Хроники Эдмории. Дары аймасов (книга вторая)

      Утром в день отъезда Эммануил Вальдер-Руа, проведя ночь в одиночестве, посетил комнаты своего фаворита. Принц намеревался застать Бонаэлля в постели, но Альбас-Кларэ любовника разочаровал и встретил его одетым в костюм для верховой езды, состоявший из узких брюк, белой рубашки, жилета и кожаного камзола. Свои длинные волосы Бонаэлле велел сплести в тугую косу и подвязать скромной чёрной лентой. Верхнюю часть лица фаворита скрывала ставшая уже привычной маска. — Не слишком ли рано ты собрался? — Эммануил был разочарован, обнаружив фаворита наглухо застегнутым на все пуговицы. Наследник рассчитывал найти его в постели и снять утреннее напряжение, взяв его коротко и жёстко несколько раз, прежде чем сесть в седло. — Мы выступим не ранее Первой песни жрецов в храме. — Туда я и отправляюсь, — Альбас-Кларэ на него не смотрел, делая вид, что занят натягиванием перчаток. У его ног, враждебно зыркнув на принца, сидел Азимель. От принца наглый взгляд наложника не укрылся. Бонаэлль окружил себя слишком смелыми рабами, но ссориться с князем он не хотел. — Если ты хотел помолиться, то мог вы воспользоваться часовней при замке. — Желание фаворита посетить храм было странным, тот никогда не был особо набожным, но насмехаться над внезапной тягой Альбаса-Кларэ к вере Вальдер-Руа не стал. — Если ты хочешь, я велю жрецу открыть для тебя часовню. О том, что сам Вальдер-Руа никогда её не посещал, упоминать не стал. Бонаэлле поднял на него ничего не выражавший взгляд. — Ты запрещаешь мне покидать стены замка? — спросил он ровным тоном. — Нет, если ты помнишь о том, что должен в них вернуться. По губам Бонаэлля, не закрытым маской, скользнула горькая усмешка. — А у меня есть иной выход? Мой отец вполне доходчиво пояснил мне, что больше у меня нет родного дома… — И он тебе не нужен, пока у тебя есть моё благоволение. — …а теперь, обезображенным калекой, я буду не нужен даже в публичном доме, — не слушая его, договорил фаворит. — Продать себя я смогу лишь слепому. Вадьдер-Руа, взрыкнув, в один прыжок оказался рядом с фаворитом и рванул его за руку. Князь влип ладонями в грудь любовника, уходя от его губ. — Я одевался половину утра, ваше высочество, — процедил он сквозь зубы. — Если вам столь необходимо меня оттрахать, поскольку вам отказался открыть двери своей спальни жених, — статус Манфрэда он брезгливо выплюнул в два отдельных слога, — то меня будет достаточным просто нагнуть, не срывая одежду. Стянуть штаны и всунуть член. Вальдер-Руа, опешив, заметно подрастерял пыл. Ранее, изысканный до мозга костей Альбас-Кларэ подобных выражений не допускал. — Всунуть член? — Могу помочь снять тяжесть в отдельных частях вашего тела и иным способом, — продолжил Наэлле, — не требующим оголять моего тела. Кажется, к подобным ласкам вы всегда проявляли большой интерес. Правда, чести получить ответные нежности я так и не удостоился. Зачем заботиться об удовлетворении шлюхи, правда? Вальдер-Руа, скрипнув зубами, выпустил его из объятий. Желание ушло безвозвратно, словно на принца ушат ледяной воды вылили. — Вижу, ты так и не усвоил сути полученного урока, — прорычал он. — А ведь я намеревался его закончить. — Сути урока? — князь поднял бровь. — Какого, ваше высочество? — Подчинение, Наэлле, главная добродетель того, кто служит мне. И тот, кто не обладает этой добродетелью — или приобретает её, или становится мне не нужен. А от ненужного я избавляюсь так, чтобы никому другому не досталось. Альбас-Кларэ его угроза не испугала, фаворит лишь дёрнул уголком губ. Вальдер-Руа восхитился бы его упрямством, будь он равным противником, но Бонаэлль был его подстилкой, а подстилке не пристало иметь гордость. Любому другому за проявленную строптивость он отсёк бы голову собственноручно, но отказаться от фаворита Эммануил был не в силах. Слишком хотел его, а, значит, оставалось лишь сломать, вернув прежнюю покорность князя. — Смирись, Наэлле, — произнёс он вслух. — Ты мой и больше ничьим не будешь. Прекрати сопротивляться, и я дам тебе то, чего ты хочешь. — И чего же я хочу? — Того, что пожелаю для тебя я! Не дожидаясь ответа, Вальдер-Руи, развернувшись, покинул спальню. Принца трясло от ярости — Альбас-Кларэ продолжал демонстрировать ему свою холодность, но он не мог не признать, что новый Наэлле кружил его голову пуще прежнего: неприступность полукровки заводила и срывала в бешенство одновременно. Эммануил стремительно прошёл коридор, пугая попадавшуюся по пути прислугу злобным оскалом, и повернул в сторону покоев Манфрэда, когда ему навстречу из гостевой спальни выплыла Элоиза. Вампиресса была бледна, пышная копна нечёсаных волос лежала на обнажённых плечах, едва прикрытых шёлковой простыней. Она собиралась позвать прислугу, не отозвавшуюся на зов колокольца, но вместо этого попала в руки Вальдер-Руа, налетевшего на неё, как коршун на добычу. Элоиза и вскрикнуть не успела, как её подхватили, занесли обратно в спальню и сбросили на развороченную постель. Простынь, слетев с принцессы, открыла белое тело. Наследник принялся молча срывать с себя одежду: торопясь, разорвал завязки рубашки и отбросил в сторону штаны с сапогами. Элоиза, лежа на спине, следила за ним со смесью страха и вспыхнувшего возбуждения. Эммануил забрался на ложе и рывком притянул её к себе за лодыжки. — Возьми меня… — её хриплый шёпот дал ему согласие делать с ней всё, чего пожелает его чёрная душа. Разведя её колени, он вошёл во влажное лоно одним стремительным толчком и до упора. Элоиза, ахнув, впила костяшки пальцев в рот. Вторжение было болезненным — королевский наследник не был склонен к бережному отношению с любовниками, но это ей в нём и нравилось. Приподняв вампирессу под ягодицы, Вальдер–Руа вбивался резко и не щадя, заботясь лишь о том, чтобы как можно скорее унять затопивший его жар, связавший нутро в один распаленный похотью узел. Выпустив искусанные зубами костяшки пальцев, Элоиза протяжно застонала. Это был её мужчина, такой, какой ей требовался и достаться он должен был ей одной! Обхватив его руками за шею, она подняла себя на бёдра любовника. — Я твоя, Эммануил, — выдохнула в его рот. — А ты — мой! Ответа не последовало, вместо этого Вальдер-Руи впечатал её в стену над изголовьем кровати. В спину Элоизы впились резные детали панелей. Принцесса зашипела, но прерывать любовника, плясавшего внутри неё твёрдым, как камень членом, не стала, лишь прикусила его губу до крови, мстя за собственную боль. Через распахнутые окна донесся звон колокола — верующих в Творца горожан созывали на утреннюю службу. Призыва к благочестивой молитве они не услышали, занятые друг другом. Дойдя до пика, Эммануил ухватил её за волосы, оттягивая голову в бок, но так и не вонзил клыки в плечо, а с рыком излился семенем, прорычав длинное проклятье в шею Элоизы. Опустив её на постель, Эммануил выскользнул из размякшего тела и принялся одеваться. Когда вампиресса пришла в себя, дверь за принцем закрылась. Осознав, что Эммануил ушёл, так и не сказав ни слова, Элоиза ошалела от нахлынувшей ярости. Её отымели и, получив то, что требовалось, просто бросили! Издав гневный вопль, принцесса бросила вслед наследнику Морригана подушку и тут же схватилась за внезапно резанувший болью живот. Мучительные спазмы время от времени сотрясали её уже вторые сутки. Элоиза растянулась на простынях, пропахших соитием. От сладковатой горечи запаха замутило. Принцессу сорвало с ложа. Она едва успела добежать до поставленного за ширмой ночного горшка, прежде чем её вывернуло дурно пахнущей рвотой. Вытерев рот трясущейся рукою, Элоиза прижала руку к животу — под ладонью билась слабая пульсация. Сконцентрировавшись на источнике силы, она потянулась внутрь самой себя и натолкнулась на тьму, что окружала комок багровой плоти. Виски тут же пронзило болью. Элоиза, вскрикнув, отдёрнула руку, но за мгновение до того как связь оборвалась, успела увидеть в центре сгустка силуэт. Внутри неё зрело дитя! Пока лишь зачаток жизни, но обладавший достаточной мощью, чтобы дать отпор её собственной магии. Открытие ошеломило, взломав сковавшее её оцепенение. Принцесса разразилась бранью. Элоиза не была так глупа, чтобы подвергать себя риску зачать бастарда. Было множество способов уберечь себя от нежелательной беременности, и вампиресса использовала самый верный из них, каждую луну выпивая отвар цветка пустоцвета. Тогда, как она могла зачать дитя? И откуда у ребёнка сила, способная справиться с магией взрослого вампира? Она похолодела при мысли о том, что отцом с одинаковой вероятностью мог быть как Эммануил, так и Манфред. Если отвар не сделал своего дела, отцом мог быть любой из них. А если подозрения об одной ночи, проведенной ею в королевском замке в столице Морригана верны, то и тот, кто оставил на её теле следы насилия. Её сознание о том кошмаре сохранило лишь воспоминание о том, что она поклялась в верности сама не зная кому, в обмен на выполнение своего желания. Какую плату потребовали с принцессы, из её памяти напрочь слизало. Наследница Руэрнага очнулась на рассвете, лежа на полу, лишённая одежд и ощущая жжение в каждой мышце. По её венам словно струилась жидкая лава, и непривычное к жару тело сотрясала дрожь. Встать получилось не сразу. Голые ступни разъехались по вязкой жиже, покрывавшей пол и внутреннюю поверхность бёдер. Голова гудела, а во рту стоял привкус железа. Добравшись до лежавшего на полу серебряного блюда с рассыпавшимися фруктами, Элоиза ужаснулась, глянув в его поверхность: с её головы был вырван клок волос, в уголках глаз запеклась кровь, грудь и рёбра покрывали странные пятна синяков. Ровно по шесть с каждой стороны. Ей стоило немалых трудов добрести до купальни, отделённой от спальни свисавшей с потолка драпировкой и смыть с себя следы пережитого. Простыни на постели, разорванную одежду Кальер-Руа спалила в камине и встретила появившуюся прислугу, затянув себя в платье с высоким воротом. Регенерация помогла скрыть синяки уже к обеду, однако выезд кортежа Чёрного принца она пропустила, проследив за отбытием женихов из окна своей комнаты. Принцессу душила злость. Белириан зря сбросил её со счёта. Элоиза поклялась отомстить деду за своё унижение, как и Манфреду. Не велика же была любовь брата, если он, зная о её желании заполучить Эммануила, так легко согласился занять место младшего супруга!.. Её ладони вновь потянулись к животу. Мысли приняли иное направление. Эмбрион был слишком большим, чтобы быть зачатым тем, кто надругался над ней, а, значит, дитя могло принадлежать крови Вальдер-Руа с той же вероятностью, что и крови Кальдер-Руа. Ладони вампирессы прошлись по ещё совсем плоскому животу. Дитя могло стать её лучшим козырем в игре против брата. Безнаказанно сделать наследной принцессе Руэрнага бастарда и не взять её под венец Эммануилу не позволит ни собственная мать, ни Белириан. Губы Элоизы растянула самодовольная улыбка. Она станет королевой Морригана и женой Эммаунила, а рождённое ею дитя унаследует трон двух государств вампиров! По её телу разлилось тепло силы, что шло от эмбриона. Дитя одобряло мысли матери. *** Храм в Сайен Руаг-наар был небольшим и размещался на окраине города, утопая в плодовых садах. Сайен Руаг-наар построили так, чтобы каждая из улиц вела к храму, чьи стены из полированного гранита становились видны задолго до того, как путник приближался к святилищу. Альбас-Кларэ прибыл к храму, когда прихожане, большая часть которых принадлежала к клану детей ночи, только начали стекаться к первой молитве. Вместе с князем к храму отправились Азимель с эльфийкой. Сопровождал фаворита Вальхид со свитой из трёх вооруженных евнухов. Один из них держал в руках небольшой сундук, оббитый медью. Миновав главный вход, Альбас-Кларэ свернул на неприметную тропку, ведущую на задний двор и въехал под арку. Оказавшись на мощённом камнем пятаке земли в окружении хозяйских построек, князь спешился и подал руку сидевшей на белоснежной кобылке эльфийке. Светлая доверчиво вложила хрупкие пальцы в ладонь вампира. Князь бережно спустил её на землю. Пустой взгляд эльфийки проскользил по двору и устремился к небесам. Губы светлой зашевелились, остроухая вновь вернулась к своей привычке что-то беспрерывно и беззвучно шептать. В таком состоянии светлая теперь пребывала большую часть времени. Погружённая в свой внутренний мир, она выныривала на поверхность только когда к ней обращался Азимель или князь. Фаворит, вздохнув, отвернулся. Сделав знак евнуху с сундуком и Вальхиду следовать за ним, вампир повлёк эльфийку к двери, ведущей в храм. Азимель остался сторожить лошадей. Внутри святилища гостей ожидала настоятельница, о встрече с которой князь договорился заранее, послав гонца ещё на заре. Настоятельница, носившая имя Нишаль Дайрет являлась бессменной главой храма в Сайен Руаг-наар уже сотню лет. Князя она знала лично и приняла фаворита наследника в личных покоях. Опустившись в предложенное ему кресло, он, не затягивая, изложил суть свой просьбы. — Я хотел бы, чтобы храм принял новую послушницу, которая нуждается в помощи жриц-целительниц, — Бонаэлль жестом отказался от поднесенного ему одной из служительниц кубка с освежающим отваром ягод-бодрицы. Настоятельница, расположившаяся в кресле напротив князя, подняла тонкую седую бровь. — И кому же требуется помощь целительниц, ваша светлость? — Моей… подопечной. Взгляд настоятельницы скользнул по стоявшим у входа эльфийке и двум евнухам. На роль «подопечной» подходила лишь остроухая, на чьей шее был виден явственный след, оставленный долгим ношением рабского ошейника. — Послушница не может быть невольницей, ваша светлость, — заметила жрица. — Она уже не рабыня, — он поднял руку, и Вальхид, вытянув из-за пазухи свёрток бумаг, положил его перед настоятельницей. — Сегодня утром я подписал ей вольную. Маэрит Ланган-Луг свободна, и я прошу тебя, госпожа, принять её в храм. В статусе временной послушницы даровать ей защиту святилища и помощь целителей. Вампиресса покачала головой. Она уже знала, о чём пришел просить князь. — Вашей светлости известно, что восстановить разум несчастной будет практически невозможно, — произнесла она с мягкой печалью. Альбас-Кларэ удивил её своей заботой о той, в чьём безумии, скорее всего, был виноват сам. — Для неё будет лучшим даровать ей милосердную смерть… — Нет, — твёрдо перебил он, — она должна жить. — Лечение может не дать результата, — предупредила жрица, не став спорить. — К тому же светлая чистокровна, а храм принимает в послушницы только тех, кто иметь хоть часть крови детей ночи. — Я знаю. И потому услуги храма будут щедро оплачены. Маэрит не станет обузой для общины жриц. Князю понадобилась целая ночь на усердное копание в бумагах, но он-таки отыскал купчую на эльфийку и узнал её имя. А ведь даже не потрудился его прочесть, отвалив за неё целый кошель золотых монет. Та, которую он звал не иначе, как «Эй, ты» принадлежала к старому эльфийскому роду с равнин близ Вечного леса и попала в рабыни как уплата долгов своего семейства. Вернуть её родным Альбас-Кларэ не мог. Маэрит умирала от яда детей ночи, насытившего её кровь. Альбас-Кларэ слишком долго кормился ею, а ночь насилия, пережитая в руках двух наследников Руэрнага окончательно погубила светлую. Ей оставалось совсем немного до того момента, когда разум откажет ей окончательно. Жрицы и магия крови были последней надеждой Маэрит. Альбас-Кларэ не собирался оправдываться перед настоятельницей, он был не первым и не последним, кто использовал рабов для удовлетворения древнего инстинкта, но она того и не требовала. Бонаэлль пошевелил пальцами. Евнух, подойдя к столу, поставил на него сундук. Откинув крышку, князь вытащил увесистый кожаный мешок с золотыми монетами, что были его собственными накоплениями и поставил его рядом с сундуком. — Это оплата за лечение и содержание. Я прошу ни в чём ей не отказывать. Брать для неё сладости и фрукты. Я знаю, что послушницы дают обет быть скромными в еде и одежде. Для Маэрит прошу сделать исключение. В сундуке её вещи и ещё один кошель. Третью часть я выплачу, когда вернусь за ней. — Ваша светлость намерены покинуть нас? — наставница отвела взгляд от золота. — На некоторое время, — уклончиво ответил он. — И если за Маэрит не вернусь я сам, то прибудет мой посланник или член её семьи. Настоятельница покачала головой: — Рабыню из гарема, даже бывшую, уже не вернут в семью. Светлые щепетильны в вопросах семейной чести. Он вспыхнул: — Насколько же они щепетильны, если продали одну из своих, чтобы оплатить долги отца, любившего тешить своё самолюбие, пуская пыль в глаза соседей? Настоятельница развела руками: — Мы все не без греха. Бонаэлль, запнувшись, взглянул на светлую. Она была его собственным грехом. Старая жрица пытливо следила за фаворитом, чьё лицо было скрыто маской. Нишаль была полукровкой, но в ней имелось достаточно магической силы, чтобы почувствовать, что маска скрывает раны, которым не даёт закрыться текущая в крови князя вербена. Фаворита подвергали намеренной пытке, и отдать подобный приказ мог лишь наследник Морригана. О том, какие отношения связывали Эммануила и Альбаса-Кларэ, судачили на всех углах Сайен Руаг-наар. Не просил ли князь о том, чтобы защиту святилища получила причина его опалы — светлая? И если это так, то не будет ли наказан за её укрывательство храм? Настоятельнице следовало взвесить все «за» и «против», но жрица уже приняла решение и растянула губы в усмешке. Ещё не родился тот принц, что напугает Нишаль Дайрет своим гневом. — Я приму эльфийку, — произнесла она вслух. — Но не в послушницы. Устав храма не позволит ей надеть плат служительницы храма детей ночи, однако мне давно требовалась помощница для перевода древних эльфийских текстов. Думаю, твоя подопечная мне пригодится. Альбас-Кларэ склонил голову в знак благодарности. Никакой помощи полубезумная эльфийка настоятельнице не окажет, но правила будут соблюдены, а устав не нарушен. Теперь он мог спокойно отправляться в путь. Настоятельница поднялась. — Попрощаться вам следует здесь, — сказала она. — Сестры заберут Маэрит, как только ваша светлость покинет комнаты. — Прощание не будет долгим, — он поднял руку, показав, что выходить жрице не стоит. Подойдя к эльфийке, он поднял голову остроухой вверх за подбородок. Всю его беседу с настоятельницей та простояла, безучастно разглядывая стены кельи. В зелени глаз эльфийки не содержалось ни единой искры разума. В груди Бонаэлле, там, где у большинства находилось сердце, кольнуло болью. Просить прощения было бесполезно. Она не простит, даже если осознает глубину его раскаяния. Так и не сказав ни слова, он мягко коснулся её губ поцелуем и вышел наружу. Вальхид с евнухом последовали за князем. Вырвавшись из давивших на плечи стен храма, Альбас-Кларэ со свистом втянул в себя воздух, напоённый цветением сада. Ожидавший его у лошадей Азимель с тревогой следил за вампиром. Он знал, зачем Альбас-Кларэ привёз в храм эльфийку. О своём решении Бонаэлль сообщил накануне. Юноша заплакал, расставаться с подругой было тяжело, но на предложение князя пристроить при храме и его, твёрдо заявил, что лучше умрёт, чем оставит князя. Азимель, как и Вальхид, собрался последовать за хозяином в долгий путь на север. Запирать его в стенах замка было равносильно убийству. Останься его наложник в Арилорр-наар, и ему быстро укоротили бы жизнь гаремники принца. Сев в седло, Альбас-Кларэ дал команду возвращаться в крепость. Больше в Сайен Руаг-наар его ничто не держало.