Холодными одинокими ночами

      В Бар-Харборе не было недостатка в гостиницах. Несмотря на зиму, пришедшую в Мэн, город кишел туристами, но Бену удалось найти номер в «Мотеле №6» на окраине. Стоило бы доехать до Бангора, чтобы ненароком не наткнуться на ту семью, но они, скорее всего, направились прямиком в больницу.       После заплыва в океане потряхивало до сих пор. Девушка за стойкой регистрации бросила на него странный взгляд, но вслух пожелала только приятного отдыха.       Бен хмыкнул.       Он сразу принял горячий душ, как только добрался до своего номера. Холод не беспокоил его, как и сырость, но он тер лицо и вздрагивал, пока вода сбегала по волосам. До чего тупая блажь — спасать ту девчонку! Он мог утонуть. Кто-то мог видеть, как он обращается.       Хан поступил бы точно так же: безрассудно и глупо. Сиганул бы в океан, спасая человеческого ребенка. Лея тоже.       Бен лег на спину, глядя в потолок. Никто из них не бросился на выручку, когда тонул он. С ним всегда было так: или иди ко дну, или выплывай сам.

***

      В новостях промелькнула пара репортажей о его выходке, но, к счастью, нигде не показали его изображения.       Бен смотрел телевизор в кафе при мотеле, поглядывая на дальнобойщиков и байкеров, снующих у стоек с бесплатными завтраками. Хорошо. Никто его не опознает. Можно задержаться в Бан-Харборе, пока не позвонит Хан.       Но убивать здесь людей нельзя. Бен глотнул кофе, глядя на высокую блондинку, вошедшую в кафе. Начнется паника. Запестрит во всех новостях.       Но кровь оборотней горит жарко. Убивать людей — наука Анакина, способ остудить голову и снять напряжение, поэтому с каждой проходящей неделей без убийства становилось труднее сохранять человеческое обличье. Лея пыталась сплавить его к дяде Люку — сделать из него чокнутого убогого отшельника, — но вмешался дед. Доброе дело. Сделало его лучшим волком.       Тем не менее Бен не был психопатом. Никогда не ел детей, не ел младенцев. Беременных тоже. Только совершеннолетних, чаще женщин, чаще бродяжек. Все равно его не брала никакая зараза.       Анакин любил есть детей. Обожал это.       На улице было холодно, когда Бен вышел из отеля на прогулку, — ему хватало тонкой толстовки. Люди, мимо которых он проходил, кутались в зимние пуховики, шарфы и недоверчиво косились ему вслед. Должно быть, неосознанно чувствовали, что с ним не все ладно.       Он брел вдоль витрин магазинов, засунув руки в карманы. У него накопились небольшие сбережения, но и хотел он немногого. Теплый край… Может, маленькую хижину в лесу с большим камином. Самку рядом. Пару щенков, путающихся под ногами…       Бен потер нос и откашлялся, остановившись, чтобы посмотреть на старые сани в витрине. Трудно найти суку в пару. Они вырастают охренеть какими огромными и не горят желанием спариваться. Три года назад ему надрала задницу Надя, по-настоящему здоровенная баба откуда-то из-за океана. Всыпала по первое число. Почти оторвала переднюю лапу.       Из кармана раздался тихий щебет. Возобновив шаг, Бен ответил на звонок.       — Да.       — Бен… Где ты?       Он снова замер. Голос матери застал его врасплох. Сердце, как всегда, пропустило удар, хотя он давно научился не ждать от нее многого.       Он потер подбородок, пожимая плечами.       — В Мэне.       — На той работе с Ханом?       — Ага.       — Вы двое просто невозможны, — в ее голосе звучал невеселый смех.       — Отлично. Приятно было тебя услышать. Увидимся на следующих похоронах.       — О, не будь таким, Бен, — упрекнула она. — Я позвонила, потому что увидела тебя в утренних новостях.       — Да?       — Кто еще мог прыгнуть зимой в Северную Атлантику, чтобы спасти несчастную крошку — и выжить?       Черт. Бен закатил глаза и прислонился к ближайшей стене, пытаясь нащупать в карманах сигареты. Ну да. Тут она права. Ни один человек бы не выжил.       — И что с того? — рыкнул его. В воздухе заклубился пар от дыхания, он шлепнул пачку на ладонь. — Есть еще что сказать?       — Я очень горжусь тобой, дорогой.       Дрожащими пальцами он засунул сигарету в зубы. Прикурил и не ответил, пробуя не обращать внимания на тяжесть в груди. Ну да. Гордится. Можно порадоваться за нее.       Лея вздохнула. Ее голос стал потрескивать, и сердцебиение Бена на миг участилось — показалось, что она пропадает. Бен снова затянулся. Да плевать.       — Ты можешь вернуться домой, — предложила она. — Попробовать себя в торговле…       — Я не могу этого сделать, Лея.       — Тебе не нужно скитаться направо-налево. Хватит искать дом, который у тебя уже есть.       Он бросил трубку.       Потребовалось много силы воли, чтобы не размозжить телефон. Бен стиснул зубы, убрал его в карман и, оттолкнувшись от стены, растер лицо. В груди сжалось, горло перехватило, и он вдохнул едкий дым, закрывая глаза.       Он слонялся по городу почти весь день. Рядом с аптекой нашлась какая-то кофейня, и он зашел на ланч, взять кекс с кофе, черным, до одури горячим. Но ему не обжигало рот. Потягивая его, Бен сел на скамейку, глядя, как туда-сюда снуют люди. Много семей. Шумные дети кричали на родителей.       Прямо через дорогу находилась большая средняя школа. Сидеть тут и смотреть — изначально плохая идея, но волчьи инстинкты коренились глубоко: он полубессознательно выслеживал добычу — изучал, наблюдал за ними — на потом. Все, что он делал, крепко завязло на волчьей сути. Как и все, о чем он думал.       Уминая черничный кекс, Бен глядел, как открываются двойные двери школы. Волки не скучали по матерям, когда достигали зрелости. По своей он точно не скучал.       Парни и девушки в зимней одежде вывалили на улицу. Не похоже, что их было много, — он не особо разбирался в школьных делах, сам учился дома, его учил Анакин. Оборотня трудно отправить в человеческую школу. Бен облизал губы и отпил кофе, искоса бросив взгляд на газету, а потом снова на школу.       …Будто отразившись от грани бриллианта, радужный блик на долю секунды ослепил его. Бен нахмурился, протер глаза и позволил им обратиться, чтобы лучше видеть…       Но тогда его ударила молния.       Бен вскочил так быстро, что опрокинул скамейку. Кофе пролился на землю, но это не имело значения. Его глаза расширились — мерцание кристаллизовалось, пролившись на мир яркими красками, — все вдруг ожило, и посреди этого сияния он различил девушку, спускающуюся по ступенькам. Просто какую-то девушку.       Он смотрел на нее и, сделав в ее сторону несколько шагов, пошатнулся. Цвета умиротворились, опутав его грудную клетку где-то слева, — и потянули, не давая опомниться, хотя он знал, что не может просто взять и подойти к незнакомке…       Бен замешкался — кровь под кожей раскалилась докрасна. На секунду его охватил страх, потому что он знал, что это — что она — что такого не случалось уже двести, триста, пятьсот лет, и этого попросту не могло случиться с таким жалким оборотнем, как он. Просто не могло. В последний раз это выпало Анакину и Падме, но Падме ушла.       Волк вскипел в крови Бена. Он обращался — как будто снова был подростком во власти прихотей настроения, и нужно было бежать, пока никто не увидел.       Пусть все его существо яростно тянуло в противоположном направлении, он сорвался с места и побежал.       Он вернулся в мотель за рекордно короткое время — возможно, бежал даже слишком быстро, возможно, вызвал подозрения. Девушка за стойкой нахмурилась, но Бен проигнорировал ее, бросившись к своему номеру, обливаясь потом от непомерного усилия удержать в узде обращение. Он только что видел… видел…       Бен перевоплотился на пороге, едва успев захлопнуть дверь. Даже выругаться не смог — голос сменился ревом, кожу болезненно рвало — он обращался в оборотня слишком быстро. Вывернув шею, он зарычал, наткнувшись на подставку с телевизором и опрокинув и то, и другое.       Кожа гудела. Кайло упал на колени и повалился на бок, тяжело дыша ртом. Его глаза широко раскрылись — мир наполнился яркими красками, чего никогда не бывало в волчьем обличье.       Он заморгал, блуждая взглядом по маленькой комнате, и сосредоточился на дыхании, хотя весь его разум в это самое мгновение уносило очень далеко. Он видел цвет — и он чувствовал Ее.