Лилия долин

— Так что, Тайче, — скривился в усмешке треугольный рот Отступника. — Договоримся? — Я стесняюсь спросить — о чём? — уточнил я и подумал, что проклятие, которое схлопотал Отступник, выедает ему мозг изнутри. Он хочет, чтобы я исцелил его, но не берёт в расчёт, что здесь важно моё желание. Я хотел исцелить Гудала Джмелина. Я хотел исцелить Арсина. И у меня всё получилось. А вот для Варики я хотел совсем другого… и что в итоге случилось с Варики? Неужели Йожин не сумел донести эту простую истину для своего благодетеля и тот не видит, что это на редкость глупый план. Или… Или совсем другой план… Не могу сосредоточиться, когда на меня смотрят эти жуткие чёрные глаза. Что же делать? — А ты не понял? — относительно спокойным тоном произнёс Отступник, однако я почувствовал, что он с наслаждением порвал бы меня на тряпочки. Но не может. Я — его последняя надежда. Мощное на нём, однако, проклятие… За смерть отца Майтели? Или за тот хаос, в который оказался ввергнут этот мир? Или… или за попытку убийства самого Мая? Что толку гадать, о другом нужно думать. В это время Отступник взмахнул рукой, и иллюзии — моя, Арсина и палачей — исчезли. Я перевёл дух с облегчением — всё-таки мозг мерзкие сцены выносили качественно. Но тут передо мной возникла очередная иллюзия. Высокий красивый мужчина в длинном струящемся одеянии, наподобие древнегреческого хитона, сколотого на плече красивой блестящей пряжкой. Золотистые волосы до плеч, золотой обруч с крупным драгоценным камнем на голове, правильные черты лица, голубые глаза, белоснежная кожа… — Смотри, — сказал Отступник. — Таким я был когда-то, пока на меня не пало проклятие. Я был могущественным настолько, что мог творить и разрушать миры… А теперь я проклят и заперт здесь, от моего былого могущества остались крохи, проклятие медленно убивает меня… Я многое перепробовал за прошедшее время, но ничто не помогло мне… так что я оказал тебе великую честь, безродный Тайче. Я позволяю тебе попробовать исцелить меня. В случае удачи ты будешь вознаграждён. А если нет… У тебя достанет времени, чтобы проклясть собственную мать за то, что она тебя родила. К тому же у меня есть тот, кто за меня отомстит, если ты умудришься учудить что-нибудь фатальное. Он обязан мне всем, ибо именно благодаря мне он получил такие силы, о которых прежде не мог и мечтать, отбирая у жалких тварей, вроде тебя, их Дар… Да, я помог ему возвыситься, и он будет мстить, если вдруг твоё исцеление не сработает. Но прежде… Прежде я поделюсь с ним силой, чтобы он мог воплотить в жизнь всё, что ты только что видел перед собою. Он доберётся до того, кто тебе дорог и близок… Так что подумай, прежде чем причинять мне вред — от моего посмертного гнева ты скрыться не сможешь! Угу, уже боюсь… Так вот как Йожин смог получить силу… Правду Май говорил — она и больная, и искажённая, но, как ни странно, достаточно могущественная, так что тысячу и одну забаву он со мной сотворить точно сможет. — Я понял, — кивнул я. — Могу я задать вопрос? — Только один, — холодно кивнул Отступник. — И пусть это будет правильный вопрос. На неправильный я не отвечу. Угу, думаю, что правильный вопрос — это про предстоящую награду, но его я и не подумаю задавать. А вот неправильный — задам. — За что ты получил своё проклятие, бывший Богоравный, Творец миров? — спросил я. Отступника аж перекосило. Похоже, на сей раз Майтели мне для разнообразия рассказал чистейшую правду и он один из тех, из-за кого погиб его отец. — Неправильный вопрос, — прохрипел Отступник. — Твоя награда уменьшается. А теперь тебе придётся подождать. Слуга! Сюда! Ага, это он Йожину. Маг, услышав это молча приблизился вплотную к трону-тарелке, на котором восседал Отступник, но лицо его особой радости не выражало. Похоже, отдача силы Отступником — процесс малоприятный. Ладно, подождём, подумаем о вечном… Но думать я в следующие десять минут ни о чём не смог. Стоило Йожину приблизиться к Отступнику вплотную, масса тонких шевелящихся отростков словно выстрелила в его сторону. Одежда с Йожина пропала в мгновение ока, и отростки, на концах которых появились небольшие утолщения, просто атаковали мага. Честно, я и предположить не мог никогда, что увижу своими глазами изнасилование с помощью тентаклей — больше всего представшая моим глазам картина походила именно на это. Отростки оплели Йожина, словно змеи, они тыкались ему в рот, в подмышки, в уши… ну и в задницу тоже. Причём количество отростков в заднице постоянно колебалось от одного до трёх. Зрелище было омерзительное, Йожин корчился и хрипел, а вот по лицу Отступника было видно, что он получает какое-то странное, извращённое удовольствие. Я честно старался не смотреть, но мерзкие хлюпающие звуки проникали, казалось, прямо в мозг. А уши заткнуть я не мог, будучи всё ещё связанным. Наконец мерзкое действие прекратилось, тентакли втянулись на круглую подножку сиденья Отступника, а Йожин, шатаясь, встал. Тело его было покрыто красноватыми и синими пятнами и потёками мутной серой жидкости. Но тут Йожин поймал мой взгляд, скривился, щёлкнул пальцами и мгновенно оказался одетым. — Благодарен ли ты за оказанную тебе честь, слуга? — с улыбкой поинтересовался Отступник. — Благодарен, — с некоторым трудом ответил Йожин. — Знаешь ли ты, что нужно сделать с этим Тайче, если его исцеление не увенчается успехом? — Знаю, — кивнул Йожин, и в глазах его мелькнуло злобное торжество. — Тогда развяжи его и принеси ему его тракку, — скомандовал Отступник. Йожин снова щёлкнул пальцами и мои руки и ноги оказались на свободе. Ещё один щелчок — и тракка оказалась в моих руках. — У тебя есть шанс получить великую награду, Тайче, — усмехнулся Отступник. — Не проворонь его, а то будешь жалеть всю оставшуюся жизнь… И, поверь, она будет недолгой, но весьма… насыщенной. Слуга давно жаждет заполучить тебя, и, если меня вдруг не станет, ты будешь в полной его власти. В полной… И, поверь, тебе лучше не знать обо всём, что он жаждет проделать с тобой… Я покосился на Йожина и подумал, что его одержимость мной и пережитое на моих глазах унижение вполне могут сподвигнуть его на самые мерзкие поступки. Ничего, если выживу — разберусь. И я улыбнулся Отступнику и сказал:  — Хватит лирики. Я всё понял. Я готов. Я уже знал. что буду петь. Отступник был гнойной язвой на лике этого мира, а язвы принято выжигать калёным железом. Прости, Май, если у меня не получится исполнить обещание, данное тебе, но это… Это просто не имеет права на существование. И я тронул струны тракки и начал: — Летят кони Стрибога — ветер в гриву, Перуна подкова — пропасть под молнией, Кони Даждьбога дождем резвятся, И конь коней — корона на небе… Жаркой волной — в глаза жрице, Железом каленым — жрице к запястьям, Звездами за пояс золотыми, Звоном, зовущим мое имя. Стрибога сестра, Перуна пряха, Даждьбога дочь, чтимая Мора, Приди, спряди мою нить Мора, Приди, путь я открыл, Мора! Лучом, как мечом, открылись ворота, Меня сковало кольцо полета. Прощай, Перун, помяни лихо, Прости, Стрибог, такова доля, Пройдет, пройдет, Даждьбог, пролетит мукой… Жесток мой бог — конь коней, конь-Солнце. Пройдет, пройдет, Даждьбог, пролетит мукой… Жесток мой бог — конь коней, конь- Солнце…* Едва я начал петь, на лице Отступника отразился дикий ужас и он попытался метнуть в меня заклятие. Не вышло. У него не вышло даже толком поднять руку. Отступник оказался прикован к своему карикатурному трону, он не мог двигаться, не мог говорить, он мог только слушать… Йожин же явно не собирался помогать боссу. Он поднял обе руки, демонстрируя мне, что не собирается вмешиваться, отошёл к стене и замер. На его лице блуждала жестокая улыбка. Отступника же стало корчить не по-детски. Он извивался и хрипел, как от жуткой боли, серо-синяя кожа покрылась отвратительными язвами, чёрные глаза вылезли из орбит. Смотреть на это было жутко, но, к счастью, кошмарное зрелище долго не продлилось… Когда я закончил, тронув струны в последний раз, в зале начало ощутимо холодать. Стены покрылись инеем, замер на троне Отступник, перестав корчиться. Йожин вжался в стену. На его лице отразился ужас. А меня вдруг сковала жуткая ледяная усталость. Захотелось опуститься на пол и закрыть глаза. «Нет! Не спи! — пробился ко мне в сознание голос Майтели. — Ты… Ты смог совершить невозможное. Не спи же!» Ага. Прорезался. А с Отступником-то, похоже, покончено… Ну да, если сейчас явится та, о ком поётся в песне, то действительно лучше не спать. Тогда я точно не проснусь… В зале похолодало ещё больше, мне показалось, что сейчас я точно превращусь в кусок льда. И тут, в центре зала, рядом с «троном» Отступника бесшумно возникла высокая фигура. Красивая женщина в белом длинном платье с чёрной вышивкой по рукавам и подолу, прекрасным юным лицом и совершенно седыми волосами. На голове женщины был венец из чёрного железа, в руках она сжимала длинный чёрный посох, увенчанный человеческим черепом со светящимися, словно красные фонари, глазницами. — Чего ты хочешь, Призвавший меня? — обратилась она ко мне. — Говори, но помни — я всегда беру плату. И плата эта высока. — И что же это за плата, чтимая Мора? — спросил я. Хотя, в принципе, уже знал ответ. — Все твои непрожитые годы, — бесстрастно ответила женщина. — Плата моя высока, но и всё, что ты скажешь, я выполню. — А если я откажусь? — спросил я. — Тогда я всё равно заберу тебя с собой, — бесстрастно ответила Мора. — Чтобы глупые юнцы не тревожили зря могущественные древние силы. Вот это я влип. Доигрался Кирюша. Впрочем… Я ведь всё равно уже умер. Так что всё время, проведённое в этом мире, я всё равно живу в долг… И вообще — я потревожил древнюю сущность, мне и отвечать. Хоть доброе дело напоследок сделаю… — Я готов внести плату, — сказал я, собрав все силы. — Но я могу попросить о небольшой отсрочке? — Лет этак в сто? — ехидно улыбнулась Мора. — Нет, — ответил я. — Отсрочка мне нужна, чтобы выполнить обещание. А от выполнения моего обещания зависят две жизни. Одна душа уйдёт из этого мира навечно, а вторая до смерти останется в теле бессмысленной твари. Согласись, это слишком большая плата за мою самонадеянность. Прошу тебя, дай мне возможность исполнить своё обещание, а уж потом… — Что ж… это возможно, если ты просишь не за себя, — кивнула Мора. — Будет тебе отсрочка. Но теперь вопрошаю тебя в третий раз — чего ты хочешь, Призвавший меня? — Забери его с собой, — указал я на Отступника. — И сделай так, чтобы он никогда не смог возродиться. Это ведь тебе по силам, чтимая Мора? — Вполне, — женщина улыбнулась, и лицо её стало хищным. Она обратила свой взор на неподвижно замершего Отступника, огромная фигура которого уже покрылась острым игольчатым инеем, и пробормотала: — Вот оно как… Долго же ты от меня бегал, Отступник, сколько душ зазря погубил… Однако нашёлся тот, кто решил рискнуть, и теперь ты никуда не убежишь. Никуда. Отныне ты мой. Отступник не мог ей ответить, но я просто физически ощутил исходящие от него волны животного ужаса. — Боишься, убийца демиургов? — ослепительно улыбнулась Мора. — Бойся. Если бы ты понял, что проклятие — это твой второй шанс, и начал бы исправлять всё, что успел разрушить… Но нет, в бесплодных попытках избежать предначертанное, ты продолжал губить невинные жизни… Тебе больше нет места под этим небом, под этим солнцем… И ни в одном из миров тебе нет больше места. Огромная заиндевевшая фигура затряслась, как в лихорадке, послышался горестный стон. — Но у меня есть место для всех, — продолжила Мора. — Для святых и грешников, для добрых и злых, для творцов и разрушителей, для честных и клятвопреступников… Все в конце концов приходят ко мне и могут очиститься. И получить право на новую жизнь в новом мире. Приди и ты, тот, чья судьба изломана, а душа искалечена, тот, чья душа черна… Отныне ты принадлежишь мне… Да будет так! И она стукнула об пол своим посохом. Раздался глухой треск, из посоха вылетело несколько красных молний, опутавших фигуру Отступника словно тонкой багряной сетью. Эта сеть сжималась, сжималась, уменьшая неподвижную, покрытую игольчатым инеем фигуру до тех пор пока сама фигура не превратилась в небольшой красный шарик. Повинуясь движению посоха Моры, шарик влетел в левую глазницу венчавшего его черепа, и тут же жуткий холод, терзавший меня, отступил. — А с этим что делать? — тонко улыбнувшись, спросила Мора, указав концом посоха на Йожина. — Тоже забрать? У меня и для него место найдётся. Если честно, желание отправить Йожина вслед за Отступником было велико, но… Интуиция твердила мне, что делать этого не стоит и что с Йожином я в состоянии разобраться сам. — Нет, — сказал я. — Я просил тебя выполнить только одну мою просьбу. Ты её выполнила, чтимая Мора. Пусть убирается подобру-поздорову. С ним разберутся и без тебя. — Как скажешь, — равнодушно заметила Мора, щёлкнула пальцами — словно букашку с рукава сбивала — и заоравшего от неожиданности Йожина подняло в воздух, покрутило и куда-то унесло вверх тормашками. — Ты великодушный мальчик, — сказала Мора. — Но этот маг тоже заслуживает наказания. И он его получит. Таково моё решение. Я пожал плечами. Интересно, куда Мора решила отправить Йожина? Ну, надеюсь, на какое-то время он перестанет быть проблемой. А может и навсегда. — Что ж, благодарю тебя, чтимая Мора, — поклонился я. — Я готов внести плату и надеюсь на отсрочку. Позволь же мне пока следовать своим Путём. Мора внимательно взглянула на меня и неожиданно улыбнулась. По-настоящему, а не так, как раньше. — Ты крайне интересный мальчик… Что ж, следуй своим Путём. Я не стану требовать с тебя плату хотя бы потому, что тот, кого ты попросил уничтожить, был истинной язвой на лике мироздания. Считай, что мы квиты… и пусть тот, кто прячется у тебя внутри, наконец-то оценит тебя. Тебе осталось не так много до выполнения своего обещания, но будь осторожен, мальчик. Не принимай явное за тайное. Не прощаюсь с тобой, ибо рано или поздно со мной встречаются все… А некоторые — и не единожды. Удачи тебе, Тайче Кири… И Мора, взмахнув посохом, растаяла в воздухе. А зал, в котором я находился, просто исчез. Точнее, это было похоже на смену уровня в компьютерной игре — только что я был в угрюмом подземелье, а оказался в лесу. Причём лес был настолько неприятным, что я невольно вспомнил строки Данте**. Хм… Что-то у меня нервная система подрасшаталась от всех этих приключений. Вот честное слово — доберусь до моря, найду пляж покрасивее и пару дней просто отдохну. А то от нервов скоро начну рычать и кусаться. А оно мне надо? «Уффф… — прорвался Майтели, — ну ты даёшь… Я уже думал — всё, конец, не выберемся… Но ты в очередной раз меня удивил, спасибо тебе, Кири…» «Угу, а что ж ты-то отсиживался, как мышь под веником, а, лилия бешеная?» — поинтересовался я. Впрочем, я нисколько не злился на Майтели. В конце концов, он сейчас просто душа, которой посчастливилось чудом задержаться в этом мире. И он уязвим. И, в конце концов, мне с ним детей не крестить и на свадьбе горилку не пить. Вот сдам эту блудную лилию с рук на руки его матушке, и всё. Отправлюсь своим Путём, как обычный Тайче. Почему бы и нет? Мир этот велик, я и сотой доли его не видел. И Юлий… Стоп. Что ж я про свою верную коняшку подзабыл? И пусть он гмых — сути это не меняет. Коняшка и коняшка. «Май… — попросил я. — Ты Юлия не чувствуешь? Что-то я беспокоюсь…» «Нет, — отрезал Майтели, но потом смягчился. — А ты прислушайся. Где расслышишь шум, гам и бедлам — значит, поблизости обретается наш копытный друг». «Да какой там шум и гам — ночь глу…» — начал было я, но благополучно заткнулся, поскольку сначала разглядел за деревьями отблеск костра, а потом звуки ударов и смачную ругань. «Давай вперёд, — ехидно посоветовал вполне оклемавшийся Майтели, — сам убедишься. Только осторожнее, не лезь на рожон. Хорошо?» «Ладно», — отозвался я и начал пробираться вперёд. Спустя какое-то время я сумел разглядеть небольшую полянку, на которой догорал костёр и суетились какие-то мутные личности, в которых я признал давешних наёмников. Да-да, тех самых сволочей, что сдали меня Йожину. Причём выглядели они слегка сбледнувшими, ибо гонял их по поляне не кто иной, как Юлий. Разъярённый гмых умело теснил наёмников, награждая их ударами копыт в самые неожиданные и болезненные места. Наёмники матерились, поминали чьи-то волосатые яйца и чью-то мать, но продолжали уворачиваться от Юлия, отчего-то не убегая с полянки. Мазохисты? Как выяснилось, нет. В действиях гмыха прослеживалась система. Он умело оборонял сваленную у костра горку пожитков и оружия, не давая наёмникам приблизиться к себе. А без оружия против копыт разозлённого гмыха у них не было шансов. «Дилетанты… — прошипел Майтели. — Позор всех наёмников… так подставиться… Обездвижь их, Кири, я тебе помогу. А то Юлий волнуется». Я в кои-то веки был совершенно согласен с Маем, поэтому, благоразумно не появляясь из-за деревьев, метнул в троицу обездвиживающее заклятье. Оно у меня, честно сказать, получалось не очень, но Майтели помог, и всё получилось, как надо. Трое обездвиженных, но пребывающих в полном сознании наёмников, валялись на траве в разных живописных позах и обалдело хлопали глазами. — Это кто тут моего бедного гмыха обижает? — поинтересовался я, выходя на поляночку. — Кири! Ты живой! — радостно завопил Юлий и бросился ко мне. — А я тут хотел их отпинать, как следует, а потом расспросить, куда тебя потащили! Гмых. Завопил. Человеческим голосом. Громко так. Наёмники сравнялись по цвету с густой сметаной и дружно застучали зубами. Это ж надо так спалиться… *Мельница. «Мора». Оригинальный текст немного изменён, за что автор извиняется. **«Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долины. Каков он был, о, как произнесу, Тот дикий, лес дремучий и грозящий, Чей давний ужас в памяти несу…» (Данте Алигьери, перевод М. Лозинского)