Teacher’s pet

«Твердые тела не могут течь», — говорит физика, но у биологии на этот счёт иное мнение…

      Острый угол стола больно впивается в бедро, но я не рискую двинуться; так и стою, покорно ожидая своей участи, зажатая между учительским столом и огромным мужским телом, нависающим надо мной.       — Мисс Маммон, если бы вы только знали, как сильно я хочу вас отпустить и покончить со всем этим, вы бы расплакались.       Голос преподавателя хрипит и дрожит от подавляемого гнева, но у меня от его идеального тембра по телу словно ток пробегает, заставляя сильнее нервничать от развратных мыслей. Он сказал, что хочет поскорее закончить этот кошмарный экзамен, затянувшийся дольше положенного, но всё, что услышала я — он меня хочет.       Раньше профессор Цепеш казался мне олицетворением невозмутимости и стойкости: его гипнотический голос завораживал и заставлял фантазию работать в режиме нон-стоп, причём когда он читал лекции о силах натяжения, упругих и неупругих ударах, поступательных и вращательных движениях, механика была последней, о чём хотелось думать. Однажды во время лекции я залипла над фразой «в пределе бесконечной жёсткости», и весь остаток занятия не могла сосредоточиться ни на чём, кроме как на мыслях о том, насколько же жёстким может быть лектор. Никогда ещё физика не казалась мне такой сексуальной.       Но прямо сейчас профессор Цепеш готов спалить меня к чёртовой матери одним своим взглядом. Чувствую, как холод льдисто-голубых глаз оставляет на моём теле ожоги, и я точно не уверена, когда именно умудрилась взбесить его. С момента как оказалась в аудитории всё было словно в тумане. Возможно, всему виной волнение перед горячим преподавателем, из-за которого мозг начал отключаться прямо во время ответа, иначе никак не могу объяснить то, что вместо «твёрдого тела» произнесла «твёрдого члена».       — Профессор Цепеш, — сглатывая ком в горле, почти пищу я, когда преподаватель упирает руки в стол по бокам от меня, заключая в ловушку, и шумно дышит, опустив голову.       — Отвечайте по билету дальше, мисс Маммон, — скрипя зубами, произносит он. — Что ещё вам известно из механики жидкостей?       Да какая тут механика, когда он настолько близко, что я спокойно могу разглядеть каждую напряжённую мышцу под его белоснежной рубашкой?! И запах его парфюма, который велит сократить расстояние между нами и вдыхать, вдыхать, вдыха-а-а-ать, пока не задохнусь.       — Что такое вязкость? — подсказывает преподаватель, возвращая мои похотливые мыслишки снова на землю, где действуют законы физики, а не фанфиков.       — Вязкость — это… — прикрыв глаза, сосредотачиваюсь на воспоминаниях того, как Цепеш читал лекции нашей группе, но тут же прогоняю эти мысли, потому что его лекции позволили узнать только то, что хуже красивого преподавателя может быть только до умопомрачения интересный преподаватель. Будь проклята сапиофилия! Поэтому старательно ищу в потайных комнатах памяти остаточные знания того, что читала ночью, пока готовилась к экзамену. — Вязкость — это свойство жидкостей оказывать сопротивление при перемещении одних слоёв этой жидкости относительно других, вследствие которого возникают силы внутреннего трения, направленные по касательной к поверхности слоёв, — как на духу выпаливаю я, стараясь не сильно думать о касательных и внутреннем трении, пока профессор нависает надо мной, словно коршун над жертвой.       — Замечательно, — выдыхает преподаватель, отстраняясь, чем даёт возможность снова дышать кислородом, а не им одним. — В чём проявляется действие сил вязкого трения? Скажем, если в вязкой среде движется твёрдое тело?       Ох, профессор Цепеш, ради всего святого, не задавайте мне таких вопросов!       Мужчина скрещивает руки на груди, и я не могу связно мыслить, потому что его рубашка натягивается, облегая и подчеркивая рельеф мышц, а мои гормоны взяли верх над разумом ещё на вопросе о том, почему в случае неупругого удара не выполняется закон сохранения механической энергии. При неупругом ударе механическая энергия тел полностью или частично переходит во внутреннюю энергию, что приводит к нагреванию этих тел. Да чтоб тебя! И зря он попросил привести пример перехода одного вида энергии в другой, потому что единственное, что смог сгенерировать мой мозг, гласило: кинетическая энергия движущегося тела переходит в потенциальную энергию тела, поднятого над землей и прижатого к стене тем самым движущимся телом. Но, разумеется, я не рискнула такое озвучить.       — Мисс Маммон, на какую оценку вы претендуете?       Интересно, насколько сильно он удивится, если скажу, что мне нужно «отлично»?       — Ну, понимаете, я получаю повышенную стипендию…       — И вы считаете, что ваш ответ дотягивает до желаемой оценки?       — Разумеется, нет, но вы ведь можете натянуть меня? — а, ой. Что ты несёшь, Мими? — В смысле можете задать мне дополнительные вопросы?       Несмотря на мою нелепую оговорку, лицо преподавателя остаётся бесстрастной маской, отчего считать его эмоции совершенно нереально. А вот мои эмоции неоновой вывеской сияют на лице. Я бы даже сказала — полыхают, если учесть то, как сильно горят мои щёки.       — Мисс Маммон, с самого вашего появления в этой аудитории я только и делаю, что задаю вам вопросы, словно мы не на экзамене, а на допросе, — елейным тоном тянет Цепеш. — Вы же даже элементарных вещей не знаете. Ляпаете всякую… кхм… чушь невпопад, — это он ещё и половины не слышал из той «чуши», что у меня в голове вертится. — Вы хотя бы закон всемирного тяготения в состоянии сформулировать, чтобы мне было за что ставить вам «удовлетворительно»?       «Удовлетворительно», — проносится томным шёпотом профессора Цепеша в моей голове с лёгкой сексуальной хрипотцой. Я бы, конечно, могла его удовлетворить, если бы только для этого не требовалось знать физику вдоль и поперёк.       — Между двумя материальными точками действует сила взаимного притяжения, прямо пропорциональная произведению масс этих точек и обратно пропорциональная квадрату расстояния между ними, — неожиданно для себя произношу я, и лицо Владислава Цепеша принимает слегка ошарашенное выражение, но удивление столь быстро улетучивается, что я задумываюсь: а не показалось ли?..       — Вы не безнадежны, мисс Маммон, — с сарказмом хвалит преподаватель, но зарождающаяся радость тут же гаснет, когда он добавляет, — но этого всё равно не хватит даже для необходимого минимума.       Да что я должна сделать, чтобы сдать ему этот проклятый экзамен?! Принести в жертву девственницу? Или каким-то чудом доказать, что я не глупая, а просто не могу держать себя в руках при нём, потому что когда он рядом, меня атакует поток мыслей неуместных, но сильных и желанных? А ведь это может сработать…       Физика — наука о природе, а люди — часть природы, так? Что там гласит закон тяготения? Чем меньше расстояние между телами, тем сильнее они притягиваются друг к другу — вот и проверим.       Собравшись с духом и силами, отталкиваюсь от стола и делаю несколько уверенных шагов прямо на преподавателя, а тот продолжает стоять на месте, как скала, ничуть не впечатлённый моей внезапно обретённой уверенностью. Готова поспорить, Цепеш привык к домогательствам со стороны студенток и выработал иммунитет на кокетство и женские чары, но попытаться стоит. В конце концов, согласно первому закону Ньютона, чтобы вывести тело из состояния равновесия, нужно приложить к этому телу некоторую силу.       — Знаете, профессор…       Я подхожу практически вплотную к преподавателю и смотрю на него снизу вверх, изучая каждую чёрточку на идеальном лице. Удивительной красоты голубые глаза, в которых хочется утонуть. Легкая щетина, которая наверняка волшебно бы чувствовалась, окажись лицо Цепеша между моих бедер. Небольшой шрам над верхней губой. Ах, эти губы… сколько бессонных ночей я провела, ворочаясь в постели, которая казалась слишком большой для меня одной, и фантазируя о том, как они произносят моё имя с жаром и желанием, пока их обладатель берёт меня так же быстро и умело, как он берёт грёбаные интегралы на своих занятиях. Если в мире нет ничего идеального, то и профессора Владислава Цепеша существовать не должно.       — Вы кое-что забыли, — слегка наклонив голову, провожу языком по пересохшим губам, что не остаётся незамеченным мужчиной. Взгляд Владислава становится более настороженным, а плечи напрягаются сильнее.       — Интересно, что же? — не без иронии интересуется преподаватель, и его самоуверенность в доле с нечеловеческой харизмой не могут оставить меня равнодушной. Не так опасно влюбиться не в того мужчину, как оказаться полностью им очарованной. Так вот Владислав Цепеш определенно не тот мужчина. И я окончательно и бесповоротно им очарована.       — Законы физики, имеющие какое-либо отношение к реальному миру, ненадежны; а надежные физические законы не имеют отношения к реальному миру, — я аккуратно подношу руку к его щеке, но он ловко ловит моё запястье, не позволяя прикоснуться к нему. Захват не сильный, но достаточно крепкий, чтобы я могла почувствовать силу, что таится в больших и горячих руках.       — В этой цитате Эйнштейна говорится о математике, а не о физике, — едва заметная улыбка латентного мудака касается чувственных губ, но меня нисколько не смущает, что мистер всезнайка поймал меня на очередной ошибке.       — Да какая разница? Физика, математика — одна сатана, — легкомысленно пожимаю плечами я.       — Зря вы так, мисс Маммон. Если вы не полюбите точные науки, то придется смириться с тем, что точные науки будут любить вас, — ох, я бы предпочла, чтобы меня любили вы. — Каким ещё афоризмом попробуете меня покорить?       — С чего вы решили, что я буду пытаться вас хоть как-то покорять? — немного обиженно поджимаю губы, стараясь не выдавать истинного разочарования от того, что меня буквально поймали за руку.       — А разве нет? — в насмешливом удивлении приподнимает брови Цепеш, медленно скользя по мне внимательным взглядом с головы до ног и обратно. — Ваш неприемлемо заведению откровенный наряд, оговорочки по Фрейду, томные вздохи. Этого достаточно, или мне продолжить? Я не первый год преподаю в университете, на меня уже давно не действуют закусанные губы, невинные похлопывания ресницами и прикосновения к волосам.       — Я не пыталась вас соблазнить, просто нервничала, — удивительно, но сложившаяся ситуация не вызывает во мне смущения — только злость. Потому что Цепеш реально так повернут на науке, что не замечает элементарных вещей, присущих обычному человеку. — Хотели ещё афоризмов, так ловите: в физике истина редко бывает кристально ясной, и то же всегда верно в отношении человеческих дел.       — А что же тут не ясно, мисс Маммон?       Очередная насмешка заставляет меня окончательно потерять самообладание и взорваться. И, к моему величайшему сожалению, следующие слова вылетают из моего рта быстрее, чем я не успеваю прикусить себе язык:       — Да нравитесь вы мне! Но, кажется, получить нобелевскую премию по математике легче, чем получить хоть каплю вашего внимания не как к студентке, а как к женщине!       — Нобелевские премии не вручают…       — Да знаю я! Об этом и речь!       Дыхание сбивается от зашкаливающего адреналина и злости на роботоподобного мужчину, чей интеллект сравним разве что с его асоциальностью, которая безгранична. Мне хочется хорошенько встряхнуть его, чтобы проверить — действительно ли он такой железный или только притворяется, но боюсь, если прикоснусь к нему, то не удержусь и притяну ненавистного и одновременно горячо обожаемого преподавателя к себе за ворот рубашки и наброшусь на него с поцелуями. Мы сверлим друг друга взглядами, и я вижу, как в его голове крутятся колёсики, приводя сложный механизм его мыслей в действие, как поднимается и опадает его грудь от дыхания, что становится глубже с каждой секундой. Да пошло оно всё!       Что-то щёлкает внутри меня, я подаюсь вперед, но в этот же момент большая ладонь Цепеша накрывает заднюю часть моей шеи, грубым движением притягивая меня к нему. Черт возьми! Неужели мои чувства взаимны? Наши губы встречаются, сливаясь в нетерпеливом поцелуе, и каждая клеточка моего тела готова воспеть то, как восхитительно целуется этот мужчина. Осторожные и дразнящие касания губ сводят с ума, заставляя забыть всё, кроме одного имени — Владислав Цепеш. Его рот напротив моего — это единственное, что мне нужно от жизни; потребность в нём гораздо сильнее, чем потребность в следующем вдохе.       Мужчина ведёт руками по моей спине, сжимает талию и подталкивает назад, пока я вновь не упираюсь задницей в его стол. Руками осторожно исследую линии его рук и плеч под тонким материалом рубашки, смыкаю их на крепкой шее; пальцы путаются в густых каштановых волосах, пока Цепеш по-хозяйски водит ладонями по моему телу от талии к шее и обратно, сжимает бедра и притягивает к своему паху, что вызывает у меня нетерпеливый стон. Я чувствую бедром его эрекцию и бесстыдно потираюсь о неё.       Мы отрываемся друг от друга, чтобы глотнуть немного воздуха, и наши взгляды встречаются — оба удивлённые от случившегося и безумные от неконтролируемой жажды повторить всё как можно скорее, и чем больше мы молча смотрим друг на друга, тем сильнее я начинаю нервничать. А что если Цепеш сейчас оттолкнёт меня и велит убираться к чёртовой матери? Или обвинит в домогательстве и манипуляциях? Живот сводит спазмом, но отнюдь не приятным, и язык словно к нёбу прирос, мешая заговорить первой. А ещё, кажется, я успела признаться ему в том, что он мне нравится. Твою ж мать!       — Профессор Цепеш… — еле слышно хриплю я севшим голосом, но не успеваю закончить предложение, потому что уже в следующую секунду Владислав вновь обрушивает свой рот на мой, но уже с большим напором.       Вот теперь официально я перестала отдавать отчёт своим действиям. Губы и руки двигаются сами по себе, язык преподавателя проникает в мой рот, его рука сжимает мои волосы на затылке, наклоняя голову, чтобы он мог углубить поцелуй. Он невероятно требователен и властен, что не может не заводить. Вот уж действительно в тихом омуте черти водятся, причем чем тише омут — тем более страстные в нём черти. Цепеш кусает мою нижнюю губу, и я стону, когда вслед за укусом он втягивает её в рот и легонько посасывает, издавая тихий мурлыкающий звук. Одним ловким движением он усаживает меня на стол, но я разрываю поцелуй, слегка отталкиваю его назад и спрыгиваю со стола. Замешательство на лице мужчины сменяется удивлением, а затем чем-то тёмным и сексуальным, когда он следит за тем, как я опускаюсь перед ним на колени и тянусь к проклятущему ремню, стащить который мечтала со дня, когда он объявил, что «главная цель его курса — овладеть фундаментальными знаниями в области движения и взаимодействия тел».       Желание замкнуло логику, на которую я привыкла полагаться. Импульс — сильная потребность чувствовать его — оказал на меня влияние. Ловко справившись с ремнём, не спешу тянуть вниз молнию, предпочитая немного подразнить Цепеша. Обхватываю ладонью его член через брюки, медленно поглаживаю и не сильно сжимаю, довольно улыбаясь, когда он откидывает голову назад и протяжно стонет. По правде говоря, не уверена, кому тяжелее даётся это ожидание, поскольку сама слюной исхожу, представляя, как возьму его в рот. Выпуклость в моей ладони становится больше и твёрже, заставляя облизнуть губы в предвкушении. Кажется, в начале экзамена профессор Цепеш хотел узнать больше про абсолютно твёрдое тело, ну так я ему сейчас такое твёрдое тело покажу, о каком он ни в одной методичке не вычитает.       — Мисс Маммон… — хрипит преподаватель, напряжённо смотря на меня сверху вниз, и в его глазах плещется чистое и неразбавленное желание.       — Да, профессор Цепеш? — убираю волосы от лица и смотрю на него, закусив губу. Растерянный взгляд мужчины почти заставляет меня коварно улыбнуться.       — Забыл, что хотел сказать, — откашливается он, шумно втягивая воздух, когда я расстегиваю молнию на его брюках и в нетерпении освобождаю уже твёрдый и готовый член.       Беру его в руку и провожу ладонью вдоль всей длины снизу вверх, немного подразнивая головку большим пальцем. Цепеш выглядит невероятно горячо и сексуально с закрытыми глазами, сжатыми от сдерживаемого напряжения челюстями и взлохмаченными волосами. Но самое восхитительное то, что причина во мне. Одна только мысль, что кто-то настолько собранный и неприступный, как Владислав Цепеш, может сходить с ума от желания ко мне, вызывает в теле приятную дрожь восторга, смешанного с возбуждением. Провожу языком по головке члена, слизывая каплю солёной смазки, и аудиторию заполняет самый сексуальный звук в мире — мужской стон, заглушаемый закусанным кулаком.       Я принимаю эту реакцию за одобрение и начинаю действовать смелее. Обхватываю губами головку и посасываю её, перед тем как взять член глубже в рот. Твёрдая плоть заполняет его; челюсть немного сводит от напряжения, но я расслабляю лицевые мышцы и беру его так глубоко, как только могу, работая языком и губами, стараясь не задеть чувствительную кожу зубами. Приходится сжать бёдра, чтобы хоть немного унять возбуждение и облегчить тянущую боль между ног, пока Владислав что-то неразборчиво бормочет себе под нос, двигая бедрами навстречу моему рту. Его пальцы путаются в моих волосах, собирая их на затылке, а затем он наматывает их на кулак, беря меня полностью под свой контроль. Впиваюсь пальцами в его бёдра и ритмично двигаю головой, пока мужчина разбрасывается самыми грязными проклятиями и имеет мой рот. Отодвигаюсь, чтобы глотнуть немного воздуха и вновь подразнить головку, задевая языком уздечку.       — Чёрт тебя побери, Мими, — шипит Цепеш сквозь сжатые зубы, выглядя невероятно привлекательно в своей блаженной истоме. Это выше моих сил.       Продолжая сосать, я проникаю пальцами в трусики и ласкаю себя, не сдерживая стонов. Не припомню, чтобы хоть когда-нибудь раньше меня так заводил минет. Ощущений становится слишком много, что голова начинает кружиться, а по венам растекается горячий экстаз. Я чувствую, что вот-вот кончу, но Владислав резко дергает меня за волосы, вынуждая отстраниться, и я сама не понимаю, как оказываюсь на ногах. Обхватив за бедра, он вновь усаживает меня на стол и устраивается между моих разведенных ног. Склонившись к моему лицу настолько низко, что я чувствую его дыхание на своих губах, он шепчет:       — Этот рот благословлен самим дьяволом, мисс Маммон.       — А вы, профессор Цепеш, ругаетесь как прожжённый матрос, а не светило науки, — ухмыляюсь я, расстёгивая пуговицы на его рубашке.       Мы вновь целуемся, но на этот раз более сдержанно, медленно и глубоко. Его язык танцует с моим, и я чувствую, как он улыбается в мои губы. Тем временем его ладони поднимаются от моих колен к бедрам, раздвигая их шире, и я охотно подчиняюсь. Горячие пальцы ласкают меня через кружево белья, надавливая и вызывая дрожь по всему телу. Всё внутри плавится, стон срывается с моих губ, и Владислав крадёт его вместе с очередным восхитительным поцелуем. Его губы прокладывают дорожку от моей щеки к скуле и ниже, к шее, пока длинные пальцы выводят узоры на внутренней части бедра, пробираются под бельё и прикасаются к влажным складкам, дразня и распаляя, заставляя умолять о большем.       Низ живота сводит сладкой тянущей болью, когда Цепеш начинает нарочито медленно трахать меня двумя пальцами, беспощадно кусая мою шею и ласково целуя места укусов, его щетина царапает нежную кожу, но я практически не замечаю этого. Приглушённые всхлипы вперемешку со стонами вырываются из моей груди; я цепляюсь за его широкие плечи, как утопающий за спасательный круг, а губы без устали шепчут его имя. Я близко, почти на грани. Внутри всё пульсирует от скопившегося напряжения. Большим пальцем Владислав выводит круги на клиторе, задевая самые чувствительные точки. Я умоляю его, и он с большим удовольствием доводит меня до оргазма. Ничего лучше я в жизни не испытывала.       В то время, как я пытаюсь прийти в себя, мужчина неустанно целует мою шею, ключицы, его губы двигаются к груди, пока он борется с мелкими пуговицами на моей блузке, а затем резко замирает.       — Я смотрю, вы тщательно подготовились к экзамену, Мими, — Цепеш вытягивает из моего лифчика квадратик из фольги, и я мгновенно заливаюсь краской. Потрясающе! Значит, как отсасывать преподавателю и кончать от его пальцев — это всегда пожалуйста, а признать, что ты социально ответственная молодая девушка, заботящаяся о своём женском здоровье — это стеснительно.       — Это не то, о чём вы подумали, — смущённо бормочу я, закусив губу. И как объяснить, что презерватив оказался в лифчике, потому что мой наряд карманов не предусматривает, а такие вещи всегда должны быть под рукой?       — Ага, это другое, о чём я подумал, — изогнув бровь, самодовольно ухмыляется мужчина.       — Да какая разница, кто о чём подумал?! Главное, что пригодился, — я выхватываю резинку из его рук и разрываю упаковку, но Цепеш отбирает у меня контрацептив, надевая его самостоятельно.       Подтянув меня к краю стола за ягодицы, Владислав вжимается в меня бёдрами, и я не могу удержаться от того, чтобы провести ногтями по мышцам его груди и пресса. Я изнываю от самой сладкой и самой мучительной боли, потому что находиться так близко к нему после всех одиноких ночей, проведённых в компании собственной руки и влажных фантазий, чувствовать его обнажённое тело напротив своего — сродни чуду. Мне кажется, при одном только взгляде на него я начинаю светиться от возбуждения, потому что именно такой эффект он оказывает на меня.       Одно незначительное движение, и я чувствую, как Владислав входит в меня. Бабочки в животе вновь начинают сходить с ума, тело искрит, а по спине бегут мурашки, но эйфория быстро сменяется дискомфортом по мере того, как член заполняет меня. Против воли я зажмуриваюсь и шиплю, что, конечно же, замечает мой партнёр. Конечно, блядь, он ведь такой проницательный, когда это не нужно.       — Я могу остановиться, — и в самом деле, Цепеш замирает, двумя пальцами цепляя мой подбородок, вынуждая посмотреть на него. В его глазах, потемневших от возбуждения, сквозит беспокойство и волнение, смешанное со страстью. Он не хочет останавливаться, и с его стороны этот жест заботы весьма мил и трогателен.       — Ну уж нет, — испугавшись, что он правда может сбежать, я обвиваю его талию ногами настолько крепко, насколько могу, а руки сами собой обхватывают его шею и притягивают ближе, чтобы вновь слиться в поцелуе. — Всё в порядке, я большая девочка — справлюсь.       Владислав не спорит, но его движения становятся медленнее и осторожнее. Он входит в меня короткими ритмичными толчками, с каждым проникая глубже и глубже. Протянув руку между нашими телами, он поглаживает кончиками пальцев мой клитор — точно выверенное давление, идеальный ритм. Тело понемногу расслабляется и становится более податливым, плавное скольжение члена внутри приносит меньше дискомфорта и всё больше удовольствия. Склонив голову на плечо, опираюсь на локти и начинаю двигать бёдрами навстречу толчкам мужчины.       — О… боже… мой… — со сдавленным стоном выдыхаю я, когда Цепеш оказывается полностью во мне.       Локти подрагивают, и, чтобы не упасть, опускаюсь на стол, цепляясь за столешницу. Мужчина подхватывает меня под колени и закидывает мои ноги себе на плечи, при этом начиная двигаться резче и жестче. Он упирается руками по обе стороны от моей головы и наклоняется, меняя угол проникновения, вознося меня на вершины блаженства. Я не могу сдерживать стонов, но маленькая разумная часть меня напоминает, где я нахожусь и с кем, а потому велит искусать себе губы в кровь, но не создавать лишнего шума.       Мужские ладони обхватывают мою грудь, пальцы ласкают напряженные соски через тонкое кружево лифчика, а затуманенный похотью взгляд не отрывается от моего лица. Руки Владислава почти причиняют боль, но вместо того чтобы сопротивляться им, я изгибаюсь, вдавливаясь грудью в ладони. Мне хочется сильнее и жестче.       — Ещё, — почти беззвучно умоляю я, но Владислав слышит и исправно выполняет мою просьбу.       Сила, с которой он двигается, сводит меня с ума, и он не может этого не чувствовать. Его толчки — искусство в чистом виде; наши тела идеально подходят друг другу. Напряжение внизу живота начинает нарастать, мышцы сжимаются, тело пробивает мелкая дрожь. Я скольжу по столу при каждом толчке, поэтому приходится сильнее вцепиться в столешницу, рискуя обломать ногти, но мне плевать. Мне хочется кричать, и очень своевременно большая ладонь Цепеша накрывает мой рот, заглушая громкий стон, с которым я кончаю. Чувство свободного падения, пока я парю в облаках неземного блаженства, ощущается потрясающе.       Владислав продолжает сильно и быстро толкаться в меня, двигаясь навстречу собственному оргазму. Его глаза закрыты, волосы находятся в превосходном беспорядке, на лбу выступает испарина, а затем он издает хриплый и сдавленный стон, больше напоминающий рычание зверя, и замирает, кончая внутри меня. Его руки, упирающиеся по обе стороны от моего тела, дрожат, грудная клетка поднимается и опускается в бешенном ритме от частого и поверхностного дыхания. Медленно он открывает глаза, и его напряжённый взгляд не отпускает меня, пока мужчина севшим голосом произносит:       — Когда физическое и душевное сливаются в экстазе — нирвана.       Это уж точно. Нирвана… именно так себя сейчас и чувствую. Но стоит углям страсти остыть, как реальность обрушивается на нас обоих, и вместо томных вздохов мы обмениваемся взглядами, полными шока, испуга, отрицания и капельки сожаления. Расскажи мне кто-нибудь другой такую историю, я бы от души посмеялась и точно бы громко зааплодировала, но я не кто-нибудь другой. Огромная аудитория кажется слишком тесной для нас двоих, возможно потому, что неловкое молчание занимает слишком много пространства. Надо срочно что-то сказать, хоть что-нибудь, чтобы исправить положение.       — Профессор Цепеш, не поможете мне встать? — ну, не это, Мими.       — Да, конечно, — прочистив горло, кивает преподаватель.       Он выходит из меня, и я немножечко начинаю скучать по нему, но здравый смысл, вернувший себе право голоса после того, как гормоны, удовлетворившись, ушли в спячку, напоминает, что всё случившееся в этой аудитории — неправильно, а потому скучать по ощущению наполненности, которое я чувствовала, пока Владислав был во мне, — ошибка. Огромная и грубая ошибка. Плохая, плохая и порочная Мими!       Натянув брюки, Цепеш помогает мне привести себя в порядок, что очень мило с его стороны, особенно если учесть, что сам он выглядит как полная противоположность порядку. Собрав свои вещи и поправив макияж, глядя в карманное зеркальце, я думаю, как бы побыстрее уйти, но в то же время задаюсь вопросом, как бы деликатнее спросить про оценку и не будет ли это странным… Хотя куда уж страннее?       — Мисс Маммон, — зовет Цепеш, когда моя рука касается дверной ручки. — Вы же понимаете, что на механике курс физики не заканчивается?       — А? Что? — неловко топчусь я, не понимая, к чему он клонит.       — В следующем семестре я читаю у вашей группы курс молекулярной физики и термодинамики. На вашем месте я бы начал готовиться к будущему экзамену уже сейчас, чтобы избежать в дальнейшем проблем. Ну, знаете, этот раздел, как и механика, полнится неоднозначными терминами. Способы теплопередачи, обмен энергиями, диффузия. Вы знаете, что такое диффузия? — невозмутимо спрашивает преподаватель, сосредоточенно застёгивая пуговицы на своей рубашке.       — Не уверена…       — Диффузия — это процесс взаимного проникновения структурных единиц одного вещества между структурными единицами другого вещества, — ровным и монотонным голосом лектора произносит Цепеш, заставляя меня внутренне задрожать.       Да твою ж мать! Меня ждёт очередной чертовски сложный и до неприличия горячий год…