"Мы оба должны прекратить"...

Прошло три дня. Уже почти неделю Николь сидела с Куромаку. Ей это доставляло массу удовольствия, хотя в глубине души она понимала, что это неправильно. Коллега уверенно шёл на поправку, даже голос стал получше. Температура поднималась только по вечерам, но обходились они даже без жаропонижающего. За окном светило солнце, заставляя сверкать пудру инея на дворе, уже четыре дня. Они с Куромаку погружались в классику советского кинематографа, в основном в творчество Фрида. У них появились свои шутки, маленькие ритуалы. Жизнь заиграла неизвестными доселе им обоим красками. Одним из таких ритуалов стал подъем Куромаку. Николь его будила, принося в комнату стакан воды и таблетку, потом садилась на кровать и с улыбкой смотрела на него. И всегда, неизменно, трогала губами его лоб. Хотя температура уже не поднималась выше 37... В это утро всё было иначе. Девушка вошла быстро и резко, несколько грубо ткнула его в плечо, поставила на тумбочку стакан. Куромаку от неожиданности даже не понял, что случилось. Однако всё же надел очки и... Испугался. Николь побледнела, опухшие веки почти закрывают воспалённые, как после долгого плача, глаза. -Доброе утро. Ника, всё нормально? -Доброе. Все отлично, оставь меня в покое. -Ника.. -Куро, пожалуйста, все в порядке. С этими словами Николь просто вышла из комнаты. А из окна было видно лишь низкое темное небо. Снова начиналась гроза. Николь сидела на кухне, приложив к ноющей голове кусок льда из морозилки. Она сама не осознала, что нагрубила Куромаку, сейчас вообще осознавать что-либо было трудно. От постоянно меняющейся погоды нестерпимо болела голова. Она раскалывалась на тысячи маленьких частей, мозг будто уменьшился и теперь от любого движения перекатывался внутри черепа, каждая мысль, казалось, вызывала ещё большую боль. Такое случалось относительно редко- в октябре и апреле и было просто невыносимо. Николь знала об этой своей слабости,в такие моменты она вела себя как ребенок, нередко рыдая. Обычно в сумке были таблетки. Но не сейчас... А за окном начался усердно барабанящий по подоконнику, тем самым усиливая боль многократно, ливень... Куромаку судорожно пытался понять происходящее. Но не очень получалось. Наконец, через пару часов, он просто заснул под мерный стук дождя. Спустя некоторое время, парень проснулся от неестественных звуков. Он приподнялся на локтях, оглядывая комнату. Николь сидела, свернувшись на кресле калачиком, прижимала руки к голове и тихо плакала. Заснуть не получалось, а боль становилась всё сильнее, всё невыносимее. «Пожалуйста, можно это прекратится, пожалуйста... Хватит»-это единственная мысль, вертящаяся у нее в голове, ударяющаяся о череп, заволакивающая глаза черной пеленой... Куромаку испугался. Николь... Плачет? Что... Как... Кто посмел её обидеть? Сейчас он готов был растерзать виновного. А если...Она... Заболела? Виноват он. Ненависть к себе начинала раздирать тело изнутри. Все эти мысли прошли в голове за пару минут. Куромаку встал с постели и подошёл к Николь. Она действительно плакала. Куро сел перед ней на колени и, положив свои руки на её и снимая их с головы, аккуратно и чётко спросил: -Николь. Что случилось? Пожалуйста, ответь. Николь посмотрела на него сквозь слезы. Вот он, человек, с которым она сидит уже неделю. Уж ему-то можно сказать... -Голова болит. Куромаку выдохнул. Сама Николь его научила тому, что это решаемо. -Так сильно? Николь кивнула и сразу же отвернулась, вжимаясь в спинку кресла. Куромаку отпустил её руки, давая ей снова обхватить голову, а потом.... Что-то в нём щёлкнуло. Что-то большее, чем просто благодарность за неделю заботы. Что-то, что было связано с ней самой. С девушкой, которой не будет больно, пока он рядом. Очень аккуратно он взял Николь на руки и, прижав к себе, отнёс на кровать. Не отпуская, он накрыл её одеялом. Вместо спинки кресла она от боли вжалась в его грудь... На автомате Куромаку начал чуть раскачиваться, будто бы стараясь её укачать. Но не получалось. Нещадящая боль отгоняла крупицы подступающего сна . Буря за окном усилилась. Отступать Куромаку был не намерен. Она ради него вернулась тогда, несмотря на его грубость. А тут это просто мигрень. Он должен быть рядом. Он сходил на кухню и вернулся с холодным, влажным полотенцем. По идее, должно помочь... Куромаку положил полотенце на лоб Николь и снова прижал её к себе. На всё том же непонятном ему самому автоматизме, он начал тихо шептать: -Всё в порядке, Никки, всё будет хорошо. Все пройдет, я обещаю. Всё будет хорошо... Николь даже не сопротивлялась. У Куро на руках было тепло, и хоть боль и не отступала, как-то полегче. Через десять минут, показавшиеся ей вечностью, она заснула, а Куромаку прижал её к себе ещё сильнее и, вытирая со щек не успевшие ещё испариться слезы, мягко поцеловал её. У него на руках сидел не комиссар полиции, не коллега, а девушка. Самая прекрасная из всех, кого он видел. Куромаку сам не понимал, что он такое думает. Собственно, осознает он это через несколько месяцев. А сейчас... Им владела иная сила. Весь день Куромаку сидел с Николь. На своё состояние он внимания не обращал. Большую часть времени она спала, а если просыпалась - Куромаку просто заставлял её выпить стакан воды и снова прижимал к себе, пытаясь успокоить. К вечеру распогодилось. Через тёмные тучи стали пробиваться тонкие лучики рыжего закатного солнца. Николь открыла глаза, но окружающий мир видела нечётко. -Никки, как ты? Что с головой?- голос Куромаку звучал... Неестественно обеспокоенно. И громко, без ставшего уже привычным хрипа. -Ты целый день со мной возился? Ты... Зачем, Маку? Зачем... Николь попыталась вырваться из объятий, но держал он крепко. - Я спрашивал, как ты. Потому что со мной всё нормально, а тебе было явно не очень. -Со мной тоже всё нормально. Она замолчала. Потом посмотрела на Куромаку. -Знаешь, Маку... Мне кажется,мы оба должны прекратить отвечать “Все нормально", когда всё вообще не нормально. Куромаку улыбнулся. -Тебе два раза шеф звонил. Мы оба должны прекратить так много работать. -Не так. Мы оба должны прекратить... Скрывать эмоции и... Чувства... Голос её стал тихим. Куромаку даже не удивился. А лишь подался вперед и сильно обнял Николь. Первый раз в жизни добровольно и с удовольствием....