Это война

Удар. Крик. Боль и желание жить, а не страдать. Перед русским мир все еще плыл перед глазами, а все голоса ощущались словно под толщей воды. Славянину было тяжело разобрать и так неизвестную ему речь, так еще и горевшая от боли спина не давала сосредоточиться. Снова удар. Снова душераздирающие крики. Связки болели, в глазах все щипало от слез, дышать становилось все тяжелее. Сердце бешено билось, готовясь к очередному удару. И вот он снова. И снова. На спине не было не единого живого места. Кровоточащие раны были по всей ее площади, в некоторых местах было видно мясо. И все это сопровождалось руганью немцев. Росс был на последнем издыхании, но мучения становились все жестче. Мальчик не знал сколько он еще сможет держаться, но он был в шаге от той, другой, уже спокойной жизни. Она его манила и звала к себе, но славянин пытался бороться. Он не может бросить семью. И даже в свой последний вздох, он будет думать о родных. РСФСР живет и терпит для них. - Все еще не хочешь поговорить? Наиграно, улыбаясь с притворно сладким голосом спрашивал один из солдат ребенка. Нет! Росс не может им рассказать о планах отца. Мальчик не смеет предавать своих соотечественников. Он будет бороться и держаться до конца. РСФСР бы с удовольствием послал бы их подальше, но не сил, не физической возможности говорить у него просто не было. Свои последние силы, мальчик израсходовал. Один из нацистов начал терять спокойствие. Потеряв всякое терпение на этого неугомонного русского, он взял его ослабшее, обмякшее, изуродованное тело и начал душить. В последних попытках сопротивляться, Росс пытался набрать воздуха и царапать руки насильника, но это никак не помогало. На мальчика нахлынул животный страх и паника. Умереть, да еще и таким жалким образом, он не желал, но сил бороться за свою жизнь у него не было. Мальчик стал задыхаться, в глазах стояли слабые слезы, но взгляд… В нем не было мольбы милосердия, страха, или ненависти. В них было желание жить. Такое манящие, сильное, и столь желаемое, что одновременно пугало и удивляло солдата. Не выдержав этой пытки, фашист отвернул свой взор от мальчика и начал бить его об стенку, так сильно, как ему это позволяло его воля. В свои удары он вложил всю свою ненависть к несчастному. - Was machst du? Er wird jetzt sterben! Второй солдат начал говорить что-то на немецком и пытался успокоить своего товарища, ведь если мальчишка умрет, им шкуры сдерут за потерю такой важной вещи. Два нациста стали яростно спорить на чем-то своем, а Росс начал медленно терять сознание и уже дезориентировался в пространстве вокруг себя. Все предметы приобретали расплывчатые очертания и сливались в одну непонятную картинку. В голове русского звенело, во вперемешку с обрывками, быстро и неизвестно куда, ускользающих мыслей. РСФСР точно не знал сколько прошло времени, так для мальчика это стало понятием относительным, когда в комнату зашел, нет, влетел еще один человек. Росс не видел кто это был, но хорошо слышал, как он кричал на солдат. Почему-то с его приходом славянин зарядился слепой надеждой на спасение из этих мук. Он не видел этого фашиста, но почему-то почувствовал радость и облегчение от его прибытия. Этот мужчина показался славянину до боли знакомым, но при этом таким далеким. Размытые черты лица, величественного тела и властного голоса. В полу-туманном рассудке Россу показалось, что на этом человеке есть столь родные ему красные армейские звездочки. Вместе с ним появился прилив сил, этого хватило мальчику, чтобы переселить боль, тяжесть в теле и самого себя, чтобы встать на ноги и тихо прошептать: - П-пожалуйста…п-помогите…м-мне…. Вмиг все голоса стихли, а всеобщее внимание военных переключилось на робко стоящего мальчишку, который пытался на своих беззащитных, переломанных ватных ножках доковылять до военнослужащих. Все находившиеся в этот момент мужчины наблюдали за действиями пленного, который поражал солдат своей выдержкой и стойкостью. Но больше всего мужчин зацепил пронзительный взгляд юнца. В нем отражалось все: презрение, злость, боль, надежда, ярко пылающая сила и мужество. Единственное, что они не увидели, как бы не пытаясь, разглядеть в очах, это страх, ведь непонятно, как его не может быть, после всего горя, что фашисты принесли русскому и его народу. Но факт, остается фактом, страха они не увидели. Каждый маленький шаг, давался славянину с большим усердием. Ноги просто физически не могли держать тело мальчика. А старые и новые раны доставляли еще больше неудобств при любом движении Росса. Но все же несмотря на адски горящую боль во всем теле, РСФСР шел прямо к служащим. Он все еще не понимал зачем это делает, а его действия не поддавались логике ребенка, но что-то немыслимое заставляло идти, на перелом всем и вся. РСФСР долго, но твердо шел к своим мучителям и своему спасителю. Никто из них не прерывал, окутавшую все помещение тишину, только усиленное дыхание и шаркающие шаги русского. Дойдя до мужчин, слегка пошатывающийся мальчик, пытался разглядеть лицо того человека, который наполнил славянина этой силой, но ребенку это было очень тяжело. Все плыло перед глазами или стояло пеленой, через которую русскому было сложно что-то разглядеть. Но все же мало-помалу РСФСР начал узнавать в мужчине, столь родные ему черты лица, присущие исключительно только этой личности. Расплывшись в мягкой улыбке, с застывшими от такой великой радости слезами, Росс тихо, но уверенно прошептал, глядя прямо в чужие глаза: - Папа…я скучал… Дальше что-то говорить или стоять сил не было, и мальчик упал прямо в теплые объятия мужчины, еле успевшего среагировать и поймать ребенка. Все стоявшие в пыточной было в немом шоке, чтобы как-то среагировать на происходящее с ними здесь, но больше всех испытал потрясение Союз, державший в руках обмякшее от пыток тело. Но очень быстро на его лице сменились эмоции. От непонимания и шока, до неприсущей ему мягкой улыбке, но с ярко-горящими от азарта глазами.