До четырнадцатого дня рождения Гарри оставалась всего пара недель, и сейчас он сидел на большом валуне, лежавшем на берегу озера Бьюкенен, и предавался меланхолическому созерцанию. С тех пор, как он себя помнил, ну, то есть на сознательном уровне, у них со Сьюзи была, мягко говоря, насыщенная и активная жизнь. Они на износ учились по шесть дней в неделю и не слишком-то расслаблялись на седьмой. Одни преподаватели сменялись другими, которых, в свою очередь, сменяли инструкторы. Магия, обычные школьные предметы, физическая подготовка, дуэли, дуэли, дуэли и ещё раз дуэли, основы рукопашного боя и боя с применением холодного оружия, стрельба из всего, что было ему по силам, иностранные языки, а ещё иногда отец с Амелией брали их на официальные приёмы к «отцам» города или даже губернатору штата, где они отрабатывали правила поведения, ношения протокольной одежды и тому подобное.
Если бы у них не было целительницы, имя которой так никто и не узнал, вливавшей в них зелья галлонами, то они бы надорвались ещё в самом начале, а так — результат, как говорится, налицо. В учебе они опережали сверстников на несколько лет, колдовали невербально и без палочек, изучили язык и этикет гоблинов и так далее и тому подобное, а за фигуры обоих многие готовы были продать душу. Амелия как-то сказала, что по знаниям и навыкам они уже могут блестяще сдать ТРИТОНы, а по своим профильным дисциплинам на порядок превосходят выпускников Хогвартса или Шармбатона, приближаясь к выпускникам Академии Аврората.
Кстати, ставка Сириуса на индейцев оправдалась в полной мере. Ещё при первом обследовании их местная мадам Помфри, как в шутку её называл отец, переполошилась и с помощью ритуала обнаружила в Гарри кусок чужой души, который они, к сожалению, удалить не смогли, несмотря на все старания и консультации с другими племенами и гоблинами. Что для тех, что для других явление разделения души на части было чуждо и непостижимо. Гоблины, конечно, когда-то где-то что-то слышали о таком варварстве и даже могли уничтожить. Но Гарри бы этой процедуры не пережил.
Вообще, подкупало отношение к ним отца и Амелии, они никогда ничего не скрывали и ни о чём не умалчивали. Рассказали об умерших родителях Гарри и Сьюзен, о том, кто их убил и почему, по какой причине они уехали с Островов и что там сейчас творится, объяснили, почему их так на износ учат и чего они опасаются… Вся эта открытость и откровенность мотивировала подростков прикладывать дополнительные усилия в постижении всего, чему их учили.
В общем, у них был только один день в неделю на отдых, и денег на этот отдых родители не жалели. Да, Гарри не мог заставить себя называть Амелию мамой, но родительницей считал уверенно. Друзей они со Сьюзи за эти годы нашли немало, в том числе и среди индейцев, поэтому раза два в месяц устраивали грандиозный отрыв. Правда, вначале была лекция, к чему может привести даже небольшое количество алкоголя или доза самых безобидных наркотиков. Как выразился отец: «Магической дури в вас столько, что пару разрушенных кварталов проще будет построить заново, чем отремонтировать».
Когда уже не дети, но подростки начали задумываться о том, в чём же заключается принципиальное отличие девочек от мальчиков и мальчиков от девочек, задолго до того, как бушующие гормоны толкнули бы их на необдуманные поступки, родители опередили их любопытство, рассказав о связи родственных душ. По их словам, сами по себе родственные пары встречаются довольно часто, но вот связь активируется очень редко, так как она требует нескольких условий, одно из которых полная девственность обоих партнеров. И, как ни странно, наиболее часто такие сильные гармоничные пары встречаются среди чистокровных магов, что создает совершенно неожиданное преимущество перед магглорождёнными и маггловоспитанными. Причина же этого заключалась не в ущербности или неполноценности магглорождённых, а в том, что им просто никто не говорил о связи душ. После этого родители предоставили им самим решать, что важнее: получить удовольствие здесь и сейчас или иметь шанс на абсолютно счастливый брак на всю жизнь.
Они со Сьюзи тогда вот на этом самом камне проговорили много часов подряд. Оба не страдали ни малейшими комплексами по поводу своей внешности, зная, что растут привлекательными подростками, у которых не будет проблем с поиском партнёров в сколь угодно раннем возрасте, но…
Короче говоря, концепция им понравилась, и они приняли именно то решение, на которое надеялись родители. Правда, Гарри интересовала механика определения своей пары, в то время как Сьюзи легкомысленно, на взгляд Гарри, считала, что, мол, «сердце подскажет». С тех пор на встречах с друзьями он неизменно подшучивал над ней «как сердце?», чем первые пару раз нешуточно напугал окружающих намёком на выявление неизлечимого заболевания. Дети отшутились, а потом на это перестали обращать внимание, списав на очередную странную и загадочную черту этой парочки.
В скором времени Гарри предстояло покинуть зону комфорта, где он хоть и выматывался разумом и телом на бесконечных напряжённых занятиях и тренировках, но был окружён любящей семьёй, а не чужими людьми, считающими, что он должен что-то для них сделать… или умереть. Связанно это было с тем, что примерно полгода назад парня начали вдруг мучить головные боли и какие-то нелепые кошмары, в которых что-то похожее на уродливого младенца отдавало кому-то какие-то команды, убивало людей, управляло огромной змеёй и питалось её ядом.
Родители и Сьюзи переполошились, и отец незамедлительно уехал в ближайшее отделение Гринготтса. Вернувшись через сутки, он с опрокинутым лицом сообщил: есть все основания считать, что готовится возрождение тёмного ублюдка, и в этом как-то замешан некий Каркаров, который, по слухам, скоро появится в Британии. Плюс ко всему в Хогвартсе должен пройти Турнир Трёх Волшебников, который управляется Кубком Огня, способным формировать магические контракты. В связи с этим задница Сириуса, которую он называл интуицией, ором орала, что, независимо от расстояния, Гарри попадёт в участники, а если не выполнит условия, то кто его знает, к каким последствиям это может привести, да и с куском чужой души, очевидно, можно было что-то решить лишь в Британии.
Дамблдор, кстати, так и не прекратил поиски последнего из Поттеров, но когда предъявил гоблинам составленную им же самим писульку о своём праве на магическое опекунство и потребовал доступ в хранилища Поттеров, «чтобы позаботиться о состоянии мальчика, пока он не достигнет совершеннолетия», его туда, смеху ради, пустили. Точнее, туда, где оно было раньше, до перевода всех счетов в другое отделение банка. Тем вечером Грипхук был звездой в подземном баре «Секира в жопе врага», рассказывая всем желающим, какое лицо было у «лидера света, председателя Визенгамота и бла-бла-бла», когда он разглядывал абсолютно пустое хранилище.
Сириус поначалу порывался ехать на Острова вместе с Гарри, чтобы крестнику не пришлось действовать в одиночку, но столкнулся с недопониманием со стороны Амелии. Она, как бывший аврор и человек, приближённый к правящей элите Магической Великобритании, прекрасно понимала, что Дамблдор, обладающий большим политическим влиянием и, чего уж скрывать, не меньшей магической силой, попытается убрать неугодную фигуру Блэка с шахматной доски. При этом неважно, какими он будет действовать методами: полузаконными, попытавшись каким-либо способом подставить Сириуса и отправить его в Азкабан, или совсем незаконными, физически устранив того. В общем, толку от Блэка на Островах будет меньше, чем в Штатах. Тем более у Сириуса появилась идея, как он сможет подстраховать крестника в Великобритании, необходимо будет только связаться со своим старым магглорождённым другом.
С этого момента к и без того насыщенному расписанию Гарри и Сьюзен добавились часовые лекции на тему «Кто есть кто в магической Британии». Тут-то и произошла ещё одна неожиданность: когда речь зашла о ком-то по фамилии Малфой, то при демонстрации колдографии этого субъекта с Гарри слетел обливиэйт, который на него, по просьбе отца, наложил целитель разума. Целитель работал с Гарри в попытке что-то сделать с куском души Волдеморта в его голове, и, активно применяя легилименцию, вскрыл воспоминания маленького Гарри о событиях, произошедших в его детской в ту ночь. Он вспомнил и самого Волдеморта, и высокого блондина с презрительно-высокомерной усмешкой, и что этот блондин делал с его матерью на протяжении того времени, пока, как осознал бывший на месте преступления Сириус, отец Гарри лежал мертвый на первом этаже.
Вспомнил удовлетворенный стон ублюдка и зелёную вспышку, оборвавшую жизнь мамы. В общем, по всему выходило, что Лили убил именно Люциус Малфой, предварительно надругавшись над ней, а Джеймса или он, или его хозяин. Сам же Волдеморт развоплотился при попытке поразить Гарри смертельным проклятьем.
Это был первый раз, когда обитатели ранчо и индейцы племени апачей видели истерику Гарри Поттера. Он выскочил на улицу в вихре бушующей магии, которая с корнем выворачивала деревья, отбросила на добрую сотню футов тяжеленный пикап Сириуса, земля под подростком взрывалась, будто напичканная минами так, что в итоге образовалось плотное пылевое облако, закрывшее солнце. Магическая вакханалия продолжалась минут семь или около того, а потом Поттера вырвало, и он попросту вырубился.
После того, как Гарри уложили в постель и магией ликвидировали все последствия, Амелия разбила о голову Сириуса его любимую вазу и орала на него почти полночи. По большому счёту, он был виноват не так уж и сильно, просто она с самого начала выступала против обливиэйта, настаивая на снижении эмоционального окраса, затуманивании воспоминаний, а воспитание Поттера в безусловном уважении к женщинам сработало как кумулятивный эффект, усиленный тем, что женщиной в его памяти была его мать.
После произошедшего Гарри ещё неделю ходил как пришибленный, но подростковая психика пластична, и сознание отодвинуло кошмарное воспоминание на его задворки сразу после того, как Поттер решил, что при первой же разумной возможности убьёт эту белобрысую тварь.
Вот с такими далеко не мирными и человеколюбивыми намерениями новый ученик «лучшей школы магии в мире», воспитывающей, ну или пытающейся воспитать добрых, человеколюбивых и всепрощающих магов, Гарри Джеймс Поттер первого сентября 1994 года стоял на платформе 9 и ¾. И пусть ярко-алый паровоз мог двигаться исключительно по рельсам и поворачивать только вместе с ними, не столь ограниченный своей моралью Гарри злобно, и, разумеется, про себя, ухмыльнулся. Столкновение было неизбежно.
Впрочем, столкновений вокруг Гарри хватало и так. Сталкивались бегущие в разные стороны школьники и их тележки, разбавляя возмущёнными воплями общие гомон и суету детей и их родителей, ор котов да уханье сов. Сильнее их гул толпы перекрывали разве что свистки паровоза, время от времени напоминавшего, что отправление уже близко. Едва ли не центром какофонии, местом кристаллизации хаоса, с точки зрения нового ученика, была семейка рыжих личностей во главе с неопрятной толстой бабищей, которая громким визгливым голосом что-то бесцеремонно выговаривала рыжему парню с пастью, похожей на жабью. Нелюбовь, а скорее презрение с первого взгляда. «Он, наверное, в рот оба кулака сможет засунуть», — неприязненно подумал Поттер, после чего подхватил свой кейс с чарами расширения и зашёл в ближайший вагон, решив найти желательно пустое купе.
Очевидно на вагоны были наложены аналогичные чары, потому что внутри они были заметно больше, чем снаружи. Гарри дошёл едва ли не до последнего вагона, прежде чем ему наконец удалось найти совершенно пустое купе. Он закрыл за собой дверь, сел, и, достав где-то раздобытый отцом учебник аврората МАКУСА по тактике, принялся в который уже раз изучать его. Важный материал он предпочитал для лучшего усвоения перечитывать, причём неоднократно.
Паровоз последний раз свистнул, и поезд, лязгнув сцепками, начал движение. Глядя в окно, Гарри успел заметить, как рыжие парни вместе с мистером «самая большая пасть года» прыгали в уже движущийся состав. Покачав головой, он вернулся к учебнику.
Однако мечтам о путешествии в одиночку не суждено было сбыться. Дверь открылась, и в проёме показался высокий немного пухлый парень с застенчивым выражением лица.
— Привет, к тебе можно? — неуверенно спросил он.
— Привет, конечно, располагайся, — улыбнулся Поттер.
— Меня Невилл зовут, Невилл Лонгботтом, — протянул руку парень.
— Лонгботтом? Сын Алисы и Фрэнка? — вспомнил Гарри лекции отца.
— Ты знаешь моих родителей?! — вытаращился на него вновь прибывший.
— Конечно! Они воевали бок о бок с моими и с моим крёстным, были близкими друзьями. Я Гарри Поттер.
Невилл открывал и закрывал рот, глядя на, по его мнению, ожившую легенду.
— Но-о тебя же похитил предатель Сириус Блэк! Говорят, он убил тебя! Некоторые вообще шептались, что он принёс тебя в жертву во время тёмного родового ритуала Блэков!
— С каких это пор отец стал предателем? — изумился Гарри, не знавший, то ли ему начать ржать, то ли дать кому-нибудь в морду. Вскоре это противоречие разрешится само.
— Кто вообще несёт эту херню?
— Дамблдор так всем говорит, — пытался склеить шаблон Невилл.
— Верь ему больше! Предателем был Петтигрю, а отец меня спас и заботился всю дорогу!
Шокированный Невилл даже не успел начать собираться с мыслями, дабы что-то возразить, как грохнула открытая с размаху дверь в купе, и на пороге появились ещё трое посетителей. При виде одного из них у Поттера перед глазами полыхнула ненависть, и лишь вовремя поднятые окллюментивные щиты сдержали рефлексы на применение одного из «непростительных».
— Так-так-так, кто тут у нас? Сквиб Лонгботтом и, — блондинчик, мгновенно идентифицированный Гарри как Малфой-младший, которого сзади подпирали две не отягощённые интеллектом рожи, оглядел маггловский костюм Поттера, — грязнокровка. Недаром мне казалось, что тут воняет!
— А ты что за хер? — лениво-презрительным тоном, будто разговаривая с пьяным уличным побродяжкой, спросил Поттер.
— Я Малфой! Драко Малфой! — начал закипать блондинчик.
— Малфой? А на человеческий, английский язык это как переводится? Собачье дерьмо на моём ботинке? — невинно поинтересовался Гарри.
— Да как ты смеешь, грязь?! Когда мой отец узнает об этом… — белобрысый окончательно пошёл красными пятнами и полез за палочкой.
— Достанешь палку, и я её тебе в жопу засуну и проверну пару раз, собачье дерьмо на моём ботинке. И папаше твоему не поздоровится, — продолжал провоцировать идиота Поттер.
Малфой, однако, не внял и вскинул палочку, Гарри поднялся обманчиво-ленивым движением, к концу которого уже держал оружие противника в своих руках.
— Ты, собачье дерьмо на моем ботинке, английского, видимо, не понимаешь, — во все тридцать два зуба ухмыльнулся Гарри и демонстративно сломал палочку прямо перед лицом онемевшего от такой наглости Малфоя, после чего выбросил обломки в коридор. — В задницу их сам себе засунь или вон друзей попроси помочь! — кивнул он на сопровождавших белобрысого парней. — И да, в следующий раз обращайся ко мне «Мой Господин». А сейчас пшёл вон! — закончил Поттер и, вытолкнув Малфоя в коридор, закрыл дверь.
— Ты. Сломал. Палочку. Малфоя, — через несколько минут, которые потребовались, чтобы переварить увиденное, раздельно выговорил Невилл.
— Ну да, а что такого? — пожал плечами Гарри. — Нехер ею в людей тыкать. Я и следующую сломаю, если он на меня её направит, и на этот раз точно в задницу забью. И тебе советую поступать так же. Пока ты позволяешь себя оскорблять, тебя будут оскорблять.
— Хмм… — обдумывал новую для себя концепцию поведения Невилл. — Интересно, он сейчас побежит префектам жаловаться или подождёт, пока сможет поплакаться Снейпу в жилетку…
— Да наплевать. Он напал на безоружного, и я в своём праве.
За всеми этим событиями и последовавшими разговорами за жизнь подростки не заметили, как за окнами поезда стемнело, и вскоре они уже подъезжали к станции Хогсмид. Невилл уже был в мантии, а Гарри достал из кейса свою, которую ему купил отец. Мантию, вернее мантии, он выбрал самые дорогие, сделанные из какого-то хитрого материала, название которого Гарри поленился запомнить.
— Послушай, Гарри, а откуда такая ненависть к Малфою? Ты-то его и знать не знаешь.
— Поверь, Невилл, я его знаю, вернее то дерьмо, которое его породило и от которого он, очевидно, недалеко ушёл. Я расскажу тебе как-нибудь, если мы станем друзьями. Ну и к тому же я весьма специфично реагирую на оскорбления.
Они выгрузились, прошли по указанному Невиллом пути и вскоре уже сидели в карете, запряжённой фестралами. На лодке через озеро Гарри решил не плыть, несмотря на рекомендацию Невилла и обещания потрясающего вида. Как-то неудобно было усаживаться вместе с первокурсниками, да и рост у него был выше среднего — пришлось бы скрючиваться.
«Насмотрюсь потом», — решил Гарри.
***
Когда Минерва сообщила Дамблдору, что она получила сообщение от давно пропавшего Сириуса Блэка о том, что не менее давно пропавший Гарри Поттер закончил домашнее обучение и готов поступить в Хогвартс, причём сразу на четвёртый, соответственно его возрасту курс, Альбус едва удержался от того, чтобы довольно потереть руки.
«Посмотрим на знания мальчика, Величайшему Магу Великобритании несложно намекнуть членам министерской экзаменационной комиссии, что они должны подойти к приёму у него вступительных экзаменов с максимальной строгостью. И вот тогда, когда мальчишка завалит половину из них, то поймёт, что ни он сам, ни его приёмный отец ничего не смыслят в магии. Я же выступлю в роли доброго директора школы, готового пойти на уступки и всё же принять к себе тупого ученика. Это сразу же приструнит мальчишку и покажет, кто здесь власть и от кого он теперь зависит! Ну и пусть, что та вшивая чёрная собачонка наверняка заложила в голову мальчика кучку мятежных мыслей! Ничего! Теперь Блэк далеко, а Гарри рядом, под боком, и полностью в моей власти. Наконец-то всё наладится, и ПЛАН продолжится, пусть и с некоторыми корректировками».
Но и тут ПЛАН Великого Светлого дал сбой. Мальчишка, мало того, что сдал вступительные экзамены, так ещё и старая Марчбэнкс не ограничилась обычным в таких случаях официальным письмом, а связалась с ним по камину, чтобы лично сообщить, какого «сильного, умного и талантливого ученика» заполучил Хогвартс. Правда, Дамблдор сомневался, что юноша настолько хорош. Скорее всего, Гризельда просто потихоньку выживает из ума, что неудивительно в её-то годы.
Эти мысли мелькали в голове очень старого и запредельно мудрого, пусть и в основном по его же мнению, мага, в то время как на лице красовалась улыбка доброго директора — дедушки своих учеников. Чуть увяла она лишь в тот момент, когда вошедший с первокурсниками довольно высокий парень с легкостью отразил его зонд легилименции.
***
По предварительной договоренности с Сириусом Гарри должен был стремиться попасть на факультет Флитвика, так как именно этот полугоблин был их контактом и доверенным лицом в Хогвартсе. Но, оглядывая столы, заполненные студентами, взгляд подростка упал на стол Гриффиндора, где у самого края, ближе всего к дверям, сидела девушка с пышной копной каштановых волос. Девушка смотрела в стол, и складывалось впечатление, что она максимально старалась не привлекать к себе внимания. Гарри даже не мог разглядеть её лица.
И что-то произошло. Стрелка на путях судьбы передвинулась, Мойры дёрнули за нити или просто сработало сочетание предчувствия и гормонов, Зир его знает. Главное, Гарри понял — к Флитвику он не пойдёт.
— Приветствую всех в новом учебном году! — поднялся со своего пафосного золотого трона директор. — Прежде всего хочу рассказать вам одну из главных и очень радостных новостей: на четвёртый год обучения в Хогвартс поступает вероломно похищенный много лет назад Гарри Поттер! Профессор Макгонагалл, давайте распределим его первым, прошу вас, — журчал старик, а Гарри почувствовал всплеск раздражения на старого козла.
Зал затих, все старались получше разглядеть знаменитого Мальчика-Который-Выжил, девочки шушукались и хихикали, некоторые парни, заранее чувствуя конкурента, хмурились, кто-то просто разглядывал его с разной степенью интереса, но равнодушных не было. Даже та девушка с пышными волосами подняла голову, чтобы посмотреть на него, и Гарри увидел наконец её лицо и глаза.
— Гриффиндор! — дурниной заорала шляпа, которую, дождавшись, пока Гарри сядет на стул, надела на него Макгонагалл.
— Кто бы сомневался! — вздохнула Минерва, парень был копией Джеймса за исключением отсутствующих очков и бравады, которую отец демонстрировал в его годы. Гарри был спокоен, собран, двигался плавно и внимательно осматривался.
Вопли за столом красно-золотых становились всё громче, Гарри предлагали место в самых разных частях стола, но он выбрал его сам, с краю, так, чтобы оказаться подальше от мистера «самая большая пасть года». С ним сходу пытались знакомиться, хлопали по плечу, а пара рыжих близнецов напротив из того самого выводка на вокзале раздвинула какую-то мелкоту и усадила туда свою сестру. Явно напуганная и смущённая девчонка попыталась томно-неловко ему улыбнуться. Гарри передёрнуло.
«Помни, Гарри, когда ты там окажешься, начнётся дикий ажиотаж! Самочки будут прыгать на тебя с разбегу, заранее снимая трусы, а парни всеми способами будут стараться попасть к тебе в друзья. Ты сенсация на Островах, будь к этому готов», — вспомнил он слова отца.
Следом за рыжей девицей, хотя и без чьей-то помощи, попытался пристроиться рядом мистер «самая большая пасть года», увы, уступать ему никто не захотел, хотя тот и орал какие-то нелепости про то, что Гарри его без пяти минут лучший друг. А когда Поттер увидел, как он ест, то вознёс хвалу Зиру, что не сидит рядом с ним. Для мистера «самая большая пасть года», очевидно, существовали только вилка с насаженной на неё большой отбивной, от которой он просто отгрызал, отрывал огромные куски, ложка, которую он держал в другой руке и, зачерпывая пюре, закидывал следом за отбивной, а затем и голые руки, которыми он схватил по куску курицы, когда с отбивной было покончено, и стал откусывать от них по очереди! Это было какое-то гастрономическое изнасилование! Поев, Гарри сложил вилку с ножом и посмотрел в сторону одиноко сидящей заинтересовавшей его девушки, когда за спиной услышал голос декана:
— Мистер Поттер, если вы закончили, я провожу вас в кабинет директора, он хотел вас видеть.
— Хорошо, профессор.
Поплутав по коридорам, они подошли к каменной горгулье, сдвинувшейся после того, как Макгонагалл прошептала пароль.
В кабинете кроме директора присутствовали Снейп, смотрящий на Поттера с чистой, незамутнённой ненавистью, Флитвик и белобрысый придурок.
— Гарри, мальчик мой, я так разочарован… — начал было журчать Дамблдор, когда указанный Гарри сходу прервал:
— Называйте меня мистер Поттер, директор.
— Хорошо, мистер Поттер, как я уже сказал, я разочарован твоим поведением. Не успев даже доехать до школы, ты уже совершил серьёзный проступок!
— Не понимаю, о чём вы, директор. Хотя, если принять во внимание нахождение здесь мистера Собачье-дерьмо-на-моём-ботинке, могу предположить, что дело в нём.
— Мистер Поттер! — вскинулась Макгонагал. — Извольте не выражаться!
— О чём вы, профессор? Это же его фамилия, — с театрально-наигранной невинностью заявил Гарри.
У Малфоя опять появились пятна на лице, Снейпа перекосило, и было видно, что сдерживается он из последних сил, а Флитвик отвернулся, пряча улыбку.
— Его фамилия Малфой, мистер Поттер!
— Я знаю, — согласился Гарри. — Но когда я спросил, правда ли, что в переводе на английский она означает «Собачье дерьмо на моём ботинке», он не отрицал этого.
У Минервы начала болеть голова от бредовости происходящего.
— Мистер Поттер, я запрещаю вам использовать этот… ээээ… перевод. Называйте мистера Малфоя — Малфоем.
— Хорошо, профессор, — равнодушно согласился Гарри.
— Итак, мистер Поттер, вам придется заплатить за сломанную палочку мистера Малфоя и, надеюсь, это будет последний инцидент подобного рода. Если у всех всё, то можете быть…
— Нет, — прервал директора Гарри.
— Простите, мистер Поттер? — начал раздражаться никогда не отличавшийся терпимостью к возражениям Альбус.
— Я не буду платить за его палку, — медленно, как душевнобольному, повторил Гарри.
— Мистер Поттер, палочка — это личное дорогостоящее имущество, которое вы уничтожили! Вам придётся компенсировать затраты на приобретение новой.
— Если владелец этого личного имущества настолько слабоумен, что направляет палку на безоружного человека, то он должен понимать, что рискует лишиться этого имущества. Поэтому повторяю уже в третий раз: я не буду ему ничего компенсировать!
— Я настаиваю!
— Настаивайте, сколько хотите, директор, — пожал плечами Гарри. — Только, пожалуйста, не заставляйте меня повторять одно и то же в четвёртый раз.
— Я ваш магический опекун, и вы будете делать то, что я вам скажу! — Альбус чувствовал, что «теряет лицо».
— Вы никогда не были моим магическим опекуном и никогда не будете. Ваша власть в данном случае действует исключительно в рамках правил внутришкольного распорядка, в которых нет упоминания о компенсации потерянной палочки имбецилу, направляющему её на людей. По школьным правилам за нападение на другого ученика он должен потерять баллы и получить отработку.
— Это всего лишь детская шалость, мистер Поттер, — директор понял, что этот раунд он слил подчистую.
— Мне-то откуда знать, чем это… собиралось в меня кинуть?
— Ах ты, мерзкое отродье! — взревел Снейп, который решил, что с него хватит и, молниеносно выхватив палочку, невербально послал в Гарри какое-то заклинание с лучом красного цвета.
Поттер поднырнул под луч и мгновенно оказался рядом с сальноволосым зельеваром, про которого ему рассказывали много «хорошего» его приёмные родители. Раздался хруст сломанной палочки, и сразу следом за ним — натужное сипение, когда колено Поттера с силой врезалось в пах профессору.
— Северус!
— Мистер Поттер!
Кабинет наполнился выкриками, а заодно жизнерадостно и где-то даже насмешливо зачирикал сидевший на жёрдочке феникс.
— Это тоже детская шалость, директор? В Хогвартсе практикуется такой беспредел? Если да, то я, пожалуй, вернусь домой.
— Вы напали на преподавателя, мистер Поттер, и за это можно попасть в Азкабан, — скорбно покачал головой упомянутый директор.
— Альбус, прекрати нести ахинею! — вмешался Флитвик. — Что за цирк ты тут устроил? Какой ещё Азкабан, какое нападение? Меченый пожиратель напал на Мальчика-Который-Выжил, да Северуса мгновенно бросят через завесу! — он обернулся к охреневшему от происходящего Малфою: — Мистер Малфой, за покушение на магическое нападение против безоружного ученика школы минус сто баллов со Слизерина и месяц отработок с мистером Филчем!
— Филиус, это слишком, думаю, обойдемся десятью…
— Альбус, отменишь моё наказание — и сразу можешь начинать искать кандидата на моё место! Мне этот, как выразился мистер Поттер, беспредел тоже изрядно надоел!
— И я был бы вам признателен, директор, если бы вы прекратили распространять эту гнусную ложь о том, что меня якобы «похитили»! — бросил напоследок Поттер.
***
Дамблдор, оставшись один, задумался. Гарри оказалось совсем нелегко приструнить. Конечно, история с палочкой Малфоя изначально была провальным вариантом, но Альбус так привык, что все его распоряжения исполняются беспрекословно и бегом, что даже не рассматривал возможность сопротивления.
А тут ещё Северус зудел и нудел над ухом, мол, надо наказать отродье, достал уже, если честно, своими комплексами. Он и нужен-то вместе со своим факультетом исключительно для запугивания юных волшебников с трёх остальных факультетов, чтобы заставить их прийти под заботливое крылышко Великого Светлого Мага, который защитит и убережёт от «гнусного пожирательского отродья». Шпион из него откровенно дерьмовый. Они оба — и Том, и Альбус — знали о его двойной «работе» на этом поприще и держали его просто на всякий случай, хотя зелья он варил мастерски — этого не отнять.
Увы, в какой-то момент сработал принцип «безнаказанность порождает вседозволенность», и система заработала автономно, а Альбус перестроиться не смог. Старость, знаете ли, не радость. И вот первый звоночек. Появился ученик, воспитанный в кардинально иных условиях, которому наплевать, кого там Альбус победил в молодости и на скольких страницах помещаются его титулы, и попал, как говорят магглы, лом в шестерёнки.
Сначала отхватил юный Драко, а следом и сам Северус. А ведь это только начало. Наедине с собой Дамблдор мог себе позволить говорить без купюр — Северус та ещё мстительная тварь, несмотря на все свои клятвы и, следовательно, градус противостояния будет неуклонно повышаться, и хорошо ещё, если он не додумается привлечь к личной вендетте своих студентов. А на носу Турнир, и Том где-то прячется…
