Лилия долин

И тут тропинка вильнула ещё раз, выходя на поляну, и я услышал голоса… Один из голосов показался мне знакомым, и я прислушался. Да, это был Белый Полярный Лис. Значит… Значит, с ним всё в порядке. Отчего же он тогда до сих пор не навестил меня? Что случилось? И с кем он разговаривает? Или это просто сон, навеянный чарами старого шамана Хонхо? Но мне вдруг стало нестерпимо любопытно узнать, о чём и с кем разговаривает Лис, хотя я и не имею привычки подслушивать чужие разговоры. Но я быстренько убедил себя, что это сон, а раз сон, значит можно. И стал осторожно двигаться вперёд, стараясь держаться так, чтобы разговаривающие меня не заметили. Мне это удалось, и некоторое время спустя моим глазам открылась прогалина, поросшая зелёным и серым мхом. В центре этой прогалины лежал огромный валун, формой напоминавший спящего льва. А рядом с этим валуном лежали два огромных пушистых зверя. Одним из них действительно был Лис. Вторым… тоже. Но выглядел второй ещё толще, роскошнее и пушистее. И, как ни странно, оба зверя общались между собой на вполне понятном мне языке. Именно это обстоятельство и убедило меня, что я точно вижу сон. — Мне удалось достучаться до Демиурга и прояснить его сознание, — пояснил «мой» Лис. — Теперь всё будет в порядке. — То есть его болезненная зацикленность на этом юном пришельце из другого мира исчезла? — с интересом спросил другой Лис. — Не совсем, — ответил «мой» Лис. — Но теперь он хотя бы воспринимает реальность адекватно и не считает Кири своей собственностью. — Но что послужило причиной столь горячей… эээ… привязанности? — поинтересовался его собеседник. — Как ни странно, его собственное заклятье, — небрежно ответил «мой» Лис. — Когда он притянул душу Кири из другого мира, он был не в том состоянии, чтобы хорошо контролировать себя. Вот и создал нечаянно крепкие узы, связав свою душу с душой Кири. А потом сам себя убедил, что это любовь. — Ну… возможно, тогда их действительно стоит свести? — предположил другой Лис. — И Демиург будет стабилен, и тебе меньше хлопот. В ответ на это «мой» Лис тявкнул и оскалился. — Ну-ну, не злись, — заявил его собеседник. — У тебя что, другие планы? — Вообще-то да, — ответил «мой» Лис. — Но дело даже не в этом. Кири не любит Майтели. И он не заслуживает того, чтобы его чувствами играли. — Но тогда и нам будет спокойнее, — наставительно сказал его собеседник. — В мальчике тоже чувствуется кровь Демиурга, правда, изрядно разбавленная. Но даже в таком виде Кири очень силён, правда, сам ещё не осознаёт этого. А в браке с сильным Демиургом он сможет раскрыться полностью. К тому же чувства вызвать не так уж сложно, ты же знаешь. — Знаю, — отрезал «мой» Лис, — но я категорически против подобного. Кири заслуживает честного отношения, а не наведённой любви. Тем более, что он уже знает, что это такое. И не случится ли катастрофы, если Кири раскроется и поймёт, что его судьбой в очередной раз сыграли, как краплёными картами? Вот тогда может случиться Катастрофа почище первой. Замучаемся с последствиями разгребаться, отец. Отец? Я был поражён. Вот уж не думал, что такие существа, как Полный Песец, живут семьями. С другой стороны — миров много, пиз… то есть неприятности приключаются регулярно, понятно, что одного пушистика на всех не хватит. Так что семейство Белых Полярных Лисов Особого Назначения наверняка весьма многочисленно. Между тем папочка Лиса кивнул и заметил: — Да, тут я склонен с тобой согласиться. Но ведь во всей этой истории у тебя наверняка есть свой интерес, не так ли, сынок? «Мой» Лис некоторое время помолчал, а затем тихо сказал: — Ты прав, отец. Есть. Я бы хотел отойти от дел Семьи и остаться в этом мире. Хотя бы на время. — На какое время? — спокойно спросил сына отец. — Не меньше ста лет, — спокойно ответил «мой» Лис. — А там — как пойдёт. — Да ты наглец! — рассмеялся его собеседник. — Но ведь это ещё не всё, не так ли? — Не всё, — согласился «мой» Лис. — Я бы хотел просить тебя даровать мне человеческий облик. Что-о-о-о?! Зачем?! — Что? Зачем? — поразился не меньше меня родоначальник всех Полных Песцов. Но потом он сообразил: — Всё дело в этом мальчишке, не так ли? Ты умудрился влюбиться в него? — Даже если и так, то что? — спокойно спросил «мой» Лис. — Я никогда не просил тебя ни о чём, так что эту мою просьбу ты должен исполнить. — Допустим, — недовольно отозвался его отец. — Но ты хоть представляешь, о чём просишь, глупец? Изменение тела принесёт тебе нестерпимую боль… — Пусть… — Эти сто лет ты проживёшь, как обычный смертный. Кое-какая магия у тебя останется, это так, но это будут жалкие крохи по сравнению с нынешним почти беспредельным могуществом! — Пусть… — упрямо ответил «мой» Лис. — Мальчишка может и не полюбить тебя, а стать прежним ты сможешь только через сто лет, не раньше! — продолжал обрисовывать неприятные перспективы старший из Лисов. — Не попробую — не узнаю! — отрезал «мой» Лис. — И вообще — лучше сделать и пожалеть, чем потом всю жизнь мучиться тем, что не сделал, когда мог. От этакой логики у Старшего Лиса аж глаза к носу съехали, но отговаривать настырное чадушко он не перестал. — Тебе будет очень больно, — сказал он. — Это почти смерть. — Пусть! — огрызнулся настырный отпрыск. — Я люблю этого человека! — А если твоя любовь будет не взаимной? — пошёл дальше по второму кругу старший Лис. — Всё равно, — ответил младший. — Моей любви и на двоих хватит. — Ладно, — сдался старший Лис. — Будь по-твоему. Будет тебе человеческий облик на сто лет. И даже способности оборачиваться не утратишь. Даже своему возлюбленному сможешь её передать… если он захочет… Ага. И будут у нас гулять по просторам этого мира два Полных Песца — белый и голубой… Ох, что-то я не о том думаю… Лис ведь и впрямь меня любит, если решился на такое. А я тут зубоскалю. К тому же, если он потеряет большую часть своей силы — то как быть с Майтели? Остаётся только надеяться на то, что мозги ему Лис вправил качественно… А на поляне старший Лис поднял морду к небу и завыл-затявкал — душевно так, с переливами. А тело моего Лиса стало стремительно меняться, словно невидимый скульптор взял только что слепленную из куска глины статуэтку и решил сделать из неё что-то другое. И это было больно. Очень больно. Лис сначала терпел, потом заскулил, потом его скулёж перешёл в тонкий вой, полный боли. Слышать его было невыносимо, я упал на колени и заткнул уши руками, но даже так я слышал, почти ощущал эту боль… Мне показалось, что это продолжалось целую вечность, и я не сразу сообразил, что вой прекратился. А когда понял, то сразу вскочил на ноги и взглянул на поляну. Старший из Лисов явно утомился и теперь лежал вытянувшись и положив голову на лапы. А вот рядом с ним я увидел молодого загорелого парня с яркими голубыми глазами и волосами белоснежными, словно песцовый мех, в котором запутались первые снежинки ранней зимы. Ох, каким же красавцем стал «мой» Лис! Прямо сам себе завидую! Старший лис приоткрыл один глаз и покосился на сына со словами: — Ну что, неугомонный? Добился своего? Иди, он ждёт тебя. Давно ждёт… После этих слов старшего Лиса в глазах у меня всё стало расплываться, а потом и вовсе превратилось в мешанину цветных пятен. А потом я почувствовал, как кто-то трясёт меня за плечо. — Вставай, Тайче, вставай! Пора просыпаться! Я открыл глаза и с трудом сообразил, что нахожусь в домике старого шамана Хонхо. Сам же шаман тряс меня за плечо, не забывая при этом невозмутимо дымить зажатой в зубах трубочкой, только дымок из неё на сей раз был не зелёный, а фиолетовый. Выглядело это забавно, и я невольно улыбнулся. — Твоя душевная боль прошла, — не спросил, а констатировал старый шаман. — Сон помог тебе. — Твоя правда, почтенный Хонхо, — согласился я. — А скажи, правда ли то, что видел, или это только моё страстное желание? — Желания тоже могут стать материальными… — задумчиво ответил Хонхо, выпустив здоровенный клуб дыма, — но… — Но? — Но я дал тебе правильный отвар. То, что ты увидел во сне — правда. У старого Хонхо осечек не бывает — хитро прищурился шаман. Я от души поблагодарил старика и спросил, долго ли я спал. Я бы не удивился, что не меньше суток, но оказалось, что всего-то часа два. И тут в домик колобком вкатился Тишью и заголосил: — Кири! Кири! Мастер Гатт-Тари тебя зовёт! Он сделал звучащее дерево для тебя! Ага, ещё одна приятная новость. Тракка-то моя, возможно, так в монастыре и погибла, и тут я пробовал сначала наигрывать мелодию на дудочке, а потом уже петь, М’Хшаа нравилось, но с моей точки зрения, эффект всё равно был не тот. А с мастером Гатт-Тари я поговорил чуть ли не на следующий день после того, как оказался у М’Хшаа. Тракка — это здорово, но мне хотелось бы получить инструмент, похожий на земную гитару. Мастеру я объяснил всё, даже нарисовал, как должен выглядеть будущий инструмент. Тот почесал в затылке и заявил, что возьмётся, так что я готов был прыгать от радости. Увы, оказалось, что дело это совсем не быстрое. Мастер несколько раз расспросил меня про устройство гитары, сам перерисовал мой рисунок и начал думать. Думал он неделю, а потом отправился на поиски подходящего дерева. Поиски затянулись на десять дней, но, наконец, подходящее дерево было найдено и тщательнейшим образом проверено. Потом его необходимо было должным образом высушить, подобрать материал для струн, проверить уже высушенное дерево… Короче, неудивительно, что мастер Гатт-Тари послал за мной только сейчас. — Бегите-бегите, дети, — усмехнулся шаман, — надеюсь, Кири, тебе понравится то, что сотворил мастер. Мастер Гатт-Тари встретил меня с таким выражением лица, словно ему только что пришлось кого-то прирезать и прикопать под ближайшей сосенкой. При всём своём мастерстве этот ещё достаточно молодой М’Хшаа, обладал скверным характером и просто обожал ворчать по любому поводу. — Ох и намучился я с твоей гит-арррой, Кири, — сердито объявил он. — Вы, Тайче все такие — как начнёте придумывать всякое-разное — так не остановишь. — А я верю в твоё мастерство и думаю, что ты создал настоящий шедевр, мастер Гатт-Тари, — улыбнулся я. Гатт-Тари мрачно кивнул и торжественно поднял кусок материи, лежащий на столе. Я ахнул. Настоящая гитара, золотясь отполированными боками, лежала передо мной. Всё в ней было точно так, как я описал и нарисовал. Изгибались крутые бока, манили к себе тугие струны… — Потрясающе… — выдохнул я. — Это действительно шедевр. — Звук проверь, — буркнул Гатт-Тари, но чувствовалось, что он доволен, и только многолетняя репутация ворчуна и вредины мешает ему улыбнуться. Я бережно взял гитару и прикоснулся к струнам. Звук был что надо — именно так должна звучать настоящая хорошая гитара штучной работы. А руки уж сплели первые аккорды: — Вертись, вертись, моё колесо, Тянись, тянись, шерстяная нить… Отдавай, мой гость, мне мое кольцо, А не хочешь если — совсем возьми… Отдавай, мой гость, мне мое кольцо, А не хочешь если — совсем возьми… Я себя сегодня не узнаю — То ли сон дурной, то ли свет не бел. Отдавай мне душу, мой гость, мою, А не хочешь если — бери себе… Отдавай мне душу, мой гость, мою, А не хочешь если — бери себе… Звон стоит в ушах, и трудней дышать, И прядется не шерсть — только мягкий шелк. И зачем мне, право, моя душа, Если ей у тебя, мой гость, хорошо? И зачем мне, право, моя душа, Если ей у тебя, мой гость, хорошо? * — Красиво… — мечтательно вздохнул Гатт-Тари и наконец-то улыбнулся. — Красиво… — раздалось за спиной, и я обернулся. И замер. В дверях домика мастера стоял высокий красивый парень с яркими голубыми глазами и белыми волосами, искрящимися под солнцем, словно первый снег. — Лис… — выдохнул я. — Лис, это ты? — Узнал? — улыбнулся Лис. — А я ведь обещал, что приду. — А я ждал, — тихо сказал я. — Очень ждал… — Шёл бы ты, Кири, на дальний лужок, да показал бы гостю… где уже цветы распустились, — в своёй обычной манере проворчал Гатт-Тари. — Точно, — жизнерадостно оскалился Лис. — Всю жизнь мечтал посмотреть, где тут цветы распускаются! Покажешь, Кири? — Ещё как покажу! — ответил я. И мы пошли «любоваться местными цветочками». Любование закончилось в ближайших более или менее густых кустах, поскольку при взгляде на очеловечившегося Лиса у меня возникало только одно желание. Да-а, прожив столько времени в совершенно нехарактерном для Тайче и практически монашеском воздержании, я наконец-то почувствовал на себе все прелести практически неконтролируемого желания. Так что да — кусты были наилучшим выходом. Можно было, конечно, пробежаться до гостевого домика, который дружелюбные хозяева выделили нам с Юлием, но… Беда была в том, что М’Хшаа весьма либерально относились к занятиям любовью и не считали нужным скрывать эту сторону жизни от кого бы то ни было. Я уже упоминал, что их домики не делились на комнаты? Так вот, сначала я недоумевал, как при таком раскладе местные умудряются заниматься сексом при наличии оравы любопытных детей, которые бегали по всему поселению и могли завернуть в любой дом, если проголодались… или, от дождика, к примеру, спрятаться. Именно поэтому на столиках в обеденной зоне всегда стояли кувшины с питьём, фрукты и лепёшки. Чтобы даже в отсутствие хозяев детишки могли перекусить и топать по своим ребячьим делам. Так вот, когда хозяева дома решали заняться любовью, они просто опускали над своей постелью плотный полог… и всё. Если кто из соседей заглядывал — видел, что хозяева заняты и нужно зайти попозже, а детишки тоже никого не тревожили. Перекусывали себе потихоньку, не обращая внимания на звуковое сопровождение, и дальше всё шло по обычному сценарию. У нас с Юлием в домике тоже была широченная мягкая постель с пологом, но мы в ней, само собой, именно что спали, так что полог не опускали вообще, поскольку парой не являлись, а были просто друзьями. Так что можно представить себе картину маслом… если бы мы с Лисом уединились в домике, то закончив процесс, вполне могли бы увидеть у порога толпу любопытных соседей с пирогами и поздравлениями. И со списком советов, конечно же, да… Нет, к такому я был не готов, что и пояснил Лису. Лис поржал, само собой, но с моими доводами согласился. А потом нам стало вовсе не до смеха. Место в кустах оказалось на редкость удобным, ветви высоких кустов сплетались в своеобразный шатёр, густая мягкая трава манила к себе… Лис, кстати, тут же озаботился комфортом и превратил свою верхнюю рубашку в красивый толстый ковёр… на котором мы вскоре и оказались. Если честно, то я плохо помню нашу первую близость. Думаю, что словосочетание «снесло крышу» было в этом случае удивительно к месту. То, что случилось между нами… это было нечто головокружительное, такое, чему нет названия. Лис оказался потрясающим любовником — нежным, ласковым и любящим, и я хотел только одного — чтобы всё это длилось и длилось… Его губы, его руки, гладкость его кожи, его дыхание и шёпот… «Я люблю тебя, Кири… Люблю…» И я тоже шептал в ответ те же слова, мне хотелось отдать ему всего себя без остатка, до донышка, так чтобы он понял — это навсегда и никто другой мне не нужен. Сколько продолжалось это счастливое безумие — я не помнил. Но рано или поздно силы кончаются у всех. Так что когда я снова осознал, кто я и где нахожусь, над нами уже сияли крупные местные звёзды. — А я твою тракку сохранил… — неожиданно сказал Лис, прижимаясь губами к моему виску. — Здорово, — прошептал я, устраиваясь поуютнее в его объятиях, — У меня теперь и тракка есть, и гитара… И я даже знаю, что спою, когда мы с тобой покинем это благословенное место… — Когда вода всемирного потопа Вернулась вновь в границы берегов, Из пены уходящего потока На берег тихо выбралась любовь И растворилась в воздухе до срока, А срока было сорок сороков. И чудаки — еще такие есть — Вдыхают полной грудью эту смесь. И ни наград не ждут, ни наказанья, И, думая, что дышат просто так, Они внезапно попадают в такт Такого же неровного дыханья… Только чувству, словно кораблю, Долго оставаться на плаву, Прежде чем узнать, что «я люблю», — То же, что дышу, или живу! И вдоволь будет странствий и скитаний, Страна Любви — великая страна! И с рыцарей своих для испытаний Все строже станет спрашивать она. Потребует разлук и расстояний, Лишит покоя, отдыха и сна… Но вспять безумцев не поворотить, Они уже согласны заплатить. Любой ценой — и жизнью бы рискнули, Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшебную невидимую нить, Которую меж ними протянули… Свежий ветер избранных пьянил, С ног сбивал, из мертвых воскрешал, Потому что, если не любил, Значит, и не жил, и не дышал! Но многих захлебнувшихся любовью, Не докричишься, сколько не зови… Им счет ведут молва и пустословье, Но этот счет замешан на крови. А мы поставим свечи в изголовье Погибшим от невиданной любви… Их голосам дано сливаться в такт, И душам их дано бродить в цветах, И вечностью дышать в одно дыханье, И встретиться со вздохом на устах На хрупких переправах и мостах, На узких перекрестках мирозданья… Я поля влюбленным постелю, Пусть поют во сне и наяву! Я дышу — и, значит, я люблю! Я люблю — и, значит, я живу! ** *Мельница **Владимир Высоцкий