Глубокое небо цвета индиго таращилось на Оливию из окна её спальни, одевая комнату бархатным покрывалом ночи. Розье тоскливо смотрела на него в ответ, подперев щёку ладошкой. Створки были распахнуты настежь, но это ничуть не помогало от противной духоты, липнувшей к телу и простыням. Тяжёлый воздух навис над Дербиширом вместе с набухшими тучами, готовыми разрыдаться в любой момент, но этого всё никак не происходило. Последняя летняя ночь будто издевалась над Оливией, не давая заснуть.
Розье с шумным вздохом перекатилась на спину и раскинулась словно морская звезда. Её мягкое, пуховое одеяло давно было отброшено в сторону и теперь валялось одним причудливым комом в ногах девушки, походя на маленькую гору. Сверчки в кустах терновника, растущего по периметру поместья, верещали как ненормальные, предчувствуя дождь, и тоже мешали Оливии. Она уже вся вспотела, ворочаясь в постели в попытках найти позу, в которой будет не так жарко. Безуспешно.
Концентрация Оливии была на нуле, из-за чего охлаждающие чары держались не дольше пяти минут, так что она перестала накладывать их на себя, окончательно сдавшись невыносимой жаре. Её мысли всё кружились и вращались внутри черепной коробки, не давая ей покоя, и раз за разом возвращались к черноволосой беде по имени Сириус Блэк. Нескончаемые, изматывающие вопросы и предположения роились в голове Оливии, вгрызаясь в серое вещество мозга. Затылок девушки уже начал болезненно пульсировать под их напором.
Спина под ночной рубашкой была неприятно влажной, лицо и ладони казались липкими. А главный вопрос — сможет ли Оливия продолжать учиться в одной школе с Блэком — приносил ей настоящие страдания. Увидев его сегодня на улице, Розье поняла, что просто не может этого выносить. Что же с ней будет, когда у них вновь начнутся совместные уроки? Она не сможет вечно его избегать, не сможет постоянно прятаться в башне Когтеврана. Их встречи будут неизбежны. Оливия прикрыла тяжёлые веки и всерьёз задумалась о переводе.
Её отец, конечно же, учился в Хогвартсе и, конечно же, на Слизерине, где он и познакомился с этим Мерлин-его-дери Лордом. Но вот её мама перебралась в Лондон только в свои двадцать пять. Марион, тогда ещё Ледуайен, а не Розье, приехала вместе со своим отделом французского министерства магии по международному сотрудничеству, познакомилась с обаятельным и красивым Кристианом, да так и осталась в Англии. В своё время она закончила академию Шармбатон и много раз рассказывала маленькой Оливии об этом чудесном месте.
Там было очень красиво. Белоснежные мраморные колонны, позолота и потрясающие ледяные скульптуры, переливающиеся на свету. Благоухающие розовые сады и лавандовые поля на территории школы. Вместо устрашающего Чёрного озера с гигантским кальмаром, воинственными русалками и гриндилоу на дне — кристально чистый пруд с прекрасными белыми лебедями, плавающими по зеркальной поверхности. А ещё поющие радужные фонтаны с целебной водой, уютные беседки, увитые плющом, и целые парки-топиары из искусно выстриженных кустиков.
Марион показывала Оливии колдографии, и девочка смотрела на всю эту красоту с приоткрытым ртом. Рассказы отца о Хогвартсе больше походили на жуткие истории о древних замках с привидениями, Шармбатон привлекал маленькую Ви куда больше. Ей казалось, что там учились настоящие принцы и принцессы. И ей очень-очень нравилась их небесно-голубая форма, сшитая из чистого шёлка. Марион так хотела, чтобы дочка училась в её родной академии, но так и не смогла убедить Кристиана, а потом её не стало…
Но так уж вышло, что Хогвартс покорил сердце Оливии, стоило ей только увидеть замок вживую. Она вся трепетала, впервые подплывая к нему на маленькой лодочке, от возвышающейся над озером каменной громады захватывало дух. Это воспоминание до сих пор верно служило ей для вызова Патронуса. Конечно, Хогвартс был не так изящно и изысканно устроен, ученики носили скучные чёрные мантии из грубого сукна, длинные коридоры продували ледяные шотландские ветра, и никакого хора лесных нимф с завораживающими голосами у них тоже не было. Зато было дикое очарование, горные вершины, сила и мощь древности, великая история и…
Поток размышлений прервался громким треском, раздавшимся где-то за окном. Оливия резко распахнула глаза, вслушиваясь в темноту. Звук был похож на аппарацию, но ведь уже так поздно… Розье дотянулась до палочки и подсветила фарфоровые часы на прикроватном столике. Час ночи. Когда девушка вернулась с Косого переулка домой, у неё не было настроения выходить из комнаты. Домовики принесли ей ужин, и Оливия не видела ни отца, ни Эвана. Она даже не знала, были ли они дома. Может быть, кто-то из них вернулся?
Сверчки по-прежнему стрекотали, но к ним прибавились ещё какие-то невнятные звуки. Послышалась возня, торопливые шаги по мягкому газону, беспокойное бормотание. Ей показалось, она услышала мужской голос. Кажется, кто-то стонал. Потом звуки стали чётче и громче и теперь доносились прямо у задней двери, ведущей в сад, куда выходило окно комнаты. Обрывки фразы залетели прямиком к Оливии в спальню.
— …говори со мной. Ну же, только не отключайся!
Это определённо точно был голос Антонина Долохова, и звучал он до безумия взволнованно. Оливия подскочила с постели и свесилась через подоконник, вглядываясь вниз. Друг её отца, одетый в длинный чёрный балахон, торопливо приближался к дому, рукой пытаясь удержать высокую тонкую фигуру в такой же мантии с накинутым на голову капюшоном, скрывающим лицо. Фигура едва волочила подкосившиеся ноги, почти всем своим весом опираясь на Долохова. В темноте и с высоты третьего этажа Оливия не смогла практически ничего разглядеть, но она никогда прежде не слышала, чтобы Антонин звучал вот так. Он был напуган. По примятой траве тянулась чёрная дорожка, жутко поблёскивающая в отсвете палочки Долохова.
— Кристиан!!! — крикнул он, отчаянно молотя кулаком по двери так, что внизу задрожали стёкла.
Оливия отпрянула от окна и что есть мочи рванула в коридор, чувствуя, как подскакивает сердце. Тощие щупальца страха обвили её за талию, до боли сжимая живот. Она босиком сбежала по лестнице, перепрыгивая по две ступеньки за раз, и чуть не налетела на растрёпанного отца в ночном колпаке и пижаме, с зажжённой палочкой в руке. Оливия встретилась с его встревоженным взглядом, и они оба молча поспешили на крики. Случилось что-то нехорошее.
— Да откройте же вы наконец эту сраную дверь! — заорал Долохов, принимаясь долбить по ней прямо носком своего ботинка.
Разбуженные домовики уже были внизу, но напуганные шумом они не понимали, что им делать. Минни и Дейзи жались друг к дружке и тряслись точно так же, как тряслась дверь под ударами Долохова. Казалось, она вот-вот не выдержит и сорвётся с петель. Более опытный и куда более уравновешенный Ксавье помчался навстречу хозяевам, перехватив их на кухне.
— Господин, мсье Долохов пытается выломать вашу дверь. Что прикажете делать?
— Впусти его немедленно, — сухо ответил Кристиан. Голубоватый луч Люмоса мелко дрожал в его руке. Оливии всё это не нравилось. Она поспешила вслед за отцом туда, где Антонин продолжал яростно стучать.
Ксавье мгновенно исполнил приказ своего мастера, одним щелчком пальцев отворив заднюю дверь. Долохов буквально ввалился внутрь, сбив собой большую и ужасно дорогую вазу, стоявшую у входа. Она столкнулась с полом и разлетелась на мелкие осколки, нервные эльфы тут же вернули всё как было. Антонин волочил за собой тело в мантии, тяжело дышал и кряхтел. Оливия во все глаза уставилась на развернувшуюся в поместье картину, пытаясь понять, что вообще происходит.
— Помоги мне, Крис, быстрее! — сипло рявкнул Долохов, и отец тут же подорвался с места, перехватывая из рук друга вялое тело.
Оно обмякло ещё больше, так что мистеру Розье пришлось схватить его покрепче. Антонин отдышался секунду, а потом поспешил на подмогу, взвалив одну до ужаса бледную руку, торчащую из-под мантии, себе на плечи. Кристиан сделал то же самое с другой рукой, и они оба потащили тихо стонущего человека в столовую. Эльфы взволнованно шептались между собой, их уши жалобно поджимались. Дейзи куда-то убежала, но быстро вернулась обратно с тряпкой в руках, принимаясь вытирать пол, на котором блестели какие-то пятна и грязные следы ботинок. Кто-то зажёг свет, и Оливия с ужасом увидела их цвет.
Кроваво-красный.
Розье развернулась и бросилась догонять отца с Долоховым, которые уже укладывали тело на мягкий диван у камина. Голова откинулась назад, капюшон съехал, являя, наконец, личину того, кого приволок Долохов. Застыв в дверях, Оливия судорожно выдохнула, зажимая рот рукой. Белое как полотно лицо парня было искажено гримасой боли: тонкие, посиневшие губы плотно сжаты, глаза зажмурены. Тёмные волосы намокли и прилипли ко лбу и вискам. Острый кадык подрагивал, выделяясь на мертвенно-бледной шее.
Эван вернулся с задания Волдеморта.
— Что с ним случилось? — Голос отца был до неузнаваемости искажён паникой. Кристиан расстёгивал мантию сына трясущимися пальцами, быстро окрасившимися в красный.
— Мальчишка не справился, — сквозь зубы прорычал Антонин, сидя на корточках у камина и пытаясь разжечь огонь. — И это, блять, неудивительно! — Рыжее пламя вспыхнуло одновременно с восклицанием Долохова, жадно затрещав поленьями. Долохов поднялся и принял из рук мистера Розье мантию, насквозь пропитанную кровью. — Волдеморт отправил его на бойню, и я не понимаю, какого хрена!
Оливия стояла в стороне, вжавшись худыми лопатками в книжный шкаф, обхватив себя руками, и глядела на брата, больше похожего на восковую фигуру, застывшую в ужасных муках. Он почти не шевелился — видимо, ему было слишком больно, чтобы двигаться. Его рубашка оставалась белой только на закатанных рукавах и немного на воротнике, вся остальная ткань была ярко-алой. Отец расстегнул и её, обнажив слишком часто вздымающуюся грудь и напряжённый впалый живот Эвана.
— Мерлинова мать… — сорвалось с сухих губ Оливии, когда она увидела зияющую рану в самом центре солнечного сплетения.
Она казалась такой глубокой, будто доходила до самого позвоночника. По кругу от неё молниями расходились тёмные жилки капилляров, кожу словно подпалили. С каждым вдохом Эвана края раны расходились, а с каждым выдохом сходились обратно с мерзким хлюпающим звуком. Изнутри размеренными толчками выбрасывалась чистая, драгоценная волшебная кровь. Оливию замутило, и она подняла глаза на отца, но легче не стало.
Его руки уже были целиком покрыты кровью, словно на нём были красные перчатки. Кристиан пытался исцелить рану, но это не помогало. Долохов позвал эльфов, и те явились с тазиком тёплой воды и бинтами, но и перевязка не остановила кровотечение. Марля моментально пропитывалась кровью, и её приходилось менять на новую.
— Да что с ним такое?! — воскликнул мистер Розье, сдавив края раны пальцами. — Чем его поразило?
— Я не знаю. — Антонин метался по кабинету с пустым горшочком в руках в поисках летучего пороха. — Эван перешёл на ближний бой с Грюмом, я думал — всё, это конец! Но твой парень держался просто молодцом. Он проткнул этому чокнутому глаз палочкой, представляешь! Тот завопил, конечно, а потом что-то произошло. Аластор использовал невербальное, так что я понятия не имею, что это за проклятье, но оно чертовски сильное.
— Да уж, я вижу. — Кристиан пыхтел над сыном, старательно не давая новой порции крови пролиться. — Оливия, не стой столбом! Где у нас порох?
Девушку словно водой окатили. Всё это время она наблюдала за происходящим со стороны, ей казалось, что она видит это на экране магловского кино, а не в реальной жизни. Всё было размытым, нечётким. Но теперь она оттолкнулась от стены и на затёкших ногах постаралась как можно быстрее дойти до соседней кухни, взять мешочек с порохом и вернуться в столовую. Её босые ступни заледенели, хотя в доме уж точно не было холодно. Долохов принял мешок из её рук и высыпал горсть серого порошка в камин.
— Больница Святого Мунго, кабинет Эйлин Монгри, — быстро проговорил он и сунул голову прямо в огонь, на секунду полыхнувший зелёным. — Эйли! Эйли, ты здесь? — Сперва воцарилось молчание, и Оливия с замиранием сердца следила за торчащими ногами Долохова, надеясь, что на том конце ему ответят. — Слава Салазару! — с облегчением воскликнул Антонин. — Мне срочно нужна твоя помощь. Бери всех, кто хоть как-то знаком с ранениями от боевой магии, и тащи сюда! — Снова тишина, видимо, человек с другой стороны что-то говорил в ответ. — Я всё объясню потом, Эйли, тут парень сейчас нахрен откинется!
Словно в подтверждение его слов Эван вдруг протяжно застонал, сжимая пальцами обивку дивана. Его рана становилась всё хуже. Она чернела, и кровь, сочившаяся из неё, тоже. Вены вокруг раздувались, превратившись уже в целое дерево, тянущее свои корни до самого подбородка Эвана. Ветви распространились и на бледные руки, на левом предплечье они сливались с Тёмной Меткой. Стон превратился в какой-то совершенно жуткий вой, его веки раскрылись, показав белки закатившихся глаз.
В этот момент в комнате начали появляться люди в лимонных мантиях, переступая каминную решётку. Они несли в руках чемоданчики, зевали, прикрываясь ладонями, и наполняли столовую запахами лекарств. Всего пришло четверо колдомедиков, и Долохов впопыхах принялся вводить их в курс дела, подводя к дивану и оттаскивая Кристиана в сторону. Сейчас, когда за дело взялись профессионалы, их присутствие только мешало, поэтому Антонин взял Оливию под руку и увёл за собой в тихую кухню, где прямо на полу расселись эльфы с влажными глазами.
Последнее, что удалось увидеть Оливии, — как один из колдомедиков достал из чемоданчика какой-то бутылёк и обильно полил рану Эвана содержимым, отчего Розье закричал, барахтая руками по воздуху. После этого дверь в столовой закрылась, отрезав все звуки и оставив Оливию в прохладной тишине. Домовики всхлипывали, поднимаясь с пола и принимаясь заваривать успокаивающий чай с мятой, капать умиротворяющий бальзам в стаканы с водой и раздавать их мистеру Розье, Оливии и Долохову, который, впрочем, отмахнулся от предложенного.
Оливия сидела на высоком стуле, пила воду с привкусом корня валерианы и медленно отходила от шока. Отец нервно расхаживал из угла в угол, его кровавые руки смотрелись жутко в сочетании с полосатой синей пижамой. Дурацкий ночной колпак, наверное, слетел с него где-то в столовой. Приняв из маленьких ручек эльфийки стакан с успокоительным, он поднёс его к губам, только сейчас замечая, что его кисти перепачканы. Кристиан отставил стакан, открыл кран в раковине и принялся с силой тереть руки куском мыла. Алая вода, закручиваясь в небольшой водоворот, утекала в слив.
Долохов тяжело опустился на стул рядом с Оливией, широко расставив ноги, и запустил пятерню в растрёпанные волны тёмных волос. Он скинул длинную мантию на пол, оставшись в каком-то подобии военной формы чёрного цвета, вытащил из кармана штанов смятую пачку сигарет и прикурил одну от палочки, блаженно выдыхая белый дым, откинув голову назад. Кристиан закончил отмывать кровь с ладоней и теперь тоже сел возле друга, уставившись в одну точку перед собой.
— Дейзи, — позвал отец, и из темноты появилась домовиха с заплаканным лицом, но всё равно готовая выполнить любой приказ. — Принеси огневиски.
Эльфийка испарилась и вернулась через пару секунд с тяжёлой стеклянной бутылкой в руках, держа её, как младенца. Она достала два бокала, наполнила их тёмно-золотистой жидкостью, объятой маленькими язычками голубоватого пламени. Кристиан осушил напиток одним глотком и зашёлся протяжным кашлем, жестом показывая Дейзи налить ещё. Долохов тоже залпом проглотил свою порцию виски, занюхав крепкий алкоголь рукавом куртки.
— Эйли просто умница, — подал голос Антонин, протянув руку к плечу Розье и успокаивающе сжав его. — Она его подлатает, я уверен. Всё будет нормально.
— Почему ты не помешал этому случиться? — тихо спросил Кристиан, не поворачивая головы. — Почему мой сын, девятнадцатилетний мальчишка, один на один сражался с опытным мракоборцем?
— Таков был Его приказ. — Долохов нахмурился, снова затягиваясь и выпуская дым, стряхнул пепел прямо на пол. — Я пытался помочь Эвану, правда, пытался. Но этот ублюдок Грюм… — Он покачал головой, вздыхая.
Оливия была в ужасе и ничего не говорила. Ей мало что было ясно из услышанного, но одно она понимала очень чётко — Волдеморт заставил её брата в одиночку сразиться с каким-то сумасшедшим мракоборцем, и теперь Эван лежит на диване в столовой их родового гнезда и истекает кровью. Да, брат был настоящим кошмаром для Оливии. Да, она иногда думала, что ненавидит его. Но никогда ей не хотелось, чтобы он умирал. Даже его роль Пожирателя не была для неё поводом желать брату смерти. Это было слишком.
Ночную тишину вдруг нарушил слабенький раскат грома. Потом он повторился ещё раз, а потом первые капли брызнули на окно, и дождь забарабанил по карнизам, наконец-то разбавляя концентрированную духоту своей прохладой. Шум дождя всегда отлично усыплял Оливию, но сейчас она была напряжена, словно натянутая тетива лука, и чувствовала себя бодрой, несмотря на то, что время приближалось к трём часам ночи. Никто из присутствующих не собирался ложиться, все они замерли в мучительном ожидании.
Когда дверь, ведущая в столовую, распахнулась, Оливия, Кристиан и Антонин разом повскакивали со своих мест. В кухню вошла высокая женщина с огненно-рыжими кудрями и измотанным лицом, её лимонная мантия колдомедика была запачкана кровью.
— Ну как он? — одновременно выпалили отец и дочь, не решаясь пойти и посмотреть своими глазами.
Женщина неопределённо махнула рукой, приблизилась к Долохову, и тот без слов протянул ей новую сигарету, прикуривая от остатков своей. Она, устало привалившись к стене, сделала долгую затяжку, и лишь после этого ответила на вопрос:
— Жив. — Все облегчённо вздохнули, Кристиан прижал Оливию к себе, целуя дочь в макушку. — Но он всё ещё в тяжёлом состоянии, — добавила целительница, и радость исчезла с лиц Розье. — Нам с трудом удалось остановить кровотечение, оно может возобновиться в любой момент. Его поразило очень мощным проклятьем, которое с током крови разносится по всему организму, поражая внутренние органы.
— Но ты ведь можешь это исправить, верно? — поинтересовался Долохов, вставая прямо перед женщиной. — Эйли, ты столько раз вытаскивала меня с того света, что я в тебе даже не сомневаюсь.
— Я не знаю. — Она замотала головой, и её кудряшки подпрыгнули. Тонкая струйка дыма окутала острые черты лица женщины, сглаживая их. — Проклятье действует комплексно, нервная система тоже вовлечена, и даже если нам удастся вылечить мальчика, он может потерять зрение или слух, или что угодно ещё. Помимо этого, у него может внезапно остановиться сердце. — Кристиан смотрел на неё такими глазами, что она поспешила оправдаться: — Я не хочу тешить вас ложными надеждами, потому и говорю всё как есть, чтобы вы знали, к чему готовиться.
— И что же нам теперь делать? — прохрипела Оливия, находя рядом с собой руку отца и крепко её сжимая.
— Нужна госпитализация. Ему требуется постоянное наблюдение, много зелий и процедур, в домашних условиях осуществить всё это просто невозможно. Я надеюсь, вы понимаете серьёзность положения…
— Делайте всё, что считаете нужным, — перебил её мистер Розье, — только спасите моего сына.
Долохов, сохранявший рассудок куда более холодным и беспристрастным, за локоть отвёл Эйлин в сторонку. Оливия скрестила руки на груди и последовала за ними, не желая ничего упускать. Антонин, кажется, не возражал её присутствию, делая вид, что вовсе её не замечает.
— Эйли, он — Пожиратель, ты это понимаешь? Надеюсь, его нахождение в Мунго не станет проблемой для остальных Розье. — Долохов глядел на неё исподлобья, Эйлин оттолкнула его от себя, закатывая глаза.
— Я прекрасно знаю, кто он такой! Я же не слепая, видела его татуировку. Как и твою, между прочим. — Она сверкнула голубыми глазами в сторону Антонина. — Моя команда врачей — проверенные люди, они не создадут проблем. А в больнице мы поместим мальчишку в закрытый бокс, я лично прослежу за тем, у кого будет туда доступ. Всё будет в порядке, ясно?
— Ясно, ясно… Спасибо тебе, детка, — промурлыкал смягчившийся Долохов, снова пытаясь подхватить её под руку. Женщина недовольно фыркнула, но быстро перестала сопротивляться и приняла поцелуй в щёку. — Ты просто чудо.
— Конечно, я чудо, — буркнула она, поджав губы. — Ты теперь должен мне за ночной вызов, Долохов. Кстати… — Эйлин повернулась к Розье, всё ещё стоявшей рядом с ними и чувствующей себя третьей лишней. — Оливия — это ты? — Девушка кивнула. — Мальчишка хотел поговорить с тобой.
— Он в сознании? — недоверчиво спросила Розье, косясь в сторону входа в столовую.
— Пока что да, но скоро зелья подействуют, и его вырубит. Так что тебе лучше поторопиться. Он сказал, это важно.
Оливия бросила сухое «спасибо» и оставила докторшу в компании Долохова. Тяжело передвигая ногами, она преодолела длину кухни и вошла в столовую. Отец уже сидел у Эвана в ногах, держа его за руку. Трое медиков продолжали работу: над головой Эвана прямо в воздухе отображалась кривая его сердцебиения, из вены торчала игла с длинной тонкой трубкой, которая вела к пакету с чем-то очень похожим на кровь, доктора что-то писали в своих блокнотах, рылись в чемоданчиках, взмахивали палочками…
Эван выглядел гораздо лучше, чем час назад. Ему крепко перевязали торс, и бинты пока что оставались идеально-белыми, скрывая под собой ту страшную рану. Лицо его было расслаблено — видимо, его накачали обезболивающими зельями. Он как будто почувствовал присутствие сестры и открыл мутные глаза, немного встрепенулся, выдернув руку из ладони отца, отчего тот обернулся, замечая дочь.
— Оливия, иди сюда скорее, — позвал Кристиан, уступая ей место на диване. Он подошёл ближе к дочери и шепнул ей на ухо: — Эван очень хотел поговорить с тобой, но мне кажется, он немного бредит. Все эти зелья и потеря крови… — Отец махнул рукой, а потом подвёл дочь к сыну и подтолкнул её так, чтобы она села. — Я вас оставлю. Поправляйся, сынок.
Кристиан ещё раз взглянул на сына, нервно вздёрнул уголки губ кверху, похлопал себя руками по бокам и вышел за дверь. Повисло неловкое молчание. Оливия осторожно вытянула руку и дотронулась до ледяных пальцев брата, он тут же сжал её ладонь, дёрнув девушку на себя так, что ей пришлось передвинуться поближе. Эван беззвучно шевелил сухими губами, его взгляд был слегка затуманен, но глаза смотрели прямо на Оливию. Он выглядел таким слабым, таким беззащитным. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, она ласково провела рукой по его волосам, и Эван улыбнулся.
— Что ты хотел мне сказать? — тихонько спросила Розье, поглаживая большим пальцем тыльную сторону его кисти.
— Я хотел кое в чём тебе признаться, Ви, — еле слышно, хриплым шёпотом проговорил Эван, морща лицо, будто речь давалась ему тяжело. — Ты, наверняка, сильно на меня разозлишься, но я не хочу умирать последним подлецом. Хочу сделать хоть что-то хорошее, понимаешь?
— Эван, перестань, — резко возразила девушка, сжимая его руку слишком сильно. — Ты не умираешь! — Нервный смешок вырвался из горла Оливии, и она почувствовала, как в глазах собираются слёзы. Он тоже слабо усмехнулся.
— Как скажешь. Но я всё равно должен тебе рассказать о том, что сделал. — Эван поёжился, и по его коже побежали мелкие мурашки. Кто-то из докторов подошёл сбоку и накрыл его тёплым пледом, тут же исчезая где-то в глубине комнаты. Оливия растерянно проследила взглядом за удаляющейся жёлтой мантией. — Это из-за меня Блэк не выходит на связь.
— Что ты имеешь ввиду?
Услышав
его фамилию из уст брата, Оливия напряглась. Головная боль, которая мучила её несколько часов назад, снова вернулась, ударяя её по вискам. Эван, видимо, собирался с мыслями, его лицо приняло сложносочинённое выражение, и он в очередной раз тяжко вздохнул, прикрыв глаза. Взгляд Оливии то и дело невольно возвращался к мигающей кардиограмме над его головой. Она заметила, что его пульс участился. Наконец, он снова заговорил:
— Помнишь вечеринку у гриффиндорцев? В последний день перед отъездом. — Оливия кивнула. — Я приходил туда. — Эван не смотрел на сестру и нервно теребил клетчатый плед. — И говорил с ним, но только я был тобой…
Розье сперва чуть не подпрыгнула на месте, когда услышала, что брат был на львиной вечеринке, да ещё и общался с Сириусом. Шестерёнки в её голове бешено закрутились, но дальше ей стало уже не по себе. «
Что он такое несёт?», — с недоумением подумала она. «
Мерлин, наверное, он и правда бредит». Оливия неловко улыбнулась, сдвинув брови домиком. Наверное, именно так люди и смотрят на душевнобольных, надеясь, что они не набросятся с кулаками, если слушать их, кивать и со всем соглашаться.
— Эван. — Она ласково прервала его, накрывая их сплетённые руки второй ладонью. — Мне кажется, тебе лучше поспать, ты устал…
— Нет, послушай! — Эван попытался сесть, но тут же вскрикнул от резкой боли, пронзившей его тело.
Целитель, всё ещё сидевший в столовой и заполнявший какие-то бумажки, подбежал к дивану и быстро вкатил ему в плечо шприц, заодно отчитав больного и строго наказав лежать смирно.
— Я притворился тобой, Ви, — продолжил он, когда врач ушёл. Оливия хмурилась всё больше и больше, с каждым произнесённым им словом. — Мне ничего не стоило достать один маленький волосок с твоей расчёски, когда мы приезжали домой на твою помолвку. Я стащил оборотное у Слизня, поднялся в их башню. И там ты порвала с Блэком. То есть я порвал… Понимаешь?
Теперь Оливия понимала. Это было в самом деле похоже на бред, но зато отлично объясняло причину, по которой Сириус игнорировал её всё лето. Значит, всё это время он думал, что она его бросила. А она была уверена, что он бросил её. «
Браво, Эван! Потрясающе сработано!». Она разозлилась, но не могла позволить себе сорваться. Только не сейчас, когда брат был так серьёзно ранен. Оливия выпустила его руку из своей и горько усмехнулась, качая головой.
— Ты и вправду слизеринец до мозга костей, Эван. Отлично подгадал момент, чтобы признаться. Потому что если бы ты сейчас не валялся в таком жалком состоянии, я бы придушила тебя голыми руками.
— Ви, мне очень жаль, — совсем тихо прошептал Эван, жалобно заглядывая Оливии в глаза, пытаясь вновь взять её за руку. — И мне жаль, что меня не было рядом, когда ты больше всего нуждалась в старшем брате. — Ему всё-таки удалось ухватиться за пальцы сестры, и он торопливо зашептал: — Я был просто ужасным братом, но я понял это слишком поздно, когда уже ничего нельзя исправить. Ты, наверное, никогда не простишь меня за всё, что я делал, но я всё же надеюсь…
— Почему ты так говоришь?! — воскликнула Оливия, задыхаясь в собственных слезах, хлынувших так внезапно.
— Слушай, я просто сказал тебе правду. Насчёт Блэка. Я поступил дерьмово, знаю… Прости меня, пожалуйста, Ви. Я люблю тебя.
— Хватит! — Розье отчаянно замотала головой, закрывая лицо ладонью, не желая слышать то, что слишком сильно походило на прощание. Эван крепко держал её руку и слабо улыбался.
— Я знаю, что это за проклятье. Это не лечится, сестрёнка. Либо я превращусь в бесчувственный овощ, либо сдохну. И, честное слово, уж лучше второй вариант. Может быть, я наконец-то увижусь с мамой.
Оливия вырвала руку и вскочила с дивана, как ошпаренная. Она заревела совсем по-детски, скривив лицо и подрагивая нижней губой. И она не хотела верить в слова Эвана. Он просто не понимает, что говорит. Конечно! Его же накачали чёрт знает чем. А сколько крови он потерял? Это ведь тоже, должно быть, плохо влияет на мозг. Ну, разумеется! Он не может знать, чем его ранили, ведь даже колдомедики этого не знают. Он просто боится, но всё будет в порядке. Не может не быть.
— Кстати, — вдруг добавил Эван очень серьёзным тоном, — среди гриффиндорцев тоже есть крыса. Просто помни об этом.
Ярко-жёлтое расплывчатое пятно возникло перед лицом ревущей Оливии, ей всучили что-то холодное и влажное, но она отдёрнула руку, и это что-то упало на паркет. Зазвенело разбитое стекло, ледяная вода обрызгала её босые ноги. Розье размазывала слёзы по лицу, пока кто-то уводил её из столовой. Она оказалась в прохладе тёмного коридора, потом на лестнице. В нос бил резкий запах табака и виски, чьё-то твёрдое плечо не давало ей упасть. Тихий голос всё говорил и говорил ей что-то успокаивающее, и постепенно Оливия поддавалась ему, сбавляя обороты рыданий. Её завели в собственную спальню, осторожно усадили на кровать, взяли за плечи и уложили на подушки.
— Тебе надо немного поспать. — Только теперь Розье чётко увидела перед собой Долохова. — У тебя поезд уже… — Он склонился над часами. — Через пять часов. Давай, отдохни.
— Где папа?
— Он сейчас отправится вместе с Эваном в Мунго. — Долохов вздохнул и присел на край кровати, аккуратно заправил прядь растрёпанных волос Оливии за ухо и чуть улыбнулся. — Слушай, всё будет в порядке. Ему обязательно помогут. А ты должна помочь ему тем, что сейчас уснёшь, а утром поедешь в Хогвартс и будешь прилежно учиться.
Девушка фыркнула на это, залезая под одеяло и сворачиваясь там калачиком. Мелкий дождь всё ещё накрапывал за окном, так что теперь в комнате было довольно прохладно. Оливия зябко дрожала, кутаясь плотнее. Долохов неловко похлопал её по коленке, закрыл окно и вышел, погасив свет. Какое-то время Розье лежала и слушала, как капли дождя стучат по стеклу, а внизу продолжают ходить люди, но потом всё затихло. Эвана забрали.
Оливия перевернулась на другой бок и вперила пустой взгляд в тёмное окно. Ей вдруг стало как-то тоскливо и жутко одиноко. Голова раскалывалась на части, глаза щипало от соли в пролитых слезах. На неё навалилась невероятная усталость, но сна не было даже близко, она слишком перенервничала из-за всего этого кошмара. Последние слова Эвана застряли в её сознании, заставляя Оливию хмуриться. Кто был этой крысой среди львов?..
Кто?
И что ей теперь делать с Блэком…
***
Через несколько утомительно долгих часов косые лучи серого рассвета коснулись её подушки, а затем плавно переползли на лицо. Розье поморщилась, накрываясь одеялом с головой, но ей пришлось довольно скоро высунуться обратно — она никогда не могла долго лежать без полноценного доступа к кислороду. Осознав полную бесполезность проведённого в кровати времени, девушка с недовольным рычанием выползла из постели. Подойдя к длинному зеркалу, Оливия уставилась на своё отражение и жалко вздохнула, пальцами растягивая опухшие веки в стороны. Она выглядела просто ужасно.
Зарёванное, отёкшее лицо, покрасневшие глаза, спутанные волосы. И ей даже не хотелось приводить себя в порядок. Внутри она чувствовала себя ничуть не лучше, чем снаружи. Но воспитание в аристократической среде было сильнее её подавленного состояния, так что Розье поплелась в душ. Спустя час она уже была готова, правда, по ней всё равно можно было сказать, что она не выспалась. Особенно по тому, насколько раздражённой она была. Тяжёлая, будто отлитая из чугуна, голова и слишком быстро колотящееся сердце добавляли её настроению завершающие штрихи. Чёртова вишенка на торте.
Она без особого энтузиазма позавтракала в полном одиночестве, не считая компании таких же расстроенных и молчаливых домовых эльфов. Ксавье вызвался сопроводить её на вокзал. Он спустил тяжёлый чемодан Оливии и клетку с Гердой вниз, и они вместе трансгрессировали в Лондон, где Оливии захотелось расстаться со съеденной яичницей. Ей казалось, что её лицо позеленело от всех этих ужасных вращений. Одним из преимуществ путешествий с эльфами было то, что они могли попасть туда, куда обычный волшебник переместиться не мог. Ксавье доставил Оливию прямо на платформу девять и три четверти, без необходимости сперва бежать через стену, и она была ему за это очень благодарна.
На Кингс-кросс было полно волшебников: родители вели маленьких взволнованных первогодок за руки, дети катили тележки с большими чемоданами, тащили в руках клетки с совами, пушистых кошек и разноцветных жаб. Кто-то плакал, не желая расставаться с семьёй, кто-то смеялся с друзьями, радуясь воссоединению после летних каникул. И все они считали своим долгом толкаться локтями и наезжать своими тележками на ноги Оливии. Её всё это раздражало. А ещё девушка нигде не видела Аделин и из-за этого нервничала ещё больше.
Вместо своей лучшей подруги Оливия успела увидеть почти весь свой факультет, несколько сокурсников с Пуффендуя и Гриффиндора, Северуса Снейпа… Его вид заставил Оливию ухмыльнуться — по крайней мере, не одна она сегодня выглядела плохо. Снейп ни капли не загорел за лето, даже наоборот, стал бледнее прежнего, его чёрные волосы сально блестели, как всегда, а крючковатый нос, кажется, подрос на пару миллиметров. Розье отвернулась, и её взгляд остановился на копне тёмно-рыжих волос. Лили.
Эванс стояла в компании симпатичной светловолосой женщины, очень похожей на неё саму, будто их лица просто скопировали. Женщина украдкой смахивала слёзы и что-то говорила дочери, на что та без остановки кивала как болванчик. Рядом стоял высокий мужчина с такими же волосами, как у гриффиндорки, и высокая блондинистая девчонка с таким видом, словно её сейчас стошнит. Лили же была просто прекрасна. Её курносый нос был усыпан веснушками, и она ободряюще улыбалась родителям. Эванс уже была одета в школьную мантию, на её груди деловито блестел значок старосты. Рядом с ней стоял счастливый Джеймс Поттер.
Чуть в стороне Оливия увидела Люпина, дальше — Петтигрю… И, конечно, здесь был и Сириус тоже. Парням, кажется, было очень весело. Они громко ржали, привлекая внимание всех прохожих, Джеймс отмахивался от них, краснея. Семья Эванс периодически поворачивала головы в сторону их шумной компании: Лили закатывала глаза, её родители улыбались, высокая блондинка недовольно поджимала губы. Оливия чувствовала, как начинает скакать и без того быстро бьющееся сердце. От вида радостного лица Блэка у неё сосало под ложечкой, его широкая улыбка выдавливала из её лёгких воздух. Улыбнётся ли он ей ещё хоть когда-нибудь?
Розье понимала, что ей нужно с ним поговорить, объяснить всё, но у неё было такое чувство, что он ей просто не поверит, и от этого хотелось плакать. Она отвернулась прежде, чем Блэк заметил её, так и не увидев его полный тоски взгляд. Сириус знал, что Оливия на него смотрит. Он чувствовал её присутствие, а осенний ветер приносил лёгкий аромат фиалок с её волос. Блэк хотел было повернуть голову, лениво посмотреть в ответ, дерзко вскинуть бровь, а потом отвернуться, оставив её в растерянных чувствах, но… Ему не хватило духу. Потому что он знал: если его серый лёд столкнётся с её карим омутом хотя бы на миг, всё рухнет.
Так что он трусливо провожал её удаляющуюся фигуру до тех пор, пока она не затерялась в толпе, и мысленно давал себе по морде за эту слабость. Розье ему больше никто, она сама так решила, а значит, ему нужно взять себя в руки. Он заставил себя вернуться в реальность, где его друзья подшучивали над бесконечно влюблённым Джеймсом, где переливами звенел смех, и где сестра Лили — Петунья — периодически бросала на них осуждающий взгляд, но он всё равно видел, как строгая девушка смущалась в присутствии такого количества парней. Здесь, в его привычном мире, всё было просто и легко. Гораздо проще, чем в мире, где есть Розье.
***
Поезд протяжно засвистел, резко качнулся и тронулся, плавно стуча колёсами по рельсам. Большинство учеников расселись по купе, какая-то их часть шаталась по коридору в поисках свободных мест, младшие курсы носились, играя в догонялки и создавая суматоху, старосты пытались их остановить. Всё как обычно. Оливия зашла в вагон одной из первых, так что в её купе ещё никого не было. Она села к окну и возобновила поиски подруги, внимательно рассматривая людей на перроне. Высокую темнокожую красотку с копной тонких косичек было бы сложно не заметить. Но среди кучи волшебников Томас по-прежнему не наблюдалось.
Вскоре после того, как поезд начал свой долгий путь, к Оливии присоединились две совершенно одинаковые девочки в одинаковых плиссированных юбках и свитерах. Близняшки Стюарт — когтевранки четверокурсницы, отличницы и тихони. Они хором поздоровались с Розье, достали книжки и погрузились в чтение, а Оливия тоскливо провожала убегающий серый город в окно. Когда урбанистический пейзаж сменился золотыми полями и деревьями, в коридоре раздался какой-то шум, топот нескольких пар ног, а потом дверь их молчаливого купе резко отъехала в сторону, и внутрь заглянул лохматый мальчишка лет тринадцати на вид.
— Привет, девчонки, — радостно поздоровался он, осматривая сидящих внутри и широко улыбаясь. На его щеке было размазано что-то, похожее на сажу, он тяжело дышал, будто после бега. — Местечко найдётся?
Оливия равнодушно пожала плечом, и мальчик ввалился в купе, а за ним ещё двое таких же, растрёпанных и чумазых. Они спешно захлопнули дверь, воровато оглядываясь, и плюхнулись на свободные сиденья. Один из них приземлился рядом с близняшками, двое других — с Оливией. Розье не помнила их, но была уверена, что они точно были не с её факультета.
— Меня зовут Кит, — заявил тот, что заглянул первым. — А это — Айзек и Билл, — указал он на своих друзей. Оливии мальчик показался нагловатым, но довольно забавным. — Мы с Гриффиндора.
— Ну, конечно, — прыснула Розье. — Кто бы сомневался. У тебя на лице сажа, Кит.
Мальчишка смутился и принялся усиленно тереть щёки, отвернувшись. Дверь купе снова с грохотом отъехала в сторону, на пороге стояла разгневанная Лили Эванс, лицо которой тут же озарилось радостью находки.
— Ах вот вы где! — Мальчишки, услышав голос старосты, резво повскакивали с мест и рванули в коридор ей наперерез, едва не сбив Лили с ног. — А ну, стойте! Маленькие негодяи, я всё равно вас поймаю!
Пока Оливия всё ещё не очень понимала, что произошло, Эванс уже скрылась из вида. Розье встала, чтобы посмотреть на это шоу, и столкнулась в дверях с покатывающимся со смеху Поттером. Джеймс уже переоделся в школьную мантию, и когда он наконец выпрямился в полный рост, Оливия увидела на его груди золотистый значок. Её брови поползли кверху, а рот открылся. Его назначили старостой, да ещё и не просто факультета, а целой школы?! Что за чушь. Джеймс Поттер был одним из самых безответственных, взбалмошных и несносных студентов, за все годы учёбы он нарушил, наверное, все возможные и невозможные правила, и сделать его главным блюстителем порядка всего Хогвартса…
— Розье, — поздоровался переставший смеяться Джеймс немного пренебрежительным тоном. Его очки съехали к кончику носа, и он водрузил их на место. Весь его вид красноречиво говорил о том, как теперь мародёры относятся к Оливии — прохладно и с ноткой недоверия.
— Поттер, — кивнула она в ответ. Ей в равной степени хотелось убежать и спрятаться в туалете, или взять и выложить ему всю правду, чтобы он перестал смотреть на неё так. Но вместо всего этого в ней проснулась язвительность. — Дамблдор, должно быть, совсем спятил, раз позволил тебе напялить значок. Или ты отобрал его у настоящего старосты?
— Очень смешно. — Он скрестил руки на груди и усмехнулся. — Нет, правда, смешно, Розье. Я сперва тоже так и сказал — директор с катушек слетел. — Поттер вдруг как-то изменился в лице, глубоко вздыхая. — Жаль, что ты больше не с нами. Ты мне нравилась. — Розье совсем растерялась от его слов. Она не ожидала услышать ничего хорошего, однако Джеймс, кажется, не шутил и не издевался. Он звучал вполне искренне. — Ну да ладно, мне пора бежать, исполнять свой долг.
Джеймс уже развернулся, чтобы догнать Лили, поймавшую только одного из мальчишек и теперь громко отчитывавшую его в другом конце вагона, и Оливия почувствовала внезапный порыв.
— Стой! — выпалила она, схватив его за рукав. Опешивший Поттер повернулся обратно, смерив Розье вопросительным взглядом. — Подожди. — Порыв немного ослабел, но Оливия всё равно уже решилась, хотя её сердце колотилось как ненормальное. — Мне кажется, ты можешь мне помочь.
И она всё ему рассказала. Поттер слушал внимательно, привалившись спиной к окну покачивающегося поезда и хмурясь всё больше и больше. Оливии казалось, что он не верит ни единому её слову, но Джеймс молчал, позволяя ей говорить. Розье старалась звучать уверенно и хотела покончить с этим побыстрее. Когда она закончила, гриффиндорец выглядел весьма озадаченным, но не успел он ничего сказать, как к ним подлетела сердитая Эванс и буквально набросилась на своего парня.
— Джеймс Флимонт Поттер! — Она стукнула его в плечо так, что он пошатнулся. Выглядело это довольно комично, учитывая, что Лили была на две головы ниже Поттера, не говоря уж о физической форме, но он лишь испуганно уклонялся от новых ударов. — Ты опять пренебрёг своими обязанностями старосты, а сегодня только первый день! Из-за тебя Айзек и Кит убежали, у меня ведь не сто рук, чтобы ловить всех хулиганов в одиночку.
— Да брось, милая, какие же они хулиганы! Подумаешь, подбросили слизеринцам парочку магловских петард. Да они гении! Новое поколение нам на смену растёт, я даже горжусь. — Он устремил мечтательный взгляд вдаль и снова получил шлепок от Лили.
— Ты бессовестный, Поттер, — прошипела она, и тут вдруг заметила Оливию, всё это время неловко стоявшую чуть в стороне. — О, привет… — Девушка перевела взгляд с Розье на Джеймса и обратно, кажется, догадавшись, что до её прихода они тут беседовали. — Я вам помешала?
— Лилз, ты тоже должна это услышать! — Воодушевился Поттер, подхватывая любимую под одну руку, а Оливию — под другую. — Тут такое дело…
Итак, теперь двое из компании мародёров знали правду, и от этого факта Оливии становилось легче дышать. Это было такое замечательное чувство, ведь они поверили ей. Поттер даже преувеличил, сказав, что с самого начала всё знал, ну или по крайней мере догадывался. А ещё Оливия тоже кое-что узнала: Сириус не получил её письмо, потому что он вообще не был в дядином доме. Лето Блэк провёл у Поттеров. Это тоже немного утешало — он хотя бы не игнорировал её.
Джеймс и Лили хором заверили Оливию, что обязательно помогут ей поговорить с Сириусом, и сделают они это прямо сейчас. Она не была готова. Совершенно. Всё разворачивалось слишком быстро, но ребята настаивали и активно подталкивали упирающуюся Розье в сторону нужного купе. Оказавшись у двери, Оливия замерла, испуганно уставившись на гриффиндорцев. Поттер кивнул ей, ободряюще улыбнувшись во все тридцать два, толкнул дверь и совершенно бесцеремонно впихнул Розье внутрь, пожелав удачи.
— Че ты так дверями хлопаешь, Сохатый… — пробубнил с набитым ртом Блэк, а когда повернулся и увидел, что в купе зашёл вовсе не Сохатый, выронил надкушенную шоколадную лягушку из рук. Несмотря на отсутствие головы, земноводное быстренько воспользовалось моментом и ускакало прочь.
— Приветик. — Оливия неловко махнула ему рукой, переминаясь с ноги на ногу.
— Привет… — Люпин сидел на соседнем сидении вместе с Петтигрю, оба парня жевали сладости, но при виде вошедшей резко перестали.
Она столько раз представляла этот момент в своих фантазиях, что ожидала, пожалуй, любой реакции. В лучших из вариантов Блэк, конечно, сразу же прощал девушку, они обнимались, целовались и всё такое. В худших же сценариях в голове Оливии он начинал орать на неё, выгонять, иногда даже доходило до рукоприкладства — она могла бы поверить, что Сириус был так на неё зол, что смог бы залепить ей пощёчину. Но он её удивил. Блэк окинул её презрительным взглядом, тряхнул волосами и обернулся псом, лишив её всякой возможности нормально поговорить. Так что теперь большой чёрный пёс сидел на диванчике и смотрел в окно, демонстративно отвернувшись от Оливии.
— Мы, пожалуй, пойдём, — пробубнил Люпин, почувствовав себя явно лишним. Он поднялся с места и утащил сопротивлявшегося Пита за собой в коридор, вот только развитию разговора это не поспособствовало. Вести диалог с собакой было немного проблематично, но Оливия всё же решила попытаться.
— Сириус, я пришла поговорить. — Ноль реакции. Пёс даже ухом не повёл. Розье прошла в купе и села напротив, сложив руки на коленях в замок. — У меня, честно говоря, выдалась просто кошмарная ночка. И довольно дерьмовое лето. Так что я как-то не настроена терпеть твоё ребячество. Превратись обратно и выслушай меня, пожалуйста.
Блэк бросил мимолётный взгляд на девушку, но тут же поспешил снова отвернуться. Оливия начинала чувствовать раздражение. Ей ведь и так было нелегко, но он даже не хотел хотя бы немного ей помочь! Его совершенно глупое и нелепое поведение отбивало у неё всю охоту говорить. Она тяжело вздохнула, упёрлась ладонями в жёсткое сиденье, подавшись вперёд, и, засунув свою гордость куда подальше, продолжила:
— Хорошо. Тогда я сразу перейду к сути. Я тебя не бросала, Сириус.
Бинго! Собака повернула голову к Оливии и недоверчиво посмотрела ей прямо в глаза. Удивительно, но даже в пёсьей морде хорошо угадывались черты парня. Сейчас он был крайне недоволен, судя по бровям. Бродяга как будто обдумывал услышанное, пришёл к какому-то неутешительному выводу и, фыркнув, отвернулся опять.
— Да Мерлин тебя подери, Блэк! Это же просто смешно! Ты ведёшь себя как невыносимый ребёнок.
— Что, не нравится? — Сириус так резко обернулся человеком, что Оливия от неожиданности отпрянула, вжавшись в стену. Блэк был в ярости, сверкал глазами, раздувал ноздри и плотно сжимал челюсти. — Мне тоже не понравилось, когда ты зявила, что всего-навсего использовала меня!
— Что? Да я понятия не имею, что «я» тебе там наговорила! — Она изобразила пальцами в воздухе кавычки. — Потому что это была не я!
— А кто, нахрен, это был? Я был не настолько пьян, чтобы не узнать собственную девушку, Оливия.
Она не заметила, в какой момент они оба оказались на ногах, стоя в тесном пространстве купе между двумя сиденьями, на расстоянии буквально нескольких сантиметров друг от друга. Сириус полыхал пожаром, на него было больно смотреть. Его злость выплёскивалась наружу, и Оливия невольно распалялась сама, понимая, что она уже в шаге от потери контроля. Ей хотелось со всей силы толкнуть Блэка, сбив с него всю спесь.
— Это был Эван! Ясно тебе? — Оливия пожалела, что у неё под рукой не было камеры. Шокированное лицо Сириуса стоило того, чтобы его запечатлеть. — Он принял оборотное, пошёл и сделал это, и я просто не могу поверить, что ты так легко принял произошедшее. Купился на дешёвый трюк.
— О, ну знаешь, всё было очень реалистично! Ты сказала, что была со мной только чтобы позлить отца.
— Да не говорила я такого, я вообще весь вечер сидела с Люпином в гостиной! Можешь спросить у него.
Дверь купе приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Ремуса. Парень выглядел немного виновато. Позади него была слышна возня Поттера, Лили и Питера. Оливия запоздало осознала, что они не наложили заглушающие чары, а значит их вопли слышал, наверное, весь вагон. Позорище.
— Сириус, она говорит правду, — подал голос Рем. — На вечеринке Оливия была со мной и пуффендуйцами, мы разошлись самыми последними. Вообще-то, Лили может подтвердить.
— Да, я могу! — кто-то оттащил Люпина от двери, и вместо него там оказалась рыжая голова Эванс. — Это я выпроваживала их из гостиной. И прекрати кричать на девушку, Блэк, это же просто неприлично, — отчитала его староста, на что Сириус закатил глаза и устало плюхнулся на сиденье.
— Так почему же никто из вас не сказал мне всей этой чрезвычайно важной информации раньше? — простонал он, трагично уронив голову в свои ладони.
— Мы ведь узнали обо всём только на утро. — Люпин раскрыл дверь пошире, но войти не решался, так и стоял в проёме. Из-за его плеча выглядывал Поттер. — Да и ты не дал нам никаких подробностей. Мне и в голову не приходило, что всё это было вот так…
Сириус поднял серьёзные глаза на Оливию, рассматривая её так, словно видел впервые. Она постаралась вложить в свой взгляд все свои чувства, надеясь, что он верно истолкует всё без слов. Кажется, это работало, потому что Блэк смягчался с каждой секундой всё больше и больше, в серых льдинках появлялась теплота, по которой Розье безумно скучала. Теперь она уже не хотела поколотить его, гораздо больше ей хотелось кинуться ему на шею и расцеловать, но пока что она была не совсем уверена в его реакции.
— Так ты правда меня не бросала? — тихо спросил он, склоняясь поближе. Оливия мотнула головой. — И не использовала меня?
— Никогда, — шепнула она еле слышно. — Я же люблю тебя, идиот.
Её сердце сделало кульбит, подскочив до самого горла. Никогда прежде она не говорила этих слов парню, но сейчас это казалось самым правильным, фраза легла на язык так естественно, будто всегда только и ждала, когда же её произнесут. Страх куда-то исчез, Сириус смотрел на неё точно так же, как и раньше, до всей их нелепой размолвки. Его губы постепенно растягивались в улыбке, грудь вздымалась чаще. Он вдруг рассмеялся и кинулся к ней, прижимая к себе, уткнувшись носом в шею, запуская по её телу мурашки. Оливия сделала то, чего так хотела — отстранилась и, обхватив его лицо ладошками, поцеловала, жмурясь от счастья.
Её притуплённый слух уловил, как кто-то присвистнул, но ей было наплевать. Сириусу, видимо, тоже. Кто-то громко и строго шикнул, а потом дверь захлопнулась, и они остались в тишине и объятиях друг друга. С его руками на её спине, талии, плечах, груди и везде, куда Блэк только мог дотянуться, со вкусом его губ, с шёлком волос, касающихся её пальцев, Оливия наконец-то нашла своё спокойствие. Полное умиротворение, будто ничего в мире больше не существовало. Ни Пожирателей, ни Волдеморта, ни смерти, ни печали и горя. Ни-че-го. Только её любовь и мерный стук колёс несущегося вдаль поезда.
