***
Ну, я и думал. Думал все два дня, когда мы добирались до столицы Грамина. Думал, когда ехал рядом с фургонами, думал, когда рассказывал во время днёвок байки о хитром Тайче, думал, когда засыпал и просыпался, когда рассказывал новые удивительные истории в деревнях, где мы останавливались на ночлег… Удивительно, но на качестве моих историй это никак не сказывалось и восторженных слушателей только добавлялось с каждым разом. Кошелёк мой тяжелел, ибо деревенские всегда честно платили за мои россказни, Юлий с удовольствием лопал вкусные лепёшки, которыми угощали его красивые девушки и стойко терпел расчёсывание хвоста и вплетание в гриву красных, жёлтых и зелёных лоскутков. Внешне всё выглядело, как обычно, но только старый купец поглядывал в мою сторону с грустью в глазах, а уже в последний день перед прибытием в столицу вызвал меня на разговор. — Что тебя гложет, Тайче? — спросил Сиджай Апонити. — С тех пор, как ты поговорил с принцессой Ракамерати, ты сам не свой. Чего она потребовала от тебя? — Ничего из того, что я не в силах исполнить, почтенный… — отозвался я. — Это так заметно? Ну, то, что я сам не свой? — Совсем не заметно, — покачал головой купец. — Ты умеешь держать себя в руках, и не будь я так стар и опытен — не заметил бы, что с тобой что-то не так. Ты можешь рассказать мне, в чём дело? Я мог бы посоветовать тебе… Он действительно не лгал. Он переживал за меня… и да, многоопытный купец дал бы мне дельный совет, раз уж хитрюга Майтели решил отдать будущее целой страны в мои руки. Но… — Не могу, — ответил я. — Клятва. Пусть тайны королевской семьи Грамина таковыми и останутся. Это их тайны. Не мои. — Вот как… — поцокал языком купец. — Но можешь ли ты сказать — она хочет, чтобы ты совершил что-то незаконное? Что-то преступное? Если это так, то я… Вот уж кого я точно не хотел вмешивать в это дело, так это Сиджая Апонити, который мне ничего плохого не сделал, кроме хорошего. — Нет, — покачал головой я. — Но что делать, если хороший поступок может привести к дурным последствиям? Ты ведь знаешь, господин купец, как это бывает? — Увы, я знаю… — вздохнул Сиджай Апонити. — Даже слишком хорошо. Добро может обернуться злом — такова уж природа человеческая. — И как бы ты поступил на моём месте? — спросил я. — Я бы хорошенько подумал… и выбрал бы меньшее из зол, раз уж совсем нельзя избежать дурных последствий. И не мучился бы совестью, потому как не я сотворил людей такими, каковы они есть по природе своей. И тут я наконец-то понял, что должен сделать. — Спасибо, почтенный Сиджай, — улыбнувшись, сказал я. — Кажется, я понял. Спасибо…***
В столицу королевства Грамин мы прибыли к вечеру третьего дня. Окружённая стенами из золотистого камня, с прекрасными садами и особняками, с храмами и крытыми рынками, с маленькими домиками, вокруг которых были заботливо возделаны небольшие садики, огороды и цветники, на окраинах столица была прекрасна. Чувствовалось, что этот город давно не знал плохих лет… пусть так остаётся и дальше. Караван еле успел к главным воротам, которые были уже готовы закрыться на ночь, но у Сиджая Апонити и тут оказались знакомые. Седоусый начальник караула с наголо бритой головой и серьгой из чернёного серебра, узнав ехавшего во главе каравана купца, радостно заорал: — Погодите закрывать ворота, бездельники! Никак к нам едет сам почтенный Сиджай Апонити с караваном! Подчинённые, уже явно предвкушавшие весёлый вечер в обществе горячительных напитков и сговорчивых красоток, такого энтузиазма не выразили, но начальнику подчинились. Впрочем, осмотр каравана и взимание пошлин много времени не заняло, а когда караульные разглядели мою красную повязку, то радостно загомонили: — Тайче, лопни мои глаза! — Давненько к нам не забредали Тайче! — Эй, пригожий красавчик, много ли у тебя удивительных историй за пазухой? — Почтенный Сиджай, где вы остановитесь? Как и всегда — в «Прекрасной метельщице»? И Тайче с вами? — Тайче, порадуешь ли ты нас занимательными историями уже сегодня? Мы готовы порадовать тебя и деньгами, и кое-чем ещё! В общем, шуткам и подколам не было конца, и если бы я краснел на каждый сомнительный комплимент, то сгорел бы со стыда в первые же пять минут знакомства с весёлыми стражами ворот и был бы безжалостно осмеян. Но меня такого рода шуточками было не пронять, поэтому мы с Сиджаем Апонити отвечали попеременно, и от этих ответов караульные ржали ещё пуще. — Лопни твои глаза, говоришь, Сиродж? Да даже если это так и будет, ты узнаешь денежки по запаху, да ещё и отличишь серебрушку от золотого! — купец. — Видимо, такой горячий приём заставил всех Тайче, в ком сохранилась хоть капля скромности, удирать подальше, вот они и обходят вас стороной… и детям заповедают… и внукам… — я. — Историй полная пазуха, почтенные, головой ручаюсь! Главные, чтоб уши ваши были способны им внимать, а кошельки — усладить душу Тайче приятным звоном монет! — кто-то из наших охранников. — Да, почтенные стражи ворот, именно там я и планировал остановиться, так что можете послать кого-нибудь к Толстому Садри, чтобы готовился к прибытию отменно голодной саранчи! — купец. — Может, и порадую! Так что готовьте ваши кошельки и скажите всем, кто захочет слышать, что завтра в полдень я начну рассказывать занимательные истории на площади Роз для всех, кто пожелает их услышать. А насчёт кое-чего ещё — так я в минуту опасности принял обет отречения от радостей плоти и его срок истечёт ещё не скоро! — я. В общем, так, с шуточками и прибауточками мы и вошли в ворота столицы. «Прекрасная метельщица» была вполне себе классическим солидным постоялым двором, где останавливаются приличные люди с деньгами, охраной и слугами. Её хозяин — Толстый Садри — действительно был жизнерадостным толстяком и давним знакомым Сиджая Апонити, знавшим все привычки купца, так что караван был размещён со всей возможной быстротой. Гмыхи отправились в просторные и удобные сараи, товар — на склады, помощники, слуги и охрана — в положенные им по чину помещения. Я думал, что и мне хозяин предложит что-то вроде небольших комнатушек для слуг на чердаке или в полуподвале, но, к моему удивлению, толстяк предложил мне неплохой номер — не такой роскошный, как у купца, но состоящий из двух комнат — гостиной и спальни. Чистенько, уютно, и сервис на уровне. И купальня на этом постоялом дворе была роскошная — помывочная комната со скамьями для массажа и чем-то вроде душа, парная и целых три настоящих бассейна — с прохладной, тёплой и горячей водой. Да, комфорт в данном заведении был точно на уровне, еда — тоже, и я даже обеспокоился, смогу ли оплатить пребывание в столь райском месте больше, чем на сутки. Зря беспокоился. Старый купец честно со мной рассчитался, оплатил пребывание на постоялом дворе на неделю, да и даров публики от выступлений в деревнях я собрал немало. В общем, если я буду не слишком расточителен, то денег мне вполне хватит на то, чтобы купить место на корабле, отправляющемся из Ассилии на Манолику. Правда, для того, чтобы пересечь границу Ассилии, мне нужно было пройти Грамин, а учитывая то, что Тайче в последнее время в Грамин не совались, нужно быть готовым ко всякого рода неприятностям. Тут мои пальцы сжали в кармане подаренную малышом М’Хшаа глиняную свистульку. В последнее время я всегда носил её с собой в кармане жилета — что-то мне подсказывало, что невинная с виду безделушка может помочь в случае серьёзной опасности. Но прежде, чем пересечь Грамин, мне нужно было исполнить обещание, данное Ракамерати. Не совсем так, как она хотела, но что поделаешь? Нет в мире совершенства. В дверь постучали, а когда я позволил войти, появился трактирный слуга с вопросом, не будет ли так любезен господин Тайче спуститься в зал и рассказать собравшимся что-нибудь этакое… А то народу пришло много и все очень хотят услышать чудесную историю. Я заверил слугу, что спущусь через пару минут, разгладил воротник рубашки, прихватил тракку и вышел. Если я хочу, чтобы на моё дневное представление собралось как можно больше зрителей, нужно создать о себе соответствующее впечатление. Зал действительно был полон настолько, насколько это было вообще возможно. Заняты были все столики, часть желающих сидела на неизвестно откуда появившихся узких скамьях вдоль стен, часть пристроилась на широких подоконниках, некоторые уселись просто на пол, на расстеленные шкуры. И все хотели только одного — послушать меня. Послушать. Меня. С ума сойти. Я привычно окинул взглядом зал, провёл рукой по струнам тракки, улыбнулся и начал: — В далёком-далёком городе, который то ли был, то ли не был, а может, живёт и сейчас, жил один знатный человек, и была у него дочь. Мать девочки скончалась, и задумал этот человек жениться. И взял он себе в жёны вдову с двумя дочерьми. Показалось ему, что эта вдова — женщина доброго нрава, а раз уж она любит своих родных дочерей, то полюбит и приёмную. Увы, как оказалось, в сердце мачехи не нашлось места для падчерицы, а дочери её не упускали случая посмеяться над сиротой, превратив её в свою служанку… Бедная девушка терпела всю брань и попрёки, но не стала жестокой и злобной. Её доброта проникала в сердце любого, кто видел её, но только вот каменные сердца мачехи и названых сестёр она растопить не могла. И вот однажды решил правитель этого города, что пора его сыну жениться… Народ слушал завороженно и сосредоточенно, ловя каждое моё слово. А когда безжалостно переделанная мной сказка о Золушке закончилась, раздались громкие крики и свист. Я склонил голову, улыбаясь зрителям, потому что уже знал, для кого буду петь. Этот человек сидел в углу, устроившись на колченогом табурете, на лицо его был накинут капюшон плаща. Но у меня прекрасное зрение, и за короткий миг я успел понять, кто явился ко мне на представление… И я запел: — Ветер треплет стремена, Гонит время скакуна, Как на гору ни взбирайся — вся дорога не видна. Не умеешь — не берись, Не умеешь — но дерись, Ни обрыва, ни ухаба — ничего не сторонись! Не умеешь — не берись, Не умеешь — но дерись, Ни обрыва, ни ухаба — ничего не сторонись! Три дороги — лютый зверь, Предсказателям не верь, Если дверь тебе закрыли, бей тараном в эту дверь! Ну, а кто-то позовёт — Хоть под землю, хоть в полёт — Собирайся и не медли, а дорога подтолкнёт. Ну, а кто-то позовёт — Хоть под землю, хоть в полёт — Собирайся и не медли, а дорога подтолкнёт. Если другу не везло, Не держи на друга зло, Если он из арбалета попадёт тебе в крыло. Кто-то смелый саданёт, Кто-то просто подтолкнёт. Оборачиваться поздно, раз пошёл — иди вперёд! Кто-то в спину саданёт, Кто-то просто подтолкнёт. Оборачиваться поздно, раз пошёл — иди вперёд! За дорогой видно край, А за краем — ад и рай. Говорят: «Умри, но сделай!» — сделай, но не умирай! Лучше друга повстречай, А врагов не замечай, На любой удар кинжалом новой песней отвечай! Лучше друга повстречай, А врагов не замечай, На любую чашку чая новой песней отвечай. Ветер треплет стремена, Гонит время скакуна, Как на гору ни взбирайся — вся дорога не видна. Не умеешь — не берись, Не умеешь — но дерись. Вот такая вот простая, удивительная жизнь! Не умеешь — не берись, Не умеешь — но дерись. Вот такая вот простая, удивительная жизнь! * *Алькор.