В наш век утончённый Изверги водятся только в лесах.
Через Лох-Морар шла линия Барьера. Об этом месте среди маглов столетиями ходили предания о чудовищах – волшебных обитателях глубин. Келпи в округе истребили ещё в начале века, но легенды сохранились. На магловской стороне озеро теснили мелкие рощи и высокие холмы, чистые песчаные пляжи и скопления маленьких домиков, а на магической тёмными пятнами расползался бор, старый и опасный. Именно там, на южном берегу озера, возле бухты в форме полумесяца, уже три года жили оборотни. Август заканчивался, все скитальцы вернулись в жилища, кто один, а кто с прибавлением. В летние месяцы легче всего было найти будущих волчат, поэтому часть стаи бродяжничала. На прошлой неделе Скабиор насчитал двадцать старых голов и четыре новых. На этой – ещё троих там и там. Он пристально рассматривал незнакомцев, потому что впервые на его памяти к Фенриру присоединились взрослые волки. Тем более в таком количестве. Судя по поведению, их группу возглавляли двое братьев. Пусть и схожие чертами лиц и фигурами, они сильно отличались тоном кожи и волос. Многие из пришлых выглядели чуть старше Коннора и тоже заинтересованно следили за ним, однако молчали. Видимо, им заранее объяснили статус затесавшейся к волкам «человечины». Для диких оборотней все маги и маглы, не больные ликантропией, были «человечиной». И если бы Скабиора спросили, какой частью туши он себя видит, то он бы без раздумий ответил – вырезкой. Егерь всегда трапезничал в окружении молодняка и с ними чувствовал себя куда спокойней, чем возле старших. Конечно, под боком Грейбэка ему ничего не грозило, но уже одно нахождение обычного человека в стае во время повседневных занятий нарушало древние порядки. Скабиор справедливо считал себя исключением из правил. Около шести раз в месяц он приносил снедь и всякий полезный хлам, который добывался только в легальных магазинах, а потом разделял с волками пищу. Раньше они даже палочки без проблем покупали сами, однако с крахом Тёмного Лорда все подпольные умельцы либо обзавелись жильём в Северном море, либо гнили в земле, либо перевели бизнес в крупные города. Бывали дни, когда до еды и не доходило. Егерь сразу исчезал в обиталище вожака и появлялся оттуда спустя полсуток уставшим, но счастливым. Друзей среди оборотней у Коннора не завелось, охотно с ним общались лишь дети, ещё не переученные и не перекроенные на новый лад. Обычно, когда волчатам исполнялось шестнадцать, они получали свою роль в стае, а с ней – обязательства. По правилам, иметь близкие отношения с «человечиной» мог себе позволить один только вожак. Точнее, не мог, но позволял – ведь упрекать Грейбэка в несоблюдении устоев любой бы остерёгся. Фенрира Грейбэка уважали как сильнейшего. Скабиора же мнили чуть ли не блаженным – молодой егерь самого лютого волка Британии не просто не боялся, но и позволял себе ни для кого не допустимые вольности. «Сучке» вожака прощалось многое, но это вовсе не значило, что Грейбэк вёл себя мягко с подопечным или что Коннор был недалёким чудаком. Он быстро осознал, какие границы переходить нельзя, и довольно успешно балансировал на самом крае дозволенного.***
Внутри резко потемнело – снаружи зарядил дождь, и Скабиор поморщился, приготовившись вскоре под ним оказаться. В узком окне мелькнул кряжистый силуэт, и через пару секунд в землянку спустился её хозяин. На нём были только штаны. В шерсти на мощной груди запутались капли воды – оборотню нравилось освежиться после утех, в отличие от задержавшегося у него посыльного. Ничего не сказав, Грейбэк присел на плетёную койку и бросил парню мокрое полотенце. Коннор поймал его и наскоро обтёрся, с удивлением признав, что он почти наслаждается прохладой влажной тряпки. Это всё из-за Фенрира, – решил он. Тот был необыкновенно мягок и даже не оставил ярких отметин, хотя и любил мучить чужую плоть. Егерь мазнул слегка раскосыми глазами по собственному телу. Синяки от пальцев кучно темнели на бёдрах и впадинах живота. Даже когтями не зацепил, – изумился он. Иногда Грейбэк прихватывал зубами кожу и тёплым шероховатым языком слизывал красные солёные капли, отчего ранки затягивались быстро и безболезненно. Коннор позволял себя кусать сколько угодно, чем демонстрировал бесконечное доверие: кровь у него сворачивалась неохотно, а нанесённые оборотнями повреждения превращались в уродливые шрамы и не сводились никакими средствами. «Целебная слюна, – смеялся он, впервые осознанно ощутив её свойства на себе. – Обалдеть!» Работало это, по словам Фенрира, только когда волк действительно хотел вылечить. Коннор постоянно носил бледные следы не совсем человеческих зубов и не стеснялся этого, хотя чаще всего они скрывались под одеждой. – Скабиор, – позвал Грейбэк. Он пригладил к затылку спутанные волосы, прореженные сединой. – Не появляйся тут какое-то время. – Что-то случилось? – Коннор потянулся, стряхивая с конечностей оставшуюся после секса негу. – Пока нет, – уклончиво ответил оборотень и поманил парня к себе. – Я бы хотел знать. Егерь поджал губы и начал раздвигать шкуры в поисках одежды. В этот раз ему даже не дали спокойно раздеться и сразу повалили на импровизированную лежанку. – Это внутренние дела. – Фенрир плавно перетёк в другую позу и встал. Коннор неосознанно засмотрелся на хищнические движения. Мгновением ранее Грейбэк расслабленно сидел, а теперь уже нависал над ним, сверкая до безумия голубыми глазами. – Если начнётся, станет не до тебя. Держись подальше от стаи. Оборотень дотронулся костяшками пальцев до виска парня и провёл вниз, остановив их на дрогнувшем кадыке. Широкая мозолистая ладонь легла на податливую шею и потянула вверх. Коннор подчинился и приподнялся, принимая неожиданную ласку. – Будь хорошим мальчиком, Скабс. – Фенрир посуровел и убрал руку. – Топай. Лицо Скабиора исказилось зарождавшимся недовольством. – А если не буду? – с напускной язвительностью поинтересовался он, шнуруя слишком франтовские для егеря ботинки – не краденые и не снятые с трупа. Коннор невольно улыбнулся, вспомнив историю обретения любимой обувки. Грейбэк отдал – подарил! – излишки достойной кожи на совершеннолетие «кутёнку», и за два года от постоянной носки высокие ботинки ещё не пришли в негодность. Убедить старину сапожника сшить их стоило немало, но все траты, парень был уверен, окупились результатом. Оборотень не ответил. Он вообще был молчалив, но последнее время это сильно раздражало Коннора. Пропасть в двадцать с лишним лет в магическом обществе не считалась предосудительной, но сглаживалась лишь между зрелыми людьми. А Скабиор, увы, не слишком далеко ушёл от сопливого подростка. – Импервиус, – рявкнул он, вывалившись на улицу. Коннор поддёрнул воротник дешёвого магловского плаща и сощурился под холодными каплями. Ему совсем не нравилось чувствовать себя подстилкой. Где-то на подкорке сознания маячила мысль, что Грейбэк не просто так отсылает его, но егерь усердно гнал её прочь. Чтобы немного остыть, он решил пройтись по подлеску – аппарировать в раздрае было опасно. – Скаби, – пискнул кто-то за спиной егеря. – Поучи нас с Блотч картам. – Джин, извини, не сегодня. – Коннор обернулся к рыжему волчонку и, вздохнув, потрепал его по влажным волосам. Джинджера привели в стаю только в июне, он ещё ничего не умел сам. Скабиор выдавил улыбку – обижать ребёнка он не хотел, хотя и был возмущён отношением Фенрира. – В следующий раз, ладно? Я не захватил колоду, – соврал парень. Его злость уже начала утихать. Молодой егерь приносил детям книги про существ и рассказывал об опасностях лесов, понемногу подтягивал грамоту и учил готовить простые отвары. Оборотни разрешали своим мелким слушать его и порой слушали сами. Иногда Коннор говорил о магических кварталах крупных городов и объяснял, где можно спрятаться и у кого спросить помощи, где стащить еду или найти честных денег. И карточные фокусы относились к последнему пункту. В стае к зимовке готовились пять волчат. Самым младшим, из новеньких, Джину и Блотч, было по семь, а старшему, Нипперу, – двенадцать. Остальные подростки считались по меркам волков взрослыми, потому жили и натаскивались отдельно. – Пусть Луна тебе светит ярко, малыш, – Скабиор сжал ремень сумки и направился вверх по холму. – И тебе, Скаби, – прошептал Джинджер и тоже развернулся, чтобы уйти в тепло общей землянки, но нос к носу столкнулся с вожаком, тот сидел на корточках и внимательно наблюдал за волчонком. Так неожиданно встретившись взглядом с ледяными глазами, мальчишка вздрогнул, но на мягкое место всё-таки не упал. – Скабиор принёс вам молока, – тяжёлая когтистая рука легла на рыжие вихры, но ощущалась до дрожи приятно и правильно. В жесте Фенрира прослеживалась глубина привязанности даже к неопытным малолетним членам стаи, но демонстрировал он это крайне редко. Джин смущённо потупился – за день погладили уже дважды! «Другие точно обзавидуются», – подумал он, но резкий голос вожака вернул его в реальность. – Держи. Грейбэк поднялся и оставил ребёнку три литровых бутыли. – Сколль, – прорычал Фенрир высокому худому парню, наблюдавшему из тени деревьев за уходом Скабиора. – Дети на тебе. Разделайте что-нибудь к ужину. Загорелый оборотень кивнул, шагнул под дождь и поманил Джинджера к себе. Волчонок, поудобнее перехватив ношу, побежал к старшему, а Грейбэк хмуро посмотрел в ту сторону, куда ушёл его несносный выкормок. Но фигура егеря уже скрылась среди вековых сосен, оставив за собой привычный запах угля и кедрового масла.***
Мы почти одного роста. Коннор выругался и шлёпнул себя по щекам. Смешно! Куда моим пяти с лишком футам против его шести. Больше всего Скабиору не нравилось, что к нему относятся как к ребёнку – уж он-то повзрослел куда раньше положенного. Однако злиться на Грейбэка не получалось, как бы Коннор ни старался себя убедить в том, что пора действительно обидеться. Я уже не беспризорник. Егерь неспешно ступал по хлюпавшим каменистым буграм, выискивая взглядом что-нибудь полезное. Когда он наклонился аккуратно срезать ясенец, рядом прозвучал сдержанный смех. Коннор покрепче сжал серп и прыгнул в сторону, уходя с линии возможной атаки. Но никто не атаковал. В паре шагов от Скабиора нарочито расслабленно стоял один из новеньких оборотней – из братьев. Едва ли он был сильно старше егеря, но выглядел изрядно потрёпанным временем. Проклятие порой нещадно уродовало молодых, а зрелые волки, наоборот, дольше сохраняли соответствующую возрасту внешность. Следивший за Коннором оборотень походил на обычного травника и обладал заурядными чертами лица, но внимание привлекали серебристо-белые волосы и шрам от укуса прямо на щеке, из-за которого его улыбка казалась вдвойне мерзотной. Вот о чём предупреждал Грейбэк! – Здравствуй, зайка. – Говорил он совсем не похоже на манеру Фенрира и других знакомых егерю волков – рвано и лающе, – а ласково напевая. И у него был сильный ирландский акцент. – Как тебя зовут? – Скабиор, – ответил егерь, убирая цветки дикого бадьяна в специальный мешочек и не выпуская из правой руки серп. – А я Хати. – Оборотень наклонил голову, продолжая кривить губы в подобии улыбки. – Развратно пахнешь. Грейбэк с тобой ещё не наигрался? – Спроси у него сам. – Коннор отступил немного назад и аппарировал. Пронесло. Да, вожак немалой по меркам оборотней стаи делился далеко не всем, хотя, насколько Коннор мог убедиться, никогда ему не врал. А в этот раз намекнул – и повторил для особо тупых – держаться подальше. А я не поверил. Зло ухмыльнувшись испуганно отскочившей бабёнке, егерь убрал серп за спину, под плащ, утёр скулу со свежим порезом – расщепился-таки малёк – и развязно потопал по Косому переулку грязными ботинками. Здесь погода стояла ясная. Шепотки и подозрительные взгляды ничуть не смущали Скабиора, а то, что он кому-то отбивал аппетит, обычно только добавляло удовольствия. Но сегодня сверкающие цветастыми вывесками лавочки и их посетители лишь дразнили его, как крыса – оккамия. Шикнув на пацанов в хогвартской форме, Коннор скользнул в заднюю дверь маленького кафе с вульгарным названием. «Чайный пакетик»! Кому ж она отсосала, чтоб такое придумать? Парень трижды ударил по раме занавешенного окошка, которое вело на кухню. – Кого там принесло? – Добрый травник, мадам. Егерь доставал из сумки ароматный свёрток, когда из неприметного прохода выскочила пухлая дама в розовом переднике. Она заплатила обещанную за особые приправы сумму и вежливо выпроводила парня вон, пообещав связаться через месяц. «Зыркает тут, – услышал он из-за занавески, уходя. – Гостей отваживает, мокрая псина. Ноги его больше здесь не будет!» И без тебя не пропаду, лицемерка, – оскалился егерь и растерянно передёрнул плечами. Одежда у него была вполне сухая. Сравнение с псом Коннору скорее льстило, чем нет – часть фамилии как-никак. Он мог похвастаться обонянием не хуже собачьего, так что, подучившись выживанию в лесу, в пятнадцать занялся полноценной добычей ингредиентов, отчасти незаконных, и выслеживанием живых тварей – любых, кроме волков. Сначала, пока он ходил в одиночку, за ним приглядывал молодняк из стаи, а потом прознавшие о его таланте лондонские дельцы взяли нюхача в оборот. Скабиор не жаловался. Деньги шли, проблемы решались своевременно, ссор прочие егеря не затевали. Почти. «Шлюшку-то Грейбэка желающие пришить всегда найдутся, да помереть не охочи. Он и не за такое глотки рвал», – намывая керамические кружки, вечно бурчал единственный по-приятельски общавшийся с Коннором человек, выслушивая очередную историю о добыче какого-нибудь диковинного растения или грибочка. К нему егерь и направился. – Чего лыбишься? – вместо приветствия гаркнул суховато Джонс и протянул завсегдатаю пинту. – Снова от нелюдей? Кровь утри. – Отвали, зануда. Скабиор пригубил бурду, называющуюся здесь пивом, и промокнул зудящую щёку красной чайной салфеткой, четверть часа назад стащенной у нанимательницы для поднятия настроения. Нечего зряшные обещания давать, – мысленно выставив перед дамочкой средний палец, подумал Коннор. Покрутив тряпку в руках, он помотал её на шею, спрятав тем самым рунную связку. Татуировка была совсем свежая, никем не примеченная. «Зачем на виду, паршивец?» – отвесив подзатыльник, облаял его утром Фенрир. И трахнул. Парень сам не заметил, как уголки губ дёрнулись вверх. О белобрысом оборотне он успешно забыл. Джонс закатил глаза. – Со зверьём тебя ничего путного не ждёт, – продолжал он сотрясать воздух. – Либо помрёшь, либо таким же станешь. Тоже, считай, дерьмовая судьба. Пока, видно, Мерлин берёг. – Да что ты знаешь, – отмахнулся Коннор, опустив кружку. Только лекций не хватало. – Побольше тебя, поганец. Бросай, говорю, за душегубом своим таскаться. Ублюдок он сквернее Мордреда. Вот не минует тебя злая доля, поглядим… Коннор улыбнулся одной из своих фирменных улыбок, гадливой, как его прозвище. Бармен фыркнул. Эту тему он поднимал уже не в первый раз, но молодой егерь упорно не желал слушать. Конечно, Скабиор ценил заботу старика. Тот немало натерпелся в обе войны и открыл паб для таких же страдальцев, повидавших и смертей от боевиков Гриндельвальда, и умопомрачительные красоты не тронутой людьми природы. – Ты же не того? – спросил вдруг Джонс. – Не сохнешь по трахалю своему? Если да, то прекращай. Коннор промолчал, проглотив неприличную шутку. – Сладкого пирога, Скабс? – чуть позже окликнул его старик. – Нет, Джонс, я и так сладкий, – вяло ответил Скабиор. Затем он с два месяца не появлялся на озере Морар – выполнял заказы, играл в карты и хаживал к Джонсу. Оборотни ему в лесах ни разу не встретились. Бегая среди столетних деревьев, Коннор пытался понять, как изменится его жизнь лет через десять. Ну, или хотя бы через пять, если не доживёт до тридцати – егеря всё-таки ребята рисковые, и он не был исключением. Остаться вечно запачканным сучонышем, которого покрывает оборотень? Как бы двусмысленно это не звучало… Эта перспектива ничуть не задевала Скабиора, он не мог похвастаться ни выдающимися способностями в волшбе, ни изрядным умом. Нюх, хорошее зрение, отличные рефлексы и упругая задница – вот и все, что он имел. Он застрял между магами и волками. «Дурное имя, дурное прозвище, дурная судьба», – говорили городские о Конноре. А он плевал на мнение окружающих. Мнение лишь одного мага его волновало – Грейбэка. Что он подумает? Примет или избавится? Егерь не скрывал отнюдь не сыновней привязанности ни от вожака, ни от других оборотней. У Фенрира получалось докопаться до настоящих мыслей его подопечного, как бы тот их не прятал – даже от себя самого. Поэтому Скабиор всегда отвечал ему честно. Словом, телом. Попытка соврать монстрам, которые ложь почуют раньше, чем нюхлер – золото, представлялась парню глупой и опасной даже в детстве. Да и было бы что скрывать. Столько лет знакомы. Коннор давно был на короткой ноге со стаей. Он вполне разумно подходил к сотрудничеству и держал дистанцию со всеми, кроме вожака, пусть и ценил оборотней больше людей. Люди его предавали, а волки – нет. Но, может, Джонс и прав. Обратят. Не Фенрир, так кто другой, как тот Хати. Рассуждения неделями заводили парня в тупик, пока он не осознал: Ну и пусть! Покусают – не помру. Всяко лучше выть в полнолуние, чем вечно тереться с зазнавшимися полукровками. Скабиор хорошо понимал оборотней и их лютую ненависть к здоровым обывателям, к «человечине». Его же старшие волки считали за удобного помощника, что таскает из города что попросят и вовремя раздвигает ноги перед Грейбэком. В обмен на молоко и копчёности Коннору то свежую перепелиную тушку давали, то пучок редких травок, а бывало и вовсе – вовсе яйца рунеспура. Да и подучить охоте оказывались не прочь. – Сходи в бардак, – однажды предложил сочувственно Джонс, а Скабиор скривился и покачал головой. – На баб не встаёт? Не проблема, там и парни найдутся. – Найдутся, и я буду лишним, – хмыкнул Коннор – он и не собирался туда соваться. – Эй, слышал, новый товар завёлся у Лилиан, – вклинился в разговор Скёрли – здоровый, как боров, егерь. – Силён, разрешает всякое. Ты попробуй. – Поменять одного монстра на другого? – Любуясь реакцией Скёрли, Скабиор коротко рассмеялся и пояснил: – Я недавно делал для него работку. Кровью пасёт за милю. – Ты, главное, правильной головой думай, селадон. – Всё-таки бармен попал в точку – секса хотелось страшно. Переждав в городе полнолуние, Коннор решил обсудить свои умозаключения с Фенриром. Придётся стать нехорошим мальчиком. Я соскучился. Дожевав полусырой ростбиф, он лениво взмахнул палочкой. Темпус сообщал, что время второго завтрака прошло. Стерев с подбородка жирные подтёки, егерь начал сборы.