Встреча - начало разлуки

Глава 7: Скверна Меня подобные появления уже давно не удивляли, привык к тому, что другим было неведомо, с самого раннего детства окружённый стаями духов и других потусторонних существ. Помню, как первый раз отчетливо увидел духа. Тогда был знойный летний день, душный и влажный, солнце настырно слепило глаза. Мокрые волосы приставали к лицу, а вокруг стоял невероятно сильный гул цикад. Маленький я лежал на слегка пожелтевшей от жары траве, срывая хрупкие листочки полевых цветов. Откуда-то неподалеку доносились звуки кото и нежное родное пение,  прикрывал глаза от удовольствия, в душе царили покой и неподдельное умиротворение.        Внезапно заметил, как чьи-то крошечные ручки пытались сорвать цветок. Повернувшись, смог разглядеть рядом с собой что-то совершенно необычное: это был ребенок, почти такой же, как я, только от его кожи исходило прозрачно-туманное свечение, и сам он слегка парил над травой. Я молча наблюдал за попытками сорвать крошечный цветок, но, вот незадача, стебелек каждый раз просто проходил сквозь его пальцы. Призрачный мальчик кряхтел — еще немного, и он бы разрыдался. Почему-то на душе стало горько — тогда еще не понимал, что это за чувство. Обидно, я могу сорвать сколько угодно цветов, а он — нет. Резко вскочив на ноги, я принялся собирать букет, бегал по лугу туда-сюда, а призрачный мальчик прекратил свои попытки и молча стал наблюдать за мной. Потирая свои глаза, словно стараясь не заплакать. Я приблизился к мальчику и сел рядом, затем поднес свой уже собранный и благоухающий букет к его лицу. В глазах напротив отразилось непонимание. Тогда я тоже приблизил свое лицо к букету и вдохнул сладкий аромат цветов, даруя возможность и ему поступить так же. Он приблизил свой крошечный носик и тоже вдохнул. — Ничего не чувствую, — грустно произнес тоненький голосок.  Я задумчиво почесал затылок.  — Точно! — зажав нос, опять приблизился к цветам, — ты не чувствуешь, но ты можешь вспомнить. Мальчик снова вздохнул, но на этот раз на его лице мелькнула улыбка, а глаза заблестели.  — Так вкусно пахнут. Он все равно заплакал, необычными сверкающими слезами, но даже вопреки продолжал улыбаться и бить в ладошки от восторга. Запомнил его навсегда. Воспоминание оборвалось так же резко, как и пришло ко мне. Вокруг царило далеко не лето, и находился я совсем не на цветочном лугу, а на кладбище. Передо мной стояла очередная беспокойная душа, с которой предстояло разобраться. — Я знаю, что привело вас сюда. Пожалуйста, остановите ее, — зазвучал низкий спокойный голос.  — Про кого вы говорите? — спросил я. Призрак отвел взгляд в сторону, словно стараясь сложить все свои мысли воедино и собрать ответ. Вскоре он продолжил: — Меня зовут Акайо, и как же долго пришлось ждать появления того, кто сможет меня услышать. Юки замерла рядом со мной, ожидая рассказ духа. И, кажется, даже перестала дышать.  — Я был женат на девушке по имени Кимико, мы счастливо жили вместе в этой деревушке и готовились к появлению нашего первенца. Когда наш сын родился, казалось, все боги благословили нас, но это было ненадолго. Через несколько дней наш с Кимико сын скончался, а вскоре заболел и я. С каждым новым словом ему было все тяжелее говорить, голос дрожал, а взгляд стал еще мрачнее. — После моей смерти Кимико осталась одна, ей было очень сложно.  Каждый день находился рядом с ней, видел, как она постепенно ломается изнутри, но почувствовать моего присутствия она, конечно же, не могла. Она стала меняться понемногу… От моей прежней жены ничего не осталось, ее душа почернела, а разум охватили скверные мысли… Голос призрака прервался, будто он сам боялся того, что хотел сказать. Тут я задумался. Мы всегда видим и ощущаем страдания людей, которые потеряли своих близких, но не задумываемся, а каково тем? Душам, которые видят все эти переживания и которые могут только наблюдать со стороны, но не имеют возможности коснуться, обнять. А ведь им хочется — точно знаю, хочется! — так же, как и нам, но они не могут. Терзаются этим, не находят себе места, могут долгими годами бродить между мирами, видя каждую слезу своих любимых. Всегда думал о себе, о своей боли, о своих потерях… Передо мной сейчас стоял этот несчастный и застрявший в уже чужом для него мире призрак, наблюдавший за единственным важным для него человеком и терзавшийся каждый раз, когда она плакала. Винил себя. Часто ли ушедшие винят себя в нашем несчастье? Часто ли их охватывает это ноющее и временами острое, как катана, тошнотворно-отвратительное ощущение беспомощности? Думаю, постоянно. Они всегда были рядом со мной, но я никогда не думал об этом. Да, этой зимой в моей голове стали зарождаться совсем иные мысли, хотя, кого я обманываю, они были всегда, но скрываться за маской безразличия легче. — Она… Не смогла смириться со смертью нашего ребенка. Убедила себя в том, что он жив, и ей необходимо найти его. Она ищет его в каждом младенце, но как только понимает, что это не он… Дух пытался набраться храбрости, чтобы произнести эти слова, но у него не получалось, отчаянно, смертельно не получалось. — Это ведь она совершила эти убийства? Он молча кивнул. А потом добавил: — И совершит еще, знаю. Этого было достаточно. Мы с Юки переглянулись, я заметил, как в уголках ее глаз от услышанного рассказа застыли слезинки. — Прошу вас, — вдруг продолжил он, — помогите мне с ней поговорить, я не смогу уйти без этого.  На этот раз кивнул я. — Юки, — обернулся к девушке, — ты отправишься к Дзасики. Его нужно предупредить, что мы должны обязательно успеть начать ритуал до заката.  — А вы?  — А мы пока направимся к госпоже Кимико. Пора остановить ее. Только старайся не попадаться никому на глаза.  — В это время на улицах никого нет, но все равно лучше обойти через вон те сараи, — вмешался дух. — Спасибо, — девушка немного помедлила и добавила: — Господин Акайо, мне правда очень жаль… Верю, что ваша душа обязательно обретет покой рядом с вашим сыном. Глаза духа заблестели, он благодарно улыбнулся. — Ичиро… Взглянул на нее. — Будь осторожнее. Кивнул, она улыбнулась и убежала. «И ты тоже, Юки». В голове творилась неразбериха, от услышанной истории в сердце вспыхивали одни лишь противоречивые чувства. Так ощущала себя я, пробираясь в нужное место через полузаброшенные сараи. Смерть дитя, а затем и любимого… Ее душа разбилась и стала уязвимой для скверны. Интересно, а я когда-нибудь любила? Вопрос в никуда. Надеюсь она, не навредит Ичиро. Последняя мысль меня напугала еще больше. Хотя это невозможно, она хоть и безумна, но Ичиро, если судить по предыдущим случаям, умел держать в руках меч. Усмехнулась: вот правда, я пока только видела, как он этот меч с грозным видом доставал, а потом так же грозно убирал. Владел ли он боевым искусством? Стоило бы после всего этого подробнее у Дзасики расспросить. И в какой это момент меня так стала беспокоить безопасность этого грубияна? Неважно, сейчас следовало добраться до Дзасики. Вскоре мне удалось выйти к тропинке, а немного погодя я оказалась у того самого озера, где мы и расстались с домовенком и седзе. Немного осмотревшись, я обнаружила знакомые фигуры немного правее и побежала к ним. — Дзасики! Домовенок, до этого занятый перебиранием храмовой атрибутики, по видимости, которую они смогли позаимствовать, беспокойно уставился на меня. — Госпожа Юки! Вам удалось узнать, в чем же тут дело?  — Удалось…                                                           *** Дух привел меня к старому обшарпанному домику, который ничем не отличался от всех остальных на первый взгляд. Но я ощутил, ощутил какую-то гнетущую тоску и что-то темное, все здание насквозь прогнило, пропиталось скверной опустошенной души. Такого раньше никогда не чувствовал. В голове проскользнула мысль о том, что и отец с подобным не сталкивался. Дзасики прав, дела плохи, и закрыть на это все глаза не выйдет. Мы стояли перед дверью.  — Вы готовы? — спросил я, посмотрев на духа. — Да. На этот раз его голос не дрожал.  Я сделал шаг вперед и постучал. Вскоре обшарпанная дверь открылась, и передо мной предстала невысокого роста худая женщина, одетая в черное простенькое кимоно. Тёмные волосы с выбивающимися седыми прядями были гладко зачёсаны назад, губы — слегка поджаты, а тусклые и мутные глаза внимательно изучали меня. — Кто вы? — отстранённо и немного растерянно спросила она. — Он хочет поговорить с вами. — Кто? — напряженно переспросила. — Ваш муж. Что-то в ее взгляде изменилось. Мне на миг показалось, что в них блеснуло любопытство, смешанное с ужасом. Она слегка отступила назад, давая мне возможность пройти внутрь. Признаться, это было удивительно — странно, что меня так легко впустили. Видимо, то, что Кимико потеряла рассудок, сработало нам на руку. Зашли. Нас встретила наполненная полумраком комнатка, обставленная вполне традиционно для простенького деревенского домика. В середине стоял небольшой очаг, над которым дымился котелок, виднелись деревянные полки, уставленные мелкой бытовой утварью, традиционная полка с ками… Невольно ухмыльнулся, сюда она явно не вписывалась, особенно учитывая моральные принципы обитательницы дома. Мой взгляд вернулся к женщине. Она стояла передо мной, напряженно всматриваясь в мое лицо.  — Вы так легко меня впустили. — Я чувствую, что вы не врете, — женщина продолжала внимательно изучать меня. — Прекрасно, это сбережет нам время. Она тяжело вздохнула и дрожащим голосом спросила:  — Где он? Призрачная фигура медленно переместилась и встала позади нее. — Он сзади вас. Глаза ее наполнились слезами, Кимико дрожащей рукой дотронулась до своего горла, а другой оперлась о стену. Кивнув духу, я начал произносить слова вслед за ним. — Я всегда был здесь, с тобой, Кимико. Каждая твоя слеза отражалась на моем сердце. Женщина закрыла глаза и молча слушала. — Очень хорошо помню миг, когда в тебя влюбился, мы были детьми и дурачились в поле, то был майский теплый день, ты сидела у озера… Твои длинные черные волосы развевал ласковый ветерок, и я залюбовался. Кто-то из ребят крикнул, и ты обернулась, твое лицо озарилось такой теплой, такой доброй и родной улыбкой… В тот день  принял решение, что, когда вырасту, обязательно женюсь на тебе. Хозяйка дома начала медленно сползать на пол. — Когда я умирал, все мое тело пронизывал невероятный ужас, я так не хотел… так не хотел тебя бросать! — дух плакал, из его глаз катились такие же необычные, как у мальчика из моего детства, слезы. — Чувствовал, что ты без меня не сможешь. Наш сын… Мы так долго его ждали, но боги решили забрать его у нас, а ты не приняла это и до сих сопротивляешься.  Я заметил, как черная полупрозрачная тень, нависающая над ней, начала разрастаться еще больше. Кимико уже захлебывалась в рыданиях, ее плечи содрогались, руки так крепко держали голову, что, казалось она готовилась вырвать волосы с корнями. Дух присел перед ней на колени и продолжил говорить, но уже смотря в ее лицо: — Они не виноваты, Кимико, никто не виноват в том, что случилось с нами. Остановись, прошу тебя, мне некуда бежать, мне очень больно, мое место уже давно не здесь, но я не могу уйти. Женщина рыдала так, словно всю накопившуюся за эти годы грусть и обиду она получила возможность выплеснуть только сейчас. Кимико начала повторять одни и те же слова: Акайо. Прости. Акайо, прости.  Казалось, она в бреду, в бреду своей боли. Ее душа металась и сжималась, давя на Кимико с такой силой, что, казалось эти эмоции разорвут ее тело в клочья. Глаза от слез покраснели, а лицо пронизывала гримаса отчаяния, непреодолимого, беспробудного отчаяния. Скверна темным едким туманом разошлась по всей комнате, скользила по стенам, стекала на пол, пропитывая каждый уголок липким мраком. Стало тяжело дышать. Дух приобнял Кимико, и в тот момент она словно почувствовав его, немного стихла — остались только робкие всхлипы. Наблюдал за ними со стороны. Трагично, горько, несправедливо. Все мое дество к нам в храм приходили похожие разбитые души и искали в молитвах утешение. Тогда не понимал, ничего не понимал, не успел понять или не хотел понимать… Решил отставить их наедине и выйти на улицу. Вдохнул полной грудью холодный воздух. В голове еще звоном отражался крик отчаяния. Снова заметил вдалеке, рядом с деревом, темную фигуру, она стояла неподвижно, словно наблюдала за мной. Любопытство подтолкнуло сделать несколько шагов вперёд, рассмотреть лицо, но грохот отвлёк. Поспешно вернувшись в домик, обнаружил лежавшую на полу Кимико — из ее шеи струилась густая темно-красная кровь, а в руках был зажат окровавленный кинжал. Дух сидел рядом и выжидающе смотрел в лицо любимой. Мгновение, и кинжал выпал из расслабившейся руки. — Спасибо тебе, Ичиро. Я замер в удивлении. — Спеши, скоро закат, ты еще должен спасти живых. А я дождусь Кимико, и мы уйдем.  Уйдем. Я бежал, бежал изо всех сил, не успевая заглатывать свежий воздух уже уходящего дня. Снега не было, небо очистилось, солнце лениво отправлялось на покой, слегка поблескивая желтыми, но немного блеклыми лучами. Оно давало понять, что времени осталось мало. Снег хрустел под ногами, от холода заледенел нос. Все вокруг замерло в безмолвном молчании — казалось, умей этот лес говорить, он бы молил бежать быстрее. Ичиро, ты храбрый, всегда повторяла она. Впервые за всю жизнь мне захотелось напомнить себе эти слова. Ичиро, ты храбрый. Говорят, что если притворяться кем-то, в итоге им и станешь. Сейчас мне нужно притвориться самым храбрым существом на земле или, по крайней мере, сумасшедшим. Нормальный человек бы никогда не пошел на схватку с демоном. Наконец добежав до нужного места, обнаружил, что костер уже горел, а факелы были зажжены. Дзасики и Юки выжидающе смотрели на меня. Мы находились прямо у подножья пещеры, где пока еще спал демон. — Господин, все готово, — голосом, полным уверенности, произнес домовенок.  Для удобства скинул с себя меховой жилет и закатал повыше рукава рубахи. — Мы не знаем, чего ожидать… Поэтому, если вдруг все пойдет не по плану, и демон будет сопротивляться, бегите. Домовенок и Юки удивленно уставились на меня. — Но… Господин… — Не смей мне возражать! — я бросил эту фразу со всей строгостью, которую только мог из себя выдавить, и, кажется, успешно. Дзасики немного съежился и притих. Тогда я взял в руки зажженные факелы и подошел ближе к костру, встав перед ним. Взглядом дал сигнал домовенку. Раздались звуки бубна.  Закрыл глаза, сделал глубокий вдох — сердце колотилось, подыгрывая в такт ударам. В голове все эти звуки отдавались гулом. Пора просыпаться, демон.