Лилия долин

Капитан Гонза оказался человеком деловым. Выслушав моё пожелание отправиться на Манолику, да не одному, а в компании верного гмыха, он задумчиво покивал и заявил: — Отчего же нет? Я господ пассажиров завсегда беру. И насчёт гмыха возражений нету, бывает, что и с ними через море перебраться хотят. Правда в основном это люди знатные — молодёжь путешествовать изволит… А на самом деле все они мечтают на Манолике магическим штукам обучаться, в ихнюю Высшую школу поступить. Некоторым удаётся, да… Ты, Тайче, тоже туда собираешься? — Я следую своим Путём, — я был невозмутим, как индейский вождь под прицелом карабинов канадской королевской конной полиции. — Путь, — кивнул капитан Гонза, — дело такое. Знаю я, с Путём лучше не спорить. Ну, раз путь велит — кто я такой, чтобы с этим спорить? Деньги-то у тебя есть, Тайче? Обычно я с пассажиров сотню серебряных монет беру либо пять золотых. Да ещё за корм для гмыха десяток серебрушек. Ухаживать-то за своим сокровищем сам будешь? Я кивнул, лихорадочно подсчитывая в уме, хватит ли у меня серебра. И пересчитывал курс серебрушки к медяшке. Вроде бы хватало, да ещё я за следующие пару дней подзаработаю… Уфф… — Стал-быть, услуги гмыхаря тебе не требуются, — задумчиво произнёс капитан. — Значитца, половину в задаток отдаёшь, и через три дня я тебя на рассвете жду на третьем причале. Ежели сам не найдёшь дорогу, думаю, господин Энгус тебе объяснит. А уж если опоздаешь — задаток верну, но не раньше, чем в порт вернусь, уж извини. — Постараюсь не опоздать, — кивнул я. — Ну, тогда с тебя шестьдесят серебрушек. И договорщику пять медяков. Расходы на договорщика пополам, как водится. — А почему шестьдесят-то? — удивился я. — Сто да десять — сто десять. Пополам — пятьдесят пять. — Да ты не хуже моего карго считаешь, — хмыкнул капитан Гонза. — Ладно, поясню. Ты уж прости, Тайче, но для пассажиров у меня только два свободных места осталось. Одно в каюте на двоих — вот за него я сто монет и прошу. А второе в одноместной каюте — пусть и маленькой. А за одноместную-то я беру на десять монет больше. — А в чём проблема? — удивился я. — Я вполне могу и в двухместной каюте попутешествовать. Гонза вздохнул: — Ты-то — да. А вот благородные господа — нет. Невместно им, видите ли, делить одну каюту с простым Тайче. — Так вот с них разницу и требуйте, — хмыкнул я. — Раз они такие придурки. А то у них претензии, а страдать почему-то должен я. — Логично, — согласился капитан. — Эх, себе в убыток… Но ладно, давай пятьдесят пять монет. А то действительно нехорошо получается. А уж если вздумаешь россказни свои рассказывать, то всё заработанное твоё. Только честью тебя прошу, парень — никакого блядства. Ты парень красивый, так что лишнего себе не позволяй… Я молча встал из-за стола. Ощущение было такое, что мне плюнули в лицо. — Мне кажется, что ты меня с кем-то перепутал, капитан Гонза. Я — Тайче, а не шлюха. И ничем таким на жизнь зарабатывать не собираюсь. И вообще, мне кажется, что стоит найти другой корабль. — Эй, эй, — тут же забеспокоился капитан Гонза, — ты прости, если обидел, я спроста сказал… Сам знаешь, какие слухи порой бродят о вашем брате… Прости глупые слова, говорю, экий ты вспыльчивый, будто и не Тайче вовсе, а из благородных… — Кири, — вмешался в разговор Энгус, — ты капитана прости. Он, конечно, прижимист, как сама скупость, но человек честный, и если уж обидел тебя, то не со зла. К тому же, не уплывёшь через три — задержишься на неделю, а то и дольше. Кроме капитана Гонзы в ближайшие дни никто на Манолику не идёт. Если ты так хочешь покинуть Тиш-Апран как можно быстрее — другого варианта не будет. Да и «Нэнни Морская Бегунья» самый быстрый из всех местных кораблей. — Истинная правда! — горделиво заявил капитан Гонза. — Другие-то до Манолики неделю и больше идут, а моя красотка Нэнни за шесть дней управляется, а то и за пять! — Хорошо, — вздохнул я. — Только я тебя честью прошу, капитан Гонза, не стоит больше поднимать вопрос о моём моральном облике. — Ладно, — вздохнул капитан. — Я ведь не со зла. Мы ударили по рукам, я отсчитал капитану сорок серебрушек и семьдесят пять медяков, после чего мой денежный мешок похудел почти наполовину. К счастью, у меня точно хватит денег на вторую половину пути, да и с госпожой Маргелитой я вперёд за три дня расплатился — прямо как знал. Так что сегодня буду снова зарабатывать, чтобы не ступить на неизвестный мне материк совсем уж без гроша. «Обижаешь… — прорезался Майтели. — Матушка тебя вознаградит. Обещаю». «Я сам в состоянии решить свои проблемы», — проворчал я. Между тем капитан Гонза подозвал одного из юрких господ в чёрном, то есть здешних юристов, которых в порту величали «договорщиками» или «фрахтовщиками» из-за того, что наиболее частым видом их деятельности было именно заключение разнообразных договоров и удостоверение подлинности сделок. Договорщик с привычной быстротой составил документ, в котором прописывались наши взаимные с капитаном обязательства, потом столь же быстро написал копию, мы заверили обе копии своими подписями, капитан Гонза письменно подтвердил получение задатка, в общем, всё серьёзно. Это вам не полупатриархальный Джмелин, где верят на слово и могут отпустить товары и деньги под честное имя. Получив на руки по своей копии договора, мы разошлись вполне довольные друг другом. Конечно, капитан — человек весьма прижимистый, если не сказать скряга, но, по заверению Энгуса, дела он ведёт честно. Ну, вот и хорошо. А сейчас главное — денег заработать. Когда мы дошли по ворот порта, я поблагодарил Энгуса за помощь, и хотел было уже распрощаться и отправиться в «Слезу жемчужницы». Однако бравый сотник, к моему удивлению, к своим должностным обязанностям возвращаться не спешил. — У тебя срочные дела, Кири? — спросил он. — Ты спешишь? Срочных дел у меня не было, разве что выступление вечером, но до вечера было ещё далеко. Так что пришлось сознаться, что таки нет. Энгус на это просиял лицом и предложил показать мне красоты Тиш-Апрана. — Именно красоты Тиш-Апрана? — подозрительно нахмурился я. Энгус в ответ рассмеялся и сказал, что я, конечно, красавчик (В каком месте? Они слепые все, что ли?), но, увы, ухаживать за мной по всем правилам у него времени нет, а для простого развлечения на один вечер я слишком хорош. Так что да — раз уж я оказался в прекрасном Тиш-Апране, то должен увидеть хотя бы то, чем город знаменит. Хмм… какой-то Энгус слишком идеальный, или это у меня паранойя обострилась? Но причин отказывать нету, к тому же почему бы и не посмотреть на город? Энгус, похоже, немало о нём знает… — А как же твоя служба? — спросил я, скорее для порядку. — Ты же сам говорил, что за время твоего отсутствия накопилось много важных дел. — Видишь ли, Кири, — проникновенно сказал Энгус, — хороший начальник — это не тот, кто суёт свой нос в каждую дыру и стремится контролировать всех. Хороший начальник строит подчинённых так, чтобы всё функционировало идеально, и одного такого внушения обычно хватает надолго. Вчера я своих погонял славно, так что с делами они разобрались быстро. Мне достались только самые важные и неотложные, и с ними я тоже успел разобраться. Так что несколько часов для прогулки с тобой вполне могу выделить. — Ну… — протянул я, — тогда ладно. Энгус просиял, а Майтели внутри меня тихо произнёс «рррррр» с какой-то обречённо-тоскливой интонацией. Ого… А бравого сотника даже бешеная лилия признала серьёзным конкурентом… Неужели и впрямь мне совершенно случайно встретилось что-то похожее на Великую Любовь? Я прислушался к себе. Да, Энгус мне нравился чисто внешне, физического отторжения не вызывал, но… и бури чувств тоже. Хотя… буря чувств тоже не показатель, как выяснилось. В общем, я решил последовать примеру Скарлетт О’Хары и подумать об этом позже, а пока просто не усложнять. Энгус коротко свистнул, и молодой стражник подвёл ему гмыха. — Это хорошо, что ты верхом, Кири, — пояснил Энгус. — Тиш-Апран — город большой. — И куда отправимся для начала? — весело спросил я. — Сюрприз! — усмехнулся Энгус. — Давай за мной! Это был очень хороший день. К тому же Тиш-Апран оказался городом, в котором не так строго запрещали и уничтожали следы прошлого, то есть времени до Катастрофы. Тиш-Апранцы всегда отличались некоторым вольнодумством, и поэтому Большой Сад города украшало несколько статуй, найденных в земле при постройке дворца Эшиё. Большой Сад мне понравился, статуи — тоже. Высеченные из нежно-розового мрамора девушки и юноши в длинных развевающихся одеждах смеялись, танцевали, держали в руках тубусы и книги, кисти и глобусы, рассматривали небо в непонятные приборы и играли на музыкальных инструментах. Я подумал, что до Катастрофы здесь, возможно, был большой университет — отсюда и тематика статуй. А качество их исполнения потрясало — они казались практически живыми — вот-вот завершат движение, заговорят, помашут рукой… Большой Сад был чем-то вроде общественного парка, туда впускали всех жителей и гостей города, и устроен он был со вкусом — аккуратно разбитые клумбы и куртины с подобранными по цвету растениями, посыпанные песком дорожки, беседки, пруды с разноцветными рыбками, фонтаны… Впечатляло, действительно впечатляло. — Ничего подобного больше нигде нет, — пояснил Энгус. — Разве что в столице Ассилии есть подобный сад, но он куда меньше по размерам, и допускают туда не всех, а только чистую публику. Ну что, дальше? Я согласился проследовать дальше, и не пожалел. Энгус показал мне и центральную площадь — она именовалась площадью Четырёх Ветров - с дворцом Эшиё и особняками самых богатых и знатных фамилий города, и бело-голубой храм Богини Моря Жананы с его потрясающей красоты мозаиками, тоже сохранившимися с прежних времён. Их тоже нашли в земле и перебирали буквально по стёклышку, чтобы украсить храм Жананы. Всего фресок было две — одна изображала подводный мир, вторая — корабль, мчащийся по волнам с надутыми ветром парусами, за которым следовали выпрыгивавшие из воды дельфины. Такое чувство, что раньше эти фрески украшали то ли бассейн, то ли аквапарк. — А почему эту красоту поместили именно в храм Богини Моря? — спросил я Энгуса. — Дельфины, — пояснил он. — Это слуги Жананы. Они порой спасают моряков, оказавшихся в воде после кораблекрушения. Они любят следовать за кораблями и никогда не причиняют людям ни малейшего вреда. Моряки говорят, что частенько сама Жанана становится невидимой и мчится на спине одного из дельфинов, чтобы понаблюдать за людьми — не нарушают ли они морских законов. Поэтому моряки никогда не трогают дельфинов — это страшный грех. А вот, посмотри, недавно нашёлся талантливый человек, который смог высечь изображение Жананы из камня. Это каменотёс, раньше он делал надгробия для богатых людей. Самые обычные, по утверждённому образцу… Но недавно он ездил в Грамин и вернулся оттуда… а после этого заперся в своей мастерской на двое суток, не выходя оттуда, даже чтобы поесть. А когда его обеспокоенный тесть сломал дверь в мастерскую, он увидел, что зять практически закончил удивительную статую… и никакими силами его не удавалось оторвать от работы. А когда он закончил — то заснул и проспал сутки. А его тесть вызвал жриц богини Жананы, чтобы спросить их, не является ли работа его зятя богохульством… — Добрый человек, однако, — хмыкнул я. — Ну да, он своей дочери другого в женихи прочил, — хмыкнул Энгус. — Весь город знает… Однако жрицы и жрецы, прибывшие по его зову, пришли от статуи в полное восхищение, забрали её в храм, а каменотёсу выдали награду. Так что тестю пришлось смириться. Смотри, вот эта статуя… Правда, она прекрасна? Конечно, не сравнится со статуями в Большом Саду, но это первый раз за многие годы, когда простой каменотёс сумел создать нечто… нечто новое и прекрасное… Впрочем, взгляни сам… Мы вошли в особое помещение храма, где и была установлена статуя. Что я могу сказать? Неизвестный мне автор явно подошёл к делу с душой, так что юная обнажённая девушка, сидящая на спине дельфина и трубящая в спирально закрученную раковину, смотрелась словно живая. Нет, если присмотреться, были заметны и неопытность скульптора, и некоторые огрехи, но общее впечатление было потрясающим. — С ума сойти! — восхитился я. — Ты говоришь, что этот каменотёс ничего ранее не делал, кроме надгробных плит? — Именно! — согласился Энгус. — Правда, некоторые моралисты ворчали из-за того, что парень изобразил Морскую Богиню обнажённой, но жрицы и жрецы быстренько заткнули их, заявив, что рукой каменотёса водила сама Жанана, а ей виднее, как являть себя людям. Я закивал и подумал, что молодой каменотёс наверняка был на площади в Грамине во время моего выступления. Вот и проснулись в нём ранее дремавшие творческие способности. После посещения храма Энгус пригласил меня перекусить в портовый кабачок, где, по его уверению, великолепно готовили морепродукты. Это оказалось сущей правдой, и я от души наелся свежей рыбы, жареных креветок и маленьких пирожков с запечёнными в них удивительно вкусными моллюсками, а на десерт было что-то вроде мармелада, который варили из водорослей, со свежими ягодами и сахарной пудрой. После столь сытного обеда мы ещё посетили крытый рынок, Энгус показал мне здания Биржи и двух местных Высших Школ — морской и научной. Он бы ещё мне многое показал, город он знал великолепно, но день стал клониться к вечеру, и мне пора было возвращаться в «Слезу жемчужницы». — Мы ещё не всё посмотрели, может, встретимся завтра? — спросил меня Энгус своим красивым бархатным голосом. — Может быть, — согласился я. В принципе — почему бы и нет? Всё ведь так удачно складывается… Но что-то заставило меня не давать твёрдого согласия на последующие более чем прозрачные намёки Энгуса. Так что мы распрощались тепло… но на некоей нейтральной ноте. «Это ты молодец, — активизировался Майтели, стоило Энгусу скрыться за поворотом улицы. — Правильно, что не стал ему давать твёрдого ответа». «А что так? — спросил я. — Злиться не будешь?» «Не в этом дело, — отозвался Майтели. — Понимаешь, Кири… ты только не смейся и не злись, ладно? Порой я тебя ревную к любому, но это не тот случай… Понимаешь, этот парень ведёт себя так, словно он в тебя влюблён…» «А на самом деле?» — спросил я, вдруг понимая, что меня царапало где-то внутри… тихо-тихо, еле ощутимо. «А на самом деле — нет, не влюблён, — голос Майтели прозвучал как-то печально. — Кири, клянусь, я не из ревности, я это чувствую, понимаешь?» «Ну ладно, не влюблён, — пожал плечами я. — Просто переспать хочет… для разрядки и взаимного удовольствия. А хвост распускает, чтобы всё было по согласию. Бывает». «Нет, — голос Майтели стал ещё печальнее, — он не хочет с тобой переспать. Он тебя вообще не хочет, Кири. Похоже, Энгусу Кимби приятен секс только с женщинами. Такое здесь бывает, хотя и нечасто». «Ты уверен?» — спросил я, резко напрягаясь. Потому как моя тщательно выхоленная и с некоторых пор лелеемая паранойя тут же подняла голову. «Прости, — вздохнул Майтели. — Но да, я уверен». «И какого рожна ему тогда от меня надо? Он энтузиаст краеведения, спать спокойно не может, пока Тайче город не покажет?» «Не знаю, — отозвался Майтели. — Но тут происходит что-то странное, и это меня… пугает. Кири, прошу тебя, не покидай «Слезу жемчужницы» до отплытия корабля…» «В Грамине, — хмыкнул я, — если ты помнишь, меня прямо из гостиницы похитили. Так что — не вариант». «Тогда завтра с утра отправляйся в порт, — выдал Майтели. — Попросись на корабль. Думаю, капитан Гонза только рад будет… хоть команду от пьянства отвлечёшь…» «В смысле?» — начал звереть я. «Ну, расскажешь им что-нибудь… споёшь… а они тебя в обиду не дадут, если что…» — неуверенно сказал Майтели. «Угу, и получить на свою голову кучу озабоченных самцов? — фыркнул я. — Чем я за защиту буду расплачиваться, ты подумал?» «М-да, неудачно вышло», — согласился Майтели и замолчал. А я задумался о том, как быть дальше и что же всё-таки хочет от меня симпатичный парень с бархатным голосом Энгус Кимби. Но долго думать мне не пришлось. Госпожа Маргелита известила меня, что народу набралось побольше, чем вчера, и все жаждут послушать мои рассказы. К тому же какой-то моряк с «Небесного Грома» спрашивает про песню, которую я ему обещал записать. Я хлопнул себя по лбу, попросил у госпожи Маргелиты лист бумаги и перо и быстренько записал слова «Ленты в волосах». Ну, а потом решил спуститься в зал, но тут в мою комнату снова зашла хозяйка постоялого двора. Я поблагодарил её за перо и бумагу, но женщина только рукой махнула, и тут я понял, что она чем-то всерьёз озабочена. — Что случилось, госпожа? — Шустик пропал, — отозвалась госпожа Маргелита. — Он обычно на ночь всегда приходит. Я ему разрешаю с гмыхарями в сарае ночевать. А сейчас темно уже, а его нету… — Может, где в другом месте переночевать решил, — неуверенно предположил я. Госпожа Маргелита как-то грустно на меня взглянула, но согласилась. А я подумал, что мне, чем дальше, тем больше это не нравится. Но женщина явно хотела мне сказать ещё что-то, её пальцы нервно теребили белый кружевной передник. — Что-то ещё, госпожа? — спросил я женщину. Госпожа Маргелита глубоко вздохнула и тихо сказала: — Не ночуй сегодня здесь. В этой комнате. — Что? — прошептал я в ответ. — И куда же я денусь? — Останься со своим гмыхом. Если спросят — скажешь, что приболел. Он ведь у тебя привязанный? Я оторопело кивнул. — Вот и хорошо, — кивнула госпожа Маргелита. — Поверь, я не из жадности. Днём отоспишься. Но сегодня тебе лучше здесь не спать. Лучше вообще не спать. Понимаешь? Я ничего не понимал, но снова кивнул. — А я больше сказать не могу, уж прости. Мне ещё здесь жить… — еле слышно прошелестела госпожа Маргелита и вышла из комнаты. Охохонюшки, во что же я опять влип? «За тобой ночью придут, Кири, — высказался Майтели. — Придут, к гадалке не ходи. И, клянусь своим посмертием, что в этом деле как-то замешан Энгус Кимби. И местный Эшиё тоже». Редкое здравомыслие для бешеной лилии… В кои-то веки я с ним согласен целиком и полностью. Ладно, проблемы будем решать по мере их поступления, а сейчас… Сейчас меня ждут слушатели, а я и так задержался. Пора. И я даже знаю, что буду петь сегодня… — Я один свой путь пройду, И наград ничьих не жду, И прошу, коль не понять — Так запомнить. Что свой долг перед собой, Что зовут еще судьбой Должен я любой ценой — Но исполнить. Не одну прощу вину, Но измену — не умею. Никого за взгляд иной Не виню… Только если изменю Сам себя и сам себе я Что тогда я на Земле Изменю? Я уже понять успел — Белый свет совсем не бел, А смиришься с ним таким — Станет черен. И пока, какой я есть Я кому-то нужен здесь. А другой сам себе я никчемен… Светом ночи, а не дня Жизнь встречает здесь меня, И не каждому она улыбнется… Человеком быть решись — Человечней станет жизнь, Человечество с тебя и начнется…* *Стихи А. Дидурова, музыка П. Бюль-Бюль Оглы. Песня из очень хорошего старого фильма «Не бойся, я с тобой!»