Лилия долин

Я снова швырнул в «Шустика» горсть соли, он взвыл, пошатнулся и снова одним прыжком исчез за дверью. А я отступил в денник Юлия, не забыв прихватить с собой мешок с остатками соли. А потом, повинуясь какому-то наитию, стал рассыпать соль тоненькой струйкой по периметру денника. — Хорошо! — прокомментировал Юлий. — Будем надеяться, что через соль эта тварь не переступит. «Май? — окликнул я. — Май, если ты знаешь какое-нибудь заклинание против нежити, то самое время сказать, эй!» «Прости, Кири, — отозвался Майтели, — не поверишь, но мне в жизни не приходилось иметь дела с нежитью, и сейчас я весьма удивлён её наличием в этом городе. Есть маги, которые специально занимаются истреблением нежити, но их не так много. Для здешнего мира это явление редкое… А тут — целое кубло». «Мы пока только одного «Шустика» видели, — возразил я. — Кстати, как ты думаешь, настоящий Шустик жив?» «Не знаю, — задумчиво сказал Майтели. — Но когда мы въезжали в город, ребёнок точно не был нежитью. Я бы понял это сразу». «Так мы ничего не сможем ему противопоставить? — спросил я. — Только отсиживаться здесь до утра за иллюзорной преградой из соли?» «В крайнем случае я могу вызвать Белый Свет, — с сомнением в голосе сказал Майтели. — Это заклинание просто испепелит нежить. Но это только в крайнем случае, Кири. Я не уверен, что смогу удержать его и не спалить кроме нежити что-то ещё…» «Да уж, нам пожар не нужен. Гмыхи тут опять же… Да и гмыхарь… Стоп, а почему нежить гмыхаря не трогает?» «Возможно, у него амулет, — ответил Майтели. — Усыпить его нежить смог, а вот тронуть — нет». Но тут наш занимательный диалог прервался, поскольку нежить, пребывавший в облике Шустика, вернулся. И не один, а с подкреплением. Я вдруг почувствовал острый приступ непонятной ледяной тоски, но Майтели бдил, виски снова пронзила боль, и тоска ушла, остались только злость и желание продержаться до утра. Дверь в денник я подпёр прихваченной из коридора лопатой, перехватил скребок поудобнее и приготовился встречать дорогого гостя. Гость не замедлил объявиться, и, как выяснилось, был не один. — Тайче, выйди, Тайче… — раздался дрожащий голосок «Шустика». — Ты очень нужен нам, Тайче… Я решил не вступать с дискуссии с нежитью и только удобнее перехватил скребок, прижавшись к тёплому боку Юлия. Присутствие тёплого, живого гмыха странным образом успокаивало. — Ну выйди же, Тайче, — продолжал нежить, добавив в голос слёз. — Я думал, ты смелый, а ты трус… ты меня не спас… И их ты тоже не спас… — Тайче, выйди, — добавился другой детский голосок. — Выйди, ты нам нужен… — ещё один. — Ты не спас нас, но можешь спасти других… — и ещё. — Выходи… — Выходи… — Выходи… А потом в деревянную стену денника стали стучать, скрести её, скулить… Мне хотелось закричать от ужаса и заткнуть уши. Там же дети… дети… Да что же в этом грёбаном городе происходит? И тут моя рука поднялась и сама врезала мне по щеке. Да так, что перед глазами замелькали разноцветные звёздочки. «Кири, не смей! — заорал Майтели. — Не смей раскисать! Не сдавайся! Это не дети, это нежить! Они на всё готовы, чтобы выманить тебя! Не смей!» Меня словно холодной водой обдало. «Уфф… никогда не думал, что скажу это, лилия бешеная, но спасибо». «Оборону держи», — высказался Майтели и замолчал. Совет был кстати. Потому как нежити перешли к более активным действиям. Сейчас в стенки денника не просто скреблись. Такое чувство, что их выламывали… Или прогрызали… Особенно досталось несчастной двери. Лопата скрипела, тряслась, но пока держалась. Вот именно, что пока… Неожиданно в одной из стенок образовалась дыра, а затем такая же дыра с обгрызенными краями появилась в двери. В обе дыры одновременно полезли «Шустик» и ещё один пацан, выглядевший примерно так же, как и он — страшно бледный, покрытый зеленоватыми трупными пятнами, с чёрными нечеловеческими глазами и набором острейших клыков. Но я узнал в нём одного из мальчишек, бывших с Шустиком у ворот в день моего приезда. Бля-я… Я швырнул горсть соли в лицо «Шустика», тот истошно взвыл и отпрянул, но в дверной проём полезла очередная жуткая физиономия, а второй нежить почти влез в денник. Почти. Он уже ступил на пол, но попал на рассыпанную соль, взвыл не менее жутко, его нога начала дымиться, издавая отвратительный смрад, нежить отпрыгнул и исчез в дыре. Ещё три попытки нежити пролезть в денник успехом не увенчались, тем более, что в дело вступил Юлий, ловко отправлявший нападавших ударами копыт за пределы занятой нами территории. После нескольких неудач в коридоре наступила тишина. — Ушли, что ли? — спросил я. — Вряд ли, — меланхолично ответил Юлий. «Не думаю, ночь ещё не кончилась, — заявил Майтели, — но вы с копытным на удивление хорошо справляетесь». Юлий, не слышавший этой фразы, почесался об столб, подпиравший стенку денника, а потом фыркнул и затряс головой, сбрасывая с глаз чёлку. — Кири! — неожиданно крикнул он. — Вверх! Посмотри вверх! Я взглянул… и похолодел. Нежить оказалась не такой уж и тупой, они прекрасно поняли, что преодолеть границу денника, посыпанную солью, им не удастся, так что оставался один только путь — сверху. И сейчас по потолочной балке карабкался «Шустик», цепляясь за неё длинными выпущенными когтями. Он явно хотел прыгнуть в денник сверху… И, что самое поганое, «Шустик» был не один. Судя по царапанью и шорохам, остальные целеустремлённо лезли вслед за ним, а сколько нежитей он призвал себе на подмогу, я даже приблизительно не представлял. Положение становилось аховым. От одного-двух мы отобьёмся легко, но если в денник продолжат прыгать остальные, то банально массой задавят. От полноты чувств я задрал голову, разглядывая карабкающегося по потолку «Шустика», и выматерился. Смачно и от души. «Отдай мне контроль, — прошептал Майтели. — Я попробую их сжечь». «Вместе с сараем, животными и гмыхарем? — ответил я. — Ты же сам говорил, что не гарантируешь результат». «А ты помереть хочешь от зубов этих тварей? — не выдержал Майтели. — Дай мне их сжечь!» «Нет, и это не обсуждается, — отрезал я. — Отобьёмся!» «Фиалка придурошная!» — рявкнул Майтели, и я почувствовал, как моя правая рука начала подниматься сама по себе. Ага, один раз получилось, так решил, что тебе всё можно? Нет уж! «Прекрати немедленно, лилия бешеная! — рыкнул я. — Не смей!» «Ты не понимаешь! Они разорвут тебя! — с отчаянием в голосе воскликнул Майтели. — Я не хочу умирать… снова…» «А я так горю желанием, — отрезал я. — Просто хлебом не корми — дай помереть пару раз после завтрака и ещё разок до ужина! Май, включи голову! Похоже, что они стараются не причинить мне вреда, просто утащить с собой!» «Хрен редьки не слаще, — наставительно произнёс Майтели, не иначе выловив эту поговорку из моей личной памяти, а потом заорал, — Кири, прыгает, прыгает!» И точно, «Шустик», явно всё рассчитав, прыгнул в денник, прямо на меня. Я взмахнул верным скребком, нежить снесло к противоположной стенке, он приземлился на горку соли и завыл так, словно его жгло огнём. Впрочем, может, так оно и было? К моему удивлению, остальные нежити, уже зависшие на потолке над денником, стали пятиться назад и вскоре исчезли из виду. Неужели решили оставить нас в покое? Но тут до меня донёсся далёкий слабый петушиный крик, и я понял, в чём дело. Рассвет. Солнце. Нежить боится солнечного света. «Шустик» у стены зашевелился и протяжно заскулил, а потом с неожиданным проворством утёк в проделанную нежитью дыру и… куда он делся, я так и не понял. Если честно, ноги не держали. Ну да, Хома Брут пережил первую ночь. Посмеялся бы, но что-то не смешно. Меня затрясло, и я опустился на охапку соломы. Юлий, прижавшись мордой, сочувственно фыркнул мне в плечо. Так мы изображали некоторое время скульптурную группу «Выйду ночью в поле с конём…», то есть, безусловно, с гмыхом. Кстати, после исчезновения нежити остальные гмыхи словно отмерли — начали фыркать, топать и издавать разнообразные звуки, так что и гмыхарь пришёл в себя очень скоро и начал заниматься своими прямыми обязанностями. Правда, когда он узрел разгромленный денник Юлия, глаза у него стали квадратными, а челюсть отвисла. — Слушай, Тайче, — выдавил гмыхарь, — а что здесь было-то? — Гости приходили, — ответил я невозмутимо. Эмоций как-то не осталось. — Думаю, ты в курсе, что это за гости. Гмыхарь быстренько закрыл рот, потом открыл, хотел что-то сказать, но только головой покачал. А я потрепал Юлия по морде и сказал: — Мне нужно отдохнуть. Я на ногах не держусь. Юлий понятливо фыркнул, а я, мрачно взглянув на гмыхаря, который отчего-то заюлил и стал обещать сделать всё в лучшем виде, отправился на постоялый двор. Госпожа Маргелита, узрев меня, всплеснула руками, но меня уже не тронуло это проявление эмоций. — Мне нужно поесть, помыться и поспать, госпожа Маргелита, — тихо сказал я. — а вот когда я проснусь… думаю, нам стоит поговорить. Госпожа Маргелита молча кивнула, но я не стал задерживаться. Странно, мне почти не было страшно, когда мы отбивались от нежити, но когда всё закончилось, подкатил ужас осознания. Зачем я был нужен им? Или… Они действовали по приказу? По чьему приказу? И… и неужели Шустик и другие мальчишки, которых я видел у ворот, погибли? Или это просто нежить, принявшая их облик, а сами дети живы? Но где они тогда и что с ними случилось? И наконец — неужели во всём случившемся есть доля моей вины? «Нет! — яростно вскрикнул Майтели. — Даже думать так не смей! Уж кто-кто, а ты в этом точно не виноват!» «Ладно, Май… — отозвался я, страх неожиданно отступил, накатила апатия. — Мне бы поспать…» Я поднялся наверх, заставил себя вымыться, съел несколько ложек из появившегося на моём столе в комнате завтрака и рухнул в постель. Вырубился я практически сразу, как ни банально это звучит, не успев коснуться головой подушки. Когда я проснулся, за окном вместо раннего утра был ясный солнечный день. Голова варила гораздо лучше, пережитое помнилось почти с фотографической точностью, и главный вопрос, который тут же начал меня терзать, был один — что делать? Никакого желания проводить ночь в сарае для гмыхов у меня больше не было. Тем более, что нежити, точнее, их неведомый кукловод, мог и что-нибудь более глобальное приготовить. А появления местного аналога Вия я дожидаться был не намерен. Но что делать? Идти в порт и проситься на судно к капитану Гонзе? В целом мысль была вполне логичная — если нежить боится соли, то и солёная вода её наверняка отпугивает. Это, кстати, и объясняет, почему бравые морячки шатаются по местным тавернам и трактирам практически без потерь. После долгого плавания они наверняка пахнут морем и солью, следовательно, не представляют интереса для нежити. Но меня отчего-то при мысли о том, что придётся о чём-то ещё просить капитана Гонзу, начинало ломать и корёжить. Дверь скрипнула, и вошла госпожа Маргелита с подносом, от которого пахло так, что у меня потекли слюнки, и заурчало в животе. — Поешь, Кири, — вздохнула женщина. — Я попозже зайду, за посудой. Как бы мне ни хотелось начать расспросы прямо сейчас, я решил для начала подкрепиться и, когда госпожа Маргелита вышла, отдал должное позднему обеду. Хм… плохим аппетитом я никогда не мучился, но сейчас просто смёл всё до последней крошки. Нервное, наверно. Госпожа Маргелита появилась, когда я уже закончил с едой и допивал вкусный ягодный напиток. — Спасибо, — поблагодарил я. — Необыкновенно вкусно. Но мне нужно поговорить с вами, госпожа. — Ты хочешь спросить, почему я отослала тебя к гмыхам? — спросила женщина, присев на краешек кровати и нервно теребя собственный передник. — Нет, я догадался, — ответил я. — Вы считаете, что гмыхи отпугивают нежить, не так ли? Если честно, то не очень-то это помогло. Хорошо хоть гмыхарь не пострадал. — Они бы не тронули его, — вздохнула госпожа Маргелита. — Они приходили за тобой. Я надеялась, что они не смогут даже войти в сарай. Зря надеялась, как выяснилось. — Нежити как-то усыпили гмыхов, — сказал я. — И гмыхаря тоже. Только Юлий смог остаться бодрствовать. — Видимо, — кивнула Маргелита. — это оттого что твой гмых — привязанный. У меня на этот счёт было другое мнение, но я предпочёл его не озвучивать и только кивнул. А потом спросил: — Что происходит в городе, госпожа? Мне до сих пор не приходилось сталкиваться с подобной… нежитью. Почему все молчат? Почему никто не пытается бороться с этим? Госпожа Маргелита вздохнула, опустила глаза, видимо, набираясь смелости, и сказала: — Я попробую рассказать тебе всё, что знаю. Но ты должен поклясться, Тайче, что не расскажешь о том, от кого получил эти сведения, никому и никогда. — Хорошо, — согласился я и принёс требуемую клятву. Выслушав меня, Маргелита кивнула, обошла комнату, что-то бормоча, выглянула в коридор, а потом заперла дверь изнутри. — Надеюсь, что так нас не подслушают, — сказала она дрожащим голосом. — Я ведь уже помогла тебе, и теперь поздно отступать. Но если хоть кто-то узнает о моём рассказе и эти сведения дойдут до… Впрочем, неважно. Важно другое — тогда моя жизнь не будет стоить и ломаной медяшки, Тайче. — Я… я понимаю, — вздохнул я. — Может, тогда и рисковать не стоит? Сам разберусь. Маргелита покачала головой: — Знаешь, ты прав, задавая свои вопросы. А мы… мы сдались слишком легко, пытаясь приспособиться к ужасной реальности. Я расскажу тебе всё, что знаю, и будь что будет. И женщина начала рассказывать. Как я понял, все неприятности начались год назад — именно тогда вступил в должность, фигурально выражаясь, новый Эшиё. Эшиё по имени Мангус Кимби. Кое-кто называл его Мангусом Третьим, потому что это был уже третий член семьи Кимби, выбранный Эшиё. Первым Мангусом Кимби был тот, о ком рассказывал Юлий. Вторым — его сын, а нынешний Мангус Кимби был уже внуком. Отец и дед нынешнего Эшиё правили мудро и справедливо, Тиш-Апран при них процветал, одна беда — Эшиё города оба были недолго, и это настораживало. Ну хорошо, если взять деда Мангуса, тот избран был уже немолодым и слабым здоровьем, но Мангус-сын был молод и крепок, мог находиться во главе Тиш-Апрана и семьдесят, и сто лет… Но Эшиё он пробыл всего двадцать лет, и умер в тридцативосьмилетнем возрасте. Причём не от ран, не от несчастного случая. Просто лёг спать и не проснулся. И лицо мёртвого Эшиё было на редкость спокойным и счастливым. В Тиш-Апране существовало поверье, о том, что Жанана рано забирает к себе тех мужей, кого особенно любит, а Мангус Второй был красив, мудр и обладал всеми достоинствами идеального правителя и просто хорошего человека. Так что никто его ранней смерти не удивился, посчитав, что Жанана забрала Эшиё раньше срока в свою подводную свиту. Собрался Совет, который совещался очень недолго. Сын умершего Эшиё Мангус Третий уже успел проявить себя, помогая отцу, так что вопроса насчёт кандидатуры следующего Эшиё не возникло. Так был избран нынешний Эшиё, Мангус Третий Кимби. — Надо тебе сказать, Тайче, — заметила Маргелита, — что не все горожане были согласны с решением Совета. Многие знали Мангуса Кимби как юношу властолюбивого, любящего жестокие забавы и частенько завлекающего в свою постель молоденьких юношей. Причём возраст этих юношей был таков, что будь они на год-два помоложе, то не миновать бы Мангусу наказания за совращение малолетних. Но Мангус умело придерживался границы, а если и не придерживался, то не попадался. И был ещё один неприятный момент. Эшиё всегда молились Морской Богине Жанане, и только ей. Но Мангус Третий всегда предпочитал Морской Богине Бога Йем-Тию. Йем-Тию считался богом Войны, Власти и Тайного Достижения Цели. Это могло стать препятствием к избранию Мангуса, но тот и храм Жананы не обходил вниманием, выполняя положенные обряды и принося жертвы. Так что Мангус был избран, обряд в Храме Жананы прошёл удачно, дух Жананы вселился в одну из жриц, и Мангус при свидетелях закрепил свой брак. А потом он надел белые одежды, сел в парусную лодку и отправился в море. Но стоило лодке скрыться за горизонтом, как небо потемнело, налетел ветер, а потом началась настоящая буря. Такого доселе не было: когда новоизбранный Эшиё отправлялся на свидание с Жананой, во все три дня небо было ясным, а море спокойным. И снова задумались те, кто сомневался, не значит ли это, что Морская Богиня недовольна своим избранником? Два дня бушевала буря, добрые жители Тиш-Апрана в тоске и страхе ожидали окончания трёхдневного срока, чтобы выйти в море и поискать тело Эшиё. Ибо буря была такая, что мало шансов было в ней уцелеть даже огромному многомачтовому кораблю, что уж говорить об утлой парусной лодке… Однако на третий день буря стихла, море стало ласковым и кротким, а к вечеру напряжённо ожидавшие в порту хоть каких-то новостей члены Совета услышали крик наблюдателя: — Парус! Смотрите, парус! Это возвращается Эшиё! Люди всплеснули руками, начали возбуждённо переговариваться, ведь уцелеть в такую бурю казалось немыслимым. Но когда лодка приблизилась, все убедились, что это действительно Магнус Третий — целый и невредимый, но в лодке он был не один. С ним был бледный незнакомец в чёрных одеждах, незнакомец с прекрасными фиалковыми глазами и чёрными словно смоль волосами. — Я уладил все дела с моей женой и получил от неё положенный дар! — заявил новый Эшиё, погладив рукой нечто, надетое на шею и скрытое под одеждой. — Радуйтесь, добрые горожане, Тиш-Апран будет процветать так же, как и при моих отце и деде! Многие радостно закричали, ведь Эшиё вернулся, и это было настоящим чудом, но некоторые спросили у него, что это за человек с ним в лодке. — Я спас его в открытом море, — заявил Эшиё, — и убедился в его уме и полезности. Отныне этот маг будет моим личным Советником. Члены Совета переглянулись — им это не слишком понравилось. Но Эшиё был уже избран, законодательству Тиш-Апрана эта идея нового градоначальника не противоречила, и всем пришлось согласиться. В первые несколько месяцев, казалось, не изменилось ничего. Море было обильным, торговля — прибыльной, порт процветающим, решения Эшиё — мудрыми и справедливыми. Новый Эшиё стал популярен, он появлялся везде — в порту, на рынках, в рыбачьих посёлках и на мануфактурах купцов, на верфях и биржах… Мангуса зауважали, его решениям подчинялись… Для простого народа не изменилось практически ничего, и только Совет не сразу понял, что Эшиё выстроил новую вертикаль власти, в котором членам Совета уже не было места. Городом стали управлять двое — Эшиё и его Советник. Но всё бы ничего, если бы в Тиш-Апране не стали пропадать люди. Нет, это были не горожане и не уважаемые, богатые гости. Пришлые бедняки, искавшие найма, нищие и бродяги, чья судьба была безразлична всем, кроме пары приятелей — таких же бродяг и нищих. Сначала никто не обращал на это внимания, но когда стали пропадать уже городские бедняки и калеки, Совет поднял голову и потребовал расследования. Расследование было проведено, во всём обвинили шайку неких криминальных элементов, которых быстро переловили и показательно казнили. И некоторое время в городе было тихо. Но потом произошли несчастные случаи со смертельным исходом сразу с тремя членами Совета — по странному совпадению именно они больше других возмущались узурпацией власти Мангусом и громче всех требовали расследования. А потом началось самое страшное…