько шагов в сторону истребителей. — Одиннадцатый стиль: Штиль. Рука, голова и левая нога Генри превратились в кровавое месиво. Кристофер, стоявший неподалёку, лишился половины головы. Рыцарю удар пробил сердце. Тем временем Танджиро использовал одну из кат и создал брешь в стене, через которую охотникам удалось отступить. — Эх, они сбежали, какая досада, — сказал Генри, отряхивая брючину невредимой левой ноги. — Напомни, братец, если этот щенок так ценен, как я узнал от нашего дорогого исследователя не так давно, то почему бы просто не схватить его сейчас? Переломаем руки-ноги, и готово, — добродушно пожал он плечами. — Терпение. Если бы всё было так просто, я бы сделал это ещё в том лесу, — монотонно «пропел» Рыцарь. — И что же тебя остановило, друг мой? — с нескрываемой издёвкой ответил Генри. — Не ёрничай, гадёныш. Будь всё просто, этот мальчишка уже был бы у меня в руках. «Он должен отдать свободу добровольно». — Хм, — пропел Генри, — тебе бы в директора идти или банк открывать. Там такие, как ты, нужны. По залу снова разнёсся заразительный смех.***
Поместье Бабочки.
Сказать, что Танджиро и Гию чувствовали себя паршиво — не сказать ничего. Гию мучили вот уже несколько дней сильнейшие головные боли. Было ощущение, что в голове играет целый пьяный оркестр. Всплывали странные образы: люди, которых Столп Воды никогда не видел, места, в которых никогда не был, мелодии, которые ни разу не слышал. Танджиро было не легче. До сих пор перед глазами у него стояла картина, как его учителя и, если это уместно, друга поглотила зияющая тьма далёкого мира. Если бы юный охотник был сильнее, если бы он был более решителен, то смог бы спасти Столпа Пламени. Но он оказался слишком слаб. И после увиденного он понял одно. Что бы это ни было — дьявол, дух или что-нибудь ещё — оно явно находится за гранью всякого понимания. И Танджиро начал уже сомневаться в том, что Это вообще возможно убить. Незуко, отправившаяся ещё в самом начале нашей истории в Поместье Бабочки, не застала всех этих священных мерзостей, всплывающих на поверхность подобно разбухшим утопленникам. Юная демоница сидела рядом со спящим братом и взволнованно вглядывались в черты его лица. Казалось, ничего не произошло, но сердце подсказывало, что с братиком что-то не так. Черты лица стали более… печальными. Кое-где пролегли тени. Человеку явно вредно встречаться лицом к лицу с миром по ту сторону зеркала. Слишком он чужд нам, слишком алчны и эгоистичны повелители тех жутких океанов и ещё более страшных берегов. Слишком глупо пытаться идти туда, за таинственную линию моря, освещённого Луной и коварной Полярной Звездой. А юный охотник спал. Вот он в доме вместе с родителями, братьями и сёстрами. Вот тихий уют их маленького жилища, тепло очага, нежность всей этой идиллии. Жуткая картина. Растерзанные тела. Запах чудовища, тесно перемешанный с запахом каких-то трав или отвара. Единственная выжившая сестра, ставшая демоном. Желание защитить. И туманный образ будущего, которое они приближают своими силами, сами.***
Один из пригородов Токио.
Наши спутники в лице Филины, Иноске и Зеницу продвигались через лес, густой и прекрасный. Лунный свет просачивался через кроны деревьев, падал на небольшие поляны, и тени становились чудищами и мифическими монстрами благодаря воображению. Вот древний змей, оплетающий весь мир, сёстры, способные остановить мгновение, жуткий тандем у краёв узкого пролива. Все были погружены в свои мысли. Зеницу думал над увиденным в той нехорошей квартире. И где-то в глубине души жалел, что не остался там. В том приятном и приветливо мире. Где всё было складно и светло. Всё что нужно для счастья. Учитель, строгий, но справедливый и добрый. Ставший родным дом с тем самым роковым деревом. И даже Кайгаку, которого Зеницу всё же уважал и любил как брата. Перед глазами Иноске плясали огоньки — единственные обитатели того пустынного и странного места. А ещё та девушка… Кто она? Почему её лицо скрыто от него? Но эти руки, голос и осязаемое тепло… Мысли Филины напоминали ураган. Охотница прекрасно скрывала эту бурю внешне — ни один мускул не дёрнулся на её лице, но что творилось в сердце? Определённо, есть двери, за которые лучше не заглядывать… Шли они уже очень долго. Было необходимо как можно быстрее доставить эту странную вещицу в безопасное, укромное место. Помимо прочего, неплохо было бы сориентироваться со второй группой. Любопытно нашли ли они что-нибудь? Первым, по традиции, заныл Зеницу. — Давайте устроим привал, я устал, у меня отвалятся ноги, я упаду и не встанууу… По правде говоря, Филина тоже устала. Но молчала. Во-первых, надо добраться до места назначения, которым было выбрано поместье Убуяшики как можно быстрее. Во-вторых, признаться в том, что устал первым — стыдно. — Ладно. Хватит ныть! Делаем привал, — изображая невиданную благодетельность, сказала Филина. Детский приём, но ничего не поделаешь. Было жарко. И холодно. Вернее, всё сразу. Части туловища, развёрнутой к костру, было жарко, а той, что от костра — холодно. Вот такой парадокс. Такая диалектика. Но, друзья мои, что может быть душевнее и романтичнее, нежнее и прекраснее, чем разговор у костра, треск дров в ночной тишине… Вспоминаются мне времена, когда не ценились так по-зверски деньги, когда не стоили побрякушки наших мечтаний, сердец, нашей любви… Тогда, дорогой друг, что могло быть желанней компании хороших друзей и прекрасных девушек, слушающих пение гитары? И песни, песни… Ах! Какая потеря! И вот в ночном лесу царит эта идиллия, непроницаемая, нетронутая холодными ветрами внешнего мира, эгоистичными и мерзкими желаниями нашего «железного века». Век-торгаш. Послышался хруст и, как по команде в воздух, все вскочили, схватившись за оружие. — Ааааа, МЫ ВСЕ УМРЁМ! — сообщил Зеницу. — Ясно. Заткнись придурок! — нежно пропел голос из полумрака. Следом, как бы подкрепляя слова делом, в нервного истребителя полетел камень. — Аааа, больно! Филина, я умираю, скажи мне ты бы стала моей женой?! Ой и прилетело ему… Десять минут спустя у костра. Как оказалось, это был Кайгаку. Раздражённый, злой, как тысяча чертей, но Кайгаку. Не демон, не монстр, не ещё какое чучело. — О, так вы знакомы? — спросила Филина. — Увы. Зеницу уже минут десять тёр ушибленный лобешник. — Зачем сразу камнем-то? — Это профилактика. Чтоб не орал. Да хватит уже хныкать! Ты жалок! — Зеницу прилетела очередная затрещина. Мда, прям психологический террор. Не, ну теперь понятно, почему Зеницу такой нервный. Филина на его месте уже в жёлтый дом уехала бы на постоянное место жительство. А тут… Этот Кайгаку ей сразу чем-то не понравился. Было в нём что-то отталкивающее, неподходящее ко всему происходящему вокруг. До жути естественное, обыденное… Страшное. Это чувство настигает нас, когда мы, выходя из зоны комфорта, видим людей, так отличающихся от нас. Людей которым приходится голодать, жить в нужде, не имея возможности купить даже еды. Не на что купить. И когда они проходят мимо нас, мы со стыдливым облегчением выдыхаем, думая: как хорошо, они ушли и можно о них не думать. Сейчас я вернусь в свою квартиру, заварю чай и сяду за компьютер, а главной моей проблемой будет то, какой фильм посмотреть, какую книгу почитать и найти на фикбуке новый интересный фанфик. А где-то там кто-то незаметный, серый будет думать, как бы ему оплатить квартиру, коммуналку и купить еды. И смотрит этот кто-то на своих детей, понимая, что они все никому, кроме как себе же, не нужны, они просто лишние на этом празднике жизни. Неприятно? Простите, но так необходимо идеалистам надо не забывать, что под облаками всегда находится земля. Мда, так о чём я? Точно, охотники. Но, несмотря на странное, антагонистичное чувство к, как оказалось, старшему ученику Столпа Грома, они всё же нашли общий язык. Темы сменяли друг друга, и могло послышаться, что при разговоре с Филиной бездна, гложущая Кайгаку изнутри, отступила. Может, Филина понимала его? Скорее всего. Зеницу не мог, да Кайгаку и не нужно было его понимание. Его раздражал один вид этого недоразумения. Слабый, ничтожный, бесталантливый. Как бы там ни было, но время шло. Прошла ночь, вместе с ней улетел в прошлое и разговор. И вот наши герои разошлись. Кайгаку отправился на своё задание, которое ему огласил ворон, а наша троица дальше, к безопасному месту.***
Окрестности небольшой деревушки.
Была прекрасная погода, шумел лес, пели птицы, ветер приносил дивные ароматы и ощущение свободы. Он играл с волосами Кайгаку, будто посмеиваясь, дразня, мол, гляди какой я свободный, лечу и не думаю ни о чём, ничто меня не держит. А на душе — оказывается, она есть — у старшего ученика Шихана было и правда паршиво. Всегда. Сколько он себя помнил. Влачить существование на дне общества, грызть, рвать ради выживания, предать, чтобы не съели. А потом этот «шанс» начать всё сначала. И такой позор. Делить место столпа с этим слабым, безвольным, жалким ничтожеством. А что потом? Внезапно подул непривычно холодный ветер. Кайгаку обернулся и увидел странного человека. Одет явно по-европейски — приходилось Кайгаку видеть таких, смотрящих на других как на дерьмо. Но как этот напыщенный индюк смог подойти так бесшумно? Здесь что-то не так. — Молодой человек, скажите, в какой я местности оказался? — вежливо поинтересовался незнакомец на идеальном японском. — Недалеко от деревни… . Надеюсь, сами дойдёте? Кайгаку развернулся и хотел было уйти, но незнакомец окликнул его. — Спешите? Куда же вам спешить? — Охотник встал как вкопанный. Голос изменился. Это уже не тот приторно-вежливый, слащавый баритон. Вспомнилось то существо, храм…— Позади нет ничего, кроме разочарования, позора и страха. Страха не успеть, страха не оставить даже памяти, страха, что кто-то узнает о том, что случилось много лет назад. Как сложно жить, обретя тепло крова и еду, но пребывать в ужасе от того, что эта постыдная правда всплывёт, как утопленник. А теперь это грозило перспективой стать, вполне заслуженно, ничтожеством и трусом в глазах всех. Учителя, «брата»… — Пиздец тебе, паскудыш! Пятый стиль: тепловая молния. Смертоносный удар устремился в странного господина, мгновенно преодолевая разделяющее охотника и его цель расстояние. Гражданин рассёк тростью пространство между ними, и жуткий порыв ветра отбросил Кайгаку в близлежащее дерево. — Но впереди всё ещё хуже. Ты никогда не освоишь первый стиль, так ещё придётся делить звание Столпа с этим слабаком. Что ты так на меня смотришь? Не стоит казаться таким грозным. У тебя солидный вид, но это так, обман зрения. Впрочем, я могу предложить свою помощь. Человек доброжелательно махнул рукой. Кайгаку же трясло. Это был явно не человек. Когда он произносил свою тираду, с этим надменным, глумливым выражением лица, его глаза будто сияли. Да что, чёрт возьми, может этот мудак знать о нём?! Сам одет с иголочки, видно — зажиточная тварь! Откуда ему знать каково это, когда приходится каждый день выгрызать право на эту паскудную жизнь, когда предаёшь кого-то, чтоб тебя не съели?! Думает, сука, что ему было легко это сделать, после того как Гёмей приютил его, вытащив из той задницы, в которой Кайгаку пребывал. Это был первый раз, когда на него не смотрели, как на кусок дерьма, когда у него появились первые друзья! И всё это он потерял… На лице Кайгаку появилась издевательская ухмылка. Он всё ещё сидел, прислонившись к дереву. Всё болело. Он наверняка что-то сломал. Яркое солнце слепило глаза. — И чем ты мне поможешь? Может, тем, что свалишь? — Почти. Я предлагаю выбор. Ты можешь отказаться и продолжать влачить своё существование. — Незнакомец прижал палец к губам, делая вид что думает. — Правда, путь это ведёт в никуда. Ты можешь согласиться, и тогда я обещаю, что у тебя появится шанс стать чем-то большим. Не просто быть частью это мерзкого, несправедливого мира, но стать творцом нового мира, стать участником великой авантюры! Под конец тирады гражданин раскинул руки в стороны, будто показывая бескрайнее море возможностей, ждущих буквально за поворотом. — Шанс… У Кайгаку начали неметь руки и ноги. Только сейчас он понял, что начал терять контроль над телом. Видимо, слишком сильно приложился о дерево. — Я… Я согласен. — Он предал во второй раз. Шихан дал ему шанс начать всё сначала, а он его предал. — Прекрасно! Тогда в путь! — Кто ты? — Сознание медленно покидало истребителя. — Рендольф. Мецгер стукнул три раза тростью, и чёрный, как сама тьма ночи, вихрь унёс собеседников.***
Поместье в окрестностях Фудзиямы.
Вопль боли разнёсся по старинным коридорам, пронёсся вдоль величественной колоннады, встревожил ветхие гобелены. Эхо этого нечеловеческого крика вторило тому, кто его издал, будто являясь издёвкой древнего поместья, возмущённого нарушением своего векового сна и покоя. Был это огромный зал, купол походил на открытое звёздное небо, а причудливое устройство в его центре — на Луну. Множество проводов, трубок и труб тянулось по полу, как змеиная орава, оплетая крепкую платформу, на которой лежал полуобнажённый юноша, сдерживаемый оковами и ремнями. Те самые трубки заканчивались иглами, воткнутыми в тело юноши. Мощные тиски держали голову. Многочисленные приборы что-то фиксировали, измеряли, контролировали… Жуткий вопль повторился. Странные препараты, непонятная зелёная жидкость и красного цвета эссенция вливались в молодое тело. Странный прибор наверху начал издавать ритмичные звуки, будто какой-то музыкальный инструмент. Весь зал заволокла белая пелена. — Страдание — часть стремления к совершенству. У всего есть последствия. Но теперь всё будет иначе. Очередной вопль разорвал ритмичное спокойствие.