Последний шанс. Амортенция

На улице становилось всё холодней и холодней, так что, оказавшись в Хогсмиде, мы быстро спрятались в «Трёх мётлах», чтобы согреться и выпить очередную порцию сливочного пива. Гарри и Рон уселись за одним из столиков и дожидались официантку с напитками, когда позади я увидела знакомую парочку. Джинни и Дин сидели в дальнем углу, не привлекая к себе внимания, но даже так они не смогли скрыться от зоркого взгляда Рона: завидев их, он покраснел так, что его щёки стали ярче рыжих волос на голове. Пыхтя, он уже хотел было либо подойти к ним и помешать воркующим голубкам, либо оставить тёплый бар. Не так ярко, но всё же с долей эмоций с ним соглашался Гарри, у которого от увиденных поцелуев голова пошла кругом. — Скользкий гад, — сквозь зубы произнёс Рон. В шуме заведения его слова бы утонули, но мы были слишком близко к нему, так что не ответить я не могла: — Они всего лишь держаться за руки, — успокоила я его, но тут Джинни решила самой себе, а заодно и мне подставить подножку. Она ответила на поцелуй, тем самым разжигая ненависть к своему молодому человеку у двоих друзей: — И целуются… — Мне лучше уйти, — пробормотал Рон, после сказав о том, что она его сестра, и смотреть на её выкрутасы с Дином ему явно не хочется. Гарри был к его словам глух: он постукивал пальцами по столу, смотрел куда угодно, только не на злосчастный угол с Джинни и Дином. Мне даже жалко его стало, такие титанические усилия он прилагал, чтобы не выдать свою бешенную ревность. Но ровно до того момента, когда к нам не подошёл профессор Слизнорт. На лице Гарри появилась мимолётная неприязнь, которая в мгновение ока сменилась доброжелательной улыбкой, при чём такой лучезарной, что лично мне начинало казаться, будто этот приветливый вид был напускным. Разговор был коротким и малоприятным, — при чём для всех. Нас с Гарри пригласили на торжественный ужин для «избранных», что не порадовало Рона, которого Слизнорт вначале даже не заметил. Теперь Рон был ещё больше зол: сначала сестра, а тут ещё и полное пренебрежение со стороны профессора… Его день явно не задался. — И что это было? — недовольно пробурчал он, когда Слизнорт ушёл подальше. Улыбка Гарри постепенно сползла: — Профессор Дамблдор попросил сойтись с ним поближе. Эта причина не повлияла на расположение Рона ко всему происходящему, мне даже показалось, — что это только ещё больше растоптало его самолюбие. Но, честно говоря, мне было не особо интересно его недовольство очередным несправедливым поступком судьбы. Настроение у меня было наиотличнейшее! Моя личная жизнь, пусть и взращенная на лжи и любовных зельях, начинала процветать. С того личного урока, который произошёл в кабинете Снейпа, я ещё несколько раз виделась с профессором наедине. Эти встречи были крайне странными: от нашей общей первой храбрости не осталось и следа. Снейп продолжал смущать меня некоторыми высказываниями, которые сверкали гораздо реже, да и я сама после того поцелуя в щёку зарылась в своей нерешительности. Эта тишина меня беспокоила также сильно, как и пресная яичница на завтрак: есть и есть — ничего страшного, что без перчинки. Этой паузой я наслаждалась ещё больше, потому что мне она казалась предзнаменованием будущего конца. Когда-нибудь действие амортенции закончится, а значит придёт конец и нашим встречам, так что я хотела выжать из этих разговоров и переглядок самый сок, чтобы потом, когда на меня упадёт валун «Последствий», я тем более ни о чём не жалела. Именно от своей радости, сжатой в тисках безысходности, я решила выпить больше сливочного пива, чем обычно. В итоге я немного перепила, и улыбка блаженного счастья заиграла на моих губах, когда мы выходили на улицу. — Да ты сегодня в очень хорошем настроении, Гермиона. — Да, — выдохнула я, чувствуя приятную прохладу. Продолжая радоваться, я закинула руки на плечи Рона и Гарри и приобняла их. Весёлый настрой, безмятежность и спокойствие — это самые недолговечные вещи в мире. Вот ты испытываешь их, а уже через секунду видишь, как они расползаются перед охваченной агонией и болью Кэти Белл. Охотник команды Гриффиндора взмыла в воздух и издала ужасный вопль, который вгрызался в мысли и сердце. Первые секунды шок граничил со страхом, так что никто так и не решился и шагу сделать к бедной девушке, но вот она вдруг рухнула наземь, и рядом с ней оказались все: мы с Гарри и Роном, её подруга Лианна, а также вскоре появился Хагрид, который забрал Кэти в Хогвартс. Вернуться пришлось всем. В школе нас ожидал допрос по поводу ожерелья, — причины произошедшего несчастья. Профессор Макгонагалл встретила нас печальным взглядом, в котором чувство негодования боролось со страхом: её ужасно злило произошедшее с Кэти, ровно настолько же и огорчало. Перед ней лежало ожерелье, к которому никто более не пытался прикоснуться. — Итак! Что произошло? Лианна начала первая, так как была рядом с Кэти в тот момент: она рассказала о происходящем в «Трёх мётлах», упомянув, что свёрток Кэти принесла, когда выходила из туалета. «Я говорила ей, чтобы она не трогала этот свёрток! Но она…» — еле выговаривала Лианна, после чего заплакала и перестала что-либо говорить. Выгадать у неё что-нибудь ещё было невозможно, да и она уже рассказала всё, что знала, — её отправили в Больничное крыло. — И вы опять были рядом, когда с бедной девочкой произошло несчастье… Это уже перестаёт удивлять, — сказала профессор Макгонагалл. — Итак, продолжайте. И тут заговорил Гарри. Перебивая всех и пытаясь высказать все в одну секунду, он заговорил о том, как мы шли по дороге, чуть поодаль от Кэти и Лианны, как увидели метания Кэти… Я видела болезненное желание Гарри перевернуть разговор на Малфоя, но он терпел. Терпел ровно до того момента, пока не лопнул: — Я думаю, это Малфой дал Кэти ожерелье, профессор. В этот момент я закусила губу и сжала руки, чтобы не задушить Гарри на месте: его обвинение было глупым! В данный момент против Малфоя у него были только слова и подозрения, но не факты, не аргументы и уж тем более не доказательства. Со мной были солидарны и Рон, и даже профессор Макгонагалл, — они молча посмотрели на Гарри, когда позади раздался вопрос, мучивший их мысли: — Где доказательства, Поттер?! «Ты доволен?» — спрашивала я взглядом Гарри, когда в кабинете появился профессор Снейп. Быстрыми и рваными шагами он дошёл до нас и остановился перед Гарри, рядом с профессором Макгонагалл. Мрачность и беспросветная ненависть сгустилась над нами под этим испытывающим взглядом. — Я просто знаю, — самоуверенно отчеканил Гарри, не пряча взгляда. Он с готовностью воспринимал все удары профессора. — Вы просто… знаете? Снейп пристально смотрел на Гарри, ни на секунду не отворачиваясь. Лишь на мгновение он посмотрел в мою сторону, но только для того, чтобы вернуться к лицезрению взаимной ненависти на лице Гарри. Каждое последующее слово вбивало колышек в наши надгробья: — Как замечательно, наверное, как вы, быть избранным, — закончил Снейп. На этих словах даже профессор Макгонагалл повернула к нему удивлённое лицо. — Возвращайтесь в свои комнаты, — наконец произнесла она, сглаживая нависшую тишину над нами. И как же я была рада этим словам: подталкивая Гарри к выходу, я уже мечтала о том, как мы окажемся в относительной свободе и безопасности, где можно в очередной раз втолковать Гарри, что Малфой не может быть беспричинным злодеем во всех историях. Но Гарри и без этого был вне себя от ярости: нападки Снейпа добили его. — Ты доволен?! — не выдержала я, когда мы оказались в коридоре. Рядом никого не было: кто-то ещё гулял в Хогсмиде, кто-то отдыхал в спальнях. Коридоры были редким развлечением для школьников. — Скажешь, что я опять повёл себя как придурок? — Именно! Если ты подозреваешь Малфоя — флаг тебе в руки, но, если ты об этом кричишь на каждом углу, то изволь предоставить хоть какие-то доказательства. — Гермиона… — Что? Я не права, Рон?! — Нет, просто… Рон изо всех сил пытался успокоить меня и незаметно намекнуть на стоящего поодаль профессора Снейпа, который, прикрытый темнотой неосвещённого коридора, сливался с тенями. Тяжёлый выдох вырвался из моей груди, стоило мне взглянуть в глаза профессора, так откровенно вызывающие меня на личный разговор, явно неприятный. — Мисс Грейнджер! — Иду, профессор. — И ты вот так просто пойдёшь к нему? — Скажи ещё, что я с ними заодно, Гарри Поттер, и я клянусь… Я прокляну тебя так, что ты у мадам Помфри ещё месяц лежать будешь. Гарри в момент понял, что его поведение стало выходить за грани, так что он не стал мучить меня и, развернувшись, пошёл в сторону гриффиндорской башни. Рон, постояв на месте и поозиравшись то на меня, то на уходящего друга, решил последовать примеру очкастого придурка. «Только не задерживайся с ним, ладно? И если что — кричи», — сказал он мне тихо на прощание. Я и не думала кричать, хотя мысль о том, что мне будет крайне дискомфортно в обществе профессора, никак не выходила из головы. Я шла вперёд со своим подозрительным страхом в глазах, стояла перед Снейпом с закушенной от нервов губой и опущенным взглядом… Я внимала каждому слову, редкому, но больно бьющему в самое сердце. — Объяснитесь, — отчеканил он, ожидая моего рассказа. Но я не знала, что говорить. Профессор ожидал, а я не могла и звука издать, — только смотрела в пол, не открывая рта. — Гермиона! — прошипел он, когда тишина вконец одолела его терпение. — Гарри просто переволновался. — Неужто? — Мы рассказали всё, что знали и видели, профессор. Что мне ещё сказать в его оправдание? — С историей мисс Белл всё как раз понятно! Почему Поттер обвиняет Малфоя? — в бешенстве продолжал нагнетать он обстановку, доводя меня до дрожи. Я и так боялась сейчас хоть слово сказать, а тут он просто загоняет меня в угол, словно провинившуюся первоклашку. — Откуда мне знать, сэр? — пробормотала я, ощущая на себе вполне ясный взгляд, в котором читался логичный вопрос: «А кто ещё?» Я была и остаюсь другом Гарри, так что кто, кроме меня и Рона, мог знать, о чём он думает и что его заботит? И именно потому, что Гарри был и остаётся моим другом, я до последнего молчала, хотя злость профессора могла довести меня до слёз и откровенностей. — Они с первой встречи невзлюбили друг друга. Ко всему, это соперничество и вражда между колледжами… Нет какой-то конкретной причины, профессор. Я ожидала услышать новую волну недовольства или какого-то успокоения, но, вместо чего-то определённого, в ответ было непонятное молчание. Снейп продолжал нависать надо мной, сверкая взглядом тёмных глаз и не собираясь сбавлять обороты. И я продолжала молчать в ожидании хоть какой-то развязки. И тут он сделал один, второй шаг ко мне, сплющивая расстояние между нами: эти несколько шагов придавали мне хоть какую-то уверенность, они держали меня в руках, закрывали мне рот, а сейчас… Сейчас так страшно стало, что я попыталась избежать нашей встречи и отошла назад. Тут Снейп взял меня за руку, за секунду выгоняя мысли из моей головы, в которой теперь была блаженная пустота и лёгкость. — Гермиона, — тихо сказал он, нагибаясь ещё ниже и практически задевая моё красное ухо. — Прикрывая своего друга, ты не спасаешь его, а только хуже делаешь. Он ожидал хоть что-то услышать в ответ, но, как и раньше, наткнулся на тишину. Он был так близко, он держал мою руку… В этот момент говорить о Гарри… Я просто забыла о нём. — Я могу вытащить из тебя ответы, но я не буду делать этого. Молчи столько, сколько хочешь. Пренебрежительно сказал профессор и уже развернулся, чтобы уйти, но тут я испугалась ещё сильней: я не могла ничего ему рассказать, потому что Гарри не любил делиться с нами своими подозрениями о Малфое, которые мы считали бредом. И моё молчание сейчас может разрушить ту тихую гавань, тот оазис моей жизни, где я была так счастлива. Эта иллюзия была слишком хрупкой, поэтому я всеми силами оберегала её от внешних штормов. — Профессор, — воскликнула я и взяла его за руку. Он даже не повернулся. — Гарри думает, что Драко посвятили в Пожирателей смерти и… И он думает, что вы с ним заодно. — Мистер Поттер всегда отличался скудоумием, — пробормотал Снейп, после чего чуть повернулся ко мне, вновь прожигая взглядом: — А что думаешь ты, Гермиона? — Малфой ещё подросток, ребёнок… — Да, он ещё совсем ребёнок, — отстранённо сказал профессор, отвлекаясь от меня. — Не бродите по коридорам, мисс Грейнджер. Ему не составило труда избавиться от моей руки: уверенной и быстрой походкой он скрылся за углом, чтобы в конце концов полностью исчезнуть. В этом мраке осталась только я, снедаемая двумя чувствами: предательством, потому что рассказала о том, о чём поведал мне Гарри, и обидой. Профессор ничего мне не сказал, а это брошенное в конце «мисс Грейнджер» — оно добило меня, придавило своей тяжестью. В сердце появилось противное чувство презрения к самой себе. Я была так слаба перед Северусом, что легко могла выдать тайны, стоило ему взять меня за руку или произнести моё имя. Но сейчас всё было ещё хуже: проветрив голову, я почувствовала себя использованной… Это ужасное чувство присоединялось к презрению и вызывало тошноту и ломоту во всём моём теле. Впервые за эти несколько месяцев я испытала это липкое чувство предательства, будто подсознательно понимая, что моя связь с профессором может погубить мою жизнь. Впервые я увидела корысть в этих отношениях и впервые я заметила подозрения в самой себе, что мною пользуются.