Vacuumhead

      Я отказался от таблеток и на утро. От одного взгляда на капсулы и обычные белые таблетки — начинало слегка мутить. Каждый раз выпивая лекарства меня тошнит и я никак не могу отделаться от чувства, что таблетка встала в горле и сейчас ее едкое содержимое рассыпется у меня в пищеводе. Одним хреновым днём, десять тысяч семейных ссор назад, я на ходу закинул в себя необходимые препараты и запил ничтожно малым количество воды. Я был на грани срыва и бежал вдоль улиц подальше от дома. Я остановился и кашлял горьким едким порошком, который выжигал слизистую моего горла. Меня тошнило снова и снова, пока не закончились ресурсы для рвоты. Горло пекло, словно я выпил средство для прочистки труб, из носа бежала тёплая кровь и капала в лужи желчи и переваренной еды. С каждой выпитой таблеткой мой организм объявлял мне войну и угрожал выкинуть из меня всё нужное и не очень. Потому теперь я их пью всё реже.       На занятиях время тянется медленно, через-чур. Одногруппники обсуждают планы на будущий уикенд, пытаясь втянуть меня в череду бессмысленных разговоров и планов, отчаянно стараясь сделать меня частью из слаженного коллектива. Но меня не интересует всё то, чем интересуются они, потому нам никогда не стать единым механизмом. Препод говорит так нудно, иногда срываясь на истеричный визг, стоит делу зайти до вреда животным или экологии. Страшная, полная и неуемно раздражающая баба. Бьет в свою обвисшую грудь кулаком за права коров не быть говяжьим стейком. Она ушла далеко от темы лекции, настолько далеко, насколько Эребус и Террор уплыли в свою последнюю экспедицию. Эта баба с обвисшей грудью, из-за отказа от бюстгальтера, застряла в теме веганства и экоактивизма так же крепко, как во льдах океана печально известные корабли. — Только вдумайтесь, сотни тысяч норок умирают после того, как с них заживо снимают шкуру, чтобы сделать шубу для кого-то из вас. Ее вряд ли волнует, что на улице весьма не холодно и в нашем штате не бывает холодных зим настолько, чтобы так согреваться, или даже для красоты. — Это немыслимо! — продолжает профессор Полански. — При таком обилии изделий из искусственных материалов. Кэрол унесло в пучины ненависти к тем, кто не даёт житья норкам, коровам и планете. Она похожа на дряблое карликовое кенгуру, хотя по факту ей, возможно, слегка за тридцать и она с психопатическим расстройством и экзотическими животными в квартире. Возможно она смотрит много порно и задается вопросом — глотать ли сперму, если она веган? — Как экоактивистка вы должны быть в курсе, что синтетический мех плохо разлагаем, в отличие от натурального. Продвигаете дуофибру и синтепон? В итоге это станет причиной загрязнения океана и озоновых дыр, — вклинился в разговор внезапно материализовавшийся Гренуаль. — Да что вы понимаете в экоактивизме? — взъелась Полански. — Ну например то, что лежит в основе этих идей с научной точки зрения, а не в импульсивном желании что-то доказать. Так что насчёт синтепона, Кэрол? — Не мне вам объяснять это, вы и сами знаете, где неправы. Фран практически усмехнулся, окидывая взглядом преподавателя социологии. Сегодня на нем нелепейшая шляпа в виде головы лягушки. — Верно, ведь аргументы в спорах совсем ненужная, малозначимая вещь, — растянув слова, говорит он. — Всех жду на лекции, там вы узнаете, почему есть мясо и использовать животных — не самый большой ущерб для них и планеты. Я замираю и рассматриваю Франа. Окинув аудиторию взглядом, мне кажется, что именно на мне его пустые зеленые глаза задержались намного дольше. На его лице не дрогнул ни один мускул, словно от эмоций ему тошно. Он покинул кабинет так же незаметно, как вошёл, а я всё ещё смотрю на то место, где он стоял секунды назад.

***

      Не понимаю, как я снова здесь оказался, но после клуба ноги сами привели меня сюда. Это уже похоже на какую-то мистическую одержимость. Стоя у дома биолога, я только спросил себя «какого черта я вообще от него хочу?». Улыбнувшись, понимаю, что он просто очередная игра моего сознания. К счастью, сегодня я его так и не встретил. Надеюсь, он настоящий. Домой я пробрался с рассветом, заперся в ванной, пишу в дневник и запиваю тревогу минералкой. «Дорогой дневник, мне нравится мальчик и я не уверен, что он существует. Дорогой дневник, мне нравится мой психиатр, но я не уверен, что он мне помогает.» Смотрю на себя в зеркало, улыбка не сходит с лица, и это не нервы. Я хочу Мукуро.       Ближе к обеду на пороге моей комнаты стоит мать, в руке дежурный бокал красного полусухого. — Где был ночью? — В клубе, — сонно отвечаю. — Если твои ночные вылазки будут иметь последствия в виде полицейского участка... Перебиваю ее, говоря, что я помню то, о чем она говорит мне слишком часто в последнее время. — И если ты пропила свою память — то я таких проблем не имею. Оставь меня в покое, мне нужно подготовиться к парам на завтра. Цокнув языком, мать уходит, громко хлопнув дверью.       На следующий день я сидел на биотехнологии, жадно наблюдая за ассистентом преподавателя, вникая в каждое его нудно растянутое слово и полностью игнорируя суть. Улавливая каждый неторопливый жест. Словно охотник, выслеживающий будущую жертву.       На перерыве я наблюдал из окна за тем, как зеленоволосый биолог проверял на прочность нервную систему охранника, который, видимо, пытался убедить препода не курить у входа в университет. На что Фран, не торопясь, затягивался сигаретой и спокойно что-то ему рассказывал, от чего охранник был готов едва ли не разорвать его на месте. Всё это вызывает у меня улыбку от уха до уха. Гренуаль замечает меня и машет рукой.       На последнем занятии я уснул и выходил из кабинета последним. Неспешно слоняясь по пустым коридорам, пока из кабинета ректора не донеслась ругань с участием знакомого до боли голоса. — Ты не можешь вести себя здесь как тебе вздумается, — строгий голос Спейда едва слышен, потому подхожу ближе. — Я хотел курить и покурил, чего ты мне мозги выносишь? Не трава ж в сигарете была. — Фран, кем бы я тебе не был, ты тут не на особых условиях. Ещё одно нарушение и лишу зарплаты. — Валяй. Я домой, рабочий день окончен. Отхожу от двери, слыша приближающиеся шаги, иду к выходу. На улице встречаю Гренуаля, спешащего домой. Иду за ним, сам не знаю зачем. У двери в дом он оборачивается и обращается ко мне. — Ты либо заходишь, либо я вызываю полицию, — он меланхоличен и спокоен. Как и всегда. — Ши-ши, боялся уже и не предложишь. Мы входим в его дом, он закрывает дверь, я прислоняюсь спиной к стене в коридоре и с безумной улыбкой окидываю Франа взглядом. Он кажется красивым, и это вызывает желание то ли немедленно разорвать на куски, то ли слиться с ним в единое целое. Совсем не то, что вызывает во мне психотерапевт. — Так и чего ради приперся? Скидываю рюкзак с плеча и прижимаю препода к стене, пока энтузиазм не испарился — целую его. Яростно, крепко, кусая губы и сжимая ладонями его ягодицы. Он бьет кулаками мне в грудь, отталкивает с такой силой, что я и не подозревал, и смотрит на меня, пытаясь отдышаться. Я смеюсь, пока он вытирает губы тыльной стороной ладони. Мы смотрим друг на друга пару секунд, пока Фран не кидается на меня и не целует сам. Мои пальцы скользят по бледной коже под рубашкой биолога, его ладонь скользит по ширинке моих брюк. Я рвано выдыхаю в поцелуй, отрываясь от губ Франа, прижимаюсь своим лбом к его. Закусываю губу, когда его холодные тонкие пальцы проскальзывают в мои боксеры. Фран опускается передо мной на колени, спускает мои джинсы с бельём, пока я увлечённо разглядываю потолок в прихожей. Чувствую горячий влажный язык на своём члене. О боги. По телу пробегают мурашки, когда моя плоть оказывается во власти его горячего рта. Играется языком, массирует мошонку, сосёт жадно и пошло. Сминаю в руках его циановые волосы и выгибаюсь в спине. Облизываю пересохшие губы и вожу руками по плечам неожиданного любовника. Он вытворяет что-то неописуемое со мной, я чувствую, что вот-вот кончу. Тело бьёт мелкой дрожью, я смотрю сквозь полуприкрытые веки, как Фран умело ласкает мою плоть. — Я сейчас кончу, — в истеричном шёпоте сообщаю. Фран не отстраняется, только глубже и активнее берёт в рот. Головка касается его горла, снова и снова. Я схожу с ума. Короткий вскрик и кончаю Гренуалю прямо в рот, он глотает, ещё раз проходится языком по стволу и отстраняется. Стою просто не в силах пошевелиться, вроде как и оргазм получен, но хочу ещё. Хочу большего. — Ты девственник что ли? — Когда ты молчал — мне нравилось больше, — вздохнув, натягиваю нижнее белье и джинсы. — Я же не говорю, что меня это напрягает, — он берет меня за руку и ведёт в комнату. — А любовник твой не против будет, если мы переспим? — улыбнувшись, встаю лицом к нему, убирая прядь зелёных волос за ухо. — А дружки твои тебя не отпиздят, когда узнают? — Может быть, ши-ши. Но ты же не побежишь меня им сдавать, тем более, что ты не знаешь, к кому идти. — Я гетеросексуал, — серьезно говорит Фран. — Я вроде тоже, — замешкавшись, отвечаю. — Тогда всё хорошо. Гетеросексуальный секс двух гетеросексуалов. Фран расстегивает свою рубашку и скидывает на пол, прижимаю его к себе и целую, более нежно и чувственно. Это приятно, сколько бы я не считал секс ненужным атрибутом жизни. — У меня нет никакого любовника, — шепчет зелёный, пока я целую его шею и прижимаю к себе ближе. — Какие у тебя отношения с ректором? — спрашиваю, пока Фран стягивает с меня джемпер. — Тесные, семейные. — О, а насколько семейные? Ты с ним как-то не очень внешне схож. — Так, мы либо трахаемся, либо обсуждаем мое генеалогическое древо. Поняв намёк, подхватываю Гренуаля под бёдра и валю на кровать, на что он одобрительно хмыкнул. Мы целуемся смазано, торопливо, будто в нежелании спугнуть момент. Я переживаю только о том, что я никогда ни с кем не занимался сексом, тем более даже не представлял себе это с парнем. Собравшись, расстегиваю узкие джинсы Франа и стягиваю их с его бёдер, в то время как он стимулирует мой член. Фран отталкивает меня и мы меняемся местами, он сидит верхом на мне и ищет что-то в ящике прикроватной тумбочки. — Я сверху, — произнёс зелёный, кинув рядом со мной презервативы и лубрикант. — Не-не, я к такому не готов, — поднимаюсь на локтях и хочу уйти. — Ляг, я про позу, а не роль, — толкнув меня в грудь обратно на постель, наклоняется ко мне целуя. Фран снимает с себя белье и выдавливает на пальцы смазку, заводя руку за спину. Меня не смущает его обнаженное тело, более того, эрекция не проходит. Зеленоволосый утыкается носом мне в шею, изредка постанывая, пока подготавливает себя. В какой-то момент проскальзывает мысль, что я здесь бесполезный, и это стоит исправлять. Тянусь рукой к паху любовника, осторожно массируя, чем вызываю более громкие стоны. — Решил всё же не быть фаллоимитатором? — ехидно заметил жаба. — Бесишь, — шиплю ему в ухо, кусая мочку. Фран прекращает свои манипуляции сзади и кидает мне презерватив после наблюдая за тем, как я раскатываю латекс по члену. Фран не спеша опускается на мой член, теперь на его лице хоть какие-то новые эмоции проскакивают, и очень даже отчетливо. — Пиздец тебя природа не обделила, — прошипел Гренуаль, полностью опустившись на мой ствол. Сжимаю в руках его ягодицы, тяжело дыша. Быть в нем просто охренительно хорошо, каждое его неторопливое движение вызывает массу приятных ощущений. Сердце колотится так быстро, словно пробежал марафон. Прижимаю Франа к себе и перекатываюсь на кровати, нависая над ним. Целую шею, покусываю, провожу языком, осторожно двигаясь в его теле. — Можешь ускориться, — шепчет Гренуаль, и я беру его под бёдра, двигаясь активнее, пока он стонет, вцепившись ногтями мне в плечи. Он выгибается в спине как кошка, двигается навстречу моим толчкам, стонет в поцелуи, шепча в перерывах что-то на родном языке.       После ещё нескольких заходов мы выбились из сил, за окном темно, вдали слышен рёв полицейских сирен. — Почему профессор Верде так редко ведёт пары? — отдышавшись, спрашиваю. — Он сумасшедший учёный, днями напролёт работает над чем-то секретным, потом отсыпается у себя в кабинете. — А я думал, он просто алкаш, ши-ши. Секс завершён, теперь можем обсудить твоё генеалогическое древо? — Деймон мой дядя. Доволен? Качаю головой, в знак согласия. Мы лениво гладим друг друга, общаясь о чём-то поверхностном, словно знакомясь друг с другом. — Деймон сгорит от злости, если узнает, что я спал с тобой. — До моего совершеннолетия остался месяц. Не переживай, — глажу его по волосам и притягиваю для поцелуя. — Да я и так не особо переживал. Кстати, — он тянется рукой к моей чёлке и сдвигает ее вбок. — Доволен? — спрашиваю, смотря на него. — Кажется ты красивый, но в комнате вообще-то темно, если не заметил. Погоди. Фран подрывается к выключателю на стене и комната заливается светом, что резко бьет мне по глазам. — Эй, — возмущается зелёный, сидя на моих бёдрах и пытаясь разглядеть мои глаза. — Убери руки, я не отстану. — У меня фотофобия, ещё и резко свет включил. Дай хоть привыкнуть, — рычу на парня. Фран всё же добился своего и сейчас сидит напротив меня, внимательно вглядываясь мне в глаза. — Охренеть, фиолетовые, — он завороженно проводит пальцем по моей щеке, говоря, что теперь понимает, почему я их прячу. — Ты просто настоящая находка для людей нашей профессии. Даже для альбиносов это редкость. Я поправляю чёлку и одеваюсь. — Слушай, могу я у тебя остаться? — А во дворце не обыщутся? — Неа. Короче я остаюсь, — падаю на кровать и закидываю руки за голову, — Может пиццу закажем? Я голодный. — Ты платишь. Фран ушёл в душ, оставив меня одного. В пару кликов заказываю еду и решаю быстренько осмотреться в спальне. Ничего интересного, пара фотографий, на одной он с профессором по экономике, вид унылый у обоих парней, ноутбук запаролен, пара папок с распечатанной диссертацией, и наброски рисунков на страницах доклада. — В этой квартире ты ничего интересного обо мне не найдёшь, — положив голову на мое плечо, заметил Фран. — Я ничего конкретного и не искал. С его волос стекает вода, от холода тело покрывается мурашками. Холодные руки Франа обвивают мой торс, вырисовывая непонятные узоры на груди. Я говорю ему, что мне нравятся его зарисовки. Фран говорит, что на самом деле ненавидит рисовать, и биотехнологии его мало привлекают. Он говорит, что всерьёз думал над карьерой порнорежиссера или психиатра. — Я тебя запомнил ещё с первой встречи, года полтора назад, — говорит Фран, садясь в кресло у стола. — Ещё не знал кто ты, но ты первый, к кому у меня возникло острое чувство неприязни. Даже не знаю почему. — Может из-за того, что ты забраковал мой доклад и я требовал, чтобы такую тупую жабу выгнали? Ши-ши-ши. — Ты так говорил всё время. Мне даже интересно было, кто победит в случае чего — сынок одного из королей Кремниевой Долины или я, племянник ректора, — вздохнув, он уставился в потолок. — Мой отец не стал бы тратить время на такую чушь, как семья, — тихо говорю. — Хочу чай. Сделай мне чай, — широко улыбнувшись, тащу Франа за руку на кухню. — С хрена ли я должен? — Я же сын короля. А значит принц, ши-ши-ши. — Хуинц, — закатив глаза, произнёс Гренуаль, что вылилось в маленькую войну до тех пор, пока не приехал курьер.       Мы занимались сексом на кухне, после в душе, пока забытая в прихожей еда остывала. Засыпая на рассвете, биолог рассказывал всякую чушь о том, что ярко-зеленые глаза связаны с сифилисом, и что нужно непременно создать нано-очиститель вен. Он перескакивал с мысли на мысль, так не одну и не завершив — уснул у меня на плече, пока я не мог сомкнуть глаз, из-за всего, что было. Мысли о поцелуях с врачом отошли на задний план.