Хроники Эдмории. Дары аймасов (книга вторая)

      Несмотря на слабость, разлитую в теле, Бонаэллю не хотелось спать. Воспользовавшись тем, что наследник был занят беседой с изрядно захмелевшим Камилло, Альбас-Кларэ попросил Азимеля помочь ему подняться и провести к развалинам древнего храма. Князь весь вечер испытывал давящее чувство тревоги, что терзало его не хуже раны на лице. В воздухе ощутимо пахло грозой, хотя на ночном небе не было ни единого облака. Азимель заныл, прося фаворита вернуться в повозку. Бонаэлль добавил в голос больше жёсткости, и наложник подчинился. Развалины храма вблизи производили гнетущее впечатление. На стенах были видны следы огня, чёрные пятна копоти покрывали остатки сохранившегося мозаичного пола. У разрушенных зубцов стен наросли горы прелой листвы, веток и земли. Остатки стен перемычек позволяли увидеть внутреннее строение когда-то величественного святилища, в центре которого размещался зал круглой формы. От него лучами отходили коридоры, формируя рисунок солнца таким, каким его изображали дети. Подобное строение он видел впервые. Остановившись у входа в молельный зал, князь вампиров поднял голову вверх. Над ним раскинуло свой чёрный шатёр усыпанное звёздами небо. У стен зала лежала выпавшая кладка, но не обрушившийся свод, которого, очевидно, никогда не было. В центре круга возвышался алтарный камень, похожий на гигантский отполированный клык из жадеита. Какому богу молились здесь жители земель Гольмега? Храм был явно древнее времен империи дроу. При власти тёмных властелинов господствующей по всему миру-континенту стала вера в Творца, чьи религиозные строения строили в форме пирамиды. Но разрушенное святилище явно принадлежало иному божеству. Движимый любопытством, Альбас-Кларэ направился к алтарю, заметая подолом плаща сухую листву и пыль. Азимель, следовавший за ним, тихо подвывал от страха.  — Это плохое место, господин, — лепетал наложник, цепляясь за его рукав. — Нам лучше уйти отсюда. — Думаешь, рядом с Эммануилом место для меня менее опасное? — князь остановился, не дойдя нескольких шагов до алтаря, и склонил голову к плечу. Размеры алтарного камня потрясали, как и искусство его огранки. Жадеит переливался цветами, переходящими из глубоких коричневых тонов в изумрудную зелень, что в свою очередь перетекали в золото. За спиной князя ахнул Азимель. — Вайрах над дин, байрас, Аккеол Дар, — простонал мальчишка, испуганно вцепившись в рукав князя. Услышав его, Бонаэлль поднял брови. То, что Азимель произнёс фразу из охранного заклятья дракониров, да ещё на их собственном, мало кому известном языке, его удивило. Альбас-Кларэ, успокаивая юношу, взял его за дрожащую руку. — Знаешь ли ты, что только что сказал? — спросил он наложника. Тот закивал, не спуская больших испуганных глаз с алтаря-клыка. — Так полагается говорить, входя в дом Повелителей неба, господин. Тех, кто дышат серой. — Тех, кто дышат серой? — переспросил князь, недоумевая. — Ты говоришь о драконах? Азимель быстро закивал, грозя сломать себе шею. — Они не дышат серой, — губы вампира тронуло слабой улыбкой, — лишь пахнут ею. Думаешь, это древний храм драконов? Прекрати так мотать головой, — он уложил руку на его лоб, когда наложник снова ревностно закивал. — У меня от тебя в глазах плывёт. — И плыло всё сильнее. Старый храм был сосредоточием магии, приглушённой столетиями забвения, отсутствием подпитки верой паломников, но всё ещё достаточно мощной, чтобы давить на плечи, вызывая желание опуститься на колени. — Мой дед был хранителем знаний нашего народа, мой господин, — продолжил Азимель, перейдя на шёпот. — Неподалеку от нашего селения был насыпан холм, под ним покоились останки такого же святилища. Землю насыпали поселяне, потому что не могли жить спокойно рядом с местом, где когда-то молились крылатым змеям. — Драконы правили Эдморией, пока здесь не появились дроу, — древние легенды о падении владычества драконов Бонаэллю рассказывала мать. — Тёмные эльфы подчинили властелинов неба, сделав их своими рабами, и разрушили их храмы. — И драконы смирились? — Азимель завороженно слушал его. — Почему? — У них не было выбора. Как и у моего народа. Дроу были могучими магами. Они свергли драконов и насадили свою веру, сделав их вершителями своей воли. Только подчинились им не все сыновья неба. Некоторые из них ушли из Эдмории, а кое-кто остался, уйдя в подземелья гномов. Своего поражения они не забыли, и пообещали, что вернут себе Эдморию и жестоко отомстят дроу. Говорят, что только последний из императоров уничтожил всех вольных драконов, поработив их окончательно. — Так говорили глупцы, не знавшие всей правды! Скрипучий голос, раздавшийся из темноты позади них, заставил обоих, вздрогнув, развернуться. Азимель храбро встал перед хозяином, готовый защищать его ценой собственной жизни. Бонаэлль уложил руку на плечо юноши, показав, что сам в состоянии защитить себя. — Выйди и покажись, — велел он не терпящим возражений голосом. Низкорослая тень отделилась от одного из обломков, и в воздух поднялся тусклый магический шар. Альбаса-Кларэ вдруг охватило ознобом, подняв волоски на коже, но ощущение тут же ушло, оставив его в растерянности глядеть на приблизившуюся к нему фигуру. Незнакомец, приволакивая ногу, прижимал к груди скрытую в рукаве кисть правой руки и опирался на посох-корягу. Громадный горб скручивал незнакомца на левый бок. Длинный плащ волочился по земле. — Вот уж не ожидал, что стены Рашанишш-ташш ещё стоят, — пробормотал горбун и глянул на фаворита лишь половиной лица. Вторую скрывала складка капюшона, оставляя открытой серую, будто изжёванную кожу с цепким бездонным провалом глаза, горбатым носом и узким ртом. — Знаешь ли ты, дитя ночи, где стоят твои ноги? Бонаэлль покачал головой, думая о том, откуда мог взяться здесь искореженный старик-маг? Его чутье говорило ему о том, что перед ним находится живое существо, но к какому народу принадлежал уродец, он так и не определил. Горбун тем временем перевёл взгляд за его спину на алтарь. — Рашанишш-ташш возвели сами Повелители неба, задолго до того, как на землях Гольмега была построена столица империи. Его название обозначало — Открытый ветрам. Храм раз в три седмицы принимал крылатых богов, что спускались с небес, показать себя ничтожным людишкам. Драконы рассаживались вокруг Первого клыка Праотца и трубили в его честь. Так было до тех пор, пока в Эдмории не появился Творец сущего, призвавший своих слуг — дроу. Они лишили драконов воли, загнали тех, кто не пожелал подчиниться, под землю, только истребить не смогли. Последний император дроу — Луноликий, заключил с вольными сынами неба договор. Он позволил драконам вновь летать между мирами, если те помогут тёмному властелину победить его врага… — Ты ошибаешься, старик, — перебил фаворит, — вольные драконы не участвовали в последней войне с повстанцами. Смешок горбуна заставил его вспыхнуть краской. Никто не смел смеяться над князем. — Не сердись, дитя ночи, — пробормотал маг. — Я стар и немощен, и смеюсь не над тобой, а над тем, что остался в одиночестве и мне не с кем разделить свои воспоминания о прошлом. Потому я поделюсь ими с тобой. И расскажу то, что не знают остальные. Истинным врагом императора были не восставшие. Подавить бунт он смог бы, призвав силу, что была куда большей той, что имели маги Круга Девяти. Император проиграл, потому что не сумел обуздать Второго Айшара, единственного, кого он любил. Император проиграл не бунтовщикам, а тому, кого считал своим отражением и слишком поздно понял, кто его истинный враг. В отчаянной попытке вернуть контроль над Айшаром, император заключил союз с вольными драконами, пообещав свободу тем, кто встанет на его сторону, однако не успел осуществить задуманное и получил нож в спину. Айшар, движимый местью, накрыл проклятьем мора дроу, и Луноликий, ценой своей жизни, открыл Завесу Неизведанного, чтобы спасти тех, кому удалось выжить, — горбун замолчал, прикрыв морщинистые веки и устроив подбородок на посох. — Хорошая сказка, — сухо похвалил вампир, так и не дождавшись продолжения. Горбун встрепенулся, открывая глаза. — Ты не веришь мне. — Летописи говорят иное. То, что Второй Айшар помогал императору, был его немой тенью и возлюбленным. — Летописи лгут, — выплюнул горбун со злостью. — Император одарил его своей любовью, а Айшар, лживый пёс, только притворялся, что платит ему тем же! — И покорно ложился в его постель, — фаворит усмехнулся. Что же, похоже, история Айшара была похожа на его собственную. — Ложился, сводя повелителя с ума своей красотой и страстью. И ненавидя всем своим сердцем. — За что? — За грех матери, погубившей две жизни, чтобы спасти своего сына. Айшару была ненавистна вся Эдмория, весь наш мир, который не призвал императрицу к ответу за совершенное злодеяние. Белоголовый жил ненавистью, но умело прятал её, став сладким ядом для Луноликого. Он усыпил его разум словами о любви и преданности… — горбун на мгновенье замер, прислушиваясь к чему-то, после чего, приглушив свет магического шара, шагнул назад в тень. Позади стен мелькнул слабый свет факела, к нему присоединился ещё один, и ещё, и вскоре на поляну перед храмом выбрались несколько воинов Эммануила во главе с капитаном Арилорр-наара. Заметив стоявших внутри развалин Альбаса-Кларэ и его наложника, Тальмир-Миир направился в их сторону. — Вы едва не подняли на уши весь лагерь, князь, — с упреком произнёс капитан, входя в остатки арочных ворот храма. — Уходя погулять, стоит брать с собой охрану. Бонаэлль пожал плечами. — Какая опасность могла поджидать меня? Здесь на лиги ни одной живой души, только старый любящий рассказывать сказки болтун, что взялся из ниоткуда. — Болтун? О ком ты говоришь, князь? Альбас-Кларэ ткнул рукой за его спину. Капитан оглянулся, обозревая пустое пространство позади себя. Горбун с магическим шаром исчез. — Что за… — князь оборвал себя, закусив губу. Стоявший рядом с ним Азимель вылупился в пустоту округлившимися глазами. — Могу ли я спросить, — осторожно заговорил капитан. — Как ты себя чувствуешь, князь? — Отвратительно, — выронил Альбас-Кларэ. А сейчас ещё и дураком, — добавил уже про себя, сделав жест Азимелю молчать. — Похоже, мне следует лечь и отдохнуть, капитан. Воин спорить с этим не стал, и, почтительно предложив локоть, повёл его обратно в лагерь. Там их уже поджидал рассерженный Эммануил. Заметив исчезновение фаворита, а потом и Тальмир-Миира, Вальдер-Руа поднял на ноги и спящих, и бодрствующих, велев найти пропавших «выкопав, если понадобится, и из-под земли». Откапывать не пришлось — пришли сами, и Эммануил, выслушав ложь капитана о том, что тот сам предложил фавориту прогуляться перед сном, ухватил Альбаса-Кларэ под руку и потащил к повозке. Лестницей, что была приставлена к высокому борту повозки, принц пользоваться не стал, поднял на руки вскрикнувшего князя и забросил внутрь. Забравшись следом, Вальдер-Руа навис над лежавшим в ворохе подушек князем. Цепкие пальцы впились в подбородок, не закрытый маской. — Ещё раз… позволишь себе отлучку без моего позволения, — прошипел он, бледнея от ярости, — и велю шкуру живьем содрать, и с тебя, и с твоего… выгульщика. Фаворит, распластанный под его телом, скривил рот. — Будешь выгуливать меня сам? Как уродливую послушную собачонку? Нет уж, уволь, уж лучше до конца похода из повозки не вылезу. Эммануил переместил руку ниже, сжав пальцы на его шее. — Думаешь, это тебя спасёт от меня? — По крайней мере, видеть тебя буду реже, — выцедил князь. Пальцы принца давили на гортань, не позволяя ему вдохнуть в полную силу. — Не видеть тебя и спокойно умереть — единственное, чего я хочу. Ноздри наследника Алиссандры встрепенулись. Слова любовника вызвали короткую боль в груди. Бонаэлль опустил веки, укрываясь от него. Эммануил завороженно проследил за тем, как из-под маски стекает на висок и исчезает в золоте волос солёная капля. Альбас-Кларэ лежал не шевелясь. Эммануил потянулся встать с него, оседая на пятки. Его ярость улеглась, и Вальдер-Руа в смятении признал, что причиной его вспышки оказалась ревность. Наэлле считал себя его пленником. Наследник надломил брови — пленником был он сам. Альбас-Кларэ держал его в своих хрупких пальцах крепче, чем когтистые лапы крауда, не подозревая того, что способен одним словом или взглядом породить в Вальдер-Руа как и ошеломляющую радость, так и слепящее бешенство. Чёрный принц не мог позволить себе подобной привязанности будь к кому. Чувства были слабостью, щелью в броне, куда сможет проникнуть жало поражения. Ему давно следовало избавиться от князя, забыть о дивных губах, гладкости кожи, о погружении в плоть, что сводили с ума, но всё, что сумел — искалечить его, лишив красоты и прикрывшись жалким оправданием о необходимости наказания. Не помогло. Уродство не лишило наследника желания обладать Бонаэллем, и нужен он ему был весь, не только тело, но и сердце, потому спустил руки с длинной шеи и выполз из палатки, сгорбив спину, как побитый пёс. Капитан Арилорр-наар поджидал его неподалеку, прислонившись к деревцу. Заметив его, Вальдер-Руа выпрямил спину. Неужели ждал, чтоб прийти на помощь Наэлле, задумай он свернуть ему шею? Злость вернулась, на сей раз сосредоточенная на капитане. Воин заговорил первым, сообщив, что в лагерь прибыли гости. Эммануил нахмурился. Гостей они не ожидали. Тальмир-Миир, повернувшись, последовал к костру, больше не сказав ни слова. Вальдер-Руа поплёлся за ним, размышляя над тем, не стоит ли сменить Белнариса на кого-то более покладистого и помнящего своё место. У костра стояли Айре-Дабар, Манфрэд, и ещё несколько воинов, пребывавших в подчинении капитана Белириана. Увидев наследника, они расступились. Вальдер-Руа увидел сгорбленную фигуру в плаще и поморщился, разглядев уродство лица незнакомца. Старик, кряхтя, поклонился принцу. Айре-Дабар представил наследнику Агмунта, мага, присланного Белирианом. Опоздав к отъезду отряда, тот сумел нагнать их только к ночи третьего дня и был готов приступить к выполнению своей части задания. Рядом со стариком застыл с почтительно склоненной головой ученик мага, державший поводья двух низкорослых лошадок. Оглядев горбуна, Эммануил велел капитану позаботиться о ночлеге вновь прибывших и повернул к своему шатру. Манфрэд поспешил за ним. Кальдер-Руа рассчитывал закончить ночь в объятиях жениха, однако у самого полога Вальдер-Руа процедил ему сквозь зубы предложение заночевать у Камилло и вошёл внутрь в одиночестве. Услышав за спиной издевательский смешок, Кальдер-Руа развернулся. Элоиза вышла из соседнего шатра, облачённая в длинную сорочку и халат, подбитый мехом. — Быстро же к тебе остыл твой женишок, братец, — поддела вампиресса. Манфрэд обнажил клыки. — Ну, к тебе-то он остыл ещё раньше, сестрица. — Мы лишь сделали перерыв в наших… плодотворных отношениях, — промурлыкала она. — И не мечтай, — принц вскинул голову, — шлюхе никогда не сесть на трон рядом с ним. — Вот как ты заговорил? — Элоиза раскатисто рассмеялась. — А ведь тебе со шлюхой спать нравилось. — Пока я не узнал, что ты манипулировала мною в своих интересах. Продумала всё, заставив поверить даже в дурацкую детскую клятву, которой сама следовать не собиралась. Теперь я больше не слеп, — он вздёрнул голову, глядя на сбросившую улыбку сестру с нескрываемой ненавистью, — и ты не погубишь меня, как задумала. Теперь каждый из нас сам по себе. Элоиза, сощурившись, усмехнулась. — Зря ты встал на моём пути, братец. — Это ты не становись на моём, — в тон огрызнулся Манфрэд и занырнул в шатер Камилло. Последнее слово он едва ли не впервые оставил за собой, и Кальдер-Руа с досадой топнула ногой. Её братец поплатится за своё предательство. Глаза девушки скользнули к костру, где капитаны продолжали беседовать с прибывшим магом. Ученик мага, получив указание от горбуна увести лошадей, направился в сторону шатров, маг развернулся проследить его путь, и вампиресса, ахнув, прижала ладонь к губам. В памяти развернулось, казалось, исчезнувшее из её памяти воспоминание. В ноздри просочилась фантомная вонь. Перед ней был тот, кто пришёл в её опочивальню в ночь перед отъездом Эммануила из королевского дворца, чтобы сделать предложение, что должно было перевернуть её жизнь и совершивший над ней насилие. Кальдер-Руа метнулась обратно в шатер и закрыла полог дрожащими руками. Ученик мага прошёл мимо, напевая что-то под нос. Тихо заржала лошадь. Почувствовав нахлынувшую дурноту, принцесса прижала ладонь к губам. Удержаться в сознании не удалось. Закатив глаза, вампиресса упала на укрывавшие земляной пол ковры.