Distortion/Искажение

Свет стал чрезвычайно ярким и обжигает вашу кожу — Смотри, Храм!       Джонни поднял голову. Из-за слишком тщательного рассматривания песка в глазах немного рябило, но это не помешало ему увидеть вдали силуэт одного из множества храмов, разбросанных по всей пустыне. Изначально их целью был тростник для бумаги и книг, но раз попался храм, то почему бы и не поживиться? — Достань меч. На всякий случай.       Потрескавшаяся сокровищница встретила их одинокими кирпичами, что своим молочным матовым оттенком успокаивали глаз. В тени храма было прохладнее, отчего путники заметно расслабились. Рома вооружился киркой и пробил проход прямо в стене. Внутри было тихо, пусто и прохладно. Джонни опёрся спиной о колонну и шумно сел на пол. Невыносимая жара сделала голову ватной и тяжёлой, а здесь можно хоть нормально вдохнуть. Лололошка сел рядом и дёрнул свой клетчатый платок, оголяя вспотевшую шею. Колбая в очередной раз поморщился от фиолетовых трещин, что прятались под тканью. Ещё одно проявление Искажения. У него они тоже есть, но они очень маленькие и незаметные. А вот у Ромы трещинами пронизано всё тело. Этими грубыми, угловатыми магическими шрамами.       Голова как-то сама упала другу на плечо. Они идут слишком долго, а солнце не знает понятия "отдых", особенно в пустыне. Очень хотелось просто закрыть глаза и поспать часок другой. Ну, первое он сделал, а второе помешал совершить Рома. Фляжку самым наглым образом растолкали и заставили сигать в сокровищницу.       Плита-ловушка была оперативно убрана, динамит подобран, и ребята начали обчищать сундуки. В двух попалось золото и железо, в одном нашлось седло, а в последнем лишь несколько листков бумаги. Ничего, пригодится. — Ах! — нержиданно Фильченков упал на колени, схватившись за сердце. Дыхание сбилось, отчего он подавился собственным вдохом. Колбая тут же подскачил к нему. — Что с тобой?! Опять Искажение?! — Не знаю... — прохрипел Рома — сердце болит... И голова, как волчок, кружится.       Он попытался встать самостоятельно, но вновь прильнул к земле. Джонни помог ему встать и случайно задел его открытый на руке участок кожи. Он был горячий. Похоже на тепловой удар. А оно и немудрено, с его-то доспехами. Фляжка хоть додумался нагрудник и шлем снять, а этот горе-герой решил так по пустыне шастать. Вот и результат. — Тебя нужно в воду окунуть, — медленно, но верно, они выбрались из сокровищницы на верх. Рома еле на ногах держался, так что Джонни усадил друга в тёмном углу, где прохладнее, а сам высунулся на пекло оглядеться по сторонам и найти, наконец, злосчастную реку. Благо, эта чертовка плескалась неподалёку. Он с небольшим ободрением поднял Фильченкова и взял под локоть, про себя представляя тот сладострастный момент, когда он столкнёт его в воду, мстя за этот день в пустыне.       Вот только радоваться было рано. Стоило макушке Ромы оказаться под солнцем, как он неистово закричал и начал вырываться из рук друга, крича, что очень горячо и жжёт кожу. Колбая быстро завёл его обратно в тень, торопливо осматривая открытую шею (Рома всё же услышал мольбы своего тела и снял платок). Где-то на периферии сознания он ожидал, что это может оказаться Искажение. Теперь любая хрень, которая происходила с Ромой, казалась ему Искажением. Но тут прогадать было невозможно: те самые трещины, что обычно не тревожили, а лишь нарушали эстетическую красоту тела, горели магическим светом, однако постепенно, по мере остывания Ромы, свет пропадал. У Джонни осталось немного воды в фляге с водой, поэтому он взял платок друга, смочил его остатками воды и приложил к больной шее. Послышался благодарный вздох облегчения. — Выходит, я теперь вампир, — подытожил Фильченков, — и у меня аллергия на солнце. Просто замечательно. — Как остальное тело? Руки, ноги целы? — Нет, — он нервно поёрзал, — там тоже жжёт, — Колбая помог ему освободиться от доспехов и остаться лишь в тканевой одежде, — спасибо. Так легче. — Получается, если свет попадает хотя бы на одну трещину, то происходит что-то вроде цепной реакции? — И жжечь начинает всё тело. Я понял, — Рома устало потёр уже высохший платок. — Из-за этого ты ещё больше нагрелся. Тебя надо срочно к реке довести. Идти можешь? — Смогу. Сам-то хоть можешь? — В отличие от неокотрых, я не насколько тупой, чтобы щеголять в доспехах по пустыне. Идём, — у самого он выхода спросил, — потерпишь? Идти метров пятнадцать. — Потерплю, — ответил Рома и зажмурился. Тогда Фляжка взял его за руку и, мысленно дав старт, бегом повёл его к реке. Сразу же он услышал болезненные стоны. Ему даже представлять не хотелось, что чувствовал Рома сейчас, поэтому чётко по прямой вёл его к заветной воде. А Фильченкову казалось, что он сейчас потеряет рассудок из-за боли. Вы когда-нибудь обжигались о ручку сковородки, когда брали её слишком близко? Так вот такая боль раскалённого железа пронизала всё его тело, особенно в местах, где проходила паутина трещин. Но вдруг Джонни рука соскользнула, и он хотел было снова схватить Фильченкова, но не получилось. Он лихорадочно глядел по сторонам и махал руками, будто пытаясь дотронуться до чего-то. Колбая пригляделся — глаза Ромы были окутаны пурпурной пеленой. — Джонни, где ты?! — кричал он, беспомощно оглядываясь, — я ничего не вижу! — Я здесь! — он просто схватил его за запястье и повёл к воде. Лошка пытался вырваться, но ему это не удавалось, — пришли!       Фляжка толкнул его воду. Раздался всплеск, и Колбая облегчённо выдохнул, когда увидел, что свечение от трещин исчезло. Он прыгнул вслед за ним. Освежающая прохлада вмиг разлилась вокруг него, отчего всплывать ещё долго не хотелось. Но толчок в бок заставил его всплыть. Рома барахтался и плескался, отчаянно зовя его. Слепота не прошла! Тогда он пулей подплыл к нему, хватая за руки и стараясь утихомирить: — Рома, слышишь, успокойся! Я здесь, всё нормально, — он опустил его ладони себе на плечи, — я рядом. Держись за меня и старайся дышать ровно.       Он вцепился в плечи друга и старался расправить забившиеся водой лёгкие. Холод реки постепенно успокаивал бешеное сердце и горячие шрамы. Рома глубоко вздохнул и виновато опустил голову в воду до самого кончика носа. — Только попробуй начать извиняться, — пригрозил Джонни, — ну, как назовём? — Что? — Твою любовь чувствовать себя виноватым, — шутливо ответил тот, — побочку твою новую. — Как бы не было банально, но может "Солнечная болезнь"? — А давай. Кстати, вот и тростник!