***
На следующее утро ко мне пришло важное осознание: я не хочу здесь больше находиться. Повязки? Покой? Плевать! Все и так заживет! Мне сказали, что буду жить в этом мире ещё какое-то время, значит все и так предрешено. Больше не могу терпеть эту ужасную вонь и духоту, мне нужен свежий воздух! Свобода! И… Одежда! Черт возьми, как же меня достали эти монахи, разглядывающие мои побои! Я тут между прочим полуголая! Подгадав подходящее время для побега, когда целитель лет за 60 ушел медитировать или, как я предполагаю, спать, я сползла с каменного стола, стянула простынь, чтобы хоть как-нибудь прикрыть себя и одолжила пару чистых бинтов из ящика целителя. Вывихнутая стопа болела меньше и я уже могла ходить ровной походкой, однако у меня все ещё есть подозрения, что я ее тогда все-таки сломала. Выскользнув за массивную дверь, закрывшуюся тихим хлопком, я прижалась к холодной пыльной стене спиной, чтобы отдышаться. Из-за свежего воздуха, у меня ещё сильнее закружилась голова, поэтому мне пришлось продолжать свой путь, придерживаясь стен рукой. В храме мало людей, поскольку сейчас самое время для медитации перед обедом. Это помогло мне пробраться практически незамеченной. Всего пара незнакомых монахов заметили меня. Хотя вообще-то все монахи здесь для меня не знакомы, кроме Верховной, Вонга и целителя, чье имя я даже не знаю — слишком уж он нудный для отвлеченной беседы. Все что он мне обычно говорил: медитируй. В общем, диалог у нас как-то не задался, а это ещё одна весомая причина оттуда сбежать. Первым моим действием, когда я добралась до своей скромной (даже слишком) лачуги, было принятие душа. Как бы тяжело мне сейчас не было, я уже просто трясусь от того, что хочу все с себя смыть. А может у меня началась лихорадка или что-то типа того, но об этом мы узнаем позже. Короче даже если меня найдут лежащей в раскорячку без сознания на полу душевой, то я хотя бы буду чистой. Встав под прохладную струю воды, я несколько минут приходила в себя. Собрав плывущую картинку перед глазами, я стала медленно разбинтовывать вонючие повязки. На нескольких ранах даже были швы. Скидывая на пол куски белого полотна, я не сразу заметила обесцвеченные комки волос среди них. А я ведь уже почти забыла об этом. Присев на колени, я коснулась длинными худыми пальцами седых волос. Я ещё даже не начала мыть голову, а их тут уже так много. Целитель сказал, что мои волосы буквально истратили всю свою жизненную энергию, отдавая ее в тело, которое направляет ее на восстановление повреждений. По этой причине страдает мой эмоциональный фон. Возможно, поэтому я сейчас плачу… а может это и не слезы вовсе. Сложно отличить их от капель холодной воды из прохладного душа. Зато я точно уверена в своих чувствах. — Хоть какая-то определенность посетила меня, — тихо усмехнувшись, я приобняла себя за плечи. Тоска. Она обвила и сжала ком в горле. Длинные волосы… это было единственным напоминанием о прошлой мне. Только это связывало меня с воспоминаниями моего детства. Так глупо, но это правда. Мама всегда твердила мне о том, что длинные волосы — это роскошь. Даже взяла с меня обещание не стричь их короче моих локтей. Она всегда расчесывала мне локоны, заплетала причудливые прически и учила меня ухаживать за ними. А сейчас… Сейчас я помою голову с каким-то дешевым рукодельным мылом и скорее всего оставлю на этом кафеле большую часть своей некогда шикарной гривы волнистых каштановых волос… Похлопав себя по щекам, я быстро встала, чуть было не упала обратно из-за головокружения, и все равно взяла в руки кусок мыла, пахнущий благовониями… Возвращаясь в комнату уже в чистом белье и белой просторной футболке, я забинтовала ребра и руки, чтобы прохожие не глазели на мои травмы. Надела джинсы и с неким ужасом отметила, что они мне чересчур велики. Джинсы, которые я купила прямо перед экскурсией. Велики. Мигом очутившись перед зеркалом, я взглянула на незнакомого мне человека. Уже в душе я почувствовала некоторые изменения, но у меня даже не было предположений, что все настолько плохо. Осунувшееся лицо, клок обесцвеченных волос на голове, почти нет бровей и ресниц, а самое страшное — потухший взгляд. За то время, сколько я себя помню, это был второй раз, когда мое душевное состояние доходило до такого. Первый — смерть отца. Я всегда была жизнерадостной, даже в самые тяжелые моменты. Всегда находила повод для улыбки. — Неужели я сейчас настолько подавлена? Из-за глупых волос? Вааау! — я рассмеялась и подняла взгляд к потолку, чтобы не дать волю слезам. — Да брось! Бывало же и хуже, правда? — однако ничто уже не могло сдержать прерывистые вдохи, содрагающие мою грудь. Конечно же, я была так расстроена не из-за волос, хотя они были одной из причин. Просто… ну вы знаете… все сразу навалилось. Я встряхнула руки и сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоить подходящую к горлу истерику. Вернувшись к зеркалу через пару минут, я стала рассматривать свою голову. — Что с этим делать? — в некоторых местах уже даже лысина проступала. И тут вновь я вспомнила маму. Уже более отчётливо. Вечерами я сидела перед зеркалом, а она долго расчесывала мне мои длинные волосы цвета темного шоколада. В конце всегда целовала меня, а я радостно улыбалась прямо как сейчас, стоя напротив обшарпанного зеркала. Одна. Оставшаяся почти без волос. Мечтательная улыбка, которая появилась, когда я вспоминала те светлые моменты, начала дрожать. Глаза вновь наполнились слезами. Я прикрыла лицо ладонью и сама не заметила, как осела на пол. Немой крик, заглушивший все мысли в голове, так и не прозвучал в звенящей тишине. Согнувшись пополам, я коснулась холодного пола головой и вдруг начала молиться. Как бы сказать… Богу? Вселенной? Я не знаю, кому была адресована молитва, однако она звучала настолько отчаянно, что мне стало тошно от себя. От того, как сильно я себя жалею, поэтому я сменила слова «за что мне все это» на слова «Как мне с этим справиться? Что мне делать?» Я молилась, чтобы меня защитили. Просила, чтобы я больше никогда не испытывала такую сильную боль. Умоляла о том, чтобы все было хорошо. Но… Я ведь и так знала, что ничего уже не будет хорошо. В тот момент, когда до меня это наконец дошло, я обнаружила себя все ещё сидящей на полу, но уже не рыдающей в отчаянии, а смотревшей в одну точку на стене. Будто по щелчку пальцев я протерла уже почти сухое лицо от слез, умылась, собрала оставшиеся волосы в низкий хвост, надела бейсболку и тихо вышла из комнаты. Сложно было понять, куда меня вел мой путь, но в голове звучало лишь одно: «Прочь из храма».***
Точка назначения определила сама себя после недолгой прогулки вниз по улице. Постучав в пластмассовую дверь с вывеской в форме ножниц, я зашла в тень комнаты. Здесь пахло палеными волосами и химией. Три пластмассовых стула со спинкой расположились у стены вероятно для тех, кто ждет своей очереди и ещё четыре разбросаны напротив зеркал, обклеенных картинками мужчин и женщин с разными прическами. — Здравствуйте, я бы хотела у вас подстричься, — конечно же, английский тут плохо понимали. В Непале почти не развит туризм, поэтому иностранцев сложно встретить. Женщина, стоявшая позади одной из клиенток, повернулась в мою сторону и мгновенно выронила расческу из рук. Она сказала, что-то мужчине, который обслуживал клиента. Он тоже повернулся в мою сторону. Его реакция была немного сдержаннее, но он явно потерял дар речи. Встретить иностранца в этих трущобах довольно сложно, так тут ещё и мой цвет кожи сыграл свою роль. Благодаря заточению с целителем в каменной комнате почти без солнечного света я стала бледной как смерть в отличие от загорелых местных жителей. Из-за этого одни прохожие шугались меня, обходя стороной, а другие наоборот старались прикоснуться к «чуду». Достав телефон из барсетки у меня на груди, я быстро напечатала текст в переводчике и подошла к мужчине. «Подстригите меня, пожалуйста» Мужчина поднес свою руку ко лбу и потер его. Он попытался ответить мне, но по моему взгляду сразу было ясно, что я ничего не поняла. Тогда он повернулся к своей жене и сказал пару предложений. Она настороженно кивнула ему. Получив ее одобрение, мужчина указал мне садиться на свободный стул перед одним из зеркал. Мой вид был таким замученным: красные припухшие глаза, забинтованные руки, нездоровая худоба… Даже мне не по себе от этого, поэтому я опустила взгляд и стала рассматривать потрескавшийся кафель. Через пару минут женщина медленно подошла ко мне. Смотря на меня со слегка подрагивающей улыбкой, попросила меня снять кепку. Ну что ж. То, что произошло после этого, повергло в шок даже меня. Сняв кепку, я явила миру свои седые волосы. Реакция женщины была безмолвной и многозначительной. Она мгновенно упала в обморок. Поднявшись со стула, я повернулась в сторону лежащего тела. Я даже не знала, что нужно делать. Посетители, ожидавшие своей очереди на стульях, вдруг начали молиться. Может мне тоже стоит начать? Вот только за здравие или за упокой? Ее муж довольно быстро среагировал. Он попытался привести свою жену в чувства, но у него это явно плохо получалось, как и попытки ее поднять. Тут уже я решила вмешаться. Обойдя стул, я присела на корточки и протянула свои руки к телу полной женщины, как вдруг ее муж начал меня отгонять. — Все хорошо, я просто хочу помочь, — тут уже пришлось включать язык жестов и примитивный английский, — I can help, — каждое свое слово я старалась описать жестом, — I am good, — как мне ещё объяснить, что я хочу помочь? До мужчины вроде начал доходить смысл сказанного, поэтому, не теряя времени его замешательства, я встала за головой женщины и, взяв ее за плечи, стала ее поднимать. Боль в ребрах давала о себе знать, однако суперспособности помогли мне справиться с ситуацией быстрее, чем я ожидала. Подняв женщину, весившую килограмм под 100, на руки, я переместила ее на стул. — Извините, я не хотела ее пугать, — отойдя на пару шагов, я согнулась пополам, держась за ребра. Грудная клетка разрывалась от боли, хотя процесс регенерации уже значительно ускорился. Наблюдая за тем, как я быстро выздоравливаю и наращиваю темп восстановления, можно предположить, что через неделю-другую я буду полностью здорова, а пока… Женщина довольно быстро пришла в себя. Дальнейшие ее действия гарантировали сохранность ее здоровья. Как только она смогла встать со стула, она начала ругаться сама с собой на непальском и удалилась в сторону комнаты отдыха в глубине одноэтажной постройки. Обратив на меня внимание, низкий мужчина с сильным акцентом спросил откуда я. Медленно разогнувшись, я вновь воспользовалась переводчиком. «Я из храма выше по улице» Мужчина понимающе кивнул и поджал губы. Видимо я не первая их гостья оттуда. Указав мне на стул, парикмахер вернулся к своему клиенту и, закончив с ним, подошел ко мне. Он молча рассмотрел мою голову и указал рукой на фотографии на зеркале. Мол, выбирай. Я и так уже давно знала, какую прическу сделаю, но все так же не могла заставить себя тыкнуть в нее пальцем. Мысль о том, что волосы возможно вообще больше не вырастут, ужасала меня, но я сделала глубокий вдох и все же указала на черно-белую, самую старую фотографию. Мужчина примерно с таким же выражением как у меня кивнул и взял необходимые предметы. Закончив с «обновлением имиджа», я подошла к столу в углу комнаты. Мужчина указал мне на цифры, изображённые напротив надписей, и удалился проведать жену. Достав из сумки несколько купюр, я оставила парикмахеру в 3 раза больше от заявленной суммы. Это было не потому, что я сорила деньгами или хотела что-то доказать. Просто я видела, как несколько посетителей ушли после того, как увидели меня, и я чувствовала некоторую вину за это. Надев черную кепку, я вышла на улицу. Желания вернуться в храм не было совсем, хотя меня до сих пор беспокоили мои травмы. Каждое движение отзывалось неприятным ощущением в том или ином месте. У меня уже практически ничего не болело на столько, чтобы лечь на больничную койку, однако слабость преследовала меня. Чувство будто из меня, словно воздушный шарик, вылетит мой дух, если меня посильнее толкнуть. Вероятнее всего это из-за недостатка жизненной энергии. Путь меня завёл меня сначала в небольшую забегаловку, где я взяла пару более менее съедобных блюд и собой, а затем обнаружила себя на краю города. Стоя у подножья горы, я буквально ощущала рвение всей моей сущности туда, поэтому, несмотря на усталость, я послушала внутренний голос и стала подниматься вверх. «Подальше от городской суеты» — говорила моя сущность. Заходя все глубже в лес, я решила свернуть с основной дороги, по которой ездили машины. Меня привлекли маленькие извилистые тропинки, ведущие меня в неизвестном направлении через обваленные деревья, в обход огромных валунов и низин. В лесу не было тихо — он кипел жизнью. Скрежет высоких деревьев и шелест травы было все, что я когда-то слышала в подобных местах. Но не сейчас. Мой слух улавливал полет насекомых, падение листьев и осторожные шаги маленького зверя неподалеку от меня. Все эти звуки не раздражали меня в отличие от городского шума Катманду — вечный шквал разговоров и гудки наглых водителей. Сама того не замечая, я стала тише шагать по земле, чтобы услышать больше. Забыв обо всем, я просто кралась сквозь чащу, наблюдая за жизнью вокруг, пока случайно не набрела до небольшой поляны, залитой солнечным светом. С обрыва она открывала вид на горы и охватывала небольшую часть Катманду. Наслаждаясь чудесным видом и ярким солнцем, было решено остановиться здесь. Я поблагодарила Вселенную за еду, как меня этому научила Древняя, и достала лепешку с овощами. У меня уже не было того отвращения к еде, которое я испытывала в храме. Хоть я и была чертовски голодна, там у меня кусок в горло не лез. Видимо, моей новой сущности жизненно необходима свобода. Кстати об этом… Отложив свой завтрак-обед-ужин в сторону, я принялась разбинтовывать левое запястье. Отверстие в руке выглядело уже немного иначе. Оно будто было четче сформировано и из него ничего не вытекало. Размотав всю руку я принялась рассматривать внутреннюю сторону предплечья. Благодаря своей худобе мне удалось рассмотреть небольшой вытянутый мешок под кожей. Он был соединен с отверстием небольшим каналом, а значит, скорее всего, там хранится паутина. По ощущениям мне было уже не так противно наблюдать за своей трансформацией в непойми что. Видимо я уже смирилась с грядущими изменениями. Главное, чтобы во мне не появилось что-то слишком странное, например… Нет, это плохая идея! Не хочу даже представлять! Встряхнув головой, я вновь переместила внимание на руку. Проведя двумя пальцами от мешочка до отверстия, я наблюдала, как оттуда появляется слизь. Полупрозрачная жидкость медленно тянулась к земле, постепенно застывая и обретая иную плотность. Отцепив конец от руки, я поднесла паутину ближе к лицу, чтобы рассмотреть. По сути это было сплетение более тонких нитей. Заметив какое-то движение, я переместила взгляд на бабочку, пролетавшую рядом со мной. Что-то было с ней не так… Она летела будто в замедленном кадре. Я четко видела каждый взмах ее крыльев, движение ног и… о господи, почему у нее такая страшная морда?! Моргнув, я запустила привычную скорость реальности. Бабочка в мгновение ока покинула мое поле зрения за ближайшим деревом. — Что это было? — приложив руку к груди, я постаралась успокоить дыхание. Не ожидала, что меня так напугает насекомое, — Почему все вдруг замедлилось? — не думаю, что я могла сделать что-то подобное, сфокусировав свое внимание. Найдя ещё один движущийся объект, я повторила тот же трюк. Муравей, ставший моей целью, замедлил свой бег в несколько раз. Проследив за шелестом травы, я пришла к выводу, что у меня все же нет способности замедлять время, но видимо мое зрение тоже прошло через трансформацию. Ощущения были настолько удивительными, что я стала рассматривать все подряд, включая храм, который был словно на ладони, хотя находился в 3-4 километрах от меня. Я могла увидеть монахов, которые отрабатывали боевые движения на небольшом плацу перед зданием. — Невероятно!.. — но вдруг все оборвалось. Зрение вернулось в обычное состояние, а голову вдруг пронзила мигрень, — Видимо это пока разовое развлечение для меня. Сняв бейсболку, я провела рукой по голове и помассировала пульсирующие виски. А волосы… что ж, от них остался небольшой пушок размером в пару миллиметров. Теперь я официально лысая. Так забавно, наверное, каждый хоть раз представлял, как будет выглядеть без волос. Нужно будет показаться Древней, она заценит мою смену имиджа. Неожиданно даже для себя я усмехнулась, расплываясь в улыбке. В ней не было подтекста или негативных мыслей. Я просто, наконец, смогла позволить себе улыбнуться. — Видимо свежий воздух и вкусная еда положительно на меня влияют, — закинув руки за голову, я распласталась на траве и прикрыла глаза. — Так значит, теперь я стала чуть выше, быстрее, сильнее, больше вижу, слышу и мои клетки быстро регенерируют. Видимо все не так уж плохо, — прикрыв кепкой лицо от палящего солнца, я решила, что мне нужно немного отдохнуть, прежде чем спускаться обратно.***