* * *
Работники винодельни хорошо знали Джинн Гуннхильдр, но сегодня на нее смотрели с удивлением и сомнением. Внутренне она прекрасно их понимала: она и сама испытывала некоторые сомнения, и чем ближе они подъезжали к винодельне, тем сильнее становились эти сомнения. Но отступать было некуда - перед ними уже открывались тяжелые дубовые двери. Дилюк сам вышел навстречу незваным гостям, и Джинн, в отличие от инспектора Хельберга, посчитала это дурным знаком. Но предупредить его уже не представлялось возможным. Даже Аделинда, которая всегда тепло ей улыбалась и норовила накормить обедом всякий раз, когда Джинн случалось бывать на винодельне, смотрела на них сурово и подозрительно. - Мне подать чай в кабинет управляющего? - прохладно поинтересовалась она. - Нет. Мы пройдем наверх. Прошу вас, следуйте за мной. Кабинет Крепуса почти не изменился - так, разве что в мелочах. Несколько новых картин на стенах, другие безделушки на каминной полке, портьеры явно успели заменить, так же, как и диванную обивку. Новый владелец кабинета подошел к окну-фонарю и остановился там, глядя вниз, на бесконечные ряды виноградников. - Располагайтесь, как вам удобно, - бесстрастно предложил Дилюк. - И я был бы благодарен, если бы вы сразу перешли к делу, не тратя мое время на светские беседы. - Благодарю за предложение, господин Рагнвиндр, - Отто, к счастью, взял инициативу в свои руки, не вынуждая ее бесцельно взывать к старым дружеским чувствам Дилюка. - Мы не отнимем у вас много времени. Все, что нам нужно - это уточнить обстоятельства появления в вашем доме Кэйи Альбериха. Дилюк молча смотрел на виноградники. Джинн ожидала его ответа с растущим волнением, и когда она уже собиралась кашлянуть, чтобы привлечь его внимание, он отвернулся от окна, чтобы посмотреть на своих гостей. - Не представляю, чем я могу быть вам полезен. - С учетом того, вы - единственный человек в Мондштадте, которому эти обстоятельства известны, - Отто Хельберга холодный прием не сбил с толку, - думаю, вы недооцениваете важность своей роли в этом расследовании, господин Рагнвиндр. - Ваше расследование касается меня или моей семьи? - Разумеется, нет! - Тогда, боюсь, это вы меня переоцениваете. Обстоятельства появления Кэйи Альбериха в нашем доме известны абсолютно всем. Мой покойный отец лично подтвердил его историю для магистра Варки. Возможно, она все еще хранится где-то в архивах ордена в письменном виде. Если же нет, то вам стоит побеседовать с магистром Варкой. Он знает об этом деле столько же, сколько знал мой отец, и больше, чем знаю я. - И все же, господин Рагнвиндр, вы присутствовали в доме в ту ночь. Вы увидели господина Альбериха одним из первых. Вы общались с ним в первые его дни в поместье, наблюдали за его поведением и можете... Дилюк остановил его движением руки. - Это, - бесстрастно сказал он, - выходит за пределы обстоятельств появления Кэйи Альбериха в нашем доме. - И все же, это может помочь. - Кому? - тем же бесстрастным голосом уточнил Дилюк. - Установлению истины, если вы простите мне мой высокопарный слог, господин Рагнвиндр. - Если для этого вы собираетесь расспрашивать меня о наших детских играх, первых ссадинах и ночевках на чердаке амбара, то как по мне, эта истина может оставаться неустановленной, - Дилюк шагнул к ним, и Джинн подавила желание попятиться - слишком уж знакомым был его пламенный взгляд. - Я не испытываю ни малейшего желания обсуждать с посторонними жизнь моей семьи, господин инспектор. - С вашего позволения, я вынужден настаивать, господин Рагнвиндр. - Позволяю, господин инспектор. Однако в силу того, что предметом вашего расследования остается личность капитана Альбериха, а не моя, я могу лишь повторить то, что уже сказал вам ранее. Улыбка Отто была исполнена сердечной любезности. - Что же, такова ваша позиция, и я должен ее уважать. Тогда мне придется найти других свидетелей этих событий. Наверняка среди работников винодельни есть те, кто был здесь в то время. Фермеры, сторожа, слуги, дворецкие, горничные... Придется поговорить с каждым из них. Займет немало времени, но рыцарям Ордо Фавониус не престало роптать на тяжесть своей работы. Джинн не могла понять - в кабинете стало жарче или холоднее, но температура определенно изменилась. Отто и Дилюк смотрели друг на друга, и их взгляды вполне могли высечь пару искр. А потом Дилюк холодно улыбнулся. - Вы правы, многие из наших слуг и работников винодельни работали на моего отца, как сейчас работают на меня. Десятки лет честной службы у семьи Рагнвиндр. Разумеется, они согласятся ответить на все ваши вопросы и разгласить информацию, которая касается внутренней жизни поместья. Можете поговорить с каждым, - улыбка Дилюка казалась почти искренней, - наверняка вы найдете немало тех, кто захочет услужить ордену. В наступившей за этими словами тишине послышался стук каблуков, который постепенно затихал, а вслед за ним - повелительный голос Аделинды, которая призывала горничных и прочих слуг. Дилюк по-прежнему улыбался. - Располагайтесь прямо в этом кабинете. Вам придется провести здесь немало времени. Может быть, подать вам закуски, чтобы как-то облегчить вашу участь? Не знаю, говорили ли вам, но у нас тут есть недурное вино. Джинн оглянулась на Отто, надеясь, что он не ответит на это еще одним выпадом: кто знает, как далеко их может завести столкновение двух жестких характеров. Но Отто вдруг сник и, кажется, потерял всю свою решительность. - В этом нет нужды, господин Рагнвиндр. Я не собираюсь переворачивать ваш дом вверх дном, это было бы смехотворно, тем более что мы здесь вовсе не за этим. Мы плохо начали этот разговор, и это полностью моя вина. У нас не было возможности познакомиться в более подходящих обстоятельствах, но поверьте, я глубоко уважаю вашу семью. Я знал вашего отца, Крепуса, еще когда... О нет, подумала Джинн, прикусив губу изнутри. Нет. Если бы только она могла остановить Отто до того, как он произнес эти слова! Но увы, для этого было уже слишком поздно. - И вы можете вспоминать о моем отце в такой момент, - лицо Дилюка в одно мгновение стало бледным от ярости. - Вы смеете упоминать его имя! ...К воротам винодельни их проводила Аделинда, хотя больше всего эти проводы напоминали конвой. На прощание она сурово скрестила руки на груди и, не двигаясь с места, следила за тем, как они садятся в повозку. - Ужасная оплошность с моей стороны, - пробормотал Отто. Джинн, которой на ум приходили совсем другие слова, оглянулась на него - и увидела его растерянным и, кажется, искренне опечаленным. Эта неожиданная перемена так ее удивила, что даже гнев в ее сердце угас. - Оплошность? Отто вытер лоб. - Нужно же было так ошибиться в этом человеке! - Это, наверное, и моя вина тоже, - Джинн смущенно сложила руки на коленях, - я пыталась вас предупредить, но, должно быть, не смогла объяснить, что все это значит для него. - Вы очень великодушны, моя дорогая Джинн, но вы прекрасно все объяснили, поверьте, - Отто покачал головой, - а вот я сделал неправильные выводы. Я решил, что господин Рагнвиндр прямолинеен и горяч. Такие люди быстро вспыхивают и видят перед собой только пламя; я вспомнил о Крепусе, потому что лучший способ погасить это пламя - это протянуть руку, напомнить, что мы не враги, что нас может что-то связывать. - Звучит очень разумно, - неуверенно сказала Джинн, не зная, что еще можно тут добавить. Был ли Дилюк человеком, который видит перед собой только пламя? Может быть. Иногда. - ...но оказалось, он прекрасно владел собой в этой беседе. А для того, кто следит за разговором и просчитывает каждый шаг собеседника, мои слова - это дешевая попытка вытащить из него признания о его сводном брате, спекулируя памятью о его покойном отце. - Да. Должно быть, так, - Джинн проглотила комок у горла, стараясь не думать о том, что для Дилюка она - соучастник этого ужасного разговора. - В ближайшее время господин Рагнвиндр будет испытывать ко мне бесконечное презрение и вряд ли удостоит меня еще одним разговором, так что придется и нам довольствоваться только тем, что мы уже узнали. - Разве мы что-то узнали? Простите, я, должно быть, была невнимательна... Отто повернулся к окну, как будто его вдруг заинтересовали пышные зеленые заросли вдоль дороги. - Мы узнали, дорогая Джинн, что Дилюк Рагнвиндр - человек, который готов любой ценой защищать свою семью. Знает он что-то больше официальной истории или нет, не имеет значения, потому что он не расскажет об этом ни одной живой душе. - Вы все же не верите ему, да? - после долгого молчания спросила Джинн. - Вы думаете, он что-то скрывает? - К сожалению, значительная часть работы инспектора ордена заключается в том, чтобы не верить людям на слово. К счастью, в этом случае цель моей работы - найти подтверждения того, что капитан Кэйа Альберих не является урожденным хаэнрийцем, а вовсе не наоборот. Так что молчание его сводного брата не помогает и не мешает моему расследованию. Не грустите, дорогая Джинн, - Отто повернулся и посмотрел на нее серьезно и участливо. - Я разберусь в этом деле. Обещаю вам. - Я вам верю. Джинн действительно верила. Если кто-то и сможет разобраться в этой истории, разрушительной для близких ей людей, то это Отто, с его настойчивостью, его вниманием и неожиданно тонким знанием тайных сторон человеческой души. Она хотела бы, чтобы с этой верой к ней пришло облегчение. Но этого так и не случилось.* * *
Дилюк не смог бы объяснить, зачем он это сделал. Даже на исповеди. Хорошо, что он все равно туда не ходит, слишком уж о многом ему пришлось бы поведать. Он был уверен, что останется в стороне от этой истории, насколько это возможно - нет, проклятье, он не был уверен, как и не был уверен ни в чем с того момента, как правда просочилась наружу. Слова Аделинды пробили первую брешь в этой хрупкой уверенности, а Джинн и ее новый приятель из Ордо Фавониус уничтожили остатки. Такое случается, если пробить плотину: бурный поток сносит все на своем пути, и нет смысла собирать обломки. Вся эта лирика могла объяснить, почему он вообще отправился в это место в поисках Кэйи, но никак не объясняла, почему он распорядился запрячь лошадей в карету и взял с собой кучера. Что, если его догадка неверна? Тогда он останется с запряженным экипажем где-то посреди бескрайних полей и лугов Мондштадта. Хотя "где-то" - это слишком неконкретно и отдает трусливым умолчанием. Нет, он точно знал, куда направляется. Когда-то это место было его домом. - Жди меня здесь, Карл, - приказал он, спрыгивая на дорогу, которая, петляя среди раскидистых дубов и каштанов, вела к поместью Рагнвиндров. - Конечно, господин Дилюк, - благодушно согласился кучер; если его и удивило предложение постоять у дороги в миле от поместья, он никак не выдал этого удивления. Удивило ли его то, что бывший владелец поместья решительно свернул с дороги в пышные заросли орешника, Дилюк уже не узнал. Его занимало другое, и, оглядевшись по сторонам, он выяснил то, что хотел: судя по свежим сломанным веткам, этим путем до него уже прошел кто-то другой. Через несколько минут из зарослей показались знакомые очертания старой голубятни. Площадка перед ней все еще была утоптана, хоть и начала зарастать по краю пышной луговой травой. Когда-то они натаскали сюда два ведра камней с соседнего обрыва, чтобы расчистить для себя эту площадку - а еще старое сломанное кресло, мешковину, ящики, все, что нужно для обустройства тайного места для мальчишек. Когда отец впервые узнал о том, что они бегают на голубятню, он заставил их поклясться, что больше они там не объявятся. Они торжественно поклялись - и с тех пор никогда не заходили внутрь, потому что Дилюк очень серьезно относился к обещаниям. Но они продолжили играть рядом с ней, потому что это место каким-то непостижимым образом оказалось любимым убежищем Кэйи, а Дилюк не менее серьезно относился к желаниям и потребностям своего младшего брата. Кому в здравом рассудке могло придти в голову, что капитан кавалерии, скрываясь от всеобщего интереса и осуждения, придет именно сюда, в свое детское убежище? Что ж, значит, они оба были слегка не в своем уме. - Не нужно смотреть на меня с таким осуждением, братишка, - Кэйа, растянувшийся на старой мешковине, безрадостно усмехнулся и поднял почти полную бутылку, - я пью, но я еще не пьян. Дилюк ожидал, что он будет выглядеть скверно, и в этом тоже не ошибся. Кэйа был осунувшимся и уставшим, его щегольский костюм помялся, прическа - растрепалась, но хуже всего была его жуткая улыбка. - Надеюсь на это, - сухо заметил Дилюк. - Потому что к вечеру тебя ждут в ордене, и времени у тебя все меньше. - О, так ты за этим приехал? Мои дорогие товарищи по оружию рискнули заявиться к тебе и предложить тебе стать посланником ордена? А они точно осмелели за последнее время. - Нет, они заявились ко мне, чтобы поговорить о нашем беззаботном детстве. Кэйя с глухим стуком поставил бутылку на утоптанную глину. - Серьезно? Мне нужно было подумать об этом. Прости. Я снова доставил тебе проблемы, верно? Он не стал спрашивать, рассказал ли Дилюк о том, что ему было известно. Или он и так это знал, или ему было все равно. - У тебя будет куда больше проблем, поверь. Новый инспектор Ордо Фавониус слишком въедлив. Трудно в это поверить, но в этом случае орден не будет работать спустя рукава. Кэйа снова жутко усмехнулся. - Думаешь, они докопаются до истины? - До какой? - уточнил Дилюк, глядя ему прямо в глаза. Кэйа не выдержал и первым отвел взгляд. - Значит, ты ничего им не сказал, братишка. - тихо проговорил он. - Бережешь честь семьи? Или не доверяешь правосудие неумехам из Ордо Фавониус? - Значит, ты думаешь, что я мог рассказать, - в тон ему отозвался Дилюк. - Почему нет? Ты ведь думаешь, что я заслужил это. Теперь глаза отвел Дилюк. Дело даже не в словах Кэйи, какими бы горькими они не были. Он не мог больше смотреть на Кэйю, видеть его таким. Потерянным. Сломленным. Одиноким. И хуже всего было то, что таким он был и раньше. Сколько бы Дилюк не смотрел на то, как Кэйа пожимает руки мужчинам и обнимает женщин, сколько бы не слышал его веселый смех и сомнительные шуточки, сколько бы не пытался убедить себя в том, что Кэйа счастлив в окружении других людей, и что людей этих в жизни Кэйи много - в глубине души он знал, что это все только притворство. Он видел, что улыбка Кэйи гаснет, когда некому на него смотреть. Что в любой компании он уходит в тень, сыграв роль своего в доску парня, и наблюдает оттуда за остальными. Что он пьет по вечерам, и всегда делает это в одиночестве. А даже если бы и нет - он знал своего брата слишком давно, чтобы разгадать хотя бы часть его лжи. Жизнерадостное лицо Кэйи для него было лицом человека, который спускался все глубже в собственный ад одиночества. Дилюк не мог ошибиться - каждый день он видел в зеркале такое же лицо. И что он должен был ответить? Ложное сострадание не поможет никому из них. Кэйа ведь тоже его прекрасно знал. Да. Дилюк считал, что он это заслужил. Они оба заслужили. Вот только Дилюку всегда было, куда отступить, зализывая раны, где скрыться от невидимого суда, а у Кэйи такой роскоши не было. Дилюк сам, собственными руками, лишил его последнего убежища. В самом деле, зачем он приехал сюда? Уж точно он не для того, чтобы помочь, потому что помочь Кэйе не смог бы никто. Дилюк посмотрел ему прямо в лицо. - Я хотел извиниться. - Ты? - единственный глаз Кэйи распахнулся в искреннем изумлении. - Извиниться? Это что, шутка такая? Никогда бы не подумал, что у тебя есть чувство юмора, братишка! Но Дилюк не отвел взгляд, не двинулся, не ответил, он старался игнорировать этот непривычный, полный недоверия и горечи голос Кэйи, чтобы не позволить сбить себя с намеченного пути сейчас, когда это было на самом деле важно. - Я виноват перед тобой и должен извиниться, - упрямо повторил он. - Мне не следовало продавать поместье отца, не поговорив с тобой. И снова Кэйа смотрел на него с изумлением, но теперь оно было другим, не таким холодным и отчужденным; должно быть, Дилюку удалось застать его врасплох и хоть этим пробить его ледяную броню. - Вот еще, вздумал извиняться, - пробормотал Кэйа, отведя взгляд в сторону. - Если ты о том нашем разговоре в таверне, то я просто пытался чем-то тебя уесть, вот и всё. Кто я вообще такой, чтобы меня спрашивать? Тебе не нужно мое разрешение. Это твое имущество, твое и твоей семьи. - Нет, - Дилюк качнул головой. - Это был твой дом. Возможно, единственный, подумал он, но не стал говорить это вслух. Стоит Кэйе подумать, что ему сочувствуют, он тут же ощетинится, и разговора у них не выйдет. А Дилюк был твердо намерен сказать все, что запланировал. Потом он уйдет, потому что больше ему здесь нечего делать, но намеченное он должен исполнить в точности. - Не скажу, что часто бывал здесь в последние годы, - неожиданно охрипшим голосом отозвался Кэйа. Он выглядел смущенным, и Дилюк понимал, почему - само это место свидетельствовало против него сейчас. Он мог сколько угодно притворяться перекати-полем, равнодушным и не отягощенным сентиментальными воспоминаниями, если бы они встретились где-нибудь в таверне, а не на старой голубятне в поместье Рагнвиндр. Так что этот спор был проигран еще до его начала. - Это не имеет значения, - ответил Дилюк, сам не зная, что он имеет в виду - слова Кэйи, свои мысли, эту их встречу, которая была красноречивее слов. - Не говоря уже о том, что и это - тоже моя вина. Кэйа вскинул голову, готовый возражать и спорить, и Дилюк остановил его взмахом ладони - нет уж, он договорит до конца. - Это отцовское поместье, и, что бы ты сам не думал о нем и о моей семье, отец любил тебя, как сына. У меня не было права выгонять тебя из нашего общего дома. Губы Кэйи кривились в какой-то жуткой усмешке. - Ты и не выгонял меня, братишка. Дилюк снова отвел взгляд. Не выгонял из дома - но выгнал из семьи, разве не так? Он помнил каждое слово, которое было сказано в ту ночь, и даже если бы они ограничились этими словами, их столкновение было бы таким же фатальным и жестоким. Он знал, что Кэйа не останется в их доме после этого; не было ли это еще одной причиной для того, чтобы и ему не оставаться? Или он просто боялся смотреть на Кэйю после того, что с ним сделал. После того, что они оба сделали. В одночасье его брат стал чужим и незнакомым ему, но... этот незнакомец все равно был его братом. Тем, кто рос с ним под одной крышей, бегал по высокой траве, ловил лягушек и ждал возвращения отца в их общем тайном убежище. Тогда Кэйа не лгал ему; он волновался, печалился, радовался искренне, как и любой ребенок. Возможно, Кэйа и был предателем, нет, наверняка им был, но кто сказал, что предателя нельзя предать? - Ты хоть немного следишь за временем? Кэйа усмехнулся и приподнял бровь, отмечая слишком резкую смену темы, но Дилюк сделал вид, что не видит его скепсиса. - Более или менее. У меня еще есть время до вечера. - Которое ты целиком потратишь на то, чтобы добраться до города. Почему ты пошел пешком? Сколько тебе вообще пришлось сюда добираться? - Час. Полтора. Я не считал, - Кэйя криво усмехнулся - его лицо будто треснуло пополам. - Но я бы не смог оставить лошадь прямо перед поместьем. Одно дело, если бывший владелец решил заглянуть к нынешнему, ну, если он что-нибудь забыл, например, какую-нибудь вазу... - Проще говоря, ты доберешься до города как раз к закату. - Могу и пробежаться немного. - Выиграешь минут десять и будешь благоухать потом. - Ты символ тоскливой неизбежности в моей жизни, - Кэйа тяжело вздохнул и поднялся со своего лежака. - Символ тоскливой неизбежности по крайней мере может подвезти тебя в город. - О? - Кэйа заинтересованно покосился на Дилюка, одновременно пытаясь отряхнуть солому с растрепанных волос. - Посадишь меня на своего коня? Очень романтично! - У меня экипаж. - Так ты приехал не ко мне, ты приехал за мной! - Еще чего, - строго ответил Дилюк. - У меня встреча в городе. Пара торговцев из Ли Юэ жаждут заключить выгодную сделку. И да, если тебе интересно, то твою вазу я забрал. Хватит мне о ней напоминать. - О, как скажешь, братишка. Торжественно клянусь тебя не раздражать. Ну, в ближайшие полчаса. Я вовсе не хочу, чтобы меня вышвырнули из повозки на полном ходу!* * *
От городской конюшни пахло навозом и сеном, с рыночных лотков - давлеными помидорами и подгнившим луком, а с площади тянуло запахом свежеиспеченного горячего хлеба. Кэйа мог закрыть глаза и представить, как торговцы собирают товар с лотков, а работники пекарни выставляют на прилавок поддоны со свежими булками. Он хорошо знал этот город - его площади и улочки, его таверны и лавки, его голоса и запахи. Все эти годы со дня, когда он уничтожил то, что осталось от его семьи, Мондштадт был смыслом его существования, единственным, что у него осталось. Он никогда не думал, что ему будет так тяжело пройти по этому городу - от конюшни у главных ворот до входа в резиденцию Ордо Фавониус. Он не вздохнул с облегчением, когда двери резиденции закрылись за ним, отрезая его от толпы. Гробовая тишина, которая встретила его внутри, была хуже многоголосого хора за его спиной. Наверное, он бы выдохся еще на пути сюда, если бы не Дилюк с его странным замшелым благородством. Зачем он это сделал? Из сострадания? Зачем он извинился? Дилюк, которого Кэйа знал, не извинялся. Может быть, он изменился за эти годы - у них было не слишком много времени для болтовни с тех пор, как Дилюк вернулся. А может, есть другая причина, о которой он не знает. От этих мыслей голова шла кругом, но лучше было думать о нем, чем о других. Кэйа обвел глазами рыцарей, которые собрались на втором этаже, перед кабинетом инспектора. Мог ли он рассчитывать на кого-то из них? Пары мгновений хватило, чтобы узнать ответ. Никто не рискнул встретиться с ним взглядом. Если все сложится для него лучшим образом - а почему бы не сложиться, ведь его буквально не в чем обвинить, - как скоро его товарищи по оружию снова начнут смотреть ему в глаза? Кэйа понимал: им не доказать, что он на самом деле из Хаэнрии. Но и он не сможет доказать обратного. То ли да, то ли нет, то ли был, то ли не был. Но нет, не стоит забегать наперед, гадая, какой будет его жизнь после того, как он переживет этот день. Сначала нужно было его пережить. Кэйа ослепительно улыбнулся своим соратникам, которые потупились и расступились перед ним. В гробовой тишине он открыл дверь в кабинет инспектора Хельберга и решительно ступил внутрь. В том, чтобы быть лжецом и притворщиком с детства, есть свои преимущества. Он не застыл на пороге, как статуя, и даже не распахнул свой единственный глаз. Он остался спокойным с виду, даже если внутри него бушевал ураган. Кабинет инспектора был полон людей. Тут был сам инспектор Хельберг, которого Кэйа после возвращения видел лишь мельком, - он занимал свое место за столом, растерянная Лиза и сосредоточенная Джинн держались рядом, а возле окна, рядом с сенешалем Шеймусом стоял Дилюк, настолько же невероятный в этом месте и в это время, как хиличурл в храме Барбатоса. - Я услышал, что господин Рагнвиндр в городе, и попросил господина сенешаля привести его сюда, - любезно пояснил Отто. - Думаю, я должен ему несколько извинений за сегодняшний разговор, и заодно хотел бы доказать, что мой интерес к прошлому его семьи не так злонамерен, как могло бы показаться из-за моих неосторожных слов. - Вы позвали меня в свой кабинет, чтобы принести мне извинения? - голосом Дилюка можно было заморозить Сидровое озеро. - Да, за это мне тоже придется просить прощения, - вздохнул Отто, - но вряд ли вы согласились бы вновь принять меня в своем доме, а я вряд ли в ближайшее время смогу добраться до таверны, даже такой замечательной, как "Доля Ангела". Кэйа переводил взгляд с радостного сенешаля на сокрушенного Хельберга, с Джинн на Лизу, которая нервно сжимала в руках какой-то потрепанный гримуар. Он не мог поверить в реальность безумного фарса, который разыграли перед ним, нет, с ним в главной роли. Ах ты... сволочь. Хитрая сволочь. Опасная сволочь! Нашел способ притащить Дилюка сюда, чтобы он присутствовал при разговоре. При всей этой отвратительной сцене допроса. Кэйа бросил панический взгляд на Дилюка - понимает ли он?.. Дилюк казался непроницаемым, но его взгляд был пристальным и цепким. А вот Джинн, похоже, купилась: появление Дилюка ее явно обрадовало, она смотрела то на него, то на Кэйю и успокоенно улыбалась им двоим. Джинн, Джинн. Слишком уж ты хороший человек - для действующего магистра, пусть даже и бывшего. Кэйа бессильно скрипнул зубами и повернулся к инспектору, уверенный в том, что выглядит так же невозмутимо, как и Дилюк. Дилюк. Если бы он высадил его перед воротами, как он и предлагал, такого бы не случилось. Но в этом был весь Дилюк: он мог считать его лжецом, лицемером, шпионом, предателем, законченным мерзавцем, но он бы не стал тайком выкидывать своего бывшего брата под воротами, как ненужный хлам, нет, он все равно довез бы его до главной конюшни и высадил бы под взглядами толпы из кареты с гербом Рагнвиндров. Такой уж у него был несносный характер - лучший во всем мире. Кэйа слабо улыбнулся и поймал заинтересованный взгляд Отто. Ну-ну, подумал он. Ты, может быть, хорош, но это еще не значит, что я так быстро сдамся. - ...тем более что я не единственный организатор этой встречи, - продолжил между тем Отто. - Должен сказать, что дорогая Лиза потратила немало времени на беседы с сэром Алоисом и изучение книг в запретной секции, чтобы узнать, каким образом мы можем развеять сомнения жителей Мондштадта... Кэйа услышал, как Дилюк негромко, но выразительно фыркнул. - Если я правильно помню вашу историю, сэр Кэйа, последнее, что сохранилось в вашей памяти из детства - это момент прощания с отцом на дороге у винодельни, так? - Об этом я уже говорил много раз, - со скучающим видом ответил Кэйа. - Да-да, у меня это есть даже в письменном виде... вот тут вы говорите, что отец остановился, чтобы, по его собственным словам, купить бутылку виноградного сока. Это уже указывает на то, что он как минимум неплохо ориентировался в Мондштадте. Вы не припоминаете, в ваших детских воспоминаниях о той ночи, не показалось ли вам, что он прекрасно знает эти края или, иначе говоря, что вы были хоть и бродягами, но местными? Кэйа смотрел на Отто со своей обычной загадочной улыбкой. Что это - честная попытка протянуть ему руку помощи? Или очередная ловушка? Он вскинул голову, придав себе задумчивый вид, как если бы и впрямь пытался что-то вспомнить. - Я бы сказал, что да, но наверняка утверждать этого не могу. Ведь я после этого прожил в тех местах почти восемь лет. Кто знает, мои воспоминания могли смешаться. Отто с благостным видом сделал отметку в своих бумагах. - Поскольку наша главная цель - не установить ваше происхождение, а успокоить горожан и остановить слухи, которые распространились уже по всему Мондштадту, мы с госпожой Лизой провели некие изыскания. Местных жителей, безусловно, пугают эти загадочные хаэнрийцы. Люди, связанные с демонами, владеющие темной магией, практикующие на собственных детях древнее искусство кхемии. Думаю, будет достаточно нашего отчета о проверке всех обстоятельств этого дела, чтобы успокоить взволнованных горожан. Сплетникам это рты не заткнет, но со временем уймутся и они. Осталась буквально одна последняя деталь, но для этого нам понадобится ваша помощь, сэр Кэйа. - Если это в моих силах... - Разумеется. - ...то я готов служить Ордену, - с самой убедительной из улыбок закончил Кэйа. - В таком случае, чтобы окончательно разрешить все сомнения, сэр Кэйа, мы предлагаем вам снять вашу повязку. - Что?.. - В самом деле, господин Кэйа! - сенешаль с теплой отеческой улыбкой наклонился к нему, словно пытался уговорить упрямого ребенка. - Я понимаю, что вы носите ее с детства и вам, должно быть, неудобно показывать следы старой травмы... Но в сложившихся обстоятельствах это лучший способ развеять домыслы и очистить ваше имя от грязных инсинуаций. - Не говоря уже о том, что это - приказ вышестоящего лица, - инспектор явно не обладал терпением сенешаля, да и отеческих чувств не проявлял. Теперь все смотрели на Кэйю в ожидании его ответа; время тянулось по мгновениям, как по каплям, тягучее, долгое, неумолимое. Но Кэйа не мог ответить. Он застыл. В его взгляде впервые отражалось что-то, что капитану кавалерии Ордо Фавониус, казалось, было неведомо: страх. Он стоял перед сенешалем, инспектором, магистром Ордена - и молчал. И в этот проклятый архонтами момент вместо него заговорил Дилюк. - Нет, - просто сказал он. Все тут же повернулись к нему, и Кэйя почувствовал малодушное облегчение, когда люди в кабинете перестали буравить его взглядами. - Что, простите? - вежливо поинтересовался Отто. - Ваша просьба или приказ, если вам так угодно это называть, недопустима. Ни один человек, имеющий представление о собственном достоинстве, не ответит вам согласием. - Но почему, господин Дилюк, ведь на самом деле речь идет о небольшом... - растерянно начал Шеймус. - Унижении? Я не умею делить его на большое и малое, господин сенешаль. Кто знает, что Орден придумает дальше. Ему придется раздеться? Посидеть на алтаре, чтобы убедить вас, что в нем нет темной магии? Может быть, утопите его в Сидровом озере, вдруг не всплывет - тогда точно не демон? - Сэр Кэйа - рыцарь Ордена. Для него не составит труда выполнить приказ, это - одна из рыцарских благодетелей, и каждый, кто вступил в Орден, знает об этом. Выполнять приказы старших, пусть даже они испытывают наши возможности и наши чувства, - это привилегия и священный долг. Мы не называем это "унижением", - сухо ответил Отто. - Ну разумеется, - в голосе Дилюка слышалось странное, жуткое веселье. - Но рыцарь - не солдат. Он следует зову благородного сердца, а не просто выполняет приказы тупоголовых капралов. Он связан присягой, но лишь до сих пор, пока его сиры связаны кодексом рыцарской чести. Расскажите же нам, благородный рыцарь Отто Хельберг, ради чего все это? Какую великую цель вы преследуете? Позвольте, я вам подскажу - все это ради того, чтобы грузчики, торговцы и фермеры не болтали в тавернах и лавках о злых хаэнрийцах в Мондштадте. Чтобы не сомневались в чистоте ваших рядов. И, конечно, в вашей способности разобраться в этом ужасном происшествии. Вот тот страшный враг, с которым вы доблестно сражаетесь - сплетни, которые распускают бездельники. Ради этого вы готовы подвергнуть сомнению годы службы, унизить вашего брата по оружию, заставить его доказывать, что он один из вас, а не демон, который прячет всю мощь хаэнрийской темной магии под глазной повязкой. - Господин Дилюк, вы... вы не правы, - потрясенно выдохнул Шеймус, и Дилюк резко повернулся к нему лицом. - Разве? Оглянитесь вокруг, господин Шеймус. Мы снова в кабинете инспектора Ордо Фавониус, как и пять лет назад, вот только это другой кабинет и другой инспектор, но все остальное осталось прежним. Ваша трусливая, лживая суть не изменилась. Пять лет назад предшественник инспектор Хельберга тоже пытался отдать мне приказ. Хотел, чтобы я солгал, предал память своего отца - и все ради того, чтобы защитить драгоценную репутацию Ордо Фавониус от угрозы, которая, видимо, была страшнее дракона - от уличных смешков и сплетен. Тогда я не выполнил этот приказ, потому что рыцарь не должен исполнять долг чести перед людьми, у которых чести и вовсе нет. Сенешаль так и замер с открытым ртом, не найдя, что сказать. - Я сожалею о тяготах, которые вам пришлось пережить, и особенно - о вашей потере, - вместо него тут же заговорил Отто, - но сейчас мы говорим не о вас и говорим не с вами. - Если вы не хотели говорить со мной, вам не стоило звать меня в этот кабинет, - отрезал Дилюк. - Но раз уж вы сами привели меня сюда, вам придется меня услышать. Или вы ожидали, что я стану безмолвным свидетелем того, как вы пытаетесь в моем присутствии унизить моего брата? Вы уже достаточно бед принесли моей семье. На этот раз я не стану это терпеть. Пойдем, Кэйа. Думаю, здесь нам делать нечего. Кэйа смотрел, слушал и не верил в то, что это происходит на самом деле. Да, Дилюк презирал Ордо Фавониус, но именно поэтому не стал бы опускаться до такой сцены на глазах у Джинн, сенешаля и инспектора. Его презрение могло быть пламенно-страстным или холодным, как лед, но оно никогда не было таким... демонстративным. Все это было не в его натуре - все это было разыграно, страстно и достоверно. Дилюк делал это ради него. У него не было выхода из этого безнадежного положения, и Дилюк предоставил ему выход. Сыграл в оскорбленную невинность - вместо него. Для него. Такое странное чувство: его только что ударили под дых, но почему после этого удара ему так тепло внутри? - Довольно, Дилюк! - Джинн, не выдержав, шагнула вперед, и, кажется, впервые Кэйа увидел ее в гневе. - Я уважаю твои чувства и готова извиниться за каждое неправильное решение, принятое Орденом относительно тебя, но это не твоя жизнь, а жизнь Кэйи, и не тебе решать, как ему поступать! Мы хотим помочь ему, а то, что ты сейчас делаешь, превратит его в парию в Мондштадте! Кэйа, послушай меня. Нам всем нужно успокоиться, хорошо? Пойдем ко мне в кабинет. Мы сможем все обсудить и решить там, без, - Джинн гневно посмотрела на Дилюка, - посторонних. Кэйа медленно покачал головой. - Прости меня, Джинн. Но ты сама знаешь, мой братишка, может, и бывает чуточку невыносим, но еще он бывает и прав, и, кажется, это именно тот случай. - Кэйа! - выдохнула Джинн, словно не веря своим ушам. - Я не против раздеться перед почтенной публикой, даже на площади, потому что нисколько не стыжусь своей фигуры, но в том, чтобы быть человеком, которого можно заставить раздеться на площади, всегда есть что-то постыдное, правда? - негромко откликнулся Кэйа. Он шагнул вперед - к Дилюку, который уже ждал его в дверях кабинета. - Если вы выйдете в эту дверь, сэр Альберих, можете считать, что ваша служба в Ордо Фавониус закончена, - услышал он голос Отто за спиной. - А вы, кажется, туго соображаете или просто любите говорить очевидные вещи вслух, сэр Хельберг, - насмешливо ответил Кэйа. Он чувствовал спиной жгучие взгляды - Лиза, Джинн, Шеймус, люди, которых он знал столько лет. Он не мог повернуться и попрощаться с ними. Да и что за прок в этом прощании? Кэйа сделал еще шаг вперед, оставляя всю прошлую жизнь позади. Дилюк шел рядом с ним. Из ворот резиденции Ордена они вышли вдвоем, бок о бок, как будто и впрямь были братьями.