Золото и камень

1992 год       Дома приторно пахнет молоком, в нём слишком тепло, даже душно. Везде раскиданы дезинфицирующие аппараты, салфетки и банки со смесями. Белый порошок из них рассыпан по всей квартире, никто не успевает его подметать. Холли окончательно замоталась — в её возрасте она уже не ожидала получить на руки ещё одного ребёнка спустя двадцать один год. Она и вовсе до самого конца верила, что её драгоценный сын так и останется одиноким до скончания веков. Ныне же она не может нарадоваться: все вокруг оживились, ей вновь есть о ком заботиться, однако она, как всегда, не рассчитала свои силы, полностью истощив себя за эти дни. Младенец был на ней одной, она едва ли не огрызалась на всех, кто пытался его забрать. Возможно, так действует одиночество. А потому, присев на несколько минут на диван, женщина свалилась в крепкий сон.       На другом диване сидел Джотаро, держа на руках свою дочь и до сих пор не осознавая своё положение. Он осторожно держал ребёнка на локте, стараясь не касаться открытых участков кожи, ведь мать сказала, что она слишком нежная и тонкая. В кресле возле него сидел Цезарь, одетый в тёплый свитер, наверняка спарившийся в нём, но мужчина не привык жаловаться. Он умиротворённо смотрел на внука с поднятыми уголками губ, откинувшись на спинку кресла и опустив руки на подлокотники. На покрытом морщинами лице играла безмятежность и тихая радость.       Куджо аккуратно поправил край одеяльца, чтобы взглянуть на спящую дочь. — Она такая маленькая… — шептал он, прижав ребёнка к себе, — совсем крошечная.       Цеппели лишь тихо хмыкнул, с усладой в выражении рассматривая девочку. — Часть меня, — не веря, продолжал Джотаро, точно заворожённый, — моя дочь. — Она очень похожа на тебя, — ответил Цезарь, наклонив голову, — твоя копия.       Джотаро поднял на него глаза, брови его содрогнулись, а рот приоткрылся. Он вновь посмотрел на малыша, чуть крепче прижав его к груди. — А если я ей наврежу? — взволнованно спросил Куджо, — слишком сильно надавлю или сожму…       Цезарь не видел, как в эту секунду над Джотаро возвышался Star Platinum, загораживая свет люстры. Он наблюдал внимательно, как ястреб, смотрел острым взглядом; чернеющие волосы развевались позади него, но его размеры пугали даже его хозяина — настолько он был жутко огромным. — Что, если у меня не получится? Я имею в виду… — пробормотал он себе под нос, — быть отцом. Если из меня выйдет плохой отец…       Цезарь закряхтел в своём кресле, приподнимаясь, чтобы сесть прямо и опереться ладонями о свои колени. Он посмотрел Джотаро прямо в глаза, и тот не смел их отвести. Вечно хладнокровный и собранный Джотаро выглядел растерянным. Цезарь молча всматривался в него с четверть минуты, пока не заговорил. — Быть родителем трудно, поверь мне. Я знаю, — на этих словах он обернулся на Холли, спокойно дремлющую на соседнем диване, — но у тебя всегда есть мы.       Он развернулся, чтобы положить локоть на спинку кресла и получить лучший обзор. — Взгляни на свою мать. Она так устала…       Лицо женщины было расслаблено — наверняка она даже не видит сны. Ноги её иногда дёргались, а руки легонько сжимались в кулаки. Голова Холли покоилась на плече Джозефа, который обнимал её за спину, а на лице его светилась довольная улыбка Чеширского кота. Не так часто ему удаётся позаботиться о собственной дочери, и сейчас он выглядел таким счастливым, каким близкие видят его очень редко. Волосы Холли были ранее завязаны в тугой хвост, чтобы не мешались, но Джозеф снял резинку, чтобы её голова могла отдохнуть. Прикрыв глаза, он водил ладонью по плечу женщины, так и не издав ни звука. — Быть отцом нелегко и никогда не будет, — шептал Цезарь, пытаясь не вывести Джостара из своеобразного транса, — родитель это не просто слово, ты знаешь?       Джотаро посмотрел на мужчину исподлобья. Жена Куджо в это время спала в частной клинике, в окружении докторов и медсестёр. Роды прошли нелегко, ребёнок был слишком крупным для её миниатюрного тела и узких бёдер. Хирург и вовсе предложил провести кесарево сечение, чтобы не подорвать её здоровье, и у него вполне были на то показания. Однако девушка всеми силами отнекивалась, размахивала руками и умоляла врачей не резать её со слезами на глазах. Никто не верил, что девушка сможет быстро родить, но Джолин, на удивление, появилась на свет буквально спустя пару часов. Схватки были интенсивными, но почти непрерывными, и София чуть не погнула прутья спинки кровати. Джотаро в то же самое время взволнованно всматривался в стрелку часов в коридоре госпиталя. Несмотря на всю свою суровость и бесстрашие, он не решился сопроводить супругу в акушерскую палату, выбрав в беспокойстве мерить шагами холл приёмной.       Свидетельство о рождении должно быть готово через несколько недель, но имя девочки было выбрано заранее. Традицию Джостаров было решено продолжить, хотя Джотаро и чувствовал, что обрекает своего ребёнка на продолжение семейных испытаний. В любом случае, иное имя не спасло его мать от семейных проблем. Джотаро на самом деле не верил в сказки своего деда, но даже он испытывал волнение, называя дочь. София, от рождения Зофья, предложила ему несколько родных польских имён, но все они от непривычки резали слух. Кроме того, дети бывают жестоки к тем, кто отличается от них.       В конце концов, ещё когда пожилая медсестра показалась в дверном проёме и с улыбкой поманила молодого отца, Куджо застыл на месте. Он чисто физически не мог сдвинуться с места, и медсестре пришлось, гладя его по руке, едва ли не тащить парня в палату. Одетый в больничный халат, он очень медленно и боязливо зашёл внутрь, и только доктора знали, какое выражение украшало его лицо в тот момент. Полностью измученная и заплаканная, мать лежала на койке, в сознании, но слишком усталая, чтобы открыть глаза. Акушерка протирала её лицо полотенцем, и она в полудрёме улыбалась, тяжко дыша. — Так быстро? — грубый голос Джотаро разрезал удобную тишину палаты, — разве так бывает?       На самом деле он не знал, что говорить. Он находился в полном смятении, его руки дрожали, когда он стоял в белых стенах палаты. Врач, который в это время надевал новые перчатки у стены, мягко и снисходительно засмеялся. Затем он подошёл к Куджо и похлопал его по спине. Тот совершенно дёргано пошатнулся на месте от чужого прикосновения. — По-всякому бывает, — тепло ответил доктор и взглянул на Софию, — миссис Куджо очень повезло. Но роды были тяжкими. Организму нужно будет время восстановиться.       Джотаро поднял бровь и взглянул на врача. — С ней всё в порядке?       Пожевав губы, акушер отвёл Куджо в сторону, придерживая за локоть. — Ваша супруга потеряла много крови. Ей нужно некоторое время оставаться в больнице. Вы сможете обеспечить её пребывание в клинике?       Джотаро мгновенно закивал. — Да, мы всё обеспечим, — он вновь посмотрел на Софию, которая окончательно провалилась в сон, — что с ребёнком? — Девочку пеленают. Скоро принесут. Вам нужно будет продезинфицировать руки и сменить халат, — ответил врач и взял какую-то карточку со стола, — малыш родился крупным, почти четыре килограмма. Три девятьсот при сорока восьми сантиметрах.       Джотаро взволнованно обернулся к нему. — Это плохо?       Врач вновь рассмеялся, похлопав парня по плечу. — Нет, ну что вы… Рост и вес в пределах нормы. Вы сами-то сколько были при рождении?       Джотаро пожал плечами. — Не знаю. Мама говорила, что я был тяжёлым. — Ну, по вам видно, — усмехнулся доктор и уложил карточку на стол, — а теперь переоденьтесь, пожалуйста, мистер Куджо.       Как только Джотаро сделал, что от него требовали, и вернулся в палату, врач заговорил. — А вот и малыш.       Он кивнул подбородком в сторону противоположной от входной двери. Джотаро устремил взгляд по указанному направлению, чтобы увидеть коренастую женщину со свёртком в руках. Она легко улыбалась, смотря на пелёнки, но было видно, что она смотрит на них не первый раз, и не второй тоже. Куджо вновь замер, не смея даже дышать, и по нему было ясно, что парню было некомфортно здесь находиться. Слишком рано для его юного возраста, для его нервов. И пусть врачи были не в курсе, что пришлось преодолеть Джотаро, но им было и не нужно. Сейчас он смотрелся гораздо более испуганным, чем во время тех же пресловутых сражений. Казалось, беззащитного младенца он боялся гораздо сильнее, чем Дио Брандо. Акушерка сама подошла к Джотаро, и тот сначала даже отшатнулся, но почувствовал позади себя руку врача. — Я позову ваших родных, если вы не против, — тихо произнёс доктор и, не дожидаясь ответа, пошёл к выходу.       Потеряв ощущение опоры позади себя, Джотаро едва держался на ногах, и как только ребёнок оказался в поле его зрения, он вдруг сам собой собрался. Начал дышать, глотать слюну и двигаться.       Заранее стоит отметить, что Джотаро изначально не был похож на своих сверстников. Его преследовали совершенно иные трудности, которые оставляли свои определённые отпечатки на его сознании. Он вырос гораздо раньше, чем должен был, созрел и был вынужден защищать себя, когда его одноклассники даже не думали об этом. Кроме того, его собственные отношения с отцом оставили яркий след в сознании ещё маленького мальчика, а сейчас зрелого мужчины. И всё же, когда он увидел красное личико, замотанное в ткань, он почувствовал, как всё вокруг него резко поменялось. Когда он только узнал о беременности Софии, он осознавал, что ничего не будет как раньше, но ему нужно было дождаться момента рождения, чтобы ощутить это в полной мере. Он чувствовал, что поменялся окружающий его мир, поменялся он сам. Он постепенно принимал своё новое Я не просто как Джотаро Куджо, но как отца, и это дорогого стоит. У него начали меняться ценности, на первый план становились не его собственные желания, а комфорт маленького человечка, что осторожно, с опаской положили ему в руки. Он ощутил, что наступил новый этап его жизни, совершенно иной.       Он не мог поверить, что ребёнок, которого он держит — его. Его дочь, его ответственность. Его частица, его отражение. Он испуганно смотрел на неё сначала как на инородный объект, потом как на часть своей жизни. Джотаро очень жалел в тот момент, что не привык плакать, потому как ему это было нужно. Раньше он не мог понять всю глубину отношений между родителями и детьми, но сейчас его встревоженное сознание кричало ему о переменах. Он боялся навредить девочке, но всё равно не мог оторвать от малышки глаз. Он не мог заметить в ней сходство с собой — слишком уж маленькой она была, и все младенцы были для него на одно лицо. И всё-таки её глаза, мохово-зелёные, чем-то напоминали ему свои. А также его матери, его деда — они словно были отражением всей их семьи. Девочка не плакала, но беспокойно ворочалась и двигалась в его ладонях, и тогда Куджо вдруг осознал, что она и вправду живой человек. До этого ему это не приходило в голову.       В конце концов он понял, что жизнь и безопасность этой маленькой девочки находятся в его руках. А точнее, это было его ответственностью и обязанностью. Он привык защищать себя и своих близких, но почему-то именно этот младенец в секунду стал самым важным в его жизни. Он не мог этого объяснить словами, но чувствовал это достаточно ярко. Он уже ощущал чувства к этому ребёнку, пусть и не мог пока определить их.       Через мгновенье послышался скрип двери, и в помещении уже находилась небольшая толпа людей — благо палата была достаточно большой и просторной. Оно и не могло быть иначе за те деньги, что отдала его семья. Ранее Джотаро и не подозревал, сколько могут стоить роды.       Чужие шаги и голоса звучали для него словно сквозь пелену, а чужие лица были смазаны. Везде люди улыбались, и всё происходило словно в замедленном действии. Его мать подскочила к нему, протягивая к девочке руки, и Джотаро боязливо отдал ей дочь. Откровенно говоря, он только и ждал, чтобы передать её кому-нибудь, потому как сам слишком переживал и был испуган. Холли со знанием дела взяла её на руки, глубоко любуясь младенцем. Рядом с ними появились родители Софьи, престарелые поляки, с любопытством поглядывая на ребёнка. Цезарь с Джозефом ждали своей очереди. Цеппели с матерью Софьи подошли к девушке, и та словно почувствовала их присутствие, чуть приоткрыв глаза. Цезарь с улыбкой погладил её лоб, пока её мать со слезами на глазах прижимала руки к мокрым губам. Джотаро смотрел на них всех точно наблюдатель, а не посредственный свидетель событий. Люди двигались вокруг него, а он не мог двинуться с места или сделать что-то. И вот рядом с ним появилась громоздкая фигура Джозефа. На его бородатом лице также сияла улыбка, и он, на удивление, не стал хватать Куджо в объятия. Сочувственно посмотрев на него, он прижал парня плечом к плечу, осторожно и с некоторой дистанцией, после чего настоящей ладонью прижал лицо Куджо куда-то к своей шее. Джотаро бы никогда не признался в этом, но он был благодарен деду именно за такое выражение привязанности. В тот момент в его душе бушевал самый настоящий ураган, и он не знал, что чувствовать. Вдруг на фоне послышался слабый голос. — Джотаро…       София слегка подняла руку над одеялом, смотря на Куджо сквозь ресницы. Всё ещё заторможенный Джотаро не отреагировал, и тогда Джозеф аккуратно похлопал его плечу. — Давай, иди, — тихо произнёс он, и Джотаро, точно марионетка, пошёл.       Он всё ещё был в шоке, но заставил себя собраться и взять себя в руки. Джотаро пересёк помещение, чтобы осторожно, стараясь ничего не сломать, присесть на самый край койки. Та была надёжно привинчена к полу и только потому не перевернулась. Лёгкая девичья ладонь легла на колени Куджо, и он тут же взял её в руку, чуть сжимая. Боясь навредить и ей тоже, Джотаро наклонился к девушке, чтобы едва касаясь, поцеловать её в лоб.       Это то, что он видел в кино, читал в книгах и слышал от знакомых. Он не имел представления, что делать, как выказать свои эмоции — у него всегда были с этим проблемы, но сейчас эти проблемы проявились особенно остро. Лоб под его губами был горячим и мокрым, и ему казалось, что все вокруг смотрят на них. Во многом потому, что так оно и было. Женщины в помещении, уже не прячась, плакали.       От его маленького жеста София просияла, и её мать рядом с ней сказала ей что-то на польском. Сама же девушка смотрела только на него, на Джотаро, и, как ему казалось, тщательно изучала его. Он сжимал её слабую руку и смотрел на девушку в ответ. Через несколько секунд врач попросил большинство людей покинуть палату. Но Джотаро позволили остаться.

***

— О чём ты думаешь, Джотаро? — точно будильник после беспокойного сна, Цезарь вывел Куджо из раздумий.       Парень быстро заморгал, прежде чем поднять на деда уставшие глаза с синяками под ними. Он практически ничего не делал, но выглядел вымотанным. Парень ещё раз посмотрел на свою дочь, прежде чем подать голос. — Что мне делать? — тихо спросил он скорее у высших сил, чем у Цезаря, и вытер рукавом рубашки взмокший подбородок, — ответь мне, vecchio.       На итальянском он знал всего пару фраз и, в отличие от матери, не стремился его изучать. Он мог сказать несколько реплик по типу «сколько это стоит?» или «как дела?», но не более того.       Цеппели в старческой манере засмеялся, сжав пальцы на тканевом подлокотнике кресла. — Если бы я знал, ДжоДжо. Ты сам принял решение ещё когда узнал о ребёнке. Настало время нести ответственность за свои поступки, — он тепло взглянул на девочку, — мы ведь этому всегда учили тебя. Отвечать за свои решения.       Джотаро цыкнул так тихо, как только мог. — Ты не помогаешь. — А чего ты от меня ждёшь? Чтобы я расписал тебе твою будущую жизнь? — мужчина помотал головой из стороны в сторону, — нет, дорогой, тут я тебе не помощник. — С таким же успехом я мог бы обратиться к деду, — Джотаро равнодушно отвернулся от него, и Цезарь вновь засмеялся. — И услышал бы то же самое, да. Но знаешь что?       Он медленно встал с кресла и, стараясь не шуметь, подошёл к дивану, на котором расположился Джотаро. Цезарь протянул руки к девочке. — Можно мне?       Куджо сразу же протянул ему ребёнка, и Цезарь с немного глупой улыбкой взял его на руки, после чего опустился рядом с Джотаро. Его палец немного приподнял одеяльце, и он заворожённо уставился на малышку, на её тёмные реснички и дёргающийся нос. — На твоём месте я бы поискал работу. Снял дом, — произнёс мужчина, глядя на девочку. — Посадил дерево… — в голосе Куджо звучала безнадёга. — Кажется, милая Софи любит деревья. На кого она учится, на ботаника? — Почвоведение. — Ну вот.       Девочка на руках Цезаря заволновалась и начала издавать довольно раздражающие Джотаро звуки, отчего Цеппели начал тут же качать её, нашёптывая ей что-то. — Ну-ну, тихо, — Цезарь не стал целовать её только потому, что боялся поцарапать щетиной, — не плачь, милая, дедушка прямо здесь.       Джотаро глядел на него словно в экран телевизора. То, как Цезарь смотрел на его дочь, как укачивал её, как осторожно трогал, заставляло его испытывать чувства, ранее им не ощущаемые. То, как вся его семья возилась с Джолин, разрывало его на части. — Тебя ждёт очень долгий и трудный путь, Джотаро, — тихо заговорил Цезарь, всё ещё смотря на успокаивавшуюся малышку, — теперь ты отец. И ты даже не представляешь, как ты осчастливил меня.       Мужчина нежно погладил Джолин сквозь одеяло. — Эта принцесса не будет ни в чём нуждаться. Жильё, еда, обучение — всё это будет лучшего качества, — Джотаро заметил, как Цезарь нахмурил светлые брови, — но этого недостаточно, если в её жизни не будет тебя.       Он посмотрел на Куджо с необычайной серьёзностью. — Ты нужен ей. И ты должен понимать роль, которую занял, — голос Цезаря был серьёзным, но всё ещё тёплым, — она будет называть тебя папой всего через несколько лет. Ты готов к этому?       Джотаро обдумывал его вопрос некоторое время, прежде чем неуверенно ответить. — Я не знаю.       Зелёные глаза Цезаря теплились, когда он смотрел на внука. Он наклонил голову вбок, после чего ему удалось вытащить одну руку, чтобы уложить её Куджо на щёку. Тот не стал отстраняться или говорить что-нибудь, не стал уворачиваться от прикосновений. Именно тогда Цезарь понял, что мальчик Джотаро на самом деле вырос. — У тебя всё впереди. Не жди, что это будет просто. Но я знаю, что ты справишься, — он погладил Джотаро по виску, — к слову, тебе нужно побриться, сынок.       Куджо едва заметно улыбнулся краем губ и опустил поля кепки ниже на глаза, после чего отвернулся в сторону. — Ты всегда был очень сильным, мальчик, — продолжал Цезарь, уложив руку на чужое колено, — что-то не будет получаться. Если она будет такой же упрямой, как ты, то я могу тебе лишь посочувствовать.       Тогда Цеппели услышал тихий и низкий смешок сбоку. — Но за чёрной полосой последует белая, — Цезарь крепко сжал его предплечье и наклонил голову ниже, — мы всегда готовы принять тебя, что бы ни произошло. Помни об этом. — Я помню.       Джотаро некоторое время сидел, не двигаясь, лишь слушал чужое дыхание. Оно у Цезаря было звучным из-за курения, уже слышались хрипы. Никакой хамон не мог помочь его истерзанным лёгким, тем более после египетских травм. Но сейчас Куджо смотрел на расслабленное лицо, на сухие руки, на двигающиеся в такт шёпоту усы. — Мой гнев, — слова Джотаро звучали почти что в тишине, — моя ярость. Моё безразличие.       Цезарь посмотрел на него и поднял брови. — Я не могу позволить себе вымещать на ней это всё, — продолжал он, и Цезарь следил за ним, — мои проблемы не должны касаться её. Что мне делать в этом случае?       Цезарь потупил взгляд в пол, слушая внука. — Когда ты в последний раз был у доктора? — спросил он, и Джотаро сжал губы, прежде чем ответить. — В прошлом месяце. — И что он сказал?       Джотаро глубоко вздохнул, затем ещё раз, и ещё раз. — Сказал продолжать терапию. Приходить несколько раз в неделю, — он начал тереть пальцами ткань на своих брюках, — или садиться на таблетки.       И Цезарь сам глубоко вздохнул ему в ответ. — Не прекращай походы. Назначь с ним встречу как можно скорее, — проговорил он, и Джотаро кивнул, — не нужно тебе это. Я знаю, ты справишься. — Иногда мне кажется, что ты слишком веришь в меня. — Я так не думаю.       Вдруг с дивана в конце комнаты послышался храп. Джозеф крепче обнял Холли и уложил голову на спинку дивана. И Цезарь, и Джотаро отвлеклись на его движения и замолчали на некоторое время. Храп становился всё сильнее. — И как ты терпишь его? — заговорил Джотаро через полторы минуты. — С трудом, — Цезарь постучал большим пальцем по одеяльцу.       Они вновь замолчали, но и эта тишина не была неловкой. Так продолжалось ещё две минуты, и за всё это время Джолин почти ни разу не пошевельнулась. В конце концов Джотаро откинулся на спинку дивана и уложил ногу на ногу с углом в сорок пять градусов. В его голове уже давно роились некоторые мысли, которыми он собирался поделиться. Ему просто нужен был кто-то, кто смог бы его поддержать или осадить. — Я бы хотел поговорить с тобой ещё кое о чём, — произнёс парень, и Цезарь обернулся в его сторону. — Я слушаю.       Куджо уже собирался было начать разговор, но слова застряли где-то в горле. Что-то не давало ему говорить, и в итоге он просто пялился на Цезаря, пока тот укачивал маленькую Джолин. — Хотя, ты знаешь… — Джотаро отвернулся, так и не сумев ничего из себя выдавить, — потом. Если не возражаешь.       Немного удивлённый, Цезарь лишь пожал плечами. Куджо в целом не привык делиться своими чувствами с кем-бы то ни было. Если он захочет это сделать, он знает, где его найти.