Дневник жизни

– Осторожно, - я помогла Хельду вылезти из машины и, не закрывая дверь, буквально на себе тащила его в сторону главных ворот Института. Муж, споткнувшись, схватил меня за руку, но старался идти сам. Тед, вздрогнув, выпрыгнул из машины, не зная, что ему делать и чем помочь. – Не строй из себя героя. – Я и не… не строю… - он тяжело закашлялся, рыча сквозь зубы, стараясь второй рукой зажать рану на боку. – Талия, зачем мы п-приехали сюда? – Потому что это - единственное место, где тебе помогут, - перекинув руку мужа себе через плечо, я подошла к воротам и, секунду поколебавшись, приложила руку к распознавателю ДНК, не особо надеясь, что в программе еще что-то осталось. Но, как ни странно, привычная красная лампа сменилась зеленой. Что-то тихо щелкнуло. Блокировка с ворот была снята. – Рассвет, - вдруг тихо сказал Радегаст, смотря в сторону. – Так красиво… Возможно, это последний рассвет в моей жизни… – Захлопни варежку, - я стиснула зубы, ногой толкнув ворота. Те, скрипнув, почти полностью раскрылись. – Ты будешь жить, понял, лосяра? Да-да, я тебя, в случае чего, и на том свете достану. И, кстати, как ты сам сказал, - ты еще обещал свозить меня на море. – Я помню, - он усмехнулся, шагая по широкой тропинке, вымощенной мелким светлым гравием. Ничего не изменилось за шесть минувших лет. Снежный Барс, идя за нами следом, нервно оглядываясь, но при этом старался не отставать. – Раз обещал, значит… - он снова закашлялся. – Черт, проклятая кровь… Талия, все же, зря мы сюда приехали… Икс-мены они.. Они ведь… – Они – наша последняя надежда. Давай, Хельд, - я подтянула его за руку, помогая взобраться на ступеньки крыльца. – Тед, открой двери. Сын, прошмыгнув мимо меня, ловко толкнул ручками стеклянные двери. Я неуверенно сделала шаг вперед, проходя в просторный холл. Красные узкие дорожки вели по левую и правую сторону, а широкая лестница, сделанная из красного дерева, просторно открывала путь на второй этаж, к спальням учеников, которые еще мирно спали, не подозревая, что в их дом пробрались… чужие? Нет, скорее, неблагодарные свои. Теодор, подняв голову, прижал ушки к голове, изумленно приоткрыв ротик. Я, поудобней перехватив Хельда, уверенно пошла в левый коридор, туда, где располагалась школьная лаборатория профессора Маккоя. Не знаю, там ли сейчас Генри, но Гвинн, который уже почти не мог идти, истекая кровью, заставлял меня шагать вперед. Я не дам ему сдохнуть сегодня. Ни. За. Что. Чтобы дойти до лаборатории, нужно было пройти классы и кабинеты учителей. Я не любила эту часть Академии. Почему? Потому, что мне приходилось бывать здесь чаще и дольше, чем другим ученикам. Оливер, правда, тоже часто проводил здесь время, но скорее по поводу отбывания наказания, а я… А я помогала. Вербовкой, но помогала. Сейчас очень странно это вспоминать. И тут взгляд непроизвольно скользнул по одной из дверей. На табличке, которая висела чуть ниже уровня головы, была выбита надпись «Курт Вагнер». Я остановилась, точно вкопанная, не имея сил сойти с места. Радегаст, убрав свою руку с моего плеча, самостоятельно сделал пару шагов вперед, но я даже не обратила на это внимание, зачарованно смотря на дверь. – …идти нужно? – Что? – голос сел до жуткого хрипа, но мне было все равно. Я посмотрела на мужа, а он – на меня. – Прости, я не расслышала. – Я говорю, что сам дойду. Ты только скажи, куда идти нужно, - Хельд перевел взгляд на дверь. – Правда, Талия, я дойду. Это сейчас важнее для тебя. – Не говори чепухи, это может и… – Нет, это не может подождать, - Гвинн, упираясь рукой в стену, тем самым пачкая ее в крови, повернулся. – Так куда мне ковылять? – Конец коридора, крайняя дверь слева. Если там не будет профессора Маккоя, то, в любом случае, будет кто-то из пациентов. Они не откажут в помощи, тем более, знают, что ты – мутант. – Шикарно, - он медленно пошел по коридору, прихрамывая. – И, Ти-Джей, удачи. Я кивнула. Стояла на месте, не решаясь смотреть на сына, который стоял рядом, теребя меня за край окровавленной кофты. Не знаю почему, но сердцем чувствую, что он за этой дверью, но… не могу ее открыть. Не хватает силы духа. Мне страшно. Хорошо помню те моменты, когда отец вербовал меня сидеть с ним в кабинете, готовя таким образом к преподавательскому ремеслу. Он всегда хотел, чтобы я пошла в преподаватели, чтобы была подальше от миссий и опасных заданий, как большая часть команды. Только он одного не мог понять – то, что я похожа на него больше, чем кажется. В моем возрасте Курт никогда не упускал возможности пуститься в бой сломя голову, желая приносить пользу команде. Я тоже хотела приносить пользу, только вот этого он понять не мог. Или не хотел. Его лицо, когда Эмма сказала, что Церебро потерял мой жизненный сигнал, еще долгие годы преследовало меня ночами. В какие-то моменты мне казалось, что я схожу с ума… Хотелось бросить все, сбежать от Харпера и вернутся домой, к нему, к маме… Но я не могла. И не потому, что путь был долгим, и не потому, что мне не хотелось повторять все сначала, а потому, что мне было стыдно… Стыдно смотреть отцу в глаза после той боли, которую я причинила ему и маме. Я не знаю, что скажу ему, когда увижу. Не знаю, что он скажет мне. В глубине души, наверное, я была бы рада, если бы Курт наорал на меня и прогнал. Ведь этого я и заслуживаю… Да, это было бы правильно. Тед, коснувшись моей руки, сжал ее. Вздрогнув, словно от удара, я опустила голову и ободряюще улыбнулась. Сынок, широко улыбнувшись в ответ, обнажил маленькие белоснежные клыки. Что ж, думаю, хватит бегать. Пора действительно принимать взрослые решения и вылезти из кокона, в который сама же и залезла. Сжав руку в кулак, я твердо стукнула два раза чуть выше ручки двери. Сначала была тишина, которая буквально давила на сознание, но потом из кабинета раздался уставший, но какой-то раздраженный голос: – Войдите. Сжав маленькую руку сына в ответ, я нажала на ручку и потянула на себя, открывая дверь. Первое, что бросилось мне в глаза – окно, которое обычно всегда было приветливо распахнуто, но сейчас было плотно закрыто, с одной стороны завешанное темно-фиолетовой шторой. С ужасом для самой себя поняла, что точно такие же шторы висели в моей комнате. Курт Вагнер, стоя возле шкафа с документами, не смотрел на дверь, листая одну из папок, явно ища какой-то документ или бумагу. Я вошла, закрывая за собой дверь. На отце была белая рубашка и джинсы, а волосы, которые едва ли тронула седина на челке, доставали до подбородка, точно так же, как я и помню. Он ничуть не изменился, разве что сильно постарел. Да, сильно… Я отчетливо видела мелкие морщинки, которые затаились в уголках глаз и краев рта. Шерстка стала темнее, словно выцвела с годами, но, тем не менее, не потеряла своего блеска, когда на нее попадал солнечный свет. – Эмма, я ведь говорил, что буду начинать работу во столько, во сколько считаю нужным. И, кстати, сегодня… - он поднял голову. Я замерла. Папка выпала из его рук и, упав на пол, закрылась под собственным весом. – Талия?.. – Привет, пап. Он растерянно смотрел на меня, не зная, что делать. Я смотрела на него в ответ. В какой-то момент показалось, что время замедлилось для нас обоих, и мы можем так стоять, смотря друг другу в глаза, очень долго, если не целую вечность. Но вечность – это неопределенное и очень неясное понятие… – Ты… Ты… - Курт ухватился за край стола, чтобы ненароком не упасть. На глаза навернулись слезы, но подойти к нему у меня не хватало смелости. – Я думал, что ты… Я считал… В тот вечер Церебро… Он снова и снова запинался, словно не мог произнести это ужасное слово. – Прости меня, - я отпустила руку сына и сделала шаг вперед. – Прости меня, пап. Мне… мне так жаль. Я… я была дурой, но потом, поняв ошибку, не могла вернуться и… Вдруг из легких вышибло воздух. Я распахнула глаза, поняв, что отец крепко сжимает меня в объятиях, телепортировавшись. Ненавязчивый запах серы тут же коснулся носа… Запах знакомый и любимый до дрожи, напоминающий о детстве, которое я похоронила собственными руками. Заплакав, я прижалась к отцу, обнимая его в ответ. Он тоже плакал, мелкими поцелуями покрывая мой лоб. Те моменты, когда я думала об отце, никогда не возвращали меня назад. Это были мимолетные воспоминания, которые тут же переплетались с какими-то другими, все дальше и дальше уходя в недра памяти. Со временем я все меньше думала о маме и папе, но от этого тоски меньше не стало… – Мам?.. Курт, как я, вздрогнул. Теодор, подняв свои большие яркие глаза на меня, неуверенно держал край моей кофты. Я только сейчас поняла, что чуть ли не вся стою в крови, своей и чужой, однако отец, как видно, этого даже не заметил. – Пап, - я неуверенно отстранилась, протягивая руку к Теду, который тут же уцепился за нее, - это - мой сын. Ночной Змей распахнул глаза, опуская их вниз. Тед же, наоборот, поднял голову вверх. – С-сын? – то ли спросил, то ли утвердил он, смотря на Тедди. Видимо, поверить в то, что семилетний мальчик, стоящий перед ним – мой сын, было невозможно, но схожие черты… Они говори о многом. – Да, - неуверенно выговорила я. – Его зовут Теодор. – «Дар Божий»? – тут же подхватил отец, все еще смотря на мальчика. Тот не изменился в лице, внимательно рассматривая Курта. Я, после секундной заминки, кивнула. – Я… в полном… замешательстве… – Я тоже, - а зачем кривить душой? И тут случилось то, чего ни я, ни уж тем более папа явно не ожидали. Тед, резко сорвавшись с места, обнял ногу Курта, вскидывая голову и по-детски наивно смотря ему в глаза, тихо спросил: – А ты правда мой дедушка? Курт, смущено засмеявшись, попытался вытереть слезы, но те никак не хотели останавливаться, обнимая мальчика одной рукой. Потом, робея, взял его на руки, а Тед, смеясь, крепко обнял его за шею, прижимаясь как можно ближе. И впервые за эти шесть лет я поняла, что по-настоящему счастлива.