Тот же богатый дом.
Всё горело. Впрочем, именно сейчас это было скорее благом, нежели горем. В огне таяли дорогие ковры и картины, плавились под гнетущей мощью распада скульптуры. Всё горело. Среди этого чудного пожара блуждал наш добрый друг, покуривая трубку, и что-то искал. Что-то бесконечно дорогое, что-то, что он потерял. Потерял очень давно. Рядом упала горящая балка. Где же, где же? Нашёл! Посреди горящей комнаты лежала знакомая нам дама. Видимо, обвалилась часть потолка, и обломки рухнули на неё. Ей больно. Какая прелесть! Мецгер медленно подошёл ближе. — С-спасите… Хрипит. Занятно. Где же оно?! А вот. Подвеска. Мецгер наклонился к лежащей на полу в луже собственной крови женщине и спросил: — Чего же вы хотите, мадам? Последовал ответ: — Ж-ж-жить… Кровожадная улыбка расцвела на лице иностранца. Прекрасно. Припоминает он подобный вечер, званый ужин у известного монарха. Тогда по неосторожности одного поэта случилось нечто очень даже весёлое. Правда, смеяться было некому. — Что ж, хорошо, твоя душа никогда не покинет землю. После этих слов ладонь странного господина окрасилась в багровый, послышался гул, а потом всё стихло. Женщина лежала без движения. Она умерла. — Что ж, это будет небольшим сюрпризом. А пока, — он забрал подвеску с трупа, — осталась самая малость. Найти сосуд. Где же… Дверь слетела с того, что было петлями, и в дверном проёме показался Столп… — Я ярко снесу твою голову, демон! … И кинулся на Рендольфа со сверхъестественной скоростью. Для человека, но не для… Впрочем, неважно. — Что же тебя злит? Сочувствуешь им? Не стоит оно того. Впрочем, дело твоё. Мецгер взмахнул рукой, создавая дугу, которой оказался поток раскалённого воздуха. Обжигающая волна хлынула на Столпа, но, к счастью последнего, тот сумел уклониться. — А ты шустрый, — незнакомец выставил вперёд руку. — Но недостаточно. Подул холодный ветер. Такие злые ветра обдували лишь пики горного хребта Нататанхент или блуждали по ледяному плато, осторожно, с почтением и страхом обходя старый каменный монастырь, не тревожа покоя Безумного Короля. Откуда здесь эти предвестники беды? Кто знает. Но никогда они не приносили с собой благих вестей. Семь тысяч лет назад именно они разрушили Бесподобный город, а чуть более тысячи лет назад унесли из Дамаска одного глупого старика. Итак, подул ветер…***
Неизвестное место.
Это было чудное мгновение. Одно из множества мгновений, совокупность которых мы именуем детством. Что вам помнится из того чудного времени? Вспоминаете ли вы, дорогие друзья, старый бабушкин дом, бурную компанию друзей и подруг, с которыми можно было отправиться хоть на край света? Проплывают ли по океану вашей памяти потускневшие фото и истлевшие надежды? Да, детство воистину волшебная пора, пора, когда свет от старенькой лампы накаливания казался таким родным, стук колёс поезда, мчащегося вдаль мимо полустанка, пробуждал в сознании причудливые картины и нежно убаюкивал. Нет, товарищи, не всё в мире продаётся, не всё можно купить. А время всё уходит, уходит… Вот старый гордый дом, вот та тёплая надежда, согревающая, понятная лишь детям. Взрослые её уже не видят. Кто-то забыл, кто-то разучился, а кто-то, вполне справедливо, зовёт за собой в более прекрасный мир. Но мир этот надо завоевать своими силами, только своими силами добиться счастья, создать новый, значительно более справедливый чем любой сон, мир. И его восход сметёт кнут работорговца, ложь и цепи фабриканта и банкира. Но об этом как-нибудь в другой раз. Но ничто не вечно. Всё это прошло. Сны растворились в утренней неге, а новый мир рождается где-то совсем далеко прямо сейчас.***
Опять дорогой дом.
Подул ветер, который намерен был перерасти в ураган. Мецгер знал много ужасающих проклятий, способных наглядно показать, что смерть — не самое худшее в этом мире. Уже слышались голоса и отзвуки тех тварей, что хохочут и танцуют по ту сторону грани. Мецгер взмахнул рукой, и из теней засверкали несколько десятков пар глаз. Что это такое? Сейчас уже сложно вспомнить. Говорят, когда-то эти твари были гончими у деспотов Докала, Города Плетей. Потом стали служить жестоким феодалам мрачного Регенхофа — блистательной жемчужины среди чумных деревень. А ныне служат эти невыразимые кошмары разбухшим и во сто крат более жестоким хозяевам заводов и фабрик Магафа, сколотившим состояния на войнах, на бедах рабочих, их жадным и ничтожным в своём богатстве дружкам-банкирам, пересчитывающим драгоценные капиталы, нажитые ещё со времён цивилизованного грабежа Африки и обеих Америк. И вот сейчас эти демонические вестники откликнулись на зов. Сначала тёмная плёнка начала натягиваться, будто жуткая мембрана. А через несколько мгновений из этого кокона показались его недавние пленники. У них не было носа и ушей, кожа была болезненно-бледной, а в некоторых местах даже превратилась в слизь, напоминающую студень. Рост этих тварей составлял три метра, что при их крайне анорексичном телосложении выглядело отвратительно. У некоторых можно было заметить на руках следы кандалов, у некоторых — шрамы от нагайки, а у кого-то имелись даже пулевые ранения. Они что-то говорили, точнее, пытались. Кто-то бормотал на наречиях далёкой Месопотамии, кто-то — на архаичном английском и французском. Было абсолютно не важно, на каких языках они говорили, а важно было то, чего они хотели. Мести. За все страдания, за унижение и голод, за попранное достоинство и честь. Но не могли они обрушиться на тех лордов и господ, ибо принадлежали им и изменить это были не в силах. — Что ж, пируйте! А мне пора. Ауффидерзеен, господин охотник на о’ни. Было бы интересно самому разобрать вас на составляющие, но надо спешить. Спешить! Господин в вычурном наряде, махнув рукой, развернулся и ушёл. Осталось недолго. О, как он ждал этого момента! Совсем скоро она вернётся! — Эй, придурок, ничего не забыл?! — Рендольф повернулся и увидел, что в руках охотник держал подвеску. Мразь! — Я слышал, это что-то ценное. Но не блестящее. Лучше это ярко разбить! Мечник, изящно уходя от погони жутких тварей, был готов уничтожить подвеску. Это не было невозможно, а при наличии дыхания — вполне достижимо. Мецгер мог вынуть один из козырей, какое-нибудь ещё жуткое заклятье, или обрушить на наглеца весь этот пожар, но тогда можно повредить подвеску. Нет! Нельзя. И тут лицо иностранца исказила гримаса. Он остановился и щёлкнул пальцами. Чудища застыли и исчезли. Не осталось и следа их пребывания. Только мерзкий запах потустороннего мира. — Что, решил ярко сдаться? — сказал охотник и захохотал. — О нет, просто расклад поменялся, — мужчина указал в сторону огненной стены, из которой вышел Кайгаку, держа за горло двух жён Тенгена. Третью Кайгаку лёгким пинком в живот выбросил в окно. Джентльмен взмахнул рукой, и в его ладони появился тот самый браунинг, который он тут же нацелил на одну из девушек. — Уничтожить подвеску ты можешь, но уверяю, твои страдания будут сильнее моих! — с особой злостью процедил мужчина, давя на спусковой крючок. Ради приличия, чудом сохранившегося, позволю себе не описывать те душевные терзания, которые переживал Столп Звука. Решительно ясно, что вся их драматичность неподвластна моему перу, а позорить и унижать великих рассказчиков прошлого, воспевших самые трепетные чувства, я не намерен. Не выйдет из этого ни Шекспира, ни Ильфа и Петрова. Даже посмеяться будет не над чем. Что может быть мимолётней этих чувств? Хрупкие, они легко рассыпаются в снежную пыль, ударяясь об стену повседневности и рутины. Ну право, друзья, представьте Ромео и Джульетту со счастливым концом, воссоединение влюблённых и так далее. Какой пошлой вещью предстала бы нам их повседневность! Какое злобное коварство! Но мы отвлеклись. Смотря на эту сцену, можно было подумать, что время замерло, испугавшись чего-то. Охотник стоял на месте, иностранец не сводил с него глаз, держа «на мушке» одну из девушек. А Кайгаку начал потихоньку приобретать человеческий вид. Взгляд его более не застилала пелена жуткой метаморфозы, тело пришло в норму, и только на самом дне бирюзовых глаз догорали холодные огоньки. — Итак, каково твоё решение, охотник? — выразительно проговорил Мецгер, постукивая пальцем по курку. Столп Звука выставил вперёд руку с подвеской. Результат предсказуем. Кто-то разочаровался, кого-то пронзило умиление от столь самоотверженного поступка охотника. Стоит ли это всё жизней тех, кого он любит? Это сейчас уже не важно. Важно то, что цель достигнута. — Как учтиво с вашей стороны, — иностранец протянул руку. Кожа начала покрываться волдырями и гнойниками, которые, лопаясь, выпускали на свет множество шипов и лезвий. Мерзкая конечность в мгновение ока преодолела расстояние, разделяющее охотника и Мецгера, и взяла подвеску, чтобы через секунду вернуться в привычное глазу состояние. Оказавшись вновь в руке Рендольфа, подвеска будто нагрелась, даря тепло своему законному владельцу. Рубин переливался, отражая падающий свет, будто безбрежное красное море, и Рендольф улыбнулся, думая о чём-то своём. Даже глаза прикрыл. В открывшейся взору темноте всплывали призрачные огни и образы давно прошедших лет, давно ушедших лет. Молчание повисло в воздухе, задавая напряжение, давя на всех в разрушающемся зале. Первым это прервал Рендольф. — Как неучтиво с моей стороны, — повернул он голову вбок. — Кайгаку, отпусти бедных девушек. Бывший охотник разжал руки, и две девушки рухнули на пол, а на лице Рендольфа появилась кровожадная ухмылка. — Что ж, покидаю кров. «Спи, Фауст, мирно. Будь здоров!» Завыл ветер, языки пламени с новой силой взметнулись ввысь. Жар стал невыносимым, а дым, точно саван, затягивал всё вокруг. Двух наших славных друзей уже не было видно. Обратившись в чёрные вихри, они исчезли, словно их и не бывало. Тенген добежал к жёнам и пытался привести их в чувства. Внезапно появилось небольшое свечение, сплетающееся в уродливую фигуру — почти прозрачное чудище, сгорбленное, с длинными когтями и огромной пастью, в обрывках дорогого платья. Рёв оглушил охотника, рёв, похожий весьма отдалённо на надменный смех. Началась битва, беспощадная и бессмысленная. А дом всё горел, горел, горел…***
Поместье Бабочки.
На улице стояла замечательная погода. Пели птицы, светило солнце. Ещё не прогретый утренний воздух дарил приятную прохладу. До чего ж хорошо жить на белом свете! Танджиро, полностью восстановившись, но стоит отметить — только в физическом смысле, собирался покинуть Поместье Бабочки. Томиока отправился ещё раньше. Теперь этот добрый приют покидал и Камадо вместе с сестрой. Только одно выбивало из колеи — странный сон, приснившийся прошлой ночью: зал, блюда и какая-то вдохновляющая речь… Выйдя из здания, Танджиро заметил Аой, которая куда-то шла с корзинкой. — Привет, Аой! — поздоровался юный охотник. Канзаки повернулась в сторону звука. — Рада видеть, что тебе стало лучше, — с серьёзным выражением лица ответила охотница. Камадо перевёл взгляд на корзину. — А ты куда идёшь? — В деревню здесь неподалёку. Надо кое-что купить, — Аой скосила взгляд, задумавшись. Танджиро улыбнулся. — Можем составить тебе компанию. Незуко усердно закивала головой, потом взяла Аой за руку своими ручками и снова закивала. Канзаки посмотрела на Танджиро, потом на Незуко, с минуту подумала и, поняв, что контраргументов здесь придумать просто невозможно, ответила: — Хорошо. Ворота Поместья закрылись за ними.***
Окрестности деревни.
Был ли это каприз слепого случая, злая шутка судьбы — неясно. Да и неважно. По дороге, пустынной просёлочной дороге, шагал молодой человек с небольшим саквояжем в руках. В шаге от него плёлся, по-другому это не назвать, Кайгаку. Навстречу им шла молодая девушка, с прекрасными чёрными волнистыми волосами и дивными синими глазами цвета лазури — чистого рассветного неба. Прямо как у Неё. В руках она несла корзину, полную свежих фруктов и сладостей. Лёгкий ветерок играл в волосах, делая их похожими на волны ночного моря. Мецгер взял себя в руки и направился к девушке. — Юная леди, — в знак приветствия Рендольф приподнял шляпу. — Здравствуйте, — строго ответила Аой. — Вам что-то нужно? На лице молодого человека появилась улыбка. — О, жестокий мир, почему человеку должно быть обязательно что-то нужно? Нет-нет, просто я, — Мецгер сделал вид, будто был невероятно смущён, — думаю, что оно вам подойдёт. Пожалуйста, не отказывайте мне в радости подарить вам это. Юноша раскрыл саквояж и показал подвеску. Рубин сверкал на солнце, словно игриво подмигивал девушке. Аой с опаской глянула на Мецгера. Она не была наивной дурой и слышала, что могут потребовать мужчины, состоятельные мужчины, за такие дорогие подарки. Рендольф же, поймав этот взгляд, вопросительно изогнул бровь, а через секунду рассмеялся, чем привёл Канзаки в замешательство. — Ох, моя дорогая, нельзя же сразу думать о плохом. Нет, мне ничего взамен не нужно. Тем более это. Аой покраснела, понимая, что так в открытую демонстрировать подозрения было неприлично с её стороны. — Извините… Рендольф взял в руки подвеску и подошёл к Канзаки. — Разрешите? — спросил молодой человек и, получив удовлетворительный ответ, надел подвеску на Аой. Рубин особенно ярко сверкнул, и девушка тут же упала без сознания, но её успел подхватить Рендольф. Внезапно раздался испуганный и в то же время возмущённый голос. Он принадлежал Танджиро. Как он здесь очутился? Всё просто. После того как они разошлись, юный охотник вспомнил, что хотел что-то спросить, а потому решил догнать девушку, благо она ушла недалеко. И тут он увидел пассажира того злополучного поезда, который что-то делал с Аой. — Эй! Что вы с ней сделали? (Тысяча извинений за такое количество штампов на один сантиметр строки). Рендольф оторвал взгляд от находящейся в его руках девушки, и по его изумрудной глади пробежал страх. Страх опоздать, не успеть. Нет! В этот раз всё будет иначе. — Кайгаку, останови его немедленно! Бывший охотник фыркнул. — Ладно, ладно. Не надо только так кричать. Эй, парень, советую повернуть обратно. Нет? Ну, ладно. «Молния»! Глаза Кайгаку вспыхнули, как две лампочки накаливания, лицо покрыла сеть трещин, а вены вздулись. Тысячи мелких искр, дуг и разрядов стали окружать его, будто паутина. Губы сами по себе расплылись в «улыбке» от уха до уха, обнажая клыки. Паутина искр стала столь плотной, что было невозможно различить отдельные нити. Всё слилось в один яркий шар энергии. Бывший охотник указал пальцем на Танджиро. — Бам! — С когтя сорвалась тонкая серебристая нить, в мгновение ока преодолевшая расстояние, разделяющее двух молодых людей. — Обжигающее Багряное Отражение! — Два горизонтальных удара образовали огненную преграду на пути нити, которая, оказавшись в центре огненного вихря, исказилась и исчезла в яркой вспышке. Через секунду раздался гром. — Ха, занятно, впрочем, слишком медленно. — Раззадоренный ощущением жизни, Кайгаку стал набирать второй заряд, но уже гораздо быстрее. — Вот и всё… Эй, слезь с меня, дрянь паршивая! Незуко кинулась на бывшего охотника, вцепившись ему в лицо. Воспользовавшись моментом, Танджиро поспешил на помощь к Аой, благодаря сестру за то время, что она выиграла ему. Мецгер даже не смотрел на битву. Он лишь обнимал тело девушки, а в глазах плясали безумные огоньки. Он всё повторял и повторял слова на давно мёртвом языке, будто произносил какую-то клятву. Увидев охотника, приближающегося к нему, Рендольф положил тело на землю, а сам повернулся в сторону нападающего и вытянул вперёд правую руку. Невероятная сила вдавила Танджиро в землю. Было ощущение, будто на него бросили валун. Дикая, первобытная сила обволакивала охотника, подобно тому как змея сдавливает кольцами тело жертвы. Сам Мецгер был явно не в себе, постоянно что-то повторяя на странной помеси французского, английского и немецкого. Тон его речи был то вопросительным, то обвинительным. Танджиро смог разобрать только одну фразу, произнесённую на японском языке: «Вы не отберёте её у меня! Только не снова!». Тем временем Рендольф поднял руку вверх, и неведомая сила потянула юного охотника следом за рукой. Танджиро почувствовал, будто в тело упёрлись тысячи иголок. Вы когда-нибудь отлёживали руку? Например, засыпали на ней? Тогда вам знакомо неприятное покалывание после. Примерно то же чувствовал и Камадо, но во много крат сильнее. Напряжение, царившее вокруг, можно было буквально ощутить, оно сдавливало, не давало вздохнуть. Ещё мгновение — и эти неведомые силы разорвут охотника на части. Кайгаку же смог скинуть с себя Незуко и уже замахнулся когтистой рукой, чтобы разделить маленькое тельце на несколько частей. Мгновение. — Брат.***
Славные дни.
Это был солнечный денёк. Прекрасный, полный беззаботных игр и веселья. Это было детство. Тихий, милый глазу сад — простор для воображения. За высоким забором простирается прекрасная страна, полная благородных дам и господ, турниров, игр и добра. Да, добра, в том самом прелестном, благородном и чистом виде, в котором его может представлять ребёнок. Над этой страной никогда не заходит солнце, в небесах парят чудные восьмикрылые птицы, а в бескрайних морях, окружающих эту страну, плещутся дивные морские обитатели. А в нашем дивном садике, так же обители многих красот и чудес, играли двое — мальчик лет восьми и девочка лет пяти. Глаза мальчика сияли изумрудным блеском тех чарующих морей, а волосы были чёрными как сажа. Девочка же обладала глазами цвета синего-синего моря и волосами, напоминающими своим окрасом гладь чистого ночного неба. Оба во что-то играли, разговаривали и мечтали. Это великое право детства, право не думать о несправедливости и жестокости мира. Право не видеть, как одни утопают в собственном богатстве, а другие пухнут от голода, право не задаваться вопросом: Почему? Зачем? В чьих интересах? Но эти беззаботные дни прошли. Ничего не вечно на белом свете. Уж поверьте… — Когда-нибудь, сестрёнка, я покажу тебе все чудеса света! Вот увидишь! — гордо подняв подбородок, заявил мальчик. Девочка засмеялась. — Обязательно, братик. Обязательно…***
Окрестности деревни.
— Брат. Неведомая сила отпустила Танджиро, и тот, как бы предсказуемо это ни было, упал на землю. Даже Кайгаку замер, не в силах противостоять убаюкивающей нежности звучавшего голоса. Мецгер обернулся, неверяще глядя на ту, которая ушла в иной мир более трёх веков назад. О, как она была прекрасна. Её синие глаза источали тот же свет, что и тогда, руки всё так же скромно сложены перед собой. Лишь её улыбка померкла и больше не была такой родной и нежной. Но он всё равно любит её больше всего на свете. Больше всего… — Пожалуйста, брат, пусть сегодня больше никто не умрёт. Ради меня, пожалуйста. — Пожалуй, ничто в мире не могло противостоять её трепетной нежности, её доброму сердцу. Молодой человек вмиг преодолел разделяющее их расстояние и, подойдя к девушке, поцеловал её руку. Такую холодную… — Ради тебя, сестра, что угодно. Постепенно придя в себя, Мецгер обернулся на поле недавней битвы. — Кайгаку, оставь девушку в покое. Что за бескультурье, где манеры? Люди могут ещё подумать, что нас не воспитывали, — шутливо отчитал бывшего охотника Рендольф. Бывший ученик Столпа Грома лишь недовольно фыркнул и отошёл от Незуко. — Боюсь, господа, мне пора. Простите за эти эмоции, не смог сдержаться. Прощайте и до скорых встреч. Тени, будто ручные звери, оторвались от своих хозяев и понеслись к нашей троице. Закрутился чёрный-чёрный вихрь и унёс их. Дорога стала снова практически безлюдной…