Последний шанс. Амортенция

Я не перестала вспоминать этот разговор. Конечно, я всё ещё ощущала себя использованной, но теперь, когда прошло несколько дней, моя разумная часть начала анализировать ситуацию здраво. Северус был слишком рациональным в тот момент: злился, когда я ничего не говорила, а потом, помня о моей слабости перед ним, решил воспользоваться таким удачным обстоятельством. Ведь так? Прокручивая эти несколько минут с ним, я приходила только к одному выводу, — амортенция перестала действовать. «Если она вообще действовала», — договорил за меня всё тот же противный голос разума. — Нет, он не мог притворятся так долго и искренне, — вспоминая наши встречи ранее, говорила я себе тихо. «Или мог? Насколько хорошо ты знаешь его?» — опять внедрился в мои мысли скрежет. Эта схватка с самой собой была утомительна и, честно говоря, безнадёжна. Я могла часами сидеть в одинокой комнате, сопоставляя, сравнивая и анализируя прошедшие месяцы, но... Приду ли я к какому-то итогу? Чувства не дадут мне принять правду, а гордость только хуже сделает. Надо действовать! Сегодня же! Сейчас же! Если Снейп может использовать нашу связь, чтобы выведать информацию, значит и я могу взять своё. От меня не ушла его сногсшибательная реакция, когда я позволяла себе быть настойчивой и откровенной. Эти удивлённые глаза, эта растерянность… Самые удивительные секунды наших встреч, которыми я готова наполнить нашу следующую встречу. Которыми я готова заполнить свои мысли... — Ты куда? Джинни направлялась в свою комнату, но, видимо, вспомнив о последних днях, решила проведать меня. Она зашла как раз в тот момент, когда я готовилась к встрече в кабинете Северуса. И она поняла это, поэтому её лицо изменилось и приобрело оттенок недовольства: — Может оставишь это? — Почему? — Потому что… Гермиона, ты подмешивала амортенцию ему вновь? — Нет, — бросила я ей в ответ, не отворачиваясь от зеркала. — Мм… Может действие уже закончилось? — Даже думать об этом не хочу, Джинни, — отчеканила я, всё же поворачиваясь к ней. Она пристыженно опустился голову под моим взглядом, но не сдалась. В этот раз я опередила её слова: — Джинни, я не дура, но, если действие амортенции действительно закончилось… Я не хочу об этом говорить. Она поняла меня сразу же. Джинни увидела все те чувства, которые кипят во мне: злость на себя за то, что вообще решилась на этот шаг, надежду на то, что рациональность Снейпа в нашем разговоре мне просто показалась, обиду в конце концов… Там много было эмоций, о которых я не позволяла говорить даже себе самой. Мы вместе вышли из спальни в гостиную, после чего Джинни пожелала мне удачи, а я неопределённо кивнула и прошла мимо Гарри и Рона, которые с кем-то увлечённо говорили. Краем глаза я заметила, что к ним присоединилась Джинни. Плана у меня не было. Никакого. Я шла вперед, как танк, ничего не видя и никого не слушая. Решение появиться в личном кабинете, прилегающей к спальне, профессора Снейпа, пришло мне в голову в тот самый момент, который можно было бы посчитать горячим и неразумным. Это был бунт с моей стороны, который рано или поздно привёл бы меня к огромным и не самым приятным последствиям. Северус не знал о моём приходе, поэтому, когда я оказалась на пороге, он был удивлён и совершенно не готов к моему появлению. Но мне в данный момент было совершенно наплевать. Моя решительность горела пламенем, который подпитывало моё пьяное отчаяние: мы не озвучивали это с Джинни, но всё было и так понятно. Когда я подливала Снейпу амортенцию, — я подписывала себе приговор, в котором мне обещали сначала райские сады, а после отработку на каторге в аду. — Мисс Грейнджер? Не ожидал вас увидеть в такой поздний час, — закрывая книгу резким движением, сказал мне Северус. Он прошёлся до книжного шкафа, не смотря в мою сторону. — Разве сейчас так поздно? До отбоя ещё час. — Хотите провести этот час со мной? В этом вопросе я теперь видела двойной смысл: с одной стороны, он подталкивает меня к согласию, с другой — подстерегает и вновь напоминает о том, кто мы такие. Но сегодня я была до ужаса решительна, до безумия неразумна, так что я улыбнулась, кивнула и прошлась до стола, на который села, закинув ногу на ногу. — Почему же только час? Или вы ждёте ещё кого-то этой ночью? Не знаю, как я выглядела со стороны, но я представляла себя развязной девицей из какого-нибудь фильма о гангстерах. Опасное сочетание притягательной сексуальности и холодного разума не могло существовать в рамках моего типажа, но я пыталась себя в этом уверить, когда бросала довольно пылкие взгляды в сторону профессора. Северус в этот момент был просто с ног сбит такой напористой наглостью. Наконец он отвернулся от книжного шкафа и повернулся ко мне. Его взгляд пробежал по мне. — Слезьте со стола, мисс Грейнджер, — размеренно сказал он мне, но я чувствовала нарастающее негодование в нём. Жаль, что я не остановилась тогда, так как рыла себе могилу в этот момент. — Мне нравится ваш стол. — Ты забываешься, Гермиона. — Уже «Гермиона», а не «мисс Грейнджер». Гораздо лучше, профессор. — Ты пьяна? — Пить по вечерам — это ваше любимое занятие, а я, прошу заметить, трезва как стёклышко. Вот я и прокололась. Откуда мне знать, что Северус пьёт по вечерам, когда все ученики сидят в своих комнатах? Эту ошибку я подметила тут же, поэтому поспешила перевести разговор в нужное мне направление. — Я не хотела ссориться с вами, профессор, — пробормотала я, опуская взгляд и спускаясь со стола. — Честно говоря… Я пришла за дополнительным, личным уроком. Ляпнула так ляпнула, но слово уже сказано, так что мне придётся идти до конца в этом откровенном вранье. Я осмотрелась и увидела большой котёл, который располагался в дальнем углу. Там же были какие-то травы, колбочки со смесями и эликсирами. Иногда я засиживалась у Снейпа в качестве обычной ученицы, которой требовались дополнительные уроки, в которых мне никто здесь не отказывал. — Знаете, последнее время мне никак не удаются зелья. Стараюсь, стараюсь, а толку никакого, — неуверенно подошла я к Северусу и взяла его за руку. — Может быть дело в том, что профессор Слизнорт не может так хорошо преподавать урок зельеделия как вы? — Подлизываешься? — Как можно? Говорю чистую правду. — Значит, хочешь, чтобы я с тобой позанимался? — выдавая уже знакомую мне ухмылочку, переспросил Снейп. Я кивнула, совершенно не показывая своей дрожи. — Хорошо. Что тебе не понятно? Так хотелось выдохнуть в этот момент, но я понимала, что выдам себя со всеми потрохами. Как же это я удачно наткнулась взглядом на котёл! Напряжённая атмосфера ушла, а спокойствие — вот оно. Я перечислила практически всё, что мы делали на парах у Слизнорта. Но тут чёрт дёрнул меня вспомнить о первых уроках, когда мы делали напиток живой смерти. Как вспомню, так и начинаю злиться на Гарри за то, что он так нечестно получил свой приз. — А ещё нам рассказывали об оборотном зелье, зелье удачи и амортенции, — закончила я, поворачиваясь к Северусу. На моём лице сияла улыбка, которая в мгновение ока превратилась в её подобие. Зря я заговорила об амортенции. Любое упоминание о зельях или об амортенции в частности могло привести к разговору, ради которого я сюда пришла, но к которому я так упорно и настойчиво не хочу прибегать. Глупо, конечно, избегать или лгать самой себе… Это как надеть мантию-невидимку на проблему: вроде и не видишь, но чувствуешь, что она существует. Нервы скакали и призывали меня молчать. А молчание... оно такое подозрительное, — так мне казалось сейчас. Я теребила край мантии, ломала руки, кусала губы, отводила взгляд… Пряталась в конце концов, не замечая, что в кабинете установилась долгая тишина. Молчание привлекло меня тогда, когда стало слишком поздно: моя реакция и то, как я пытаюсь скрыть из нашего разговора какие-то факты, о которых я не должна знать, или слова, окончательно добили этот вечер. Северус долго смотрел на меня, видимо, ожидая, когда я сама признаюсь, скажу ему, что создала амортенцию. Но я, вторя ему, молчала. Потому что боялась. Как ребёнок, я зажмурилась, пытаясь пройти этот день как-можно быстрее и безболезненнее. Профессор выдохнул, развернулся и сел за стол, сложив руки замком на поверхности. Выражение его лица, этот взгляд — я хотела провалиться под землю, но не видеть его! — Гермиона, Гермиона, — устало пробормотал он, опуская голову. — Ну, и зачем же? — Зачем, что? — я ещё пыталась как-то сгладить ситуацию, пройти мимо этой мины, но вертеться уже было поздно. Лучше бы вообще не приходила! Может быть, оно прошло бы всё как-нибудь тихо и незаметно. И этого разговора бы не было! — Ты ведь умная, Гермиона. — Умная… И что? По-вашему, мне не свойственны глупости?! Я просто надеялась… — На что? — перебил он меня. «Что вы влюбитесь в меня?» — так стоило мне ответить? Конечно, малая часть меня, дремлющая в глубине сердца, надеялась именно на это, но ведь я умная, — он сам об этом сказал, — так что я прекрасно осознавала всю невозможность этого чувства. — Гермиона, опишите мне амортенцию. Что это? «Искусно приготовленное зелье может вызвать у человека сильное увлечение.. Но никому еще не удавалось искусственно создать настоящую, вечную, безоговорочную привязанность, единственно достойную именоваться Любовью», — процитировала я, чувствуя дрожь во всём теле. Профессор всё смотрел и смотрел на меня, и я не знала, о чём он думает и как относится ко мне в данный момент. — Прекрасно, мисс Грейнджер, — сказал наконец он. — И раз уж вы так точно и удачно процитировали слова Гектора Дагворт-Грейнджера, так скажите мне, пожалуйста, почему вы решились на этот шаг? Думали, что сможете добиться блестящего эффекта? — Нет… Я не думала об этом. Я вообще ни о чём не думала. — Я рад, что вы это осознали. От его слов мне только хуже стало. Пусть бы рассказал всем! Пусть бы рассказал остальным профессорам, — меня бы в миг вычеркнули из учеников Хогвартса, отправили домой, но я и не чувствовала этой отвратительной тяжести в сердце. Сейчас моя душа разрывается, сердце ноет, а ему всё это безразлично. — В следующий раз не забывайте думать, когда что-то делайте, — напоследок сказал мне Северус и взглянул на дверь. Я всё прекрасно поняла, поэтому в тот же момент молча удалилась.