Хроники Эдмории. Дары аймасов (книга вторая)

      Свой официальный визит Белириан наметил на конец седмицы, в день, называемый на общем языке «Гахтар нут», считавшийся священным как для детей ночи, так и детей дня. В Гахтар нут было принято с утра отдавать дать Творцу, день — сну, а вечер и последующую ночь — веселью. Это утро Алиссандра встретила в храме. Будучи королевой, она не имела права пренебрегать традициями, потому отправилась в святилище во главе пышной свиты, состоявшей из первых лордов королевства, призванных служить блестящим фоном её собственному великолепию. Каждый из лордов был увешан фамильными драгоценностями и прибыл в сопровождении таких же расфуфыренных супруг, любовниц и любовников, не уступавших сановникам ни в чванстве, ни в количестве украшений. Шёлк одежд шелестел, золото и серебро позвякивало, тонкие ароматы благовоний создавали в воздухе причудливый букет. Над толпой висел приглушённый гул голосов, придворные оживлённо обсуждали первый за почти целый век визит посольства короля южных вампиров. Голоса причудливо переплетались с песнопениями жриц, славивших Творца и его благодать. Королева, расположившись в кресле, установленном в передней части молельного зала, с напускным безразличием прислушивалась к голосам толпившихся за её креслом придворных. Пересекать черту в десять локтей, отделявших владычицу от толпы, разрешалось немногим, но Алиссандра без проблем вылавливала и отдельные слова, и целые фразы. Её знать вовсю судачила о том, согласится ли Алиссандра взять в мужья юного внука Белириана. С угрюмым удивлением Вальдер-Руа констатировала факт, что её окружение было убеждено в том, что она даст согласие на брак и не станет медлить со свадьбой. Несколько особо азартных лордов, не постеснявшись присутствия королевы, делали ставки на то, сколько раз Манфрэд сумеет выполнить свой супружеский долг в первую брачную ночь и насколько быстро заведёт фаворитку. Ноздри королевы раздражённо дёрнулись. Наглецов она опознала и пообещала себе не забыть их имена. Шаги за спиной отвлекли её от размышлений. Капитан королевской стражи, занимавший место неподалеку от кресла, не шевельнулся. Значит, к ней приближался тот, кого Кальвинус не считал за необходимое опасаться. К уху королевы, изобразив безупречный поклон, склонился Морран-Нарэ. — Ваше величество. — Камилло, — губы королевы недовольно дрогнули, — ты заставил меня ждать. — В своё оправдание могу сказать лишь то, что был вынужден задержаться, чтобы привести интересующую мою госпожу особу в надлежащий вид и состояние разума. И задание мне удалось выполнить с весьма большими затруднениями. — Только не говори мне, что я перегнула палку, сломав его окончательно. — Милый Лоран-Даэ не сломлен окончательно, но его дух подточен отчаянием. Потеря благосклонности её величества весьма его удручает. — В своих бедах он виноват сам. Алисандра не собиралась терзаться муками совести по поводу своего канцлера. Пусть скажет спасибо, что не оставила его гнить в камере до конца отмеренного ему Творцом срока. Песнопение подошло к концу, одетые в длинные серые балахоны жрицы удалились внутрь храма. — Наконец-то, — королева поднялась с кресла. Сегодня церемония восхваления Творца показалась ей особенно длинной. Придворные оживились, переминаясь с ноги на на ногу. По этикету первой покинуть святилище обязана была королева. Стоявшие в боковых нефах простые смертные глазели на правительницу Морригана с почтительного расстояния, сдерживаемые шеренгой королевских гвардейцев. Но Алисандра не спешила к выходу, заставляя подданных нервно шептаться. Королева видела то, чего не видели остальные. У двери за алтарём, в которой исчезла вереница жриц, появилась фигура, облачённая в длинное ниспадающее складками тёмное платье с накинутым на голову капюшоном. На груди жрицы сверкал, ловя в плен свет свечей на алых гранях, амулет со священным камнем налдих. На неё пристально смотрела одна из старших жриц храма, приближённая к Верховной жрице. Алиссандра стиснула зубы. Королева просила о срочной встрече с Верховной жрицей три дня назад: ей не ответили, что было вполне в духе Шандаллы Данаг-Руа, возглавлявшей жречество Морригана. Шандалл считала себя равной венценосным особам, безмерно раздражая этим дом Вальдер-Руа, но заедаться с Данаг-Руа королева не стала. Знала, каким авторитетом та пользовалась как в столице, так и в королевстве. Наживать в лице Данаг-Руа врага было бы верхом тупости. — Кальвинус, — позвала королева, не оборачиваясь. Капитан тут же шагнул за её спину. — Пусть свита следует во дворец и готовится к приёму Белириана, а у меня, похоже, только что появилась причина задержаться. Не дожидаясь его ответа, Алиссандра двинулась к жрице. Камилло шагнул было за ней, однако был остановлен Кальвинусом, напомнившим молодому вампиру, что его следовать за королевой не позвали. Уняв возмущения, Морран- Нарэ направился к выходу. Капитан, отдав короткий приказ одному из своих гвардейцев, остался ждать возвращения Алиссандры. Жрица тем временем провела королеву длинным коридором к двери, ведущей в личные покои Верховной жрицы. Ступив за порог, Вальдер-Руа оказалась в саду. Всё пространство вдоль стен занимали кадки с цветами и диковинными деревьями. Подняв голову, она поняла, что стоит посреди «колодца» внутреннего двора. О том, что внутри храма находилось открытое пространство, королева не знала. Увидеть его можно было лишь с высоты птичьего полета. Жрицы умели хранить свои тайны, и ни одному шпиону Вальдер-Руа так и не удалось проникнуть внутрь святилища. Изумиться мастерством работы тех, кто строил пирамиду, Алиссандра не успела — в стене зелени открылся проход, из которого выступила малая росточком, но не величием вампиресса, облачённая в строгое одеяние жрицы. В отличие от иных жриц, Верховная жрица головы не покрывала и носила на груди символ своей власти — круглый амулет, в центре которого пламенел рубин в форме звезды. Высокий лоб Данаг-Руа украшал золотой обруч. Две толстые седые косы падали на грудь Верховной жрицы, не посчитавшей за необходимое поддерживать молодой облик с помощью магии. Шандалла Данаг-Руа не стыдилась своего возраста. Сколько лет прожила Данаг-Руа — не знал никто, но Верховной жрицей она была и в те времена, когда королевством правил дед Алиссандры. И уже тогда Данаг-Руа была старой. Внимательные тёмно-карие глаза устремились к Вальдер-Руа, и та ощутила настойчивое желание почтительно преклонить колено. Королева усмехнулась, осознав, кем было навеяно это странное для неё желание и упрямо задрала подбородок. — Тебе это так необходимо, Верховная? По губам жрицы скользнула слабая улыбка. — Ты всё так же полна глупого превосходства, Алиссандра. — А тебе всё так же требуется, чтобы каждый падал перед тобою ниц, — огрызнулась королева и поджала губу. Прозвучало слишком по-детски. Проигнорировав выпад, Верховная жрица прошла мимо неё к стоявшим в глубине сада двум креслам со столиком. Сев в одно из них, она жестом пригласила Вальдер-Руа занять кресло напротив. — Надеюсь, ты не против разговора сидя? По этикету никому не позволялось сидеть в присутствии королевы, пока та не позволит этого сама, но Данаг-Руа не подчинялась придворным правилам. Алиссандра подошла ближе и опустилась в кресло, обложенное подушками. Было удобно. Показушный аскетизм был оставлен в станах молельного зала. — Ты просила о встрече, — сразу перешла к делу Данаг-Руа. — Три дня назад, — сухо напомнила она. — У меня много обязанностей. — Просила ли я тебя когда-либо о встрече раньше? — Нет, — признала жрица, глядя на неё с лёгкой усмешкой, так, будто владычица северного королевства была капризным дитя, не понимавшим серьёзности дел старших. Алиссандра едва сдержалась, чтобы не нагрубить. Ногти впились в подлокотники кресла, дыханье пришлось усмирять, призвав к малой толике силы. От Верховной её манипуляции не укрылись, и улыбка старшей из вампиресс стала шире. — Мы все переживаем сейчас трудные времена, Алиссандра. Священный камень нашего народа почти утратил благодать темноты, а камень Света окрасился в цвета ночи. — Может их поменять местами? — нахамила королева. — И дело с концом. Тонкие брови жрицы сошлись к переносице. — Плохой совет, ваше величество. Алисандра, поняв, что перегнула палку, поспешно пробормотала извинения. Если её опрометчивые слова дойдут до ушей подданных, популярность Алиссандры резко пойдёт на убыль. — Я ни на мгновенье не забываю о том, что произошло с Камнем Нуит, — заверила она, назвав священный камень его древнем именем. — Но есть ещё кое что, в чём требуется твоя помощь. — Храма или моя лично? — Твоя лично, старейшая из Круга Девяти. Услышав, как она её назвала, Шандалла Данаг-Руа изогнула бровь. Взгляд жрицы потяжелел. — Откуда ты знаешь? Алиссандра храбро встретила толчок её магии, не выставив щиты. Верховная, не таясь, вгрызалась в её сознание. Что ж, скрывать она ничего не станет. — О круге Девяти мне рассказал отец, а ему его отец. Эту тайну мы передаём в семье из поколения в поколение. — И что же тебе известно о Круге? — Девятеро могущественных магов из вампиров и эльфов объединились в тайный союз, который подготовил и возглавил восстание против властелинов дроу… — Лишь часть из Девяти стояла во главе этой борьбы, — перебила жрица, — остальные пребывали в тени. У них было своё задание. И не все из нас принадлежали к детям дня и ночи, были и другие. — И кем же были эти «другие»? — Почему ты решила, что я тебе отвечу? — вопросом на вопрос ответила Верховная. — Потому что я сделаю всё, чтобы спасти свой народ от той участи, что ему грозит, — Алиссандра вскинула голову. — Я — не враг Кругу, я — спина, на которую он может опереться. — Круга больше нет. Жалкие остатки из Девяти — древние, как само время, больше не имеют прежней силы. — Твоя сила не стала меньше, — возразила королева, — я чувствую её. Ты способна на многое. Помоги мне понять, что происходит. И скажи, как остановить грозящую опасность? Некоторое время Верховная жрица молчала, сверля её пытливым взглядом. — Приближающееся тебе остановить не под силу, — наконец, произнесла она. — Но ты могла бы помочь. Круг следует создать заново. Лицо жрицы преобразилось, избавившись от морщин и тёмных кругов под глазами — свидетельства бессонных ночей и тяжёлых дум. На короткое мгновенье Алиссандра увидела её юной. Такой, какой была Данаг-Руа много веков назад, когда встала ещё с восемью магами плечом к плечу, чтобы выступить в совершенно безнадежной войне против Луноликого. — Пойдём за мной, — Данаг-Руа поднялась с кресла. Не дожидаясь её реакции, Верховная направилась к двери в стене. Алиссандра поспешила за древней. Жрица шагала, с силой печатая шаг, словно и не лежал на её плечах груз прожитых столетий. Встречавшиеся им по пути жрицы, пряча удивление на лицах, склоняли головы перед Верховной. Королева вертела головой по сторонам: немногие из тех, кто не носил серую рясу, могли похвастать тем, что видели самое сердце пирамиды. Но времени изучить святилище Алиссандре не дали. Данаг-Руа открыла створки арки врат и первой вступила в пространство зала, чьи стены от пола до потолка были густо покрыты письменами. Перешагнув порог, Вальдер-Руа завертела головой, разглядывая незнакомые ей письмена. Зыбкое пламя факелов, укреплённых в медных захватах, рассылали блики по стенам. — Где мы находимся? — прошептала королева. — Это место Просветления, — голос Данаг-Руа был тих, но разнёсся по всему залу. — И место успокоения того, кто дал свободу нашему народу, принеся свою жизнь на алтарь нашей борьбы за свободу. Вальдер-Руа, встрепенувшись, завертела головой, отыскивая Верховную жрицу. Данаг-Руа выступила из тьмы. — Ты готова принять то, что прячут эти стены, королева? Даже, если правда заставит тебя отказаться от того, что представляло смысл жизни для твоих предков? Алиссандра завороженно кивнула. По её коже пробежала дрожь, в зале стоял холод, невыносимый даже для вампиров. Сердце отчаянно заколотилось в груди, предупреждая о том, что сейчас она должна будет сделать выбор, что раз и навсегда изменит её жизнь. — Готова, — выронила с губ. — Обратного пути для тебя не будет, Алиссандра. — Значит, так тому и быть. Больше Верховная вопросов задавать не стала. Повернулась к тьме впереди них и повела её к началу конца. *** Наследник Морригана, оба Кальдер-Руа и их кортеж, состоявший из крытых носилок и двух дюжин гвардейцев во главе с капитаном Арилорр-наар, прибыли в королевский дворец уже в сумерках. Эммануил не стал пользоваться порталом, отправившись в столицу своим ходом. Спешившись, наследник галантно подал руку Элоизе. Принцесса, наградив его томной улыбкой, соскользнула с седла в его объятия. Манфред подошёл к ним с недовольством на лице. — Нас не соизволили встретить должным образом, — надменно заметил принц. — Навстречу выслали лишь прислугу. Эммануил, окинув взглядом пустовавший двор, пожал плечами. — Все ждут прибытия вашего деда. Он сегодня главный гость. — Это хороший знак, братец, — промурлыкала Элоиза, — значит, для Морригана мы больше не гости. — Ты мудра не по годам, — Вальдер-Руа поднёс её руку к губам и поцеловал кончики холёных пальцев. Сам он так не думал, но незачем было забивать головы близнецов объяснениями того, что мать не упускала возможности показать ему, что его прибытие в столицу особой радостью для неё не являлось. Манфрэд, следя за наследником Алиссандры и сестрой, скривил красивый рот. — Я позабочусь о том, чтобы вам было организовано надлежащее сопровождение к вашим покоям, — утешил его Вальдер-Руа, освобождая руку Элоизы. Чёрный принц направился к лестнице, а Элоиза развернулась к брату. Тот смотрел на носилки — окно кабинки было наглухо задёрнуто шторками, выходить оттуда никто не спешил. — Не хмурься, милый, — принцесса разровняла пальчиками морщины над переносицей брата. — Тебя это старит.  Нас ждёт встреча с дедом и нам есть, что ему рассказать. Он будет доволен нами. — Довольным он не бывает никогда. Элоиза звонко рассмеялась. — Вот и не уподобляйся старому ворчуну. — А ты не видишь поводов для беспокойства? — принц её благодушного настроения не разделял. — А где их видишь ты? Манфрэд не ответил. Элоиза проследила за его взглядом к носилкам. — Ты совсем помешался на нём, братец, — зелень глаз вампирессы потемнела. — Альбас-Кларэ больше не представляет для нас опасности. Несчастный урод не помеха в наших планах. — Ты ошибаешься, сестрица. Наследник не оставил уродца в Арилорр-наар только потому, что не может обходится без него. Его жажда слишком похожа на… — Не произноси того, о чём пожалеешь, — с угрозой оборвала его Элоиза, быстро впадая в отвратительное настроение.— Ты ошибаешься! Бонаэлль больше не согревает его постель… — Ты глупая гусыня, сестрица, — перебивать умела не только принцесса. — Я слышал, о чём шепчется прислуга Арилорр-наара. Эммануил в прошлую ночь посетил покои князюшки и нагибал его до самого утра. Сразу после того, как покинул нашу с тобой постель. — У него не хватило бы сил. — Эммануил ненасытен, как демон. А возле Бонаэлле его похоть расцветает будто жар-полынь. Его глаза весь путь не отрывались от носилок. Он притащил князя в столицу потому, что боится, что Альбас-Кларэ может сбежать в его отсутствие. А терять своего любовника Эммануил не желает. — Тогда он должен умереть, — вынесла свой вердикт Элоиза. — И ты, брат, мне в этом поможешь. — Эммануил будет знать, кому выгодна смерть Наэлле. На нас сразу же падёт подозрение, а скандал с королевским двором Алиссандры навредит нашему делу. Князь умрёт, — пообещал сестре Манфред, — но не сейчас. *** Бонаэлле не покидал носилок, пока к дверцам не подошёл Тальмир-Миир. К тому времени двор опустел, и капитан, опустив ступеньки носилок, сунулся внутрь. Привалившийся к стене в тёмном углу Альбас-Кларэ не пошевелился. Тонкие веки дрогнули, но не поднялись. В дорогу его напоили отваром мака, однако провал в сон без сновидений был коротким: вербена не позволяла расслабиться, наливая его тело болью. Путь к столице изнурил князя до полного изнеможения. — Ваша светлость… — встревоженно позвал капитан. Под фарфоровой кожей фаворита наследника был виден каждый сосуд. — Вы слышите меня? Альбас-Кларе с трудом открыл глаза. — Оставь меня, — слабо попросил он. — Не могу. Тальмир-Миир подобрался ближе. Альбас-Кларэ не упирался, когда воин поднял его на руки и вытянул наружу. Губы фаворита горели от жара, лицо укрывала полумаска. Эммануил был намерен скрыть раны на его лице, но маскарад мог обмануть лишь глупца, лишённого обоняния. От Бонаэлля ощутимо пахло кровью и страданием. Капитан решил воспользоваться задним ходом, которым сновала прислуга и боковыми коридорами добрался до личных покоев наследного принца. Эммануил занимал во дворце целый флигель. Одну из богато обставленных спален наследник отвёл для своего фаворита. Пройдя с невозмутимым лицом мимо гвардейцев королевы, Тальмир-Миир внёс князя в его опочивальню. Капитан знал, что как только дверь за ним закроется, один из гвардейцев тут же отправится к королеве с докладом. Уложив фаворита на кровать, Тальмир-Миир сел рядом с ним и решительно отвернул рукав камзола. — Вам нужно набраться сил, ваша светлость, — голос капитана с трудом прорывался сквозь плотный туман в голове князя. — Ну же, откройте глаза. Альбас-Кларэ с силой втянул в себя наполненный запахом крови воздух. Клыки выбрались наружу прежде, чем он поднял пудовые веки и осознал, что капитан прокусил собственное запястье и прижимает к его губам свою руку. Рефлексы сработали помимо его воли. Он жадно припал к блаженному источнику. В сознании запоздало мелькнула и тут же погасла мысль, что капитан весьма рискует. Ритуал кормления, когда и «сосуд», и потребляющий кровь были детьми ночи, был позволен только между родственниками, возлюбленными или супругами. Тальмир-Миир презрел как традиции, так и угрозу гнева Эммануила. Живительная влага вливалась в князя, возвращая способность мыслить здраво. Вместе с сознанием вернулась и осторожность, Альбас-Кларэ оторвался от руки капитана и, тяжело дыша, откинулся на подушки. — Почему? — прошептал он, глядя на Тальмир-Миира. — Вы в этом нуждались, — капитан не любил долгих пояснений. Встав с кровати, он подошёл к окну. Раскрыв створки, капитан впустил в комнату запахи ночи, разогнавшие дразнящие флюиды крови. — Отдыхайте, — велел он и покинул спальню. Альбас-Кларэ устремил взгляд к окну. Слабый ветерок колыхал лёгкие занавески, расшитые невесомыми стеклянными бусинами. Подкормка капитана не могла залечить его раны, но ощущение безмерной усталости ушло. Повреждённые мышцы лица вновь задёргало: тело предприняло очередную попытку срастить ткани, но вербена не позволила этому случиться. Боль вернулась. Втянув воздух сквозь зубы, он потянул руку к маске, но снять её не успел. Громкий хлопок двери заставил его сесть, спустив ноги на пол. Он ожидал появления Эммануила, но его гостем оказался немолодой темноволосый вампир в богато расшитом камзоле, с массивной золотой цепью на груди, опиравшийся на инкрустированную серебром трость. Глаза цвета спелой вишни, так похожие на его собственные, надменно пригвоздили Бонаэлля к постели. — Отец… — страх пережал его горло ледяной рукой. Прошли годы, а он продолжал вести себя в присутствии родителя словно забитый раб. Марцелл Альбас-Кларэ подошёл к кровати, отмеряя каждый свой шаг ударом трости. Бонаэлль вжал голову в плечи. — Ты позволяешь себе лежать в присутствии отца и главы своего рода? — холодно изрёк старший из вампиров. — Почему ты в маске? — Я… подхватил хворь, — солгал он. — Не хочу, чтобы кто-либо видел мою… сыпь. Он всегда был нелюбимым сыном, рождённым от эльфийки, брак с которой был заключен по расчёту, против воли его матери. Иногда Бонаэлль думал, что его родили только для того, чтобы торговать его красотой, вырванной у остроухих. И именно потому так сожалел о рождении сына, а не дочери старший из Альбас-Кларэ, не забывая повторять, что сбыть с рук дочь было бы куда выгоднее для рода. В младшие супруги брали не часто, породить прямых наследников такой союз не мог. — И какая же болезнь тебя сразила? — ядовито осведомился князь. — Выпил дурной крови, — выдал он то, что больше всего походило на правду. — «Сосуд» был болен, и умер на следующий день после кормления. — Врать отцу он привык. — Я постепенно восстанавливаю силы и… — Ты спишь с наследником? — Марцелл прервал поток его слов, за которыми тот прятал свой ужас. Бонаэлль запнулся. — Этот вопрос… неприличен, отец, — пролепетал он. — Я спрашиваю, спишь или нет?! — рявкнул Марцелл, повышая голос. Фаворит сжался. В детстве отец нередко колотил его, следя лишь за тем, чтобы не испортить лицо. Наэлле помнил о каждом полученном им тумаке. — Да, — выдавил он. — И часто принц делит ложе с тобой? Чаще, чем с ублюдками Кальдер-Руа? Он похолодел. Бонаэлль надеялся, что князь ещё не знает о его провале. — Тебе донёс Вальхид? — вымученно спросил он. — А должен был доложить ты! О том, что Эммануил утратил к тебе интерес и обхаживает наследничков Белириана. — Рот старшего князя исказила брезгливая кривизна. — Зная темперамент Эммануила, этого следовало ожидать. Только его дура-мать не замечает, что творит её выкормыш. И кто придумал сажать рожающее брюхо на трон? Дурацкий закон о престолонаследовании! Сама Алиссандра не знает, на какой член ей сесть. Сперва приласкала Лоран-Даэ, а теперь позволяет охаживать себя выскочке Камилло, а интересы королевства пусть катятся в бездну! Бонаэлль поспешно оглянулся на дверь. Если речи его отца донесут королеве — под топор палача пойдёт весь род. Присмотревшись к главе семейства, он решил, что тот пьян. Марцелл Альбас-Кларэ любил хорошее вино и шлюх, временами злоупотребляя и первым, и вторым. Но явиться в таком состоянии в королевский дворец было весьма опрометчиво. — Не будем спорить о законах престолонаследования, — сказал он, молясь Творцу, чтобы спальню не прослушивали шпионы королевы. — Не нам решать, кому сидеть на троне. — Последнее он произнёс громче, чем требуется, пытаясь вразумить отца. Они не любили друг друга, однако семья была важнее их неприязни. Марцелл метнулся к нему прежде, чем Бонаэлль закончил и сорвал с него маску. Железные пальцы тут же впились в его шею. Фаворит захрипел, борясь за глоток воздуха. Отец рывком вытянул его на свет, открывая изувеченное лицо, и тут же с грязным ругательством отшвырнул от себя. — Чудовище! — яростно прошипел он. — Как ты посмел испоганить своё лицо?! — По-твоему, я настолько безумен, чтобы обезобразить себя? — Бонаэлль вцепился в ворот его камзола. — Вливая в свои вены яд вербены? — Ты позволил лишить себя единственного, чем ты бы ценен! — Единственного?! — Бонаэлль зарычал, забыв о страхе. — Посмотри на меня, отец, — прокричал он, тряхнув оторопевшего князя, — посмотри, что сделали со мной твои амбиции! Ты сломал мне жизнь, подарив Эммануилу, как шлюху! Собственную плоть и кровь! В этих стенах есть только одно чудовище — и это ты! Марцелл, извернувшись, ударил его в искажённое криком лицо. Бонаэлль отлетел к кровати, и ударившись боком, сполз на плиты пола. Отец шагнул к нему, намереваясь продолжить избиение, но остановился, увидев хлынувшую из носа фаворита кровь. Это отрезвило Марцелла, однако не на столько, чтобы бросить его с утешениями к сыну. — Тебя больше не желают видеть в семье, — выцедил старший князь, задрав губу. — Ты отлучён от рода. Более ты мне не интересен. Слова отца придавили Бонаэлля к полу. Отныне у него нет дома. Лишь имя, которое Марцелл не в состоянии забрать, иначе отобрал бы и его. Не рискнул, помня, что он всё ещё состоит в свите наследного принца. Дверь хлопнула, отрезая Бонаэлля от прошлого и рода. Отныне он сам по себе.