Последнее лето

Луга и поля, деревья и озера проносились мимо них, сливаясь в пеструю ленту. Зелень, лазурь и золотая глина. Все цвета Мондштадта провожали их, пока экипаж с гербом Рагнвиндров уносил их всё дальше от города. - Жарко сегодня, - пожаловался Кэйа, оттягивая воротник. - Солнце палит третий день подряд, а ветра нет, как будто мы живем не в самом ветреном крае Тейвата. Когда уже закончится эта проклятая жара! - Мне уже который день твердят, что скоро будет дождь, и еще какой. Нас всех смоет ливнем, так что нужно укрепить и защитить молодые лозы, - задумчиво, будто размышляя вслух, сказал Дилюк. - То жара, то ливень, то нет никакого ветра, то настоящий шторм, что творится в Мондштадте в последнее время? Кэйа едва сдерживал усмешку - вот до чего они докатились. Ведут светскую беседу о погоде, как два отпрыска благородной семьи, которые случайно встретились на скучном приеме. - Что поделать, - спокойно отозвался Дилюк. - Раньше погода в Мондштадте была ровной и предсказуемой, но похоже, эти времена остались в прошлом. Они оба замолчали, не говоря вслух очевидного: с тех пор, как Барбатос перестал быть архонтом, своенравные ветра в Мондштадте бушевали в свое удовольствие. Особого вреда они пока не принесли, но и пользы в неожиданных штормах и ливнях, так же, как и в удушающем штиле, было мало. - Если так пойдет и дальше, астрология действительно станет полезной, - Кэйа старательно скрывал улыбку. Дилюк поморщился, как от зубной боли. - Ну перестань уже! Это была фраза, брошенная мимоходом. Я не ожидал, что ее запомнят и будут припоминать кстати и некстати, и уж точно не собирался обидеть ту девушку... - Ее зовут Мона, - напомнил Кэйа. - Хотя вряд ли это настоящее имя. Если хочешь перед ней извиниться, можешь дать ей работу на винодельне. Будет твоим штатным предсказателем погоды. Она вечно на мели. - Ну уж нет. Я лучше пришлю ей какой-нибудь подарок. И я даже не буду спрашивать, откуда ты всё обо всех знаешь. - Нет. Не обо всех. Дилюк посмотрел на него с явным вопросом во взгляде, и Кэйа заставил себя улыбнуться. - Ты только что здорово удивил меня, братишка. - Разве? Мне кажется, если кто и мог ожидать этого от меня, то это ты. Уголки губ Кэйи вздрогнули. Фальшивая улыбка явно порывалась стать настоящей. - Помню, в детстве респектабельный господин Дилюк Рагнвиндр был той еще оторвой. Невинное личико и огромные сияющие глаза помогали тебе выпутываться, когда о твоих шалостях узнавали слуги. А какие ты разыгрывал спектакли! Никто бы не поверил, если бы я рассказал. - Но ты меня никогда не выдавал. - Я тобой восхищался. Мой талантливый названный брат. Так что нет, твое выступление в ордене меня не удивило. Но как ты... - Кэйа наклонился к Дилюку, чтобы посмотреть ему в глаза. - Ты что-то знаешь? - А что я должен знать? - Дилюк смотрел на него прямо и долго, и когда молчание стало невыносимым, вздохнул и заговорил вновь. - Ничего. Но я знаю тебя. Я видел твое лицо. Кэйа отвел взгляд. Да уж, отличный способ поблагодарить брата за помощь - начать его допрашивать! - Знаешь, не у одного тебя сохранились воспоминания о детстве. Я-то помню, с каким трепетом ты всегда относился к своей повязке. Никогда не снимал, менял ее только наедине. А еще я помню, как однажды наш врач попросил тебя показать ему свою травму. Тогда у тебя было такое же лицо. Кэйа молчал, не решаясь посмотреть на Дилюка. Сейчас он задаст вопрос, который все изменит. Рано или поздно ему придется на него ответить, и уж лучше Дилюку, чем... им. Но при одной мысли об этом все внутренности, казалось, стягивало от ужаса. Мало кто в Мондштадте видел его страх - это первое, что ты учишься скрывать, когда тебе есть, чего бояться. Но Дилюк знал. Общее детство связывало их общими тайнами, вот только у его брата тайны были невинными, как и он сам. Детские шалости. Детские обещания. Наивные детские мечты. И кого же винить за то, что им не суждено было сбыться? Кэйа сжал губы в горькой усмешке, готовясь ответить на любой вопрос. - Интересно, что они будут делать дальше, - задумчиво спросил Дилюк, отвернувшись к окну. Как будто и не было этого странного диалога. Кажется, за последние несколько лет он уже отвык от старомодного благородства своего названного брата. - Думаешь, станут преследовать беглого хаэнрийца? - Кэйа с малодушной радостью ухватился за новую тему. - Хаэнрийское происхождение, тем более недоказанное - не преступление. А ты больше не в Ордо Фавониус, и у них нет прав требовать или отдавать тебе приказы. По сути, у внутренней инспекции больше нет полномочий в этом деле. - Ну, судя по твоему кислому лицу, ты в это не слишком веришь. - Есть в этой истории что-то странное, - Дилюк оставался таким же задумчивым. - Что-то здесь не так. Ты видел этого инспектора раньше? Кэйа покачал головой. - Он служил где-то в иностранных миссиях все это время. Кажется, я видел его в ордене, когда был еще послушником - Кажется, я тоже. Но в те времена мы были слишком поглощены собой, чтобы обращать внимание на остальных, - на губах Дилюка вдруг заиграла коварная усмешка, - а некоторые из нас буквально никого вокруг себя не замечали... - Если ты о том случае, когда я почти сбил с ног магистра Варку на башенной лестнице, то мне просто солнце в глаза светило. - В башне? - Один луч! Но меткий! - В любом случае, после этого ты определенно заметил магистра. - Ну, знаешь ли, это нечестно. Ты еще тогда обещал, что больше не будешь мне это припоминать! - Да? - невозмутимо отозвался Дилюк. - Столько лет прошло. Должно быть, я забыл. Кэйа толкнул его плечом, Дилюк толкнул его в ответ, и они оба рассмеялись. Столько лет прошло. А сколько - с тех пор, как они вот так поддевали друг друга, толкались и смеялись? Смех вдруг потянул его за собой, в далекий солнечный день из прошлого: вот они, мальчишки, босиком бегут по тропе вдоль реки. Наперегонки - но на самом деле никто не хочет ни отставать, ни обгонять. Они бегут рядом, иногда задевая друг друга локтями, все быстрее и быстрее, пока не падают в траву, обессилев, и смеются - над чем? Кажется, не было причины. Просто они были счастливы, и это огромное, ослепительное счастье переполняло их в тот день. Смех оборвался так же внезапно и быстро, как начался. Они оба замолчали и отвернулись, и Кэйа готов был поспорить, что Дилюк так же смущен, как и он сам. Интересно, о чем он только что вспомнил? Это обоюдное смущение снова напомнило Кэйе о разговоре, который нельзя было откладывать: лошади легко летели рысью по утоптанной дороге, и с каждой минутой они неумолимо приближались к винодельне. - Послушай... - неловко начал он. - Я тебе очень... Дилюк резко взмахнул рукой, будто отсекая эти слова, перчатка мелькнула перед Кэйей черно-красным росчерком. - Не могу понять, что здесь не так, - снова продолжил Дилюк, не обращая внимания на его слова. - Но если использовать метод исключения, единственное, что выделяется из общей картины - этот инспектор. - Скользкий, хитрый, изворотливый тип, - согласился Кэйа. - Даже слишком хитрый для нашего ордена. Ну знаешь, главные добродетели Ордо Фавониус все как на подбор про встречу с противником лицом к лицу в честном бою. У нас не слишком ценится хитрость, если она, конечно, не военная. - И все же, такие люди в ордене встречаются. - Очень дипломатично сказано, братишка, - фыркнул Кэйа. - Мог бы заодно добавить, что теперь их стало на одного меньше. - Когда этот инспектор был здесь, - Дилюк снова обошел его реплику и вернулся к прежней теме, - он спрашивал о тебе, но, как мне показалось, больше всего он интересовался мной. Кэйа тут же повернулся, привлеченный его словами - так вот, к чему Дилюк вел все это время. Его названный брат стал слишком подозрительным в последнее время, но это еще не значило, что он не прав. - Думаешь, он считает, что ты знаешь правду? Поэтому решил зайти на огонек и присмотреться? Видимо, к моему сообщнику, не иначе. - Надеюсь, он ушел достаточно обогретым. Кэйа фыркнул. Дилюк редко шутил, и потому его странноватые остроты обычно проходили незамеченными, так же, как и сарказм, которым он пересыпал формальные фразы. Большинство собеседников были слишком ограниченными, чтобы его понять. - Если он и впрямь подозревал, что ты меня покрываешь, то теперь он уверился в своих подозрениях. - Давайте же порадуемся его прозорливости, - холодно отозвался Дилюк. - Нужно к нему присмотреться. Думаю, нет смысла спрашивать, остались ли у тебя верные люди в ордене? Кэйа картинно взмахнул руками. - Уж прости, информаторами в ордене не обзавелся. Даже не знаю, почему... а, наверное, потому, что я сам был в ордене? - Значит, обойдемся моими, - невозмутимо ответил Дилюк. - Ну, братишка! Кэйа хотел добавить что-то еще о беспримерном коварстве некоторых бывших рыцарей, но тут карета замедлила ход. Он наклонился к окну, уже зная, что там увидит - треугольные черепичные крыши винодельни. ...Ему вдруг вспомнился еще один славный погожий день из их счастливого прошлого. Тогда Дилюку исполнилось четырнадцать, и он, настоящий рыцарь Ордо Фавониус, получил от отца подарок - коня, о котором давно мечтал. Дилюк гарцевал на новом гнедом, а Крепус и главный конюх смотрели на него с одинаковым сомнением. Уж слишком норовистым был этот конь, но Дилюка это, конечно, не остановило. Вот гнедой, всхрапнув и упрямо дернув шеей, забрал вправо - и Дилюк ослабил повод, позволив ему сделать дюжину быстрых шагов, а потом слегка потянул. И еще - и так жеребец, продолжая упрямо шагать, почти незаметно пошел по кругу, до тех пор, пока перед ним вновь не оказались ворота конюшни. Сейчас Кэйа чувствовал себя тем самым гнедым, которого постепенно, неуклонно, не позволяя сойти с пути, привели к воротам конюшни. Ну, не конюшни, так винодельни; карета проехала, тяжелые кованые ворота закрылись за ней, и Кэйе показалось, что за его спиной захлопнулась крышка мышеловки. - Добрый вечер, господин Дилюк... господин Кэйа?.. - Аделинда, встречающая владельца дома на пороге, запнулась и замерла, сжав пальцами кружевную оборку на фартуке. - Добрый вечер, Аделинда - кивнул ей Дилюк. - Распорядись, чтобы господину Альбериху подготовили его комнату. Ужинать будем у себя. Аделинда, на лице которой недоверие сменялось радостью, исчезла за дверью. Дилюк шагнул вслед за ней, и Кэйа, замявшись на пороге, сделал то же самое. Холл поместья Дейбрейк вовсе не стремился поразить гостей показным великолепием. Крепус задумал его так, чтобы сюда могли зайти любые люди - хоть аристократы, хоть фермеры - и добраться до кабинета управляющего, не стесняясь мрамора и позолоты. А может, его тяготил первый этаж фамильного поместья Рагнвиндров, каменный, холодный, с недосягаемо высокими потолками и тяжелыми люстрами. Дейбрейк был совсем другим. Дерево и латунь, жарко горящие камины и диванчики с разноцветными подушками внутри, густой зеленый плющ и виноград снаружи делали его теплым, уютным; это был дорогой, богатый, но все-таки дом. Со временем Крепус стал проводить здесь все больше времени, и сыновья - вместе с ним. Сегодня в Дейбрейке было так же уютно, как и четыре года назад. И от этого чувство потери стало только острее. Здесь был дом, Кэйа знал это, но также он знал, что это - не его дом. - Я пошлю кого-нибудь за твоими вещами завтра, - сообщил ему Дилюк на ходу. А вот эта спокойная уверенность хозяина, пожалуй, была чем-то новым, пока еще не знакомым ему, хотя чего он ожидал? За эти годы Дилюк успел стать хозяином дома и винодельни, и весь штат поместья подчинялся теперь ему одному. Хотя он, конечно, не командовал этим штатом лично. Домом и прислугой занимались дворецкий и главная горничная, винодельней - управляющий. Дилюк Рагнвиндр, потомственный аристократ, владелец настоящей винной империи. Удивительно, как быстро он свыкся со своей новой ролью. А кем был Кэйа? Какая у него тут была роль? На ум пришла пара-тройка ответов, и все они Кэйе не понравились. - Серьезно? Ты пошлешь? Послушай, братишка, я благодарен тебе за то, что ты помог мне выкрутиться - еще как! - но на этом давай проведем черту, - он говорил, старательно понижая голос, пока не перешел на отрывистый шепот. - Мне в этом доме не место, и ты знаешь это лучше других. В первый момент ему показалось, что Дилюк сделает вид, будто и вовсе его не услышал, но тот поднялся еще на ступеньку выше и все-таки остановился. - В самом деле? - негромко отозвался он. - А мне казалось, это и твой дом тоже. Он так и не повернулся к Кэйе лицом; впрочем, сейчас так было лучше. Говорить со спиной Дилюка было проще, чем смотреть в его горящие глаза. Конечно, Дилюк пытается поступить правильно. Приютить непутевого бывшего брата, который лишился работы, денег, крыши над головой и которого, должно быть, никто во всем Мондштадте не пустит больше на порог. Кто, если не Дилюк? Первый рыцарь в этом городе! Рыцарь без ордена. - Мне не нужна твоя щедрость. Сейчас, знаешь ли, не время играть в благородного старшего брата! ...Оказалось, спорить со спиной Дилюка ничуть не проще, чем лицом к лицу. По крайней мере, спина была совершенно безучастна к его сарказму. - Это не щедрость и не благородство, - после короткой паузы ответил Дилюк, и его голос был таким же ровным и безучастным. - Да, а что же тогда? - Справедливость? На губах Кэйи появилась жуткая усмешка. - И что же здесь такого справедливого? Может быть, ты еще и семейное дело разделишь пополам, а, братишка? А как насчет справедливости для лжеца и предателя? Как думаешь, у таких есть право на наследство? Дилюк повернулся к нему, и его лицо было не менее жутким. - А как насчет справедливости для братоубийцы? Кэйа застыл. Прежде, чем он успел сказать хоть слово, Дилюк стремительно поднялся на последние десять ступеней и исчез в дверях кабинета - и Кэйа, проклиная его и себя, ринулся за ним. Кабинет Крепуса мало изменился за эти годы, разве что картин на стенах и безделушек на полках стало больше. Кэйа застыл на пороге, вдруг вспомнив времена, когда они, два неуемных подростка, пробирались в кабинет, когда он пустовал, и рассматривали местные сокровища. Сейчас кабинет на первый взгляд тоже казался пустым, по крайней мере, кресло за резным столом из красного дерева пустовало. Кэйа оглянулся и нашел Дилюка на жестком диванчике для гостей. Когда-то именно здесь он сидел, нетерпеливо ерзая на месте, и дожидался, пока отец закончит работу. Потом они сидели там уже вдвоем, и главным условием их пребывания в этом месте было молчание - и как же сложно было его выполнить! Кэйа пригладил волосы и глубоко вдохнул, готовясь прыгнуть в бездну. - Может, ты уже не считаешь меня братом, но я по крайней мере жив, так что, если у тебя нет какого-то еще мертвого брата, которого ты закопал под сесилиями... - начал он, подходя к Дилюку ближе. Он и сам не знал, что он ждет и боится увидеть в лице Дилюка, но тот выглядел... обычно. Разве что казался уставшим. - Серьезно? - поинтересовался он, глядя на Кэйю в упор и явно передразнивая его недавние слова. - Нельзя же вот так, прямо в лоб. На тебя это не похоже. - Ну прости, видимо, растерял все красноречие, пока гнался за тобой по лестнице! Дилюк усмехнулся, вяло и коротко, и снова отвернулся, глядя куда-то в сторону, на рабочий стол отца, на картины, изображавшие все многообразие птичьего царства Мондштадта. Пылкое увлечение Крепуса, которое его сын унаследовал - но почему-то всегда это отрицал. Дилюк постоянно отрицал свои слабости, и ему не следовало об этом забывать. Он так старательно заглядывал в лицо Дилюка, почти безмятежное, что не обратил внимание на его руки; Дилюк избавился от перчаток еще у дверей, и теперь Кэйа видел, как он вцепился в подлокотник дивана - так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Кэйа подавил неуместное, но такое острое желание сжать эти пальцы, сказать, как раньше: эй, братишка, выбрось это из головы. Не в этот раз. Болезнь не может быть лекарством. И все же он не мог и промолчать. - Ты не можешь так думать, - Кэйа опустился на край дивана, на безопасном расстоянии от Дилюка. - Ты же помнишь, какая это была ночь. - Я помню. У меня было много времени, чтобы вспомнить все, до мельчайших деталей. И еще больше времени - чтобы это обдумать. Что бы я сделал, если бы не твой Глаз Бога? Убил или только покалечил? И знаешь, что я понял? - глаза Дилюка были темными, как два колодца. - Я мог это сделать. Я мог убить тебя в ту ночь. Кэйа изумленно смотрел на Дилюка. А он еще наивно полагал, что у них сложные отношения, и запутать их еще больше никому не удастся. Добро пожаловать во внутренний мир Дилюка Рагнвиндра, мастера усложнять сложное. Кэйа вздохнул и сжал маленькую декоративную подушку, набитую жестким ворсом. - Раз уж у нас вечер воспоминаний, - он вдруг мягко улыбнулся, - и раз уж мы вспомнили о детских прегрешениях господина Дилюка... помнишь, как тебя наказывал отец? Дилюк неохотно повернулся к нему, как будто не мог не ответить - но не слишком этого хотел. Его взгляд был мрачным и недоверчивым. "Не знаю, что ты там задумал, но у тебя все равно ничего не выйдет" - вот что говорил этот взгляд. - Отец меня не наказывал. Кэйа довольно кивнул. - Именно так. Кто бы его осудил, да? Единственный сын и его невинные шалости. Наверное, он больше умилялся, чем сердился, и даже твоя строгая гувернантка отчаялась призвать его к исполнению отцовского долга надлежащим образом. Увы, вскоре в вашем доме появился я - и сразу же нарушил установленный там порядок. Теперь Дилюк смотрел на него с интересом. По крайней мере, его взгляд больше не пытался пробуравить в Кэйе две лишних дырки. - Да, это я припоминаю. - Тут, опять же, для посторонних все было ясно: новый ребенок в доме, к тому же, вовсе не младенец, к тому же, совершенно чужой. Как человеку ответственному, твоему отцу пришлось взяться за мое воспитание всерьез. Дилюк потянулся вперед, явно стремясь вмешаться в его рассказ. - Я помню. Отец всегда ругал только тебя. Это было несправедливо, но дело вовсе не в том, что он плохо к тебе относился... - Знаю, - оборвал его Кэйа. - К тому же, ты всегда трепетно относился к справедливости, и если отец вдруг принимался ругать или наказывать меня одного, требовал солидарную долю в моем наказании. В итоге он - наверняка изо всех сил удерживая серьезное лицо - говорил: "Отправляйтесь по комнатам! И чтобы до ужина я вас не видел!". Дилюк действительно улыбался. Кэйа и сам едва скрывал довольную улыбку. - Если дело было утром, мы все равно выбирались из комнат к обеду, - заметил он. - Да, строгость наказаний господина Крепуса явно оставляла желать лучшего, - кивнул Кэйа. - Но я припоминаю, как однажды детская шалость обернулась довольно трагичными последствиями... Уголки губ Дилюка дрогнули, улыбка на мгновение стала грустной. - Аисты, - пробормотал он. - Мне тоже нравилась эта статуэтка. Я знал, что ее нельзя брать, но она была такая красивая. Два хрустальных аиста на прозрачном островке, один выгибает шею, второй танцует. Удивительно притягательная вещь для ребенка. Думаю, рано или поздно я ее хотя бы потрогал. Так что я тоже мог ее разбить. - Но разбил ее именно я. - В жизни не видел тебя таким испуганным. Разбить такую бесценную вещь - подарок, который отец преподнес твоей покойной матери на последнюю годовщину свадьбы! Помню, ты чуть не плакал, стоя над этими несчастными осколками. - И тогда ты решил меня спасти, - Дилюк подхватил рассказ, погружаясь все глубже в их прошлое. - Сказал, что ты разбил статуэтку. Это было очень благородно с твоей стороны. - И бессмысленно. Тебя хватило на час - потом ты пошел к отцу каяться. И в том, что злодейски разбил памятную для него вещь, и в том, что трусливо позволил мне взять вину на себя. Дилюк фыркнул. - Смейся, смейся. Мне до сих пор стыдно об этом вспоминать. - Знаю, - невозмутимо отозвался Кэйа. - Кажется, в тот день никто из нас в итоге не был наказан, и тебя это очень огорчило... - Нет, я передумал, - мрачно ответил Дилюк. - Хватит надо мной смеяться. Под сесилиями еще полно места, знаешь ли. Если Дилюк и впрямь хотел, чтобы Кэйа перестал смеяться, то он точно выбрал для этого неподходящий метод. - В общем, я много чего о тебе знаю, братишка, когда-то мне нравилось думать, что я знаю о тебе больше, чем кто-либо в этом мире. Поэтому я знаю, почему ты никогда не извиняешься. Почему отец никогда не наказывал тебя за провинности. Почему я всегда приходил к тебе мириться, даже если в ссоре виноват был ты. Помнишь? - Кэйа наклонился к нему; он все еще улыбался, а Дилюк, напротив, был совершенно серьезным, а в его взгляде читалось странное волнение. - Все потому, братишка, что ты не видишь в извинениях никакого смысла. Ты должен быть хорошим и правильным всегда, а если нет, то гореть тебе в аду, верно? И ты исправно горел. Неважно, о чем шла речь - вытоптанные цветы или разбитая семейная реликвия, стоит тебе понять, что ты совершил нечто, по твоему мнению, непозволительное, и ты наказывал себя сам. Тот, кто не умеет прощать себя, не может просить о прощении. Поначалу я не понимал. Но потом понял - и исправно ходил за тобой, если тебе вдруг случайно удавалось меня обидеть, и пытался убедить тебя, что я не так уж обижен, а ты не такой ужасный человек и вполне можешь общаться со мной снова, - Кэйа все еще улыбался, охваченный воспоминаниями из прошлого. - Знаешь, ты самый сложный человек в моей жизни, но я любил в тебе всё, и эту сложность - тоже. Дилюк, казалось, застыл при этих словах. Кэйа и сам жалел, что сказал именно так, но к демонам все сожаления. Он не сказал ничего, кроме правды, а он ведь пошел за Дилюком, чтобы сказать правду, разве не так? - ...любил, - задумчиво повторил Дилюк наконец, будто пробуя это слово на вкус, и Кэйа все понял. Пришла его очередь застыть, как соляная статуя, и соли у него внутри было сейчас больше, чем в соляной пустыне. Он говорил так много, но все, за что зацепился Дилюк - всего одно слово, фатально прозвучавшее в прошлом времени? Неужели для него это действительно важно? Но я так не думаю, хотел воскликнуть Кэйа. О да, в прошлом он бы так и сделал - схватил бы Дилюка за руку. Сказал бы, что любит его сейчас и будет любить всегда, потому что любовь не может просто пройти, как дождь или засуха, иначе какой в ней смысл? Но в настоящем он просто сидел рядом - и бесконечно далеко, и молча смотрел на их руки, которым не суждено было соприкоснуться. У него больше не было на это права. Зато у него был долг перед Дилюком, огромный, неподъемный долг, который он должен был закрыть прямо сейчас. - Я знал о тебе многое, братишка, - глухо продолжил он. - В ту ночь, когда я пришел и разрушил все, что осталось от твоей жизни, я прекрасно знал, что я делаю. Я знал, что ты только что потерял все, что для тебя было важно - отца, веру в Орден и свою миссию, свои рыцарские убеждения. Я мог бы не лишать тебя хотя бы брата... но я не мог выносить больше лжи и притворства. Я не мог утешать тебя и думать о том, что я тебя предаю. Не мог больше скрывать свою истинную суть. Я, я, я! - Кэйа горько усмехнулся. - В ту ночь я думал только о себе. И когда ты поднял оружие... я малодушно подумал - вот он, выход. Если ты покончишь со мной прямо сейчас, это будет справедливо. Это будет идеальным наказанием для меня. Но знаешь, о чем я снова не подумал в этот момент? О тебе. Мог ли ты убить меня в ту ночь? Покалечить? Я не знаю. Но одно я знаю точно: если бы ты это сделал, ты не смог бы жить с этим дальше. Так что подумай на досуге об этом, братишка, - Кэйа резко отклонился назад, как будто не выдержав этой странной близости. - В ту ночь братоубийцей мог стать не только ты. И я три года жил с этой мыслью: если ты вдруг сгинешь где-то там, в неизвестности, это будет только моя вина. А я даже не узнаю об этом. О, прости... - лицо Кэйи было маской отчаяния и презрения, - видишь - я опять о себе. Дилюк молча сидел перед ним, неподвижный, непроницаемый. Раньше он не был таким. Раньше Кэйа знал бы, о чем он думает, что чувствует, раньше Кэйа знал о нем все. Это тоже осталось в прошлом. - Все это только слова, - Дилюк заговорил внезапно, и Кэйа вздрогнул - не только от неожиданности, но и от того, как прозвучал этот низкий, чувственный голос - еще одно приобретение взросления, которое он в Дилюке пропустил. - Лишь поступки имеют значения. То, что ты решил рассказать правду, было правильным поступком. То, что я поднял на тебя руку - нет. И нечего тут больше выдумывать. Как бы ему ни было горько и больно, Кэйа все равно улыбнулся. Вот это в Дилюке нисколько не изменилось. Его братишка всегда был таким непримиримым... особенно - к самому себе. Больше всего - к самому себе. Кто теперь остановит его, если он зайдет слишком далеко? Возможно, никто, отрешенно подумал Кэйа. Возможно, он больше не останавливается. Эта мысль пробудила в нем страх, страх породил отчаяние, а отчаяние, наверное, и толкнуло его на этот безумный шаг. - Если я останусь здесь, в поместье, по крайней мере, пока что - я не знаю, как надолго, и не понимаю, что я буду здесь делать - это, ты думаешь, будет правильным поступком? Кэйа смотрел прямо на Дилюка, а Дилюк - на него, и победителем в этой схватке прямых и честных взглядов вышел именно он, как и всегда. - Да, - уверенно ответил Дилюк. И больше никто не сказал ни слова. В этом не было нужды: они оба знали, что Кэйа останется.

* * *

О возвращении магистра Варки красноречивее всего говорила дверь его кабинета: он никогда не запирал ее, когда был в резиденции ордена. Приоткрытая дверь говорила о том, что магистр один и готов к любым посетителям, которым нужна помощь, совет или отеческое наставление, прикрытая - о том, что магистр уже оказывает кому-то перечисленные выше услуги. Новоназначенный инспектор ордена Отто Хельберг не был уверен в том, что нуждался в наставлении или совете, и все же к магистру он вошел без стука, как и требовал от подчиненных Варка. Правда, эти требования не всегда исполнялись, да и двери были открыты далеко не всегда, но об этих смутных моментах в истории ордена предпочитали не вспоминать. - А, Отто! - радушно приветствовал его магистр. Варка не занимал свое кресло, выточенное из цельного дуба, а, по своему обыкновению, ходил туда-сюда по кабинету, как зверь, запертый в тесной клетушке. Сейчас, например, он остановился у застекленного шкафа. Когда Отто, приняв приветствие за приглашение, подошел ближе, он увидел в руках магистра хрустальную вазочку с мармеладом - засахаренными дольками закатного фрукта. Несмотря на серьезность момента, он улыбнулся: об этой маленькой слабости магистра не болтали, должно быть, из уважения к его славе и боевым заслугам, но в ближайшем окружении магистра знали о ней решительно все. В минуты волнения и нервного напряжения Варка все время ел что-нибудь сладкое, бесконтрольно, безостановочно и, похоже, не обращая особого внимания на вкус. Печенье, конфеты, пирожные. Предшественник Варки как-то рассказывал, что однажды застал своего младшего магистра за тем, что он сосредоточенно жевал сахар, зачерпывая его прямо из сахарницы. При этом сражения, турниры, тренировка новобранцев, все эти достойные рыцаря свершения пробуждали в нем достойный рыцаря аппетит, и Варка наравне со всеми поглощал огромные порции мяса с морковкой, жареной курицы и овощного супа. Но стоило впереди замаячить какой-нибудь бумажной работе, как в Варке просыпалось неистовое желание съесть что-нибудь сладкое. Вот и сейчас, когда Отто подошел к нему, Варка с недоумением уставился на мармелад, как будто только сейчас его увидел. - Вот же напасть, - пробормотал он и решительно поставил конфетницу на полку. Кто поставил ее сюда? Кто следит за тем, чтобы у магистра все было под рукой - и перья, и чернила, и конфеты? Вездесущая горничная Ноэлль? - Тяжелый день? - поинтересовался Отто вслух, улыбаясь Варке. - Еще какой! И ты, нужно сказать, этот денек нисколько не облегчил, - мрачно ответил Варка. Отто кивнул. - Ситуация вышла из-под контроля. - Да уж, я бы лучше и не сказал! Чего мы хотели от этого расследования? Заткнуть болтунов. Успокоить наших желторотых послушников. Ну, и кое-что еще, да. Заодно. А что получилось в итоге? Я потерял одного из лучших рыцарей! Надеюсь, временно, но теперь эта история уж точно выйдет всем боком! - Да, финал был совершенно неожиданным, но, возможно, нашей ошибкой было то, что мы не ожидали такого финала, - задумчиво ответил Отто. - Что? Ты об этом думаешь? - удивленно переспросил Варка и широко, резко взмахнул рукой, будто отрубая что-то перед собой. - Вздор! В это я не верю. Говорю тебе, произошло недоразумение, Отто, в одном взыграл гонор, в другом - старые обиды, вот и вся история. Оба наши... дела никак не связаны друг с другом. Совпадение. - Если вы так говорите, - уклончиво согласился Отто. - Ты просто не знаешь этих двоих так, как знаю их я, - Варка тяжело опустился в свое кресло магистра. - Они молодые ребята - перебесятся... - Вы так думаете? - Ладно, ладно. Я думал, что молодой Рагнвиндр перебесится, но нет. Он всегда был редким упрямцем, - вздохнул Варка. - И я до сих пор сожалею о том, что мы его потеряли. Надеюсь, мне не придется сожалеть больше ни о ком. Ты уж постарайся, Отто. Прости, теперь у тебя два серьезных дела вместо одного... - Варка повертел перо в пальцах, нахмурился - и сломал его пополам. - Вот напасть! - снова воскликнул он, отбросив обломки пера в сторону. - Еще и праздник этот, будь он неладен! - Праздник? - удивился Отто. - А, ты еще не слышал об этом. Ну так услышишь еще, через неделю об этом заговорят все. Праздник довольно мелкий, по правде говоря, летнее что-то там... Я и сам не могу вспомнить, чему он посвящен - то ли хорошему урожаю, то ли хорошей погоде. Но кто-то решил, что можно будет приурочить празднование к нашему возвращению, идея покрутилась в городе и, похоже, всем понравилась. - Мне кажется, сейчас это лишнее. - Да уж, ласково ты выразился! Я бы на твоем месте загнул покрепче. Но ничего не поделать, празднование чего угодно - обязательная часть жизни в Мондштадте. Ты просто от этого отвык, - благодушно заметил Варка. - К тому же, хоть твою работу это и осложнит, в чем-то нам это будет полезно - у горожан хотя бы будет, что еще обсудить, кроме зловещего хаэнрийского следа в Ордо Фавониус. - С этим я не спорю, как отвлекающий маневр - возможно, но вы же помните, у меня есть и другое дело, господин магистр. И в свете новых обстоятельств идея шумных народных гуляний мне кажется не слишком удачной. - Вот только поди объясни это местным энтузиастам. Пока об этом говорит только местная знать, но завтра разговоры дойдут до челяди, потом их подхватят местные торговцы, которые ни за что не упустят свой шанс - и готово дело. Даже если мы не поддержим эту идею, горожане устроят праздник без нашей помощи, так что уж лучше пусть делают его с нами, - Варка пригладил непослушные, поседевшие у висков волосы и вдруг пристально уставился на Отто. - Кстати, что еще за обстоятельства? Мгновение, и его взгляд вновь потерял остроту, не говоря уже о том, что теперь он был устремлен куда-то в сторону. Отто, оглянувшись, понял, куда - на ту самую конфетницу, полную мармеладных долек. Пару мгновений они оба рассматривали сияющую оранжевую горку в хрустале, а потом Отто направился к дверям кабинета и решительно закрыл их, возвещая, что в жизни ордена наступили те самые смутные времена. - Да, об этих обстоятельствах. У нас есть новые сведения. Правда, вряд ли они вас порадуют, господин магистр.

* * *

Ночь сгустилась над рекой, воды которой неспешно текли вдоль низины, направляясь туда же, куда направлялись все торговые обозы из Мондштадта - в Ли Юэ. Винодельня тоже погрузилась в темноту, которую прорезали огни уличных фонарей. В их свете можно было разглядеть разве что заснеженные вершины Драконьего хребта и темные кроны деревьев вокруг поместья. Кэйа подошел ближе к окну. Под фонарем лежал освещенный квадрат золотого цвета, в который попадали внутренний двор, цветник и мощеная камнем дорожка, которая уходила вглубь сада. Кусты сесилий торжественно мерцали под светом фонаря, а за ними - темнота. Последний раз он стоял вот так, у окна, вглядываясь в эту темноту, семь лет назад. Или все десять? Тогда он был юнцом, бессовестно подглядывавшим за странной встречей сына местного фермера с местным же помощником кучера, и эта встреча определенно открыла ему кое-что новое в мире отношений... возможно, именно это ночное бдение и стоило винить в его дальнейшей греховной жизни? Кэйа слабо усмехнулся. Тогда он был еще невинным юнцом. Но он изменился, и к встрече с этим невинным прошлым оказался совсем не готов. Его прежняя комната осталась нетронутой, если не считать некоторых вещей, которые зачем-то перевезли сюда из старого поместья. Их так никто и не разобрал, чемоданы и ящики стояли в углу, и Аделинда, которая принесла ему ужин, смущенно извинилась за этот "беспорядок". Но, несмотря на все ее смущение, она твердо обозначила свою главную мысль: господин Кэйа должен сам разобрать эти вещи, коль скоро они ему и принадлежат. Должно быть, в мечтах Аделинды он должен был навести порядок в своей комнате и обжиться в ней до такой степени, чтобы не захотеть ее покинуть. В действительности больше всего на свете Кэйа мечтал сбежать отсюда. Даже там, на скамейке среди цветников, ему было бы уютнее сейчас. Может, там ему удалось бы то, что не получилось здесь - закрыть глаза и заснуть. Он был так счастлив в этом месте - а потом совершенно несчастен, но уже в другом. Тот дом, в котором они прожили столько счастливых лет, фамильное поместье Рагнвиндров, Дилюк продал вскоре после возвращения. И, как бы он не пытался отделаться от Кэйи небрежными замечаниями про старый хлам, Кэйа мог понять, почему. Должно быть, Дилюку было невыносимо быть там, где он сидел у тела отца, ожидая похорон, и там, где он вскоре лишился брата. Прощение - важная часть забвения, но Дилюк не прощал и не забывал. Должно быть, прошлое всегда стояло у него перед глазами. Кэйа снова почувствовал горький привкус вины. У него не было права упрекать Дилюка за это решение, но он опять не смог сдержаться. У него ведь не было ничего, кроме этого прошлого, потому что только в прошлом он мог быть счастлив. И это вновь возвращало его к прежней мысли - что он делает здесь? ...А он что здесь делает? Кэйа, моргнув, наклонился вперед, почти прижимаясь носом к стеклу, совсем как в детстве. На садовой дорожке, на самой границе света и темноты, появился знакомый силуэт. Да, он был иначе одет, а рыжие волосы прикрывал черный капюшон, но Кэйа всегда узнал бы своего брата. По походке, движениям, повороту головы, по тысяче примет, которые, он верил, были известны только ему. Куда он направлялся среди ночи? Вряд ли Полуночный герой собирался выйти на ночное дежурство. После возвращения ордена бандиты притихли, а Орден Бездны вот уже месяц не давал о себе знать. К тому же, нынешний наряд отличался от обычного костюма Полуночного героя - его Кэйа тоже успел изучить в деталях. Еще мгновение Дилюк оставался там, в полутьме, а потом исчез в ночи. Если он хотел остаться незамеченным, проще было выбраться через заднюю дверь, и если уж он выбрал этот путь, который пусть на несколько мгновений, но покажет его в отдаленном свете фонаря, то ему было нужно пройти здесь. Значит, его путь лежал к реке. Или к торговому тракту. И там, и там делать ему среди ночи было нечего. Или нет? Кэйа всегда был уверен, что знает о Дилюке все. Три года неизвестности пробили в этой уверенности брешь, и он с энтузиазмом ринулся восполнять свои познания заново. Наемные информаторы, которые следили за жизнью в Мондштадте и за его пределами, работа барменом в "Доле ангелов" ради сбора последних сплетен и даже неожиданное амплуа Полуночного героя - ему казалось, в плотном расписании Дилюка Рангвиндра не осталось места для новых тайн. Возможно, он ошибся в своих расчетах. Кэйа отступил в полумрак комнаты, подтащил к окну кресло с парчовой обивкой. Его ждет небольшое ночное дежурство, и неважно, сколько времени оно продлится - Кэйа был твердо намерен узнать, когда и как Дилюк вернется в поместье. О, разумеется, это не его дело. Его братишка давно вырос, у него могла быть, например, личная жизнь... но что-то подсказывало Кэйе, что вовсе не тайное свидание заставляет Дилюка покидать поместье после полуночи. А что тогда? Кэйа откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее. Возможно, шпионить за братом в его же собственном доме было не слишком красиво, но, по крайней мере, теперь он мог сказать хотя бы себе самому, что именно он здесь делает.