Американец

      Совсем юная девушка-подросток с копной вьющихся каштановых волос стояла на платформе номер девять вокзала Кинг-Кросс. В глаза сразу бросалась её хрупкая фигура и невысокий рост, а вот болезненно худые ноги она специально скрывала под просторными брюками. Создавалось впечатление, что последнее время она сильно и продолжительно болела. Руки девушки, в одной из которых была переноска с каким-то домашним животным, слегка подрагивали, выдавая то ли волнение, то ли страх. А может, виной тому было прохладное утро — то и дело набегающий лёгкий ветерок играл с её волосами. Она нервно озиралась по сторонам и, казалось, хотела оказаться как можно дальше от этого места, всё никак не решаясь пересечь барьер, отделяющий обычный мир от мира сказочного. Во всяком случае, таким он казался ей почти три года назад. Впрочем, тот мир и правда был сказкой, только такой, в которой мачеха Белоснежки отплясывает в раскалённых железных башмаках, Прекрасный Принц насилует Спящую Красавицу, а сводным сёстрам Золушки птицы выклёвывают глаза. Да, ещё до Хогвартса ей как-то попалось издание детских сказок без цензуры. И на десятилетнюю Гермиону Грейнджер они произвели неизгладимое впечатление.       Сейчас она вспоминала, какой наивной маленькой девочкой была, когда узнала, что не просто ребёнок со странностями, как иногда называли её одноклассники, учителя и знакомые родителей, думая, что она ничего не слышит, а самая настоящая волшебница. Уникальная. Потому что в семьях обычных людей редко рождаются маги. Магглорождённая. Девушка поморщилась, из-за чего на её лице появилась недовольная гримаса. Она так и не привыкла называть обычных людей, а тем более родителей, магглами. Когда их дом посетила пожилая женщина в странном то ли платье, то ли плаще и остроконечной шляпе, представившаяся Минервой Макгонагалл, заместителем директора Школы чародейства и волшебства Хогвартс, почти двенадцатилетняя Гермиона и её родители приняли это поначалу за шутку, а отец даже счёл странную даму в старомодных одеждах сумасшедшей и порывался позвонить в больницу или полицию.       Женщина же, судя по всему, с таким недоверием сталкивалась не в первый раз. Молча достав волшебную палочку (Гермиона тогда подумала, что это указка), она выполнила ею какой-то хитроумный жест, произнесла что-то на латыни, и чайная чашка на журнальном столике превратилась в небольшого голубя, который, если сильно не присматриваться, выглядел как настоящий. Поймав возмущённый взгляд миссис Грейнджер, которой явно не понравилось подобное обращение с предметом любимого сервиза, женщина вновь взмахнула палочкой, что-то прошептала, и голубь снова стал чашкой. Демонстрация настоящих чудес способна убедить даже самого закоренелого скептика. Чудеса… А ведь тогда Гермиона ещё верила в чудеса. Но Хогвартс убил эту веру.       Дальше была суета: посещение Косой Аллеи, банка со странными зубастыми антропоморфными существами, покупка учебников и школьных принадлежностей. Именно отсюда началось знакомство Гермионы и её родителей с волшебным миром. Надо сказать, девочка действительно почувствовала себя словно в сказке. И причина была не только в волшебстве. Магический мир будто замер во времени. Ведь что мы представляем, когда слышим слова «сказка» и «волшебство»? Правильно — отсутствие электричества, телефона, автомобилей, мужчины и женщины в старомодных одеждах, причудливые здания… А только потом уже вспоминаем про волшебство, говорящих животных (а иногда и предметы), тыкву, превращающуюся в карету и обратно, Фею-Крёстную с её волшебной палочкой, злую колдунью, завидующую красоте своей падчерицы, ну и, конечно, сказочного принца, который своим поцелуем разбудит Спящую Принцессу. Волшебство — лишь средство, при помощи которого герои достигают своих целей. А порой и вовсе не надо никакой магии — достаточно хитрости и смекалки. Всё же современные адаптации сказок в первую очередь учат добру, справедливости, милосердию, состраданию. В сказках ты заранее не знаешь, какую важную роль в итоге сыграет спасённая героем зверушка.       Впрочем, то сказки обычные… Магический же мир такой сказкой не был. В сказках всегда торжествует справедливость, добро побеждает зло, герои получают достойную награду, злодеи — заслуженную кару. В волшебном мире плевать хотели на добро и справедливость. На поверку этот мир в реальности оказался совершенно другим, хотя изначально маленькая девочка, конечно, была впечатлена и радовалась всему как маленький ребёнок. Впрочем, она и правда была ребёнком. Но впечатлены были даже её взрослые родители. Тогда ещё в глаза не бросалась явная отсталость Магической Британии, и дело не только и не столько технологиях и моде. Этот мир со скрипом принимал всё новое и пытался от него отгородиться словно ребёнок, не желающий принимать лекарство. Сейчас Гермиона считала, что главная проблема магов заключается в том, что им всё легко даётся: махнул волшебной палочкой — и получил, что хотел. Конечно, она утрировала. Всё же волшебство требовало определённого таланта и набора умений. Маги просто не хотели развиваться, просто не ставили себе такой цели, потому что и так имели всё, что нужно. И в этом, считала не по годам смышлёная Гермиона, заключается их основная проблема. Впрочем, тогда, три года назад, она даже не обратила на это внимания. И только те бесконечные часы, которые она впоследствии проводила в раздумьях, сетуя на судьбу и жалея себя, привели её к этой мысли.       Сейчас она старалась понять, почему же всё изначально пошло наперекосяк, и могло ли всё сложиться по-другому. Наверное, всё же могло, но вряд ли бы она призналась себе в этом сама. Вообще сложно пытаться анализировать свои действия и поступки со стороны, тем более детям. Проблемы Гермионы были на самом деле глубже, и начались задолго до Хогвартса. И несмотря на то, что мир, в который попала девочка, был волшебным, он не смог разрешить её проблем в общении с другими детьми, которые давали о себе знать и в обычном мире. Всё же в вопросах социального взаимодействия даже магия бессильна.       Первые трудности в новой школе начались сразу же по прибытии в Хогвартс. Раньше отношения со сверстниками у девочки не клеились, потому что она была «не такая как все», а периодические «странности» заставляли её быть предельно осторожной. Уже позже она узнала, что эти странности называются магическими выбросами. Одноклассники её сторонились, да она и сама не стремилась к общению с ними, потому что чувствовала себя некомфортно рядом с «нормальными» детьми. Именно по этой причине с ранних лет девочка сбегала в мир книг. У неё появилась надежда, что хотя бы в Хогвартсе она будет «как все» и найдёт себе друзей, но и там оказалась чужой. С первых дней Гермиона поняла, что к таким, как она, относятся с пренебрежением. Попытки же подружиться с кем-нибудь проваливались из-за «проблем с социализацией» — этот термин она как-то подслушала в разговоре друзей родителей.       А ещё её поражало, что волшебники совершенно не интересуются тем, как устроена магия, а воспринимают её как должное. Все её по-детски наивные «Как?» и «Почему?» не находили не то что ответа, но и интереса. Этого было не понять «обычной маггловской девочке» или «грязнокровке», как порой за спиной или в лицо называли её другие студенты. Для них чудеса привычны с пелёнок, а зачем задумываться над тем, что кажется само собой разумеющимся? Часто ли обычный человек задумывается о том, как он дышит, ходит, разговаривает? Нет, потому что для него это привычно. Так и с магами. Но для неё-то это всё было в новинку. Возможно, если бы её вводили в мир волшебства постепенно, а не бросили в него как побитого щенка, девочке было бы проще. Но в волшебном мире, видимо, о проблемах адаптации магглорождённых студентов даже не задумывались. В итоге в Хогвартсе она столкнулась с теми же проблемами, что и в обычной школе. И здесь на помощь также пришли книги. Читать о волшебстве было увлекательно и интересно. Поэтому, с учётом того, что заниматься она начала ещё летом, Гермиона довольно быстро усвоила всю теорию за первый курс.       Сама же учёба девочке нравилась. Нравилось осознавать, что при помощи, казалось бы, обычной палочки можно творить настоящие чудеса. Больше всего она любила трансфигурацию и заклинания, а профессора Магконагалл и Флитвик говорили, что у неё определённо есть талант в этих дисциплинах. И, чего греха таить, она любила демонстрировать свои успехи другим, ведь изначально боялась, что у неё ничего не будет получаться или она будет учиться хуже всех, потому что «обычная». Боялась выглядеть белой вороной. Впрочем, белой вороной она как раз и выглядела — настолько отличалась в своей тяге к знаниям от других студентов. Психологи сказали бы, что так она пытается привлечь внимание ровесников и подружиться с ними, но Гермиона психологом не была. И только в такие моменты она чувствовала себя счастливой, ведь несмотря на то, что не жила в волшебном мире с рождения, как многие её однокурсники, ни в чём им не уступает, а многих даже превосходит, а лень и тупость некоторых из них её откровенно раздражала. И именно из-за этого в итоге случилось то, что случилось.       Взять хотя бы этого несносного Рональда Уизли. Ладно, на его манеры (особенно за столом) ещё можно было закрыть глаза, но как можно быть настолько тупым в магии, родившись в чистокровной магической семье?! Они там разве не с раннего детства должны всё уметь? Казалось бы, разве так сложно сотворить обычную левиосу, если даже у Гермионы, узнавшей о волшебном мире несколько месяцев назад, всё получается? Но Рональд Уизли умел удивлять. К сожалению, в плохом смысле этого слова. И почему в тот день он опоздал на заклинания, а единственное свободное место было рядом с ней?! Ну зачем она полезла к нему с советами? Можно же было просто промолчать… Но молчать было не в её характере. Когда-то раньше… Сейчас она вспоминает эти дни с долей стыда, раздражения и, как это ни парадоксально, счастья. Потому что теперь-то она старалась говорить как можно реже.       Впрочем, эти мысли девушка пыталась прогнать подальше — не хотела думать, что в случившемся частично виновата сама. К тому же поздно сожалеть о том, что было. Даже магия, насколько знала Гермиона, не способна сделать былое несбывшимся. Она что-то читала о маховиках времени, но они запрещали кардинально менять прошлое, потому что это может привести к уничтожению целого мира. Слова, брошенные Уизли после занятия, задели её. Задели, потому что были правдивыми. Хотя сейчас она уже и не вспомнит, как именно он её оскорбил — заучка или зубрилка? Да это и неважно. Важно то, что было произнесено позже. «Поэтому у неё и нет друзей», — словно издёвка раз за разом проносилось в голове Гермионы. С ней действительно никто не хотел общаться, и причина, видимо, была в ней самой. Обида. Досада. Горечь. Несправедливость. Все эти чувства захлестнули девочку, и она быстро развернулась и ушла, чтобы найти место, где можно дать волю слезам. Она ни за что не допустит, чтобы кто-то из однокурсников, а тем более этот несносный и невоспитанный рыжий идиот, увидит её плачущей. Увидит и будет насмехаться — это она тоже уже проходила в обычной школе. Всё же, несмотря на свою начитанность, она была обычной маленькой девочкой. Девочкой, оказавшейся совсем одной в чужеродном для неё мире. Девочкой, которой никто не хотел помочь. Наверное, если бы у неё здесь нашёлся друг или хотя бы просто неравнодушный человек, всё бы сложилось по-другому…       Пристанищем для слёз и истерики послужил заброшенный туалет, в котором обитал призрак погибшей много лет назад девочки по имени Плакса Миртл. Точнее, так её называли, но настоящего её имени не помнил, наверное, никто. Просто Плакса Миртл. Гермиона поймала себя на мысли, что не хочет становиться «Плаксой Грейнджер». По слухам, при жизни Миртл (девочка решила, что теперь не будет называть её Плаксой даже про себя) была магглорождённой. Может быть, она тоже не нашла своего места в этом сказочном мире? Впрочем, хозяйки туалета на месте не оказалось, и спросить её об этом не было возможности. Да и в данный момент не сильно-то хотелось, если честно. Проблемы призрака — это проблемы призрака. А у неё и своих хватает.       Гермиона забилась в самую дальнюю кабинку, наивно полагая, что так в случае чего привлечёт меньше нежелательного внимания. Сейчас она напоминала напуганного маленького зверька, который в панике забивается в дальний угол и дрожит там от страха. Какое-то время она просто плакала, не обращая ни на что внимания. Но от рыданий, шмыганья носом и сетования на такую несправедливую судьбу её отвлёк посторонний шум. Впрочем, шум бы она проигнорировала. Но вот запах, напоминающий смесь протухшего мяса и канализации вызвал неприятный спазм в районе желудка, и Гермиону вырвало желчью — пообедать она так и не успела. Наверное, ей стоило затаиться, но негативные эмоции плохо влияют на когнитивные способности, поэтому, кое-как вытерев слёзы и губы рукавом мантии, девочка высунулась из кабинки. Перед ней предстало огромное свирепое существо, в котором она смутно опознала тролля — его изображение было в одной из прочитанных книг. Гермиона ойкнула и на мгновение оцепенела, теряя драгоценные секунды, которые могли бы помочь ей спастись. Или не могли бы. Кто же теперь знает, как всё сложилось бы?       Опомнившись, она рванула вперёд, попыталась юркнуть под ближайший умывальник, и когда уже была на полпути к своей цели, спину пронзила резкая боль, тело будто проткнули сотнями иголок одновременно, потом что-то защипало. Видимо, тролль ударил её своей дубиной. Проверить это она не смогла. Она вообще не могла пошевелиться, казалось, что тело представляло собой одну большую рану. Кажется, по спине на месте удара текла кровь, во всяком случае, она ощущала что-то липкое между лопаток, а болезненная пульсация не прекращалась. По ощущениям Гермионы прошла целая вечность, но на деле — лишь пара мгновений. Чуть придя в себя, девочка попыталась уползти, но очередной удар — на этот раз вскользь по голове — погрузил её в спасительную темноту. Всё, что угодно, лишь бы не чувствовать этой невыносимой боли.       Очнулась Гермиона уже в больничном крыле, не помня, что произошло. Попытка перевернуться не увенчалась успехом. Ещё одна — снова нет результата. Третья. Десятая. Сотая? Она не считала. Её захлестнула волна панического ужаса — она не могла пошевелиться. Вообще. Гермиона пыталась взять себя в руки и собраться с мыслями, но ничего не получалось. Голова гудела. Больше всего ей хотелось сейчас очутиться дома в удобной кровати в своей комнате, а не на больничной койке Хогвартса. Хотелось, чтобы и Уизли, и туалет, да и весь этот грёбаный магический мир оказались просто плохим сном. Хотелось, чтобы пришли родители, обняли и успокоили её. Но ничего этого не произошло, а реальность оказалась куда суровее самого страшного кошмара.       Позже ей подтвердили, что в туалет действительно проник тролль — он-то и ударил её своей дубиной. Тролль? В школе, наполненной детьми? Она не могла понять, как такое могло произойти? В обычной школе этого бы точно не случилось. Но не успела она возмутиться такой халатности и безалаберности, как получила новый удар. И он был куда больнее удара тролля, хоть и являлся его следствием. Она была парализована почти полностью — правая рука сохранила частичную подвижность, к тому же она стала заикаться. И магия не могла тут ничем помочь. «Не ждите чуда», — позже сказали её родителям целители из больницы Святого Мунго, куда её перевели из больничного крыла Хогвартса. Как оказалось, даже в магическом мире не бывает чудес.       Проблемы же накатывали как снежный ком. Выяснилось, что её магия после «травм, нанесённых магическим существом» (цитата из медицинского заключения) стала нестабильной. Позже, сильно позже, Гермиона недоумевала, почему удары обычной деревянной дубинкой приравниваются к укусам или полосованию когтями? Магия есть желание? Очередное чудо, без которого она вполне бы обошлась. Но это было потом. Поначалу же она вообще не придала этому значения и даже несколько обрадовалась, потому что у неё появился страх перед волшебством, и она сомневалась, что захочет когда-нибудь вновь взять в руки волшебную палочку. Увы, ей объяснили, что подавлять свою магию нельзя. Прозвучало новое слово — «обскур». Кто это, Гермиона до сих пор до конца не поняла, в который раз с раздражением осознавая, насколько волшебников не интересует «теоретическая магия», как она называла её про себя. Было известно только то, что, подавляя свою магию, волшебники могут превратиться в обскуров — существ страшной разрушительной силы. Поэтому Гермионе требовались занятия магией, и следующей проблемой стал вопрос организации домашнего обучения, потому что учиться наравне с остальными студентами Хогвартса она теперь не могла, и ей требовались индивидуальные занятия.       Поначалу Хогвартс отказывался брать финансовые вопросы на себя и запросил было плату за обучение, но всё разрешилось при содействии профессора Макгонагалл, которая настаивала на том, что раз ребёнок получил травмы в школе, то бесплатное образование — меньшее, что они могут для неё сделать. Насколько Гермиона поняла по обрывкам разговоров родителей, первоначально Дамблдор (слова «директор» или «профессор» девушка намеренно опускала) не давал на это своего согласия. Нет, он не отказывал прямо — это не его стиль, но как любой бюрократ или политик, мог завернуть отказ в красивую словесную оболочку, хотя смысл от этого не менялся, но имидж и репутация говорящего сохранялись. «Добрый дедушка» поменял свое решение после того, как несколькими месяцами позже Дин Томас погиб от дубины того самого тролля. Подробностей Гермиона не знала, но вроде бы в этом снова был как-то замешан Рональд Уизли, чтоб ему пусто было! Виновником и «владельцем» тролля оказался профессор Квирелл, которого в конце концов «нейтрализовал» Дамблдор, «защищая студентов» — так писали магические газеты. В итоге вопрос с домашним обучением был решён, но страшной ценой — ценой жизни другого студента.       Раз в неделю к Гермионе приходила профессор Макгонагалл, и каждый раз девушка ловила на себе её сочувствующий взгляд, в котором так и читалось: «Теперь ни о какой трансфигурации не может быть и речи». Да Гермиона и не стремилась к этому. Её куда больше интересовали книги, в которых она пыталась найти способ решения своей проблемы. К тому же при содействии всё той же Макгонагалл она могла пользоваться экземплярами из библиотеки Хогвартса, в том числе не входящими в школьную программу. Ограничения накладывались только на книги из Запретной секции. Так она познакомилась с такими дисциплинами, как арифмантика и руны. Как оказалось, необычных происшествий, которых можно было бы назвать «чудесами», если бы не ореол трагедии, окутывающий их, в магическом мире было предостаточно. Особенно её заинтересовал случай, произошедший с годовалым мальчиком Гарри Поттером, выжившим после смертельного проклятия. Он мог бы быть её однокурсником, если бы не исчез бесследно после этого происшествия, предположительно, со своим крёстным, который предал его родителей, а самого мальчика, скорее всего, убил или принёс в жертву, а сейчас скрывается где-то от правосудия. Но раз уж существует способ выжить после смертельного проклятия, то неужели невозможно излечиться после дубинки тролля? Девушка не теряла надежды, что и её проблему можно решить. И да, если волшебники не способны постигнуть природу магии, она попытается сделать это сама. Только получится ли?       Как парадоксально бы ни звучало, но есть вещи, перед которыми бессильна магия, но с которыми может справиться обычная медицина. Два с половиной года лечения, операций и реабилитаций смогли поставить Гермиону на ноги. Она училась заново элементарным вещам: ходить, самостоятельно одеваться, держать вилку или чашку, писать — правда, её некогда каллиграфический почерк стал практически нечитаемым. Заикание тоже сохранилось — последствие удара по голове. Но прогресс в физическом здоровье, а также переходный возраст плохо сказывались на здоровье магическом, и домашнее обучение уже не могло компенсировать возможные риски. На вопрос, в чём причина таких изменений, целители разводили руками — магия. Снова эта проклятая магия! Ну почему она не родилась обычным ребёнком? Сейчас бы жила, как все нормальные дети!       «Надо больше практики, желательно в месте, насыщенном магией», — так говорила профессор Макгонагалл. Правда, гарантий, что это поможет, не было, но если есть хоть один шанс… Шанс, собственно, на что? На то, что её собственная магия её не убьёт? Почему она вообще способна ей навредить? Так магия это дар или проклятье? Ответа на этот вопрос снова никто не знал…       Это означало, что ей придётся вернуться в Хогвартс. Паника. Ужас. Страх. Нет, она не хочет, она не будет, она ни за что… Куда угодно, только не туда. Больше всего Гермиона опасалась, что в Хогвартсе над ней будут смеяться или, что ещё хуже, будут жалеть. Она и так устала периодически ловить на себе сочувствующие взгляды взрослых в те редкие моменты, когда покидала дом или кто-то приходил в гости к родителям. Сверстники же обычно просто тыкали в неё пальцем и смеялись или громко спрашивали у своих родителей: «А что с этой девочкой? Почему она так странно ходит?» Родители, видя страх своей дочери и не желая вновь отправлять туда, где её искалечили, пытались найти другой выход, и в этом им вновь помогала профессор Макгонагалл. К сожалению, попытки договориться с европейскими школами ни к чему не привели: в Дурмстранг не принимали магглорождённых, в Колдовстворце обучение велось на русском языке, которого Гермиона не знала, а в Шармбатоне довольно ясно намекнули, что не горят желанием принимать студентку с Островов. Идеальным решением казался американский Ильверморни, но Магические Соединённые Штаты не рискнули брать на себя обязательства по обучению инвалида, а тем более его транспортировке через океан.       Выход был всего один. И вот спустя три года она снова на платформе девять. Но на этот раз она не ждёт чуда…

***

      Собравшись с духом, Гермиона всё же пересекла барьер и оказалась на платформе девять и три четверти, встретившей её гомоном и суетой, от которых девушка уже успела отвыкнуть. Как всегда особо шумным было многочисленное семейство Уизли, среди которых Гермиона заметила незнакомую девочку лет тринадцати — видимо, младшая сестра этого недалёкого Рональда, который сейчас как обычно чем-то возмущался. Стараясь не привлекать внимания, Гермиона направилась к поезду, но любопытных взглядов и шепотков в стиле: «Это та самая девочка, которую покалечил тролль несколько лет назад?» — избежать всё-таки не удалось. Она старалась не обращать на них внимания. Впрочем, Гермиона и сама бросила любопытный взгляд на светленькую девочку в странной (даже по меркам магического мира!) одежде вырвиглазной расцветки и футуристических очках, сжимающую в руках какой-то журнал.       Заскочив в поезд (хотя с её хромотой «заскочив» не совсем правильное слово), Гермиона отправилась в самый конец состава в надежде найти свободное купе. И хотя бы в этом ей повезло, весь путь до школы она провела в одиночестве. Она вообще любила одиночество. Никаких сочувствующих, любопытных, насмехающихся взглядов и фраз. Первым делом девушка выпустила кота из переноски — не сидеть же ему взаперти несколько часов. Тот посмотрел на хозяйку с видом «Ну, наконец-то!» и тут же устроился у неё на коленях, требуя, чтобы его почесали за ушком. Гермиона было достала из сумки увесистый том, посвящённый теории чар, но сосредоточиться на чтении не смогла, а просто бегала по строчкам невидящим взглядом. Все её страхи обострились стократно. Она не представляла, что ждёт её в этом году, как к ней отнесутся преподаватели и студенты, как она будет посещать занятия наравне со всеми, если порой даже простейший люмос (какая уж тут левиоса!) для неё является проблемой. А ведь когда-то она была лучшей на курсе, но теперь понимала, что даже грёбаный Уизли колдует лучше неё. Взрослые говорят, надо решать проблемы по мере их поступления. Но как их решить, если даже сама мысль переступить порог этой чёртовой школы вызывает такой страх? Впрочем, других вариантов у неё всё равно нет.       Везение не покинуло Гермиону и на станции в Хогсмиде. В карете она ехала одна, хотя и понимала, что другие студенты её просто сторонятся, но к этому она уже привыкла, и так ей было даже лучше — нет необходимости ехать в неловком молчании или поддерживать глупый диалог. Книги называют это социофобией. Гермиона называет это комфортом. Надо отметить, что эта поездка не казалась такой волшебной, как их путешествие на лодках на первом курсе. Тогда в принципе всё выглядело таким сказочным, что она только и успевала разевать рот на каждую диковинку. Сейчас же она не то чтобы не замечала окружающего волшебства — ей просто было плевать на него. И если бы у неё был выбор вылечиться или сохранить магию, она бы однозначно выбрала первое. Интересно, не будь она волшебницей, как бы сложилась её жизнь сейчас? Наверное, родители бы отдали её в школу для одарённых детей, где бы она постигала азы наук. Возможно, посвятила бы своё будущее науке. Получается, от магии больше проблем, чем пользы.       Сам же замок практически не изменился и остался таким, каким она его помнила. Правда, восторженных чувств он не вызывал, как не вызывал их и тогда, когда она покидала его почти три года назад. Всё те же тяжёлые давящие стены. Промозглый ветер, дующий со стороны Чёрного озера. Мрачная опушка Запретного леса, чернеющая неподалеку от хижины лесника, который традиционно встречал первокурсников. Огромное поле для квиддича — игры, к которой Гермиона не испытывала ни малейшего интереса. Полёты на метле ей не давались — она боялась высоты задолго до происшествия с троллем. Дело в том, что лет в пять у неё произошёл магический выброс, из-за которого она чуть не выпала из окна своей спальни на втором этаже, и если бы не вовремя подоспевший папа… Немного помявшись на входе, она встретилась глазами с одобряющим взглядом профессора Макгонагалл, ожидавшей первокурсников, и всё же решилась войти внутрь.       — Мисс Грейнджер! — позвала профессор. — Зайдите ко мне завтра после завтрака, я объясню, как будут проходить ваши занятия.       — Х-хорошо, п-профессор, — как можно чётче выговаривая слова, ответила девушка.       Гермиона постаралась в очередной раз проигнорировать взгляды студентов, обративших внимание на её заикание. Не в первый раз всё-таки.        «Ну, здравствуй, Хогвартс, — это уже про себя. — Как же я не рада снова здесь оказаться».       В Большом зале она примостилась с самого края гриффиндорского стола — главное, подальше от мерзкого Уизли, и уткнулась в тарелку, пряча лицо за волосами. Она впервые наблюдала со стороны за процедурой распределения первокурсников по факультетам. Гермиона вспомнила своё собственное распределение. Как боялась, что попадёт не туда. Как Шляпа предложила Равенкло, а она, дура, захотела на Гриффиндор, на котором учился сам Великий Дамблдор, чтоб ему пусто было. Глядишь, с воронами бы она смогла найти общий язык — они хотя бы любят учиться… И на кой ей тогда дались эти храбрецы? Возможно, сейчас сидела бы с сине-белыми и никаких тебе Уизли и троллей. Кстати, та странная блондинка, на которую Гермиона обратила внимание на вокзале, была с Равенкло.       За своими мыслями девушка не сразу поняла, что церемония началась не с первокурсников, а с… Гарри Поттера. Сколько же она о нём читала! Было бы неплохо с ним познакомиться и попытаться узнать побольше об истории, что с ним приключалась. Бросив мимолетный взгляд на Мальчика-Который-Выжил, Гермиона тут же отругала саму себя. Во-первых, вряд ли он захочет знакомиться с калекой. А если и захочет, то из чувства жалости. Во-вторых, примет ещё её за фанатку — вон какими глазами на него девушки смотрят. А в-третьих… В-третьих, он потерял родителей в ту ночь, и расспрашивать его о подобном будет… неправильно. Она сама не любила делиться своей историей, а ведь ему явно пришлось хуже. Мало ли, что с ним делал этот преступник Сириус Блэк? Хотя, по правде сказать, забитым или зашуганным парень не выглядел, скорее, наоборот. Может, всё совсем не так, как пишут газеты? Гермиона бы этому не удивилась — в «директоре» Дамблдоре она давно разочаровалась и не сомневалась, что для поддержания репутации он выдумает какую угодно историю, лишь бы выставить себя в выгодном свете. Она помнила, что произошедшее с ней «Ежедневный Пророк» описывал как трагическую случайность и всячески защищал хогвартский персонал, дескать, девочка сама виновата в случившемся — находилась в неположенное время в неположенном месте. Поэтому, когда распределённый Гарри Поттер направился к гриффиндорскому столу, Гермиона никоим образом не выдала своей заинтересованности.       После ужина Гермиона отправилась в спальню девочек четвёртого курса, быстро прошла к своей кровати, половину которой занимал крупный рыжий кот (точнее, полукниззл), и тут же задернула полог. Болтать с соседками не было никакого желания. Если она не нашла с ними общий язык на первом курсе, то вряд ли найдёт сейчас. Живоглот — так звали кота — недовольно что-то промяукал, всем своим видом показывая, как он огорчён, что хозяйка мало того, что оторвала его от такого важного занятия, как сон, так ещё и претендует на его законную, как он считал, территорию. Однако Гермиону было не так просто провести, и она понимала, что кот на самом деле рад её видеть — вон как он тут же приник к её руке, требуя свою порцию ласки.       Живоглот появился у девушки совсем недавно — она купила его в одной из лавок Косой Аллеи, когда вместе с родителями приобретала школьные принадлежности для четвёртого курса. Не то чтобы кот Гермионе сразу понравился. Он не был похож на те пушистые комочки, которые так любят тискать девушки. Нет, пушистым он как раз был, правда, комочком его назвать язык не поворачивался — уж скорее огромный пушистый рыжий ком. Морда его была слегка приплюснутой, из-за чего до симпатичного и милого тоже не дотягивал. К тому же при ходьбе переваливался с лапы на лапу, ввиду чего выглядел неуклюжим, а не статным и грациозным, как остальные его собратья. Однако это впечатление было обманчивым — при необходимости он мог быть очень расторопным. Девушка с улыбкой вспомнила, как он прогнал соседского пса, который каким-то образом проник к ним во двор. Так что Живоглот себя в обиду не даст. Вот бы и Гермиона так могла…       Что же так привлекло девушку в этом полукниззле, если в нём не было ничего примечательного? Дело в том, что Гермионе он показался… одиноким. Таким же, как она сама. Ненужным. Выброшенным в этот мир словно игрушка, с которой поигрались и забыли. А когда продавщица сказала, что не может продать кота больше года, и дело не только в его внешнем виде, но и в том, что он никого к себе не подпускает, у Гермионы откуда-то (она до сих пор изумлялась — откуда?) появилась смелость его погладить. И на удивление продавщицы, тот не зашипел, не ощетинился, не выпустил когти, а принял ласку. Вопросом, покупать кота или нет, Гермиона даже не задалась.       Всё же отвоевав у Живоглота половину кровати, девушка легла в постель — стоило хорошенько отдохнуть перед первым учебным днём. Впрочем, толком поспать ей не удалось. Почти всю ночь она думала, как нелепо будет выглядеть завтра на занятиях среди студентов. Как будет ходить по этим чёртовым двигающимся лестницам — а ведь когда-то она была очарована ими. А вдруг ей снова придётся сидеть рядом с идиотом Уизли? Ну уж нет, этого она точно не потерпит! Все страхи обострились с новой силой, и Гермиона уже не считала затею вернуться в Хогвартс правильной. Ну что ей даст этот грёбаный древний замок? Стабильную магию? Да лучше бы у неё вообще не было этого долбаного волшебства! Но, к сожалению, заблокировать магию было невозможно — она специально интересовалась этим вопросом, желая, чтобы ничто её не связывало с этим миром. Говорят, зверь, попав в капкан, отгрызает себе лапу. Капканом Гермионы был Хогвартс, а лапой — магия, но избавиться от неё было нельзя.       Девушка с горечью осознавала, насколько слабой и беззащитной она стала. А может, всегда была такой? Просто пыталась окружить себя бронёй из книг в надежде, что они её защитят? Ну и много ей дали книги при встрече с троллем в туалете? Может, она всегда сбегала от своих проблем? Не общалась с другими детьми, потому что боялась быть отвергнутой? И то, что она предпринимала, чтобы наладить отношения, были всего лишь действия для галочки: «Я попробовала, но меня снова не поняли!» Желание показаться самой умной тоже было попыткой скрыть свои слабости и быть сильной. Все эти случаи, когда она старалась кого-то поучать и делать замечания — из этой же серии. Может, для этого ей и пришлось снова очутиться в Хогвартсе — чтобы столкнуться со своими страхами тет-а-тет, а не бежать от них в спасительный мир книг? Наверное, пора посмотреть в лицо своим слабостям и преодолеть их. Только вот как на это решиться? Очередной вопрос без ответа… И на этот раз магия здесь ни при чём.       В таких раздумьях она уснула уже под утро с мыслью, что чудес от этого мира больше не ждёт…