Без сожалений

— Так значит Итэр не смог зайти в дом, потому что его сестра заснула и не открыла ему дверь? — казалось, Чжун Ли переспросил об этом уже в стотысячный раз, сидя напротив Итэра, который попивал горячее молоко с мёдом, что пришлось греть именно мне, так как Чжун Ли отказался делать это сам. Итэр по пути ко мне по-глупому и по-детски отказался от куртки, и поэтому его, кажется, продуло. Сейчас он сидел на стуле в моей кухне, укутанный в мой бежевый плед и пьющий из моей кружки. Ещё пусть в мою постель ляжет для полноты картины или порисует моими красками. — Да, мы же уже объясняли... — я закатил глаза, запрыгивая на столешницу и усаживаясь на ней поудобнее, и отпил из большой глубокой темно-зеленой кружки горячий чай. — Просто очень забавная ситуация... — Чжун Ли засмеялся, оборачиваясь на меня, и тут же нахмурился, хлопая ладонью по белоснежному столу так сильно, что Итэр подскочил, чуть не пролив молоко. — Сяо Ли! Ты знаешь, что на столах нельзя сидеть! — Это даже не стол... — недовольно пробурчал я, спрыгивая со столешницы на пол. Итэр опустил взгляд вниз, утыкаясь им в белую тёплую жидкость в чашке, и поглаживал фарфоровую кружку подушечками пальцев. Перед тем, как наконец окончательно сдаться, перестать названивать уже уснувшей сестре и согласиться на моё предложение переночевать в свободной комнате, Итэр написал ей сообщение, чтобы предупредить о том, что переночует у друга. Не знаю, упомянул ли он в сообщении моё имя, но если да, то Люмин будет чрезвычайно недовольна, когда встретит меня в следующий раз. — Тебе ведь удобно будет спать на мако-сатине? — уточнил Чжун Ли, выходя из свободной комнаты с блестящим небесно-голубым постельным бельём в руках. — Если не устраивает хлопок, то найду лён. Итэр тут же отставил в сторону стакан с молоком: — Нет-нет, спасибо большое, — он замахал руками, смущённо растягивая тонкие губы в неловкой улыбке. — Я даже не разбираюсь в тканях. Ещё бы. Я ещё не встречал человека, который бы разбирался в тканях, будучи не портным и не швеёй, а что касалось Чжун Ли, то он был и швец, и жнец, и на дуде игрец. Чжун Ли повертел в руках постельное бельё, словно лишний раз спрашивая себя, точно ли оно подходило для Итэра, и резко посмотрел на меня: — Сходи застели постель, — он подкинул в руках ткань и протянул мне, без слов заставляя взять её из его рук. — Почему я? — измученно уточнил я, рассматривая тонкую, но прочную хлопчатую ткань, которая почему-то была слишком холодной на ощупь и пахла ополаскивателем для белья с каким-то запахом… сирени? — Потому что я иду спать, — Чжун Ли медленно оттянул пальцами туго завязанный галстук на шее и расстегнул верхние пуговицы рубашки. — Я и так приехал за вами в час ночи, а я ещё должен быть завтра на конференции в семь тридцать утра. Итэр пробормотал что-то нечленораздельное, вроде бы, это были неуверенные извинения, и перевёл с небольшой светло-жёлтой пенки на молоке на меня янтарные глаза, словно прося поддержки и защиты. Он обхватил тонкими поцарапанными пальцами кружку с молоком, и я только заметил, что он отпил от силы лишь раз, оставив львиную долю тёплого молока в кружке. В воздухе витал сладкий аромат липового мёда, исходящий из открытой прозрачной баночки на обеденном столе. Ни Чжун Ли, ни я мёдом особо не баловались, лишь когда заболевали, что случалось довольно редко. — Ладно, — я мельком кивнул, сгребая в руках небесно-голубую ткань постельного белья и заходя в комнату, что стала на одну ночь собственностью Итэра, как и молоко в кружке, как и сама кружка, как и мой плед на его тонких плечах. Дальняя дверь, которая вела в большую комнату Чжун Ли, хлопнула, и я понял, что я и Итэр теперь остались наедине. Он по-прежнему оставался сидеть за столом на кухне, пока я застилал свежую нетронутую постель. Признаться, это выходило делать у меня не лучше, чем составлять предложения на французском, вставляя лишние артикли куда попало. Хуже английского, ей богу. Послышался глухой стук бокала о столешницу, — видимо, Итэр убрал молоко ближе к раковине, — и я, по какой-то причине, уверен, что он не отпил ни грамма оттуда после того, как я заметил, что он не пьёт. Больше звуков не было, а когда ручка двери глухо соприкоснулась со стеной большого шкафа, я понял, что Итэр уже в комнате. Я обернулся к нему, бросая заправленное тёплое тяжелое одеяло на постель, и отметил, что бесшумно он подкрался только из-за плотных белых носков на ступнях. — Я дам тебе одежду, — слова слетели с губ быстрее, чем я понял, что мне же реально придётся поделиться с ним моей одеждой. Очередная вещь переставала быть моей по вине Итэра. Я завис, переминая пальцами края подушки, прежде чем оставить её на кровати в покое: почему он нарушает мой привычный ритм жизни, ещё и трогает мои вещи? А ведь это моя вина, я ведь сам предложил ему переночевать в моём доме. Хотя он уже и не чувствовался мне моим, скорее Итэровским. — Спасибо… — под нос проговорил Итэр, утыкаясь взглядом в пол. — Правда спасибо. Тарталья до сих пор не ответил на моё сообщение о том, что я ушёл с тобой, лишь прочёл его. Я попросил его написать мне, как он будет дома, но ответа до сих пор нет, наверное, они будут веселиться ещё пару часов… Вряд ли Итэр дождался бы Тарталью раньше, чем замёрз бы на улице в своей пусть и тёплой, но легко продуваемой светлой толстовке, тем более, его и так уже немного продуло, пока мы быстрым шагом шли от дома Итэра до ближайшей дороги, где припарковался Чжун Ли. Думаю, следовало бы извиниться перед ним за такой поздний звонок и за то, что попросил его приехать и забрать нас. Я молча оставил в покое застеленную кровать, переставая перепроверять её на наличие складок на ткани, и пошёл в свою комнату за вещами для Итэра, слушая, как шелестела позади меня его одежда, а носки мягко проходились по начисто вымытому днём горничной полу. Я даже чуть не зашиб Итэра дверью, по привычке захлопывая её после себя, и он едва ли успел скользнуть в мою комнату и не быть прибитым. — Надеюсь, они не будут мне большими… — Итэр благодарно кивнул, принимая из моих рук серые хлопковые штаны и синюю футболку с короткими рукавами, на груди которой вырисовывался белый значок фирмы. Итэр забегал взглядом по комнате, ища место, где можно было переодеться, и я, шумно вздохнув, отвернулся и прикрыл глаза, предоставляя ему полную свободу действий с моими вещами в моей родной комнате. Зашуршала одежда, и я немного поёжился. Сложно было не думать о том, что Итэр был одним из тех людей, которые ночевали в моём доме, пусть и в соседней гостевой спальне, помимо Сэ Зая и Ху Тао. Итэр прокашлялся, судя по звуку, одёргивая край рубашки вниз, как можно сильнее, и я бросил обеспокоенный взгляд на то место, где днём стоял мольберт с разрисованным холстом, спокойно выдыхая: горничная не забыла и задвинула его в шкаф, где лежали все принадлежности для рисования. Я не очень любил, когда кто-то узнавал о том, что мне нравилось делать, если эти люди не относились к моим близким, а после смерти Сэ Зая я почти перестал рисовать. Та Сирша Ронан в образе молодой английской королевы была моим первым рисунком за прошлые полгода. Сейчас же о моём увлечении напоминал лишь толстый блокнот с быстрыми набросками, страницы которого были сделаны под старину, пожелтевшими. Я обернулся, ловя взглядом тонкие руки Итэра, что он сразу же завёл за спину, натянуто улыбаясь. Его одежда нагло нарушала личное пространство моей аккуратно застеленной горничной двухместной кровати, и Итэр, заметив мой скошенный в сторону взгляд, тут же резко дёрнулся, сгребая одежду в охапку. Его улыбающееся выражение лица моментально сменилось смущённым и виноватым, на что я вздохнул. Уже не волновало нахождение Итэра в моём доме, в моей комнате, хотелось завернуться как буррито в тёплое одеяло и просто отрубиться, уткнувшись носом в холодную, пахнущую ополаскивателем для белья, ткань. — Выключатель справа от двери на уровне твоей головы, — сообщил я Итэру, чтобы тот долго не искал его в своей-моей комнате. Тот слабо кивнул и на секунду приоткрыл рот, словно хотел что-то спросить, но вместо этого Итэр вновь буркнул под нос четвёртое или пятое за этот час «спасибо». Он крепче сжал пальцами мятый комок своей одежды, пропахшей сигаретами людей на празднике, воском и еле уловимым запахом парфюма с гиацинтом. Итэр благодарно кивнул, переступая с ноги на ногу, словно ожидая, что я что-то скажу ему или погоню прочь, но я просто устало сел на постель, стягивая через голову чёрную толстовку и оставаясь в тонкой чёрной футболке, почти точно такой же, разве что мои рукава были немного длиннее, чем у Итэра. — Спокойной ночи, — немного настойчиво произнёс я, намекая Итэру, что ему следовало бы покинуть мою комнату и наконец-таки дать мне хоть немного личного пространства. — Тебе… тоже, — Итэр всё же слегка поклонился мне на китайский манер и выскользнул из моей комнаты, аккуратно прикрывая за собой дверь.

***

*** — Это твоя вина. — Нет! Его голос звучал ровно, а мой срывался на крик, а затем резко перекрывался сухим кашлем. Я иногда не мог понять, кто именно кашлял: я или он? В этот раз закашлял точно я, покорно опускаясь на колени на холодный пол, который был сделан из чего-то очень твёрдого, что колени начали болеть моментально. Я прижал ладони ко рту, пытаясь сдерживаться, но сухие хрипы не собирались надолго задерживаться в моих лёгких. — Это твоя вина. Я молчал. Только наконец-то перестал кашлять и поднял на него глаза. Белая копна крашенных волос прекрасно контрастировала с карими глазами, а не очень ровная улыбка Сэ Зая делала его лишь более симпатичным, чем он был. На нём была та самая зелёная тёплая кофта, которая больше походила на свитшот, с окровавленными запястьями, что была на нём в нашу самую последнюю встречу, и которую я помню очень размыто. Те же светлые джинсы с потёртостями, его самые любимые, с чёрным старым кожаным ремнём, который дарила ему Ху Тао на пятнадцатилетие, и слегка потёртые белые кеды, в которые были вдеты яркие зелёные шнурки, завязанные вокруг лодыжки. — Это твоя вина, — в который раз повторил Сэ Зай, присаживаясь рядом со мной на корточки. Я не смотрел на него, мой взгляд был устремлён в белоснежный пол, в котором вязли мои колени и пальцы рук. Это единственное, что я видел, помимо белых кроссовок Сэ Зая. Только сейчас я заметил, что на носке одного из кед была небольшая пришивка в виде чайки. Сэ Зай любил чаек?.. — Это твоя вина. Заезженная фраза. Каждый раз Сэ Зай повторял эти слова. Сначала они пугали меня, теперь же я лишь чувствовал отчаяние внутри из-за того, что ничего уже не изменить. Пока мои руки ещё двигались, я потянулся пальцами к белым кедам Сэ Зая, на полпути одёргивая руку назад. — Если бы не ты, то я был бы жив. Я поднял на него взгляд. В меню сегодня была новая надоедливая фраза? Насмешливый, насмехающийся, смешливый, смеющийся взгляд. Сэ Зай смотрел на меня сверху вниз, упрямо удерживая свою руку в кармане джинсов, чтобы не поддаться вперёд и не схватить меня за волосы на затылке, а затем ударить меня коленом в лицо. Он делал так каждый раз, когда снился мне, а я почему-то даже не мог пошевелиться, хотя это было и не так уж и важно, потому что боли я не чувствовал. Он всегда бил примерно на триста двадцать восьмой секунде, если внимательно считать. И сейчас он тоже ударил.

***

*** Итэр распахнул глаза в первый же прогремевший гром. Если быть честным, то он так и не уснул, он лежал и постоянно смаковал вкус тёплого молока на языке. Ему приходилось щипать себя за руки, чтобы не подняться с постели, дойти до туалета, склониться над ним и засунуть два пальца глубоко в глотку. Хоть он и понимал, что вытошнить совершенно нечего из его измученного желудка, мороженое переварилось, а тот небольшой глоток молока, скорее всего, и вовсе даже до пищевода не дошёл. Руки уже покраснели и неприятно болели, а внезапно начавшаяся гроза решила добить Итэра до конца. — Блин, — досадно пожаловался тёмному силуэту туалетного столика в дальнем углу комнаты и повернулся на бок, спиной к большому не занавешенному шторой окну, сминая ногами и руками тёплое одеяло. Итэр старался превратить его во что-то, что хоть издалека напоминало бы мягкую игрушку, его кота Лютика или Люмин. Но это всё больше походило на льняной мешок с костями. Итэр потянулся к сотовому телефону, зарядку для которого Чжун Ли добродушно выпросил у Сяо, у которого их была куча, как оказалось. Два часа ночи и тридцать две минуты, телефон заряжен на шестьдесят семь процентов, и, как специально, ни одного пропущенного от Люмин или родителей. Даже Тарталья сподобился и ответил ему, сообщая о том, что благополучно доставил всех домой, пересекся с Моной и пьянющим в щи Скарамуччей, а сейчас доедал второй бутерброд у холодильника на втором позднем ужине за сегодня.

«Спишь?» 2:34 «Можно мне прийти в твою комнату?» 2:35 «Сяо?» 2:46

Итэр заключил: он спит. Если бы Итэр полежал ещё немного, он бы заключил ещё много чего, но оставаться одному в комнате ему больше совершенно не хотелось, учитывая то, что гроза лишь начинала разыгрываться, судя по чёрному небу, что постоянно освещалось яркими ломанными линиями молний, следом за которыми через несколько секунд приходил оглушающий гром. Похоже, спальный микрорайон Сяо находился прямо в самом сердце циклона. Итэр спустился босыми ногами на прохладный пол, обмотался в одеяло и пошлёпал в сторону комнаты Сяо. Процент того, что Сяо выгонит его был близок к ста, а неуверенность в своих действиях росла в геометрической прогрессии, и когда хрупкие пальцы толкнули дверь, сердце прошло через желудок и упало где-то в районе пяток. Итэр крепче сжал пальцами ткань одеяла и медленно вступил на чужую территорию одной ногой, через секунду подтягивая к ней вторую. Не послышалось ничего, кроме недовольного, но очень спокойного вздоха Сяо, который, по всей видимости, действительно спал. Что неудивительно. В три часа ночи-то. Итэр присел на самый краешек постели, которая моментально прогнулась под его весом. Он внимательно оглядел всё вокруг, чтобы случайно не задевать Сяо своим одеялом, ведь это могло его легко разбудить. В комнате было очень свежо, а гроза звучала намного отчётливее, нежели в просторной комнате, предоставленной Итэру. Он поёжился, наконец-то замечая открытое окно. Закрыть его он права не имел: вдруг Сяо хорошо спал лишь с настежь распахнутым окном, а в духоте ему начинали сниться кошмары. Потревожить сон Сяо Итэр не мог. Лицо Сяо выглядело спокойным и умиротворённым (несмотря на то, что ему сейчас снилось), лишь иногда он сводил к переносице густые тёмные аккуратные брови и поджимал сухие губы. Его дыхание резко становилось на несколько секунд учащённым, а затем также быстро приходило в норму. Даже когда гроза резко оглушала громом весь дом, и Итэр испуганно подскакивал и бегал глазами по комнате, Сяо лишь тяжело вздыхал, во сне облизывал губы и причмокивал ими, засыпая, как казалось только сильнее. А Итэр больше не мог существовать.

***

*** — Сяо... Сяо, проснись... — кто-то легонько коснулся моего плеча, но я подскочил, как ошпаренный. Чжун Ли никогда не заходил ко мне в комнату посреди ночи, а о том, что в соседней комнате спал Итэр, я вообще забыл, отрубившись без задних ног за полсекунды. Секунду назад Сэ Зай заносил худую ногу для того, чтобы ударить меня четвёртый раз по лицу, а сейчас чьи-то чужие руки трясли меня за плечо, дёргая из стороны в сторону так часто и резко, что я не мог сфокусировать спросонья свой взгляд даже на пустой стене напротив. — Что?.. — лишь мог произнести я хриплым после сна голосом, тут же прокашливаясь и почти окончательно просыпаясь. — Что случилось? — Можно поспать с тобой?.. Я боюсь грозы… Очень сильно. Голос Итэра мягко разрезал прохладный мокрый воздух, и я наконец-то понял, что случилось. Бросив мельком взгляд в сторону открытого настежь окна через плечо укутанного в одеяло Итэра, я громко вздохнул и недовольно уставился на него. Ему явно было неудобно будить меня, а уж тем более просить о подобном, но тем не менее, он, сейчас и в данный момент, сидел на краю моей кровати и мял тонкими длинными пальцами моё одеяло, несмотря на то, что у него своего было завались для мятья. — Что? — переспросил я, но уже увереннее. Я, чёрт возьми, пошутил, когда говорил о том, что «вот бы он ещё моими красками порисовал и лёг в мою постель». — Можно? — он неуверенно поднял на меня взгляд и спрятал свои щёки за ладонями. Да ну тебя, Итэр Виртанен, конечно же… — Нет, — я накрылся с головой и отвернулся от Итэра. Послышался немного расстроенный и разочарованный моим ответом вздох, и кровать прогнулась сильнее. Он же не лёг сейчас рядом со мной, верно? Я схватился пальцами за край своего одеяла и натянул его на голову ещё сильнее, стараясь закрыться то ли от Итэра, который до сих пор не покинул мою комнату, то ли от сильных холодных ночных потоков воздуха из окна. Итэр нагло нарушал мой территориальный суверенитет и даже не собирался, похоже, уходить. — Пожалуйста, Сяо?.. — голос звучал очень тихо, но не дай бог он приблизился ко мне. — Когда идёт гроза, я… я прихожу к Люмин и сплю с ней… Или зову к себе Лютика… Это мой кот, кстати, я его очень люблю, он такой белоснежный, как снег, хочешь фотку покажу? Но это завтра уже утром, а то сейчас поздно, так могу ли я лечь рядом? — Итэр, нет, — пробурчал я из своего убежища, поджимая ноги к своей груди и сворачиваясь в комочек. — Я могу лечь рядом на пол! — он не думает сдаваться, да? — Мне главное, чтобы рядом хоть кто-то был! Я сел на постели. Пусть Итэр и выглядел как самое безобидное существо во всём мире, но, если он захочет что-то — он в любом случае получит это. Вытребует. Выгрызет зубами. Выпилит пилой, выковыряет лезвием ножа, а потом воткнёт в руку тому, кто ему мешал. Я скосил на него взгляд, оценивая сложившуюся ситуацию. Итэр моментально отвёл взгляд куда-то в сторону двери, не желая пересекаться со мной, и заломал пальцы. Комнату осветила молниями, и Итэр резко подпрыгнул, а когда прогремел гром, заскулил, бросая на меня умоляющий взгляд. — Ложись, — я сгрёб одеяло в руки и поднялся с постели, уступая её Итэру. Уходить из комнаты в соседнюю я не собирался, как и делить свою личную кровать с Итэром, поэтому уселся в большое низкое кресло у окна, которым никто обычно не пользовался и в которое я обычно ставил готовые картины, чтобы отойти и оценить их со стороны, поэтому на скошенных плавно вниз рукоятках были неаккуратные мазки белой и жёлтой краски. Мне очень нравилось это кресло, поэтому я уговорил Чжун Ли припереть его из самого Пекина. Он тогда косо посмотрел на меня, потому что я реально не просидел в нём ни одного дня с момента покупки. В основном, в этой комнате все вещи были новыми, кроме моей одежды, этого кресла, мольберта, телевизора и компьютера с приставкой. Намного проще было купить всё новое, нежели везти вещи из самого Шанхая на другой континент. Я еле-еле примостился на этом кресле, поджимая колени к груди и укутываясь в тёплое одеяло как можно сильнее. — Там неудобно и слишком холодно, Сяо, — Итэр медленно послушно лёг на мою кровать, накрываясь своим одеялом, принесённым из соседней комнаты. Он не спускал с меня взгляд, я это чувствовал даже с закрытыми глазами. Пришлось, немного поёрзав на стуле, отвернуться от Итэра сильнее, подставляя обнажённую щёку навстречу сильному холодному сквозняку из окна. Закрывать лень. Заболевать тоже лень. А он всё смотрит. — Спи. Послышалось, как Итэр ворочался, а затем умолк, и я мельком взглянул на него, проверяя, действительно ли он начал засыпать. Он лежал, приподнявшись на локтях, и продолжал рассматривать меня. В его взгляде читалось настойчивое предложение вернуться в кровать. «Я построю из подушек разделительную стену между нами, клянусь!» — говорили его глаза. За окном прозвучал очередной раскат грома, но Итэр на этот раз лишь нервно поёжился, зарываясь острым кончиком носа в мою подушку. Наверное, она вся пропахнет гиацинтом, если он будет так сильно прижиматься к ней. — Не могу уснуть, — через несколько минут послышалось с кровати. Я вздохнул. — Обычно люди засыпают за семь минут, просто не ворочайся и закрой глаза. — Тебе холодно? Я открыл глаза. Итэр лежал на спине, сложив руки на груди, и в упор глядел на меня. Дождь за окном настолько усилился, что мне стало тяжело дышать из-за чересчур высокой влажности, а дождевые капли, которые с грохотом бились о внешний подоконник, долетали до моего лица, оставляя небольшие следы на щеке. Я наклонил голову, стирая их о мягкую тёплую ткань одеяла и снова посмотрел на Итэра, который слегка подрагивал ногами, вороша одеяло. — Нет. Итэр приподнялся на локтях, недоверчиво, с поджатыми губами, оглядел меня, укутанного по самую макушку в одеяло, и вздохнул. Вот чего докопался до меня, какое ему вообще дело, даже сестра так никогда не беспокоилась обо мне. Итэр мне сейчас напоминал Чжун Ли в первый год после того, как он взял опекунство надо мной. Хотя в нём до сих пор периодически просыпались тёплые отцовские чувства, и он мог потискать меня за щёки, что я не слишком-то и любил, или приготовить покушать вместо того, чтобы оставить это дело для горничной или просто заказать еду. Готовил он, конечно, отвратно. — Расскажи мне сказку. — Что? — я отнял голову от колен, бросая на Итэра взгляд. — Ну… — Итэр отвёл глаза куда-то в сторону, смотря за мою спину, и на секунду в его золотистых радужках отобразилась очередная молния, расчерчивая чёрный зрачок белоснежной светящейся ломаной линией. — Сказку… как мама на ночь рассказывает. — Детская ерунда. Тебе намного больше десяти, чтобы требовать подобное, — я прикрыл глаза, касаясь острым подбородком холодной кожи своих колен. Итэр молчал, словно ожидая, что я скажу ещё что-нибудь, но мне было больше нечего добавить. Чжун Ли никогда не читал мне сказок, Нин Гуан слишком занятая женщина, чтобы тратить на это время, поэтому единственное место, где я их слышал, — это комната в доме тёти в Пекине, которая находилась по соседству напротив спальни Ху Тао. Её гувернантка, пока сестра была ещё маленькой, читала ей книги на ночь. Это не сказки, конечно, но я всегда лежал молча и старался не ворочаться, даже дышал медленнее и тише, потому что любой шум, даже обычный дождь, мог полностью заглушить еле слышимое монотонное чтение женщины. О том, читала ли мне мама, я не знал. Я в принципе почти ничего не знал о своих родителях. Всё, что я знал, были воспоминаниями из далёкого прошлого или рассказами воспитателей и Чжун Ли, основанными на моём личном детдомовском деле. Но я помнил, что у мамы были тёмные волнистые волосы до лопаток, которые она часто собирала шпильками в пучок, и то, что она очень часто носила на губах красную помаду. А ещё у неё на запястье был профессиональный ожог, а на сгибе локтя татуировка. Про последние две вещи мне рассказал Чжун Ли. По ним мою маму и опознали. Отца я помнил ещё хуже, чем мать, и уж книжки он мне точно не стал бы читать. Опять же, как рассказывал мне Чжун Ли, в моём досье было указано, что папа был мягким мужчиной, который почти во всём уступал моей маме, пока та главенствовала во всём: в семье, в семейном бюджете, в хозяйстве и другом. Но, как мне кажется, довольно странно указывать особенности темперамента в графе «отец» в личном деле. Мама была главным врачом в больнице. Несмотря на сложившиеся стереотипы о врачах, она курила больше, чем папа, и пила кофе больше, чем Франция производит за год. Из-за этого у неё пожелтели зубы, которые она безрезультатно пыталась отбелить какими-то специальными полосками. Папа был шофёром: возил людей от аэропорта до дома и от дома до аэропорта чаще всего. Из нашей маленькой коммуны Живерни со всем известной могилой Клода Моне, все стали всё чаще переезжать в пригороды Парижа. Мама, как глава семейства, сказала, что мы тоже переедем туда в ближайшее время. Но мы не успели. — Хочешь, тогда я расскажу тебе, если мама не рассказывала? — Итэр не успокаивался и снова заёрзал на постели. — Я расскажу одну коротенькую сказку, и мы будем спать. Согласен? Похоже, он совершенно не оставляет мне выбора. — Хорошо. Итэр, довольный, поудобнее устроился под одеялом и сплёл пальцы в замок на животе. Его волнистые пшеничные волосы, что были длиной чуть ниже плеч, рассыпались лютиковым полем на моей тёмно-синей подушке, белоснежные бархатные щёки поалели, вероятно, от того, что в моей комнате было действительно прохладно. — Хорошо, — повторил он, поднимая взгляд к потолку и задумываясь. — Жил-был один мальчик. У него были красивые тёмные волосы и проницательные янтарные глаза. Он был принцем маленького королевства. А в соседнем процветающем королевстве, что было намного больше первого, тоже жил принц. У него были длинные светлые волосы, а больше всего на свете он любил карамельные лапки на палочке. И однажды они случайно встретились на большом балу, который был посвящён совершеннолетию тёмного принца. И светлый принц влюбился. Правда, первый принц совершенно не обращал на него внимания и был очень холоден, но светлый принц никогда не сдавался. Он старался как можно больше находиться рядом со своим возлюбленным, поддерживал его и всегда улыбался ему, даже если ему самому было очень плохо… — Итэр на секунду замолчал, а потом продолжил. — И однажды тёмный принц всё же обратил на него внимание. Они стали общаться больше, ходить на совместные конные прогулки, танцевали на балах, а в один прекрасный вечер тёмный принц аккуратно поцеловал светлого принца и предложил ему своё сердце, королевство и будущие года. И светлый принц, конечно же, согласился… И жили они долго и счастливо! Итэр замолчал, бросая на меня удовлетворённый взгляд и хихикая. — Ты рассказал мне краткое содержание какой-то книги? Улыбка пропала, и его лицо стало издевательски равнодушным. — Да, какой-то книги, Сяо, — Итэр отвернулся от меня, по-детски подтягивая колени к груди, приобнимая себя тонкими пальцами за плечи, подминая под себя большую часть одеяла и сворачиваясь в комочек. И они заснули, не пожелав друг другу спокойной ночи.