Последний шанс. Амортенция

Подсознательно я понимала, что Фред и Джордж не отстанут так легко и просто, хотя в последний месяц лета, стоя у их магазинчика, я уверяла Гермиону в обратном. «Уверена, близнецы так заработаются, что просто и не вспомнят об этом пари», — сказала я ей, но ошиблась. Я ошиблась в том, что интерес близнецов пропадёт со временем, как оказалась не права и в том, что они не найдут способа добраться до Гермионы. Первое, что пришло в их «умные» головы — это пойти по стопам почившего Сириуса и засунуть свои светлые головы в огонь. Уморительная штука! После они начали придерживаться традиционных методов связи: присылали сов, которых хоть и проверяли, но не запрещали (вряд ли кому-нибудь захочется остановить сову, которую прислала пара приколистов), затем стали слать кричалки, которые я вовремя перехватывала и выслушивала в одиночестве. «Хвастайся, Грейнджер, своими успехами! Хоть одного-то словила на свою удочку», — наперебой кричали они, пока не начиналось недовольство тем, что это я выслушиваю их «наисмешнейшие» высказывания. Конечно, Гермиона не знала о том, что мои братья не перестают изводить своим любопытством и вниманием её персону. Я это пыталась скрыть от неё. Да и не до этого ей было: несколько месяцев она провела в прекрасном расположении духа, тайно встречаясь с профессором. Эти не такие уж и длинные и достаточно редкие встречи всегда окрыляли её, — она будто летала, когда вихрем влетала в гостиную и кружила меня, улыбаясь и что-то распевая. Но её эйфория продлилась не так долго. Несколько дней она проходила, как в воду опущенная. Отстранённая, грустная и какая-то задумчивая, она тем более избегала весёлые компании и друзей. Часто она зарывалась в книжки, но, наблюдая за ней целый вечер, я не замечала, как листаются страницы. Подойти к ней и спросить я боялась, думала, что это мелкая ссора между ней и профессором Снейпом, но чем дальше шло — тем хуже становилось. В один день она была так яро настроена оказаться у профессора в кабинете, что пропустила несколько уроков, собираясь на встречу. Тут молчать было невозможно, так что я решила чуть прорыть путь к её мыслям. Получилось плохо, если не сказать — отвратительно. Она приструнила меня и ушла из гриффиндорской башни. Провожая её взглядом, я заметила, как в углу столпились Гарри, Рон, Невилл и ещё несколько гриффиндорцев. В руках у одного из них была газета, — «Придира», которую, видимо, принесла Полумна. Этот журнал пользовался славой среди необычных людей, подобных Полумне, поэтому увидеть такую заинтересованность в лицах ребят с моего факультета было удивительно. — Джинни, иди сюда! — подозвала Лаванда, злорадно улыбаясь. Почему-то я сразу подумала о том, что мне не понравится то, что я увижу. Я прорвалась к газете, которую уже держал в руках Гарри. Его лицо, пусть и не полностью открытое мне, излучало непонимание совместно с злостью. Пристальный взгляд зелёных глаз неотрывно следил за фотографией близнецов, лучезарно улыбающихся и взрывающих очередную хлопушку. — И что? — наконец спросила я, когда молчаливое недоразумение не закончилось. — Интервью с Фредом и Джорджем. Что не так? — Читай! — не выдержал Рон, вырвал газету у Гарри и протянул её мне, указывая на несколько абзацев. «Известные и всеми любимые Фред и Джордж Уизли, магазинчик приколов которых пользуется небывалой популярностью не только у учеников Хогвартса, но и у взрослых проказников, наконец смогли дать интервью. — Вечно занятые, да? — спрашивает наш корреспондент у близнецов. — Ну да, наше дело занимает много времени. Всё, если уж говорить честно! — Но у нас всегда найдётся время для старых забав, — подхватывает брата Фред (или это был Джордж). — И старых друзей! И самое прекрасное совместить всё это старое вместе. — Так вы общаетесь с друзьями из Хогвартса? На сколько известно, в прошлом году вы феерично вылетели из школы. — О да, — усмехается один из обладателей магазина. Видимо, для них это самое важное и веселое воспоминание о школе. — Помнишь, Фред, какие фейерверки мы тогда выпустили на эту химеру? — Кстати, все эти погремушки можно приобрести в нашем магазине. И не только! — пододвигаясь к нашему репортёру, рассказывает Фред. — Особым спросом пользуется любовное зелье. Им даже наша популярная сестра заинтересовалась. — Ваша сестра? — Да, перед началом учебного она заглянула к нам вместе с Гермионой. — Гермиона… Давненько мы с ней не разговаривали, а ведь обещали, что будет в разы лучше интересоваться её жизнью. Подхватывая своего брата, Джордж загадочно улыбнулся и потёр руки. Глаза близнецов встретились, и показалось, что во взглядах обоих промелькнул огонёк коварства. — Вы же не против, если мы обратимся к нашей милой гриффиндорке Грейнджер? — Гермиона, если ты это читаешь… — … а ты наверняка это читаешь, наша любопытная всезнайка! — Да, поэтому мы вновь обращаемся к тебе с вопросом: скольких ты успела обольстить? Половина набралась? Тут наш корреспондент не мог не поинтересоваться этими вопросами к незнакомке Гермионе Грейнджер, о которой ребята с таким удовольствием говорили сейчас. — Гермиона? Она наша подруга по факультету Гриффиндор. Этим летом мы заключили с ней договор… — … по которому она должна была влюбить в себя 15 учеников, — продолжил второй брат. — Или учителей, — засмеялся Джордж. — Но она так редко выходит на связь, что мы не могли не воспользоваться нашей встречей с вами. Надеюсь, вы не забудете написать об этом в статье…» Читать дальше у меня просто не хватило моральных сил, хотя и продолжать не имело смысла: после разговор перешёл на семью, сам магазинчик и нынешнюю жизнь его владельцев. От ярости я даже не заметила, как скомкала газету, а потом кинула её в огонь, видя, как счастливые лица братьев исчезают в этом огне. Первые секунды я даже думать забыла о том, что вокруг меня стоят любопытные однокурсники, которые жаждут услышать все самые интересные подробности этой сделки. В первых рядах стояли Гарри и Рон, за которыми я заметила блестящий взгляд Лаванды. Она явно была довольна тем, что Фред и Джордж «обмолвились» об этом факте. — Гермиона заключила с ними сделку? — начал Рон, но его перебил Гарри: — Что вы делали у любовных зелий?! — Не ваше дело, — ответила я сразу на два вопроса, чем смутила всех участников разговора. Дела мне до этого не было никакого, волновало одно, — если Гермиона увидит эту статью, то крышка будет всем! Моим милым братьям и в первую очередь мне. Но стоило заговорить о Гермионе, как она появилась собственной персоной. Растерянная, грустная и вся в слезах, она забежала в гостиную. Может быть, она забыла о том, как полна гостиная Гриффиндора в это время, но, завидев нас, она удивилась, опустила голову и метнулась к лестнице, ведущей к спальням. «Видимо, всё прошло куда хуже, чем можно было бы представить», — подумала я, не решаясь пойти вслед за расстроенной девушкой. Подходить к Гермионе сейчас, — значит самовольно опустить голову на гильотину. Завидев меня, она может разозлиться, припоминая старое. Пока я в нерешительности стояла у лестницы, рядом со мной теснились Гарри и Рон, которые не желали оставлять тему разговора на потом. Их испытывающие взгляды просто прожигали две дырки в моей спине: в один момент терпеть их стало невыносимо, так что мне пришлось ответить на несколько вопросов. — Да, мы хотели купить любовное зелье. И мы его купили, — повернула я голову к Гарри, а после перешла на Рона: — И да, в этот же день Гермиона поспорила с Фредом и Джорджем, но только потому, что те пристали к ней из-за этого дурацкого зелья. Вы довольны? А теперь шагайте отсюда. Рон явно не хотел отпускать ситуацию просто так, но тут к нему подлетела вездесущая Лаванда и забрала его на крыльях своей «любви». Удивительно, как сильно она ревновала Рона к девушкам, особенно к Гермионе, хотя та вообще не смотрела в сторону моего рыжего братца. Рыжий не её цвет, а вот чёрный, холодный и неприступный — в самый раз. В отличии от Рона, Гарри не собирался уходить просто так, ведь его никто не пытался утащить. Он смотрел на меня долго, мучительно долго! Когда мои щёки запылали непростительно сильно и откровенно, я попыталась от него избавиться: — Что-то ещё интересует? — Зачем тебе любовное зелье? — А может быть мне мало одного Дина? Может есть ещё человек, к которому я подобраться просто так не могу? — от злости высказала я туманную правду. Гарри продолжал смотреть на меня, только теперь его взгляд приобрёл новый оттенок удивления, любопытства и сомнения. — Но если тебя так беспокоит моя личная жизнь, то знай… Я не воспользовалась зельем. Это гиблое дело. И прежде, чем он успел мне ответить, я поднялась по лестнице, останавливаясь рядом с дверью спальни Гермионы. Из комнаты не доносилось не звука, но я понимала, что сейчас внутри происходит самая настоящая истерика. Возможно, она плакала, может быть, тихо скулила от боли… И я ничего не могла сделать. Ничего. Это меня расстраивало так же сильно, как её добивала плачевность ситуации. Гермиона была беспомощна, бесполезна была и я.

*** *** ***

О статье Гермиона узнала на следующий день за завтраком. Когда она, пересилив себя, поднялась с кровати и зашла в Большой зал, её встретил рой взглядов: большинство только лишь любопытствовало, но некоторые излучали змеевидную атмосферу. Слизеринцы просто ухохатывались, чуть не падали со скамеек, когда пищали какие-то колкие выкрики. — Не обращай внимания, — прошептала я, когда мы уселись за стол. Рядом практически никого не было: Гарри где-то запропастился, а Рон гневно посматривал на Гермиону из дальнего угла, где сидел в обнимку с Лавандой. Гермиона ничего мне не сказала, только потребовала объяснить ситуацию. Скрывать от неё я ничего стала, — рассказала о том, что близнецы посмели выставить их спор на всеобщее обозрение, когда разговаривали с корреспондентом «Придиры». — Я хочу прочитать эту статью, — вдруг сказала она могильным голосом. — Может, ну его? — Нет, я хочу, Джинни. И ты мне в этом не откажешь. — Хорошо, — сдалась я и обернулась к Полумне, взглядом прося предоставить ещё один номер «Придиры» для Гермионы. Ученица с факультета Когтевран кивнула, но как-то неохотно. Она понимала, что такое времяпровождение не пойдёт на пользу хмурой Гермионе. В столовой мы просидели не долго. Находится среди улюлюкающих учеников, слышать их замечания или натыкаться на любопытные или злорадные взгляды — невыносимо. Если я себя чувствовала тяжело, то невозможно представить, что чувствовала Гермиона. Хотя она была безэмоциональна. Она сидела за столом, совершенно не притрагиваясь к еде. Молчаливая, отстранённая… мрачная. Мы одновременно поднялись и направились к выходу. Гермиона шла впереди, совершенно не смотря по сторонам. Её потухший взгляд терроризировал точку впереди, к которой она уверенно шла, держа в руках несколько книг. Я думала, что сейчас никто не может привести её в чувство, но кое-что всё-таки могло. Когда мы выходили из Большого зала, в дверях оказался профессор Снейп. Его лицо как всегда напоминало безэмоциональную маску, которую он надевал при выходе из своего логова. Увидеть его в такой момент сродни проклятью. — Здравствуйте, профессор, — пробормотала я и поспешила ретироваться, забрав с собой Гермиону, но та встала как вкопанная и уставилась на профессора. Их молчаливые переглядки меня пугали: она смотрела на него с печалью и немой просьбой, а он… Никак он не смотрел. Через несколько секунд и вовсе неряшливо кивнул и пошёл в зал, пока я, наконец сдвинув с места Гермиону, вытаскивала девушку на грани истерики из людного места. Было только одно место, где я могла бы сейчас остановиться с ней: это её одинокая комната. Все ученики направились либо в столовую, либо на пары. В спальнях было тихо, только несколько человек ещё оставались в гостиной. У картины Полной дамы к нам подбежала Полумна. Пока я отправила Гермиону вперед, она отдала мне свежий номер «Придиры», на страницах которого разместили ужаснейшею статью с близнецами. «Мне очень жаль», — пробормотала девушка и оставила меня разбираться с дальнейшими выбросами эмоций Гермионы. Когда я зашла в гостиную, Гермионы и след простыл, но я прекрасно понимала, что она может быть только у себя. Так оно и было: когда я поднялась наверх, то застала приоткрытую дверь, из-за которой доносился плач. Гермиона сидела рядом с входом, опустившись вниз и облокотившись спиной о стену. Её руки обхватили плечи, которые раз за разом вздрагивали, стоило ей всхлипнуть или тяжело впустить в лёгкие воздух. Я опустилась рядом, всё ещё держа в руках ненавистный номер «Придиры». Чувство вины душило меня с каждой секундой все больше и больше, — если бы мне не пришла в голову эта идея с любовным зельем, если бы я не настояла… этого никогда бы не произошло. Лицо Гермионы излучало такую боль, что я задыхалась от собственных слёз, которые появились на моих глазах в ту секунду, как её руки открыли мне вид раскрасневшихся щёк, дрожащих губ и кричащих о боли глазах. Она посмотрела на журнал и молчаливо попросила передать его мне, но я не торопилась. Если Гермиона прочтёт его — ей только хуже станет. — Джинни, — не выдержала Гермиона и посмотрела на меня. — Но ведь тебе легче от этого не будет! — Это моё дело… Я сдалась и передала ей свежий номер «Придиры». Гермиона открыла первую страницу, потом перевернула и оказалась на второй странице, где расположилось сенсационное интервью с моими братьями. Я вновь увидела довольных и улыбающихся Фреда и Джорджа, которые ещё вчера исчезали в пламени камина. Гермиона читала быстро, безэмоционально, но слишком… слишком быстро. Она будто поглощала каждое слово, держала его внутри, чтобы потом обжечься с двойной силой о каждую сохранённую фразу. В отличии от меня она дочитала статью до самого конца, хотя главная информация, интересующая всех учеников, была напечатана в самом начале. Мне показалось, что она перечитала статью несколько раз за эти пять долгих и тяжёлых минут. Всё это время её руки ни разу не дрогнули, с губ не слетело ни одного дрожащего выдоха. Не моргая, она прочитала эту статью от первого до последнего слова: с «Известные и всеми любимые Фред и Джордж Уизли…» до «… желаем успехов вам». Когда она наконец закрыла журнал и оставила его валяться у ног, её слёзы окончательно высохли, но щёки ещё горели. — Всё правильно, — выдохнула она, не смотря на меня. Мне даже казалось, что она про меня забыла в этот момент. — Всё так, как и должно быть… — С чего ты решила?! Фред и Джордж поступили отвратительно! — Да, это не красит их, — согласилась со мной Гермиона, но потом договорила, — а я что, лучше? Джинни, я стала участницей отвратительного спора, и меня отговаривали не только они, но и ты. А я… Господи, как же я облажалась! Это зелье, этот спор… Мммм! Как я хочу, чтобы всё закончилось! Она вновь схватилась за голову, закрыла руками лицо и расплакалась. Минутная выдержка развалилась под тяжестью свалившихся мрачных чувств, вновь возвращая её к истерике. Я приобняла её, положила голову на плечо, реагируя каждый раз, когда она надрывалась, всхлипывала и дрожала. Словно зеркало, я отражала все её чувства, словно губка, впитывала её эмоции.