Лилия долин

Плавание продолжалось уже третьи сутки и было на удивление спокойным. Стояла приятная солнечная погода, дул попутный ветер, никаких тебе дождей и штормов, никаких треволнений. Может быть, кто и заскучал бы, но только не я. Честно говоря, мне нужно было прийти в себя — слишком насыщенными были дни, проведённые мной в Тиш-Апране. Так что я просто отдыхал, наслаждался жизнью, беседовал то с Майтели, то с Юлием и обдумывал своё будущее. А ещё много общался с попутчиками — будущими студентами. Точнее, общался я в основном с Альто, Нарим, хоть и находился обычно поблизости, предпочитал сидеть в кресле на верхней палубе в обществе какого-нибудь толстенного рукописного тома, переплетённого в тёмную кожу, и бутылки хорошего вина. У него в багаже был неиссякаемый, казалось, запас таких бутылок с самым дорогим вином, в том числе и с виноградников семьи Альто. Впрочем, парень алкоголиком не был, скорее понтовался, один бокал он мог пить по глоточку несколько часов. Но вот на моё общение с Альто он поглядывал не слишком одобрительно. Но Альто на это внимания не обращал, а мне было плевать на снобизм юного представителя знатной семьи. Детей мне с ним точно не крестить, а остальное переживу. А вот у капитана и матросов было ко мне совершенно другое отношение. Матросы относились ко мне со скрытым восхищением, все они верили в Жанану (в принципе, попробуй тут не поверь, когда Богиня выпрыгивает на дельфине из моря и начинает разборки с их собственным капитаном), и в их глазах я был человеком, отмеченным её милостью, а стало быть, приносящим морскую удачу. И этого было вполне достаточно для уважения и восхищения. Что же касается капитана, то его явление Морской Богини напугало до колик в животе, и он был готов на всё, лишь бы я остался довольным плаванием. Поэтому постель у меня всякий день была чистой, еда вкусной, и на любые мои вопросы капитан был готов ответить самолично. Между прочим, мне даже было позволено ненадолго выводить Юлия на палубу с тем условием, что плоды его жизнедеятельности я буду убирать самолично. Понятное дело, что никаких следов не было, Юлий был не дурак, терять возможность дышать свежим морским воздухом не хотел, и все только удивлялись понятливости гмыха. К тому же в предыдущие два вечера я рассказывал собравшимся на палубе морякам сказания о Синдбаде, которые для них были ещё в новинку. Спел я и несколько песен, в том числе и «Ленту в волосах», которую матросы быстро заучили на память и теперь частенько пели во время ежедневной работы. В общем, всё складывалось неплохо… но что-то царапало. Какая-то неправильность, нет, даже не неправильность… я не мог сформулировать это чувство, но меня это сильно беспокоило. Майтели, кстати, пребывал в эйфории от того, что цель нашего путешествия была так близка, он рассказывал мне о прекрасных городах Манолики, в которых живут мудрые и справедливые маги, творящие добро, и о том, как рада будет мне его матушка, и как она меня вознаградит. Я лишь вздыхал в ответ, потому как уже успел убедиться, что здешний мир не особо мудр и не так уж справедлив. Хотелось бы верить, что на Манолике всё не так, но я слишком хорошо помнил одну простую истину — хорошо там, где нас нет. День клонился к вечеру, на палубе стали собираться свободные от вахт морячки, выжидательно поглядывая на меня. Понятно, хотели продолжения моих рассказов… напрямую меня просить они не осмеливались, но я же понимаю… Я спустился в каюту за траккой, решив немного разнообразить репертуар матросов, а то как-то «Лента в волосах» мне уже начала приедаться. Нет, песня хорошая, но если её прослушать больше пятидесяти раз… Увидев меня с траккой в руках, матросы радостно загудели, пришёл и капитан Гонза — ему тоже нравились мои истории, Альто смотрел на меня с детским ожиданием чуда в глазах, и только Нарим оставался внешне безучастным, хотя и он с палубы уходить не собирался. У меня же преобладало меланхоличное настроение, и я решил рассказать моим слушателям не очередную историю про Синдбада, а нечто другое… — В одном мире за тысячу миров от этого тоже было море… Но правила им не Морская Богиня, а Морской царь… — начал я, и тронул струны тракки. Слушатели замерли, боясь пропустить хоть слово, а я продолжил: — В открытом море вода такая синяя, как васильки, и прозрачная, как чистое стекло, — но зато и глубоко там! Так глубоко, что ни один якорь не достанет до дна, а чтобы измерить эту глубину — пришлось бы громоздить на дно моря невесть сколько колоколен, вот там-то и живут русалки. Не подумайте, что там, на дне, один голый белый песок; нет, там растут невиданные деревья и цветы с такими гибкими стеблями и листьями, что они шевелятся, как живые, при малейшем движении воды. Между ветвями шныряют маленькие и большие рыбки, точь-в-точь как у нас здесь птицы. В самом глубоком месте стоит коралловый дворец Морского царя с высокими остроконечными окнами из чистейшего янтаря и с крышей из раковин, которые то открываются, то закрываются, смотря по тому, прилив или отлив; выходит очень красиво, так как в середине каждой раковины лежит по жемчужине такой красоты, что каждая из них украсила бы корону любой королевы. Морской царь давным-давно овдовел, и хозяйством у него заправляла его старуха мать — женщина умная, но очень гордая своим родом; она носила на хвосте целую дюжину устриц, тогда как вельможи имели право носить всего-навсего шесть. Вообще же она была особа достойная, особенно потому, что очень любила своих маленьких внучек. Все шесть принцесс были прехорошенькими русалочками, но лучше всех была самая младшая, нежная и прозрачная, как лепесток розы, с глубокими, синими, как море, глазами. Но и у нее, как у других русалок, не было ножек, а только рыбий хвост… Сказка зашла. Меня всегда слушали внимательно, но сейчас моряки просто ловили каждое моё слово. История маленькой морской принцессы, которая ради своей любви отдала свой прекрасный голос и согласилась терпеть боль, лишь бы быть рядом со своим возлюбленным, очень сильно их тронула. Моряки от всей души сочувствовали бедной Русалочке, и когда она, в конце концов, стала морской пеной, были очень расстроены. — Скажи, Тайче, — сердито поинтересовался боцман, — неужели этот принц не мог полюбить её и жениться, чтобы всем было хорошо, и все были счастливы? — Ответь мне, почтенный, — отозвался я, — а много ты знаешь принцев и иных знатных юношей, которые женились бы на неизвестных девушках без роду и племени, да к тому же ещё и немых? Увы, любовь Русалочки была обречена с самого начала, и она понимала это. — Но если понимала, — вмешался один из моряков, — зачем пошла на такие лишения? — Потому что истинная любовь такова, что заставляет нас пройти через многое… даже без надежды на взаимность, — ответил я, краем глаза отметив, что при последних моих словах Нарим резко встал и ушёл с палубы. — Однако, — продолжил я, — вижу, рассказ мой расстроил вас, уважаемые. Послушайте же песню, которая поможет вам развеяться… — Нет, — возразил боцман, — твой рассказ хорош, хоть и навевает грусть. И он из тех рассказов, что стоит помнить. Остальные моряки дружно закивали, но тут боцман хитро улыбнулся — так, что у глаз его собрались морщины, и продолжал: — Однако, если есть у тебя песня, способная развеселить сердца — то стоит послушать и её. — Это песня о моряках, — сказал я. — О тех, кто всю жизнь скитается от порта к порту, и для которых море — истинный дом. — Хорошо сказано, — заметил боцман, — надеюсь, что твоя песня, Тайче, так же хороша, как и эти слова. — А вы послушайте — тогда и решите, — хмыкнул я и привычно тронул струны тракки: — По зелёной глади моря, По равнине океана Корабли и капитаны, Покорив простор широт, Мира даль деля на мили Жизни даль деля на вахты, Держат курс согласно фрахта В порт, в порт. Море, море — мир бездонный, Пенный шелест волн прибрежных Над тобой встают как зори Нашей юности надежды. Моряку даны с рожденья Две любви — земля и море, Он без них прожить не может, Ими счастлив он и горд, Две любви: к земле и морю В нём живут неразделимо, А граница между ними — Порт, порт. Море, море — мир бездонный, Пенный шелест волн прибрежных. Над тобой встают как зори Нашей юности надежды*. Песня была с моей точки зрения, простенькой, но красивой, романтичной и легко запоминающейся. И мой выбор оправдал себя. Окончание песни утонуло в одобрительном свисте и хлопках по коленям. — Вот же дано человеку! — восхитился один из матросиков. — Так красиво о море спеть! Спасибо тебе, Тайче! — Да-да, — поддержал матросика сидевший рядом приятель, — спой ещё разок, Тайче! А мы постараемся её заучить — этак легко слова ложатся! Ну, я и спел ещё разок… А потом ещё разок — уже вместе со всей командой. Уж не знаю, имеются ли в здешних морях русалки — моряки ничего такого не рассказывали, хотя и моей сказке о существах с телом человека и рыбьим хвостом не сильно удивились — но любая вменяемая русалка от дружного рёва почти четырёх десятков лужёных глоток разной степени прокуренности удирала бы со всех плавников… Но самим морякам их хоровое пение явно понравилось и они много раз отблагодарили меня от души. Словесно, конечно, ибо карманы доблестных мореходов после пребывания в портовых кабаках и борделях были пусты. Так что к себе в каюту я возвращался в хорошем настроении, радуясь тому, что Манолика приближалась, а никакой фатальной пакости не произошло до сих пор. Я уже начал лелеять робкую надежду, что так будет и впредь… Надежда — она такая, умирает последней. Но как только я оказался в каюте, я понял, что эта надежда была напрасной. Прямо на моей койке без всякого стеснения сидел Нарим. И его оценивающий взгляд мне очень даже не понравился. Странно, а ведь поначалу он мне показался вполне вменяемым парнем… — Нарим, ты каюту перепутал? — спросил я как можно более спокойным тоном. — Или решил со мной поменяться? Так я не согласен, сразу говорю. — Ничего я не перепутал, Тайче, — холодно улыбнулся Нарим. — Просто твоя сказка была такой интересной, что мне захотелось любви. — А я здесь при чём? — невозмутимо спросил я. — С любовью — это точно не ко мне, ты мне не настолько нравишься, чтобы я с тобой решил любовью заняться. Или это тебе вино так в голову ударило? Ступай, проспись. Я и в самом деле недоумевал. Конечно, парень из самых мажористых мажоров, это было заметно с первого взгляда, но до сих пор он умудрялся держать себя в руках и вёл себя совершенно нормально. К тому же он ведь был свидетелем чудесного явления Жананы и должен понимать, что я нахожусь под покровительством этой богини. С чего вдруг эти странные взгляды и нескромные предложения? — Кто говорит о любви? — прошипел Нарим, я убедился в том, что парень действительно пьян. — Ты ведь Тайче, а значит, не невинен, и знаешь толк в занятиях любовью. К тому же я хорошо тебе заплачу, так что хватит ломаться! С этими словами Нарим вытащил на свет божий толстый мешочек с завязками и высыпал из него довольно-таки внушительную горку местных золотых монет — весьма тяжёлых и полновесных. — Ты держал в руках когда-нибудь столько золота, Тайче? — ехидно спросил Нарим. — Будешь ласковым со мной — всё это будет твоим. Всё. Я молча смотрел на него. Честное слово, обидно, когда человек с первого взгляда кажется вполне нормальным, не без закидонов, конечно, но нормальным. И вдруг невесть откуда вылезает такая мразь… — От счастья онемел, Тайче? — ехидно спросил Нарим. — Понимаю. Можешь начать с минета. Я злобно улыбнулся и врезал по наглой ухмыляющейся физиономии. Да так, что из разбитого рта Нарима потекла тонкая кровавая струйка. — Сдурел? — вскинулся этот экземпляр. — Да я тебя… "Да меня" у него не получилось. Чисто физически я был ловчее и увёртливее, да и кое-какие ухватки помнил ещё из прошлой жизни. А когда Нарим попытался применить заклинание — просто и незатейливо оглушил его простенькой ответкой из арсенала Майтели. На более сильного мага это не подействовало бы, точнее, он успел бы его отбить, но Нарим если и был магом, то необученным, так что послушно грохнулся на пол. «Неплохо, — меланхолично заявил Майтели. — Молодец, Кири». «С чего вдруг его понесло половую жизнь за мой счёт налаживать? — удивился я. — Несколько дней до Манолики потерпеть не мог? Вот уж не верю, что там нет соответствующих заведений со сговорчивыми обитателями, готовыми за небольшую денежку помочь любому жаждущему-страждущему». Майтели хихикнул. «Есть, конечно, — заявил он. — Раз есть спрос — будет и предложение. А насчёт этого парня… Ты беспокоишься, не под заклятием ли он?» «Примерно так, — согласился я. — Ты ничего не видишь?» «Ничего, — отозвался Майтели. — Это просто избалованный щенок, привыкший ни в чём не знать отказа. Его, конечно, воспитывали и школили, и с равными манеры его безупречны. Возможно, он и сдержался бы, Кири, веди ты себя по-другому. Тайче сейчас немного, и знатные судят о них в основном по слухам. А самый стойкий слух — это их вольное поведение и свободный выбор партнёров… Во многом это справедливо, но ведь все люди ведут себя по-разному, в том числе и Тайче. Он же не понимает тебя. Ты едешь не палубным пассажиром, а в каюте, как состоятельный человек, свободно общаешься с матросами, но ни с кем не заигрываешь… и тебя все уважают. А ещё ты очень симпатичный, но никто на тебя не посягает». «Ну и что тут необычного?» — удивился я. «Да всё! — отрезал Майтели. — И это не считая того, что за тебя вступилась сама Морская Богиня. Ты — загадка для него… А ничего загадочного люди, подобные Нариму, не выносят… Им хочется такую загадку растоптать, унизить… а потом небрежно упоминать в беседах: «Тайче Кири? Такая же шлюха, как и все они, дело только в цене. Он мне за двадцать золотых сосал — не отказался». «Гадость какая… — вздохнул я. — А ты, у нас, оказывается, психолог…» «Пси… кто?» — удивился Майтели. «Неважно, потом… Давай-ка этого красавца в его каюту оттащим. Напомни мне заклинание…» «Давай я сам, — вызвался Майтели. — А то ты расстроен…» Я пожал плечами и отдал Маю контроль над телом. Тут же бессознательная тушка Нарима взмыла в воздух и поплыла в направлении его каюты. И тут я понял, почему Май с такой готовностью вызвался помочь мне — он с превеликим удовольствием пересчитал все углы головой и иными частями тела Нарима, а углов по пути попалось немало. Кошелёк Нарима плыл следом за его телом, а когда мы дошли до каюты Нарима и Альто, дверь открылась сама собой. Кстати, их двухместная каюта оказалась куда просторнее и роскошнее моей, но тут уж я был не в претензии. Лучше уж моя каморка, чем делить каюту с таким мерзавцем, как Нарим. Альто при моём фееричном появлении вскочил с постели и уставился на плывущее по воздуху тело соседа по каюте большими круглыми глазами: — Эт-то что? — выдавил он, когда Май без особой нежности отправил тушку Нарима в полёт на пол, а следом на стол брякнулся кошелёк. После этого Майтели вернул мне контроль над телом. — Твой приятель меня кое с кем перепутал, — процедил я. — Пересчитай его деньги и убедись, что они на месте, а то с этого придурка станется обвинить меня в краже! — Он — что? — сделал большие глаза Альто. — Он хотел… — Сам догадаешься, чего он хотел! — разозлился я окончательно. — Когда твой приятель очнётся, попробуй ему объяснить, что я не шлюха и в любую доступную позу становиться по щелчку его пальцев не обязан! А если ещё раз попробует подкатить ко мне с деньгами — засуну их ему туда, где им самое место! — Прости… — пробормотал Альто. — Нарим привык получать всё, что пожелает… Но я не думал, что у него хватит наглости ссориться с тем, кому покровительствует сама Морская Богиня. Я… я попробую вправить ему мозги… Но за результат не ручаюсь. Нарим никого не привык слушаться. — Ладно, — вздохнул я остывая. — Ты передо мной ни в чём не виноват, прости, что сорвался. И ты не обязан перевоспитывать взрослого человека. Но просто объясни ему, чтобы больше ко мне не лез, — он может серьёзно нарваться. Очень серьёзно. — Я объясню, — пообещал Альто. — Извини. Я не думал, что дойдёт до такого. Я кивнул и вышел из каюты Альто и Нарима, отправившись к себе. Настроение испортилось, и когда я лёг, сон упорно никак не желал приходить. «Да не злись ты на этого придурка, — прошептал Майтели. — Отобьёмся, если что. Было бы из-за чего переживать». «С чего вдруг такое миролюбие? — удивился я. — На Данунаха ты, помнится, рычал…» «Данунах — бог, — ответил Майтели, — с ним, если что, бодаться сложнее. А тут просто глупый мальчишка, возомнивший, что ему всё дозволено. Гадёныш, конечно, но на Манолике ему нелегко придётся, если он не прекратит». «Ага, я и забыл, что у тебя на Манолике свяяяязи…» — ехидно протянул я. «На Манолике у меня, прежде всего, будет собственное тело, — мечтательно произнёс Майтели. — Вот тогда и поговорим… И вообще, засыпай уже… Я тебе присниться хочу…» Я ещё немного поворчал мысленно, но всё-таки заснул. Майтели мне действительно приснился, как и обещал, мы с ним пили вино и болтали о каких-то пустяках. Не хотелось мне во сне забивать голову чем-то серьёзным, а Май… Он умеет быть милым, когда хочет. Утро встретило меня ясной погодой, дружной песней команды… и недовольной физиономией Нарима, красиво подсвеченной фиолетовым фонарём под глазом. А уж синяк на щеке и распухшая губа органично дополняли светлый образ из серии «А где был я вчера — не пойму, хоть убей…»** На меня он старался не смотреть, уселся на своё привычное место на верхней палубе и уткнулся в книгу. Альто со мной поздоровался, но в дальнейшие разговоры вступать не стал. Ага, похоже, с приятелем из-за меня он ссориться не собирался, ну и фиг с ним. Главное, чтобы пакостей мне строить не начал, а в остальном — переживу. Я же после завтрака отправился в трюм, надо было обиходить Юлия, да и вывести на палубу его не мешало бы, тяжело бедняге стоять целый день в трюме одному, точнее, в компании гмыхов Нарима и Альто. Само собой, породистых до невозможности. Гмых Нарима был белоснежным (кто бы сомневался), а у Альто — красивого шоколадно-серебристого цвета. Кстати, в отличие от меня, за своими питомцами они не ухаживали — к ним был приставлен специальный слуга, который и чистил за ними, и корм задавал, и гривы с хвостами чесал, и массаж им делал… В общем, красиво жить не запретишь. Звали слугу Луто, и был совсем молоденький — лет семнадцати на вид, и откровенно невзрачный. Тощий, малорослый, с коротким ёжиком невнятно-белёсых волос и серыми глазами. В трюме он толкался постоянно, что меня злило до невозможности, потому как я не мог с Юлием и словом перекинуться. Оставалось только шептать ему в ухо последние новости да подкармливать хлебом с солью, фруктами и сладкими пирожками, которые я утаивал на завтраке, обеде и ужине. Правда, местный кок — мужик угрюмый и неразговорчивый, но готовящий отменно, как-то это просёк, и видя, что я направляюсь в трюм, стал подсовывать мне куски лепёшки и сколки сахара. Почему сколки? Потому что в этом мире не было привычного мне сахара-рафинада в кубиках, а были огромные слитки округлой или конической формы, от которых откалывали кусочки по мере надобности. Было такое когда-то и в моём мире, похожие куски именовались «сахарными головами», но потом они исчезли из обихода. Так вот, я отправился в трюм, хорошенько вычистил стойло Юлия, потом его самого, расчесал гриву, угостил лепёшками и сахаром от кока… и ничегошеньки не смог рассказать о событиях прошлой ночи, поскольку чёртов Луто маячил поблизости, не давая пообщаться с гмыхом даже шёпотом. Луто же продолжал вертеться поблизости и бросать на меня странные взгляды, от которых мне становилось не по себе. Я попробовал с ним заговорить, но паренёк просто отвернулся и что-то пробурчал себе под нос. Но никуда не ушёл, делая занятой вид, вытащил откуда-то нарядно отделанное седло и стал полировать тряпочкой украшавшие его металлические бляшки, время от времени бросая на меня странные взгляды. Кстати, выглядел Луто неважно — под глазами синяки от недосыпа, и походка… странноватая. «Он мне не нравится, — отчётливо произнёс Майтели. — Что-то задумал». «И что он мне может сделать? — хмыкнул я. — Разве что Юлию навредить попробует. Но тогда мне его даже жаль». «Не знаю, — напряжённо отозвался Майтели. — Только вот такие серые да неприметные — самые опасные…» Я никак не отреагировал на невесть где почёрпнутую Майтели житейскую мудрость, решив вывести Юлия на палубу. Гмых радостно зафыркал и послушно потопал вслед за мной из трюма. Моряки, уже успевшие переделать утреннюю часть дел, встретили появление гмыха с энтузиазмом — всё какое-то развлечение. Юлий ожиданий не подвёл — горделиво прошёлся по палубе, фыркая и раздувая ноздри, принял предложенную юнгой лепёшку и замер у борта, красуясь. Желающие почесать языками тут же прицепились ко мне: — Скажи, Тайче, а чего у тебя гмых такой важный, словно в Городском Совете заседает? — А может, он у тебя ещё и грамотный? А то вид у него прямо как у профессора, только что очков не хватает! — Тайче, а кто из вас на Манолике учиться будет? Ты или он? — Может, он ещё и на тракке сыграет? И каждый такой вопрос сопровождался громовым хохотом. Мы с Юлием на это реагировали спокойно — пусть люди развлекаются, они же не со зла. А потом мне пришла мысль подшутить уже над матросиками. — Читать не читать, — ответил я на очередную подначку, — а вот посчитать сможет. Правда, только до десяти. Не обессудьте — он всё-таки гмых, а не университетский профессор. — Складно врёшь! — выкрикнул мне в ответ боцман. — Я вру? — усмехнулся я. — Проверим? Юнга тут же притащил с камбуза десять плодов курумпы — что-то среднее между яблоком и земляникой — и выложил перед Юлием пять. — Ну-ка, — хмыкнул боцман, — пусть посчитает. — Считай, Юлий, — разрешил я. Юлий сердито фыркнул и передним копытом стукнул по палубе ровно пять раз. Моряки впечатлились. — Да ну, — выдал боцман, — это просто совпадение! Я пожал плечами и положил ещё три плода. — Юлий, сколько теперь плодов? Понятное дело, гмых отсчитал ровно восемь. Поражённые матросы засвистели от восторга, но боцман решил проверить Юлия ещё раз, однако тут появился капитан Гонза, и у команды резко образовались срочные дела. Я провёл Юлия по палубе туда и обратно и уже хотел отвести его в трюм, но тут из трюма появился Луто… в изодранной одежде, с окровавленным лицом и беспомощно повисшей правой рукой. — Капитан Гонза! — отчаянно закричал он. — Я требую справедливости! Меня изнасиловали! — Что? — удивился капитан, но тут же громко рявкнул: — Эй, ублюдки, кто на малого позарился? Запорю! — Это не они… — жалобно простонал Луто. — Это он… И показал на меня, зараза мелкая… *Юрий Антонов **Строчка из песни Владимира Высоцкого.