Шторм в океане

      Антон привычно включает кофемашину и думает, насколько хорошая идея — пить кофе в полночь. Он усмехается сам себе и решает, что после такого дня, а особенно вечера — можно всё. Открыть непочатую бутылку коньяка не даёт совесть и планёрка в десять утра. Шастун в уме прикидывает, сколько часов ему останется на сон, если сейчас он выпьет кофе, покурит, обдумает встречу с Арсением и успокоится. Но расчёты забываются, стоит только сделать глоток кофе и вспомнить глаза Попова. Синие, почти что неоновые даже в полутьме салона машины. У парня мурашки по позвоночнику и покалывающие кончики пальцев — до того хотелось Арсения коснуться. И в глаза эти блядские заглянуть, пока внутренности узлом крутит.       Но парень тут же возвращается к мысли, что испугался. Сразу всего — самого себя, Арсения, который хочешь—возьми, искр между ними и того незнакомого ощущения, когда буквально всё замирает, а в голове бегущая строка «косниськосниськоснись». Шастун не сдался. Он стиснул руль сильнее положенного, надеясь, что Попов этого не заметит в темноте. Антону страшно терять перед кем-то контроль. Даже в самых стрессовых ситуациях он старается удержать нить контроля или хотя бы чувствовать её пальцами — это всегда уверенности предаёт.       С Арсением хотелось эту нить отпустить.       Или связать из неё петлю — чтобы быстро и без угрызений совести.       Парень лицо ладонями накрывает. Ему сложно отрицать очевидное — к Попову тянет и физически, и эмоционально. Его выучить, вызубрить и заучить хочется. Понять каждый его мотив и скрытый смысл. Арсения разгадать хочется. А ещё — поцеловать. Но в этом Шастун вряд ли вслух признается. Он залпом кофе в себя вливает, не заботясь, что въедливые капли попадают на футболку. Ему в мужчину хочется — по горло. А получается, что по самые гланды.       Ему внутренний голос не то голосом Иры, не то голосом Макара шептал «Шаст, ты палишься», когда взгляд лишние секунды на Арсении задерживался. И Шастун рад бы его отвести, но манит и приклеивает как клеем и скотчем одновременно. «Шаст, ты палишься» — а глаза то и дело косятся на Попова, хотя следить всецело за дорогой было бы в тысячу раз полезнее. Антон не может и не знает, как для себя же самого понять, что это всё было этим вечером.       Парень жутко волновался, когда писал Арсению, жутко волновался, переодеваясь в невозможно узкой кабинке туалета на работе, волновался, когда заводил машину. И ещё десятки эпизодов, всплывающих перед глазами как слайд-шоу, когда руки буквально сходили с ума, начиная трястись чуть ли не в такт играющей на фоне музыки. Но волнение, достигнув критической точки, исчезло, когда они приехали в ресторан, и Антон Арсению в глаза заглянул. Будто в глазах напротив плескался тот самый пресловутый океан, за которым люди на край земли едут, хотя какой смысл, если он, вон, напротив сидит.       Шастуну показалось, что он на вечер джекпот сорвал — всё внимание Попова ему до последней крупицы принадлежало. Это грело. Это заставляло всё чаще отыскивать его взгляд. Это заставляло отворачиваться, чтобы не поцеловать.       Шастун своих ощущений одновременно пугается и радуется им как ребёнок — давно никто не вызывал у него целый спектр эмоций, заставляя всё это чувствовать. Но он одновременно и закрывается — если сейчас всё так, то что может произойти дальше?       У пацана к Арсению — интерес.       У пацана для Арсения — всё свободное время.       У пацана для Арсения внутри что-то горит и теплится.       Пацан Арсения боится.       Утром Антон с громким криком «да ебись ты, сука, конём» опаздывает на работу. Он так и засыпает на диване, где сидел ночью и размышлял, как докатился до такой жизни. На ковре валяется — слава всем богам! — пустая кружка из-под кофе, а часы на тумбочке показывают 9:30. Парень забывает — да и не хочет, если честно — проверить уведомления на телефоне, потому что шестым чувством понимает, как и куда красноречиво его шлют коллеги, учитывая время опоздания и предстоящую планёрку. Шастун натягивает чёрную толстовку, которую с очень большим сомнением можно счесть за офисный дресс-код. Он хватает с балкона пачку сигарет, подбирает телефон и трёт ноющую шею. Рвано оглядывает квартиру, молясь, чтобы хоть какие-то бумаги остались в машине и, захлопнув дверь, пешком бежит по лестнице — ждать лифт для лохов.       Шестое чувство не подсказывает ему лишь то, что оба закреплённых чата в мессенджере горят цифрами непрочитанных уведомлений.       Ира (7:12)       Шаст, доброго утра! Я приеду через два дня. Готовь жопу!       Обнимаю       Арс (2:10)       Спасибо тебе, было очень хорошо.       Надеюсь, эта встреча не последняя :)       Что на счёт завтра, которое уже сегодня?

***

      Арсения будит звонок. Он был бы рад, будь это фильм с одноимённым названием, но этот — телефонный. Обычно ничего приятного он не сулит.       — Да? — Как там учат умные люди? Нельзя отвечать на звонок «да?», потому что это могут записать и использовать мошенники? А Попов вам, кстати, говорил, что ему похуй?       — Доброе утро, Арсений! — Консьержка своим неугомонным оптимизмом не вписывается в концепцию этого утра. — К вам пришёл молодой человек, представился Сергеем Матвиенко. Вы меня не предупреждали, поэтому уточняю.       — Да, это ко мне.       — Хорошего вам дня!       Попов про себя передразнивает женщину и кладёт трубку. Он мученически стонет и, втолкнув ноги в тапочки, шаркает к двери. В голову приходит мысль, что Антон бы назвал его дедом, и мужчина улыбается.       — Как у тебя тут душно, — вместо приветствия кривится Матвиенко, и Арсений думает, что если бы не знал Серёжу, то начал бы подозревать его в наркотиках или алкоголизме — не может из нормального человека чуть ли не бить фонтаном столько энергии. Ещё и утром.       — Это потому что ты пришёл, — елейно отбивается Попов, но окна открывает.       — Душнила тут только ты.       — Если ты пришёл обсудить это, то лучше ищи другую компанию — у меня нет желания.       — Выглядишь будто всю ночь бухал. Ну или как в меме — я сосал, меня ебали.       — Кто-то решил показать, что шарит за молодежь, — мужчина гладит друга по голове. — Попытка ебаная, держу в курсе.       — Я вообще-то с вопросом, — Матвиенко глаза едва не закатывает, приглаживает волосы.       — Даже сходить в душ не дашь?       — От тебя, вроде, не воняет. Потерпишь.       — Хорошо, — Попов демонстративно складывает руки на колени, садясь. — Говори.       — Графская задница не даёт права раздавать приказы!       — Бля, Серый, заебал. Разбудил, ещё и в жопу без смазки лезешь. Ближе к делу!       — Я на твою жопу не покушаюсь. — Серёжа тычет средним пальцем. — Что у тебя с Шастом?       — А говоришь, на жопу не покушаешься. Что за вопросы такие странные? — Арсений хмурится и пытается скрыть мгновенно вспыхнувшее волнение.       — Не увиливай, это во-первых. А во-вторых, мне сегодня Макар прислал скриншоты откуда-то, где твои фанатки гадают, кто твой новый парень. На фотке вы с Антоном в каком-то ресторане сидите и чуть ебальники от улыбки не лопаются.       — Бля-я-я-ять…       — Так и что у вас?       — Мы просто встретились, перекусили и покатались на его тачке.       — А дальше? — По интонации Матвиенко невозможно понять, хочет он услышать ответ или боится.       — Трахнулись, блять, у пруда на Патриках! — Вспыхивает Попов, вскакивая с кресла. — Он меня до дома подвёз и уехал к себе. К чему это всё?       — Вас фанатки твои где-то застукали и в сеть выложили, дурья ты башка! Фотки сейчас повсюду разлетятся. Молись, чтобы в прессу не попало!       — Боишься за мою жопу?       — Шастуну публичность не нужна. Он даже Иру просит фотки с ним часто не выкладывать — то ли стесняется, то ли не хочет к себе внимания левых людей.       — Он красивый, — невпопад выдаёт Арсений, и Серёжа делает неутешительный вывод — он попал.       — Арс… Вы на тех фотках светитесь — глазам больно. Оба светитесь. Ладно мы увидим или фанатки в интернете, но если это попадёт в прессу… Вдруг родители Антохи не знают ничего, у них же с Ирой семья.       Попов сникает. Ему клином вбиваются слова «Ира» и «семья». Об этом факте Арсений предпочитал не думать. Въедливое «муж и жена» заставляет лишь скривиться, и во рту появляется кисловатый привкус. Серёжа внимательно наблюдает за эмоциями на лице друга, но не понимает их.       — Будь осторожен, — просит Матвиенко. — Прошу тебя.       — Я не перестану видеться с ним, — только и отвечает Арсений, глядя на друга так, что у него идут мурашки.       — Этого я даже не буду просить. Но будьте внимательнее.       Попов кивает — других ответов он не находит.

***

      Лёша ради Оксаны город выжечь дотла готов. Но понимает, что ей этого не нужно — у неё такой же в глазах. Выжженный и прожжённый город, где нет места ни радости, ни мечтам. Она вечерами смотрит в экран телевизора невидящим взглядом, хотя этот сериал они планировали начать смотреть уже неделю. Парень осторожно, как и всегда, по привычке, пальцами по предплечью жены проводит, а она дёргается. Будто секунду пугается, а после более осознанно глядит на мужа и руку убирает.       Лёша уже несколько дней наблюдает за тем, как Оксана нарушает выдуманное собой же правило — что бы ни было, не курить в квартире. Это правило распространялось не только на гостей, но и на неё. Сурков в шутку говорит ей об этом, широко улыбается, надеясь, что девушка в ответ как-то отшутится. Но Суркова поджимает губы и лишь шире приоткрывает окно.       Он жену не узнаёт и причину не понимает. Девушку будто подменили за несколько прошедших дней. Она не ходит на работу, даже не звонит Арсению — лишь курит и вздрагивает от уведомлений, бесчётно приходящих на телефон. Оксана — другая. Лёша за неё боится.       Не молчи. Не убивай меня безразличием.       Я без тебя уже не смогу.       Оксана выходит из дома впервые за несколько дней. Она не может смотреть Алексею в глаза и буквально позорно сбегает, прихватив с собой только телефон.       Девушка сидит на лавочке и смотрит в горлышко уже пустой бутылки. Она крутит её в руках, и когда стекло нагревается от её рук — ставит на землю. Оксана набирает номер, кажущийся ей сейчас отчаянно правильным.       — Алло? — Антон на другом конце немного хрипит и прочищает горло. — Вас не слышно!       — Антон, — голос у Сурковой стальной, — привет.       — Оксана?       — Да, извини, я не вовремя?       — Нет, что ты…       — Уже не помню, откуда взяла твой номер. Возможно, у Димы выпросила. Да и не важно это уже.       — Что случилось? Что-то с Арсением? — На парня накатывает волнение — он не понимает, с чего бы Оксана стала звонить ему, ещё и после всех сказанных слов. — Ты, вроде, говорила, мы друзьями не будем.       — Не будем. — Соглашается девушка и шмыгает носом. — Ты любил когда-нибудь?       — Что? Это очень странный вопрос, Оксан.       — Ты любил когда-нибудь?       — Нет, — через несколько минут молчания произносит Антон, и его голос становится тихим.       — Извини, — девушка скидывает вызов.       Шастун с недоумением смотрит на экран мобильного, с которого в мгновение пропадает номер девушки. Он иррационально боится за неё, словно ещё минута — и с ней что-то случится. Антон хочет позвонить Арсению, попросить его срочно отыскать девушку, но понимает, что если бы она хотела поговорить с Поповым, то точно отзвонилась ему. Здесь что-то другое, что Оксана скрывает от близких.       Шастун ей — никто. С ним ей будет легче.       Парень набирает её номер, и девушка отвечает спустя два гудка.       — Да?       — Я приеду. Скинь геометку.       Антон за девчонку вступиться готов, кто бы ей больно ни сделал.