chanel

В комнате на мансардном этаже здания неприятно пахнет пылью. Окна - небольшие, кругловатые отверстия в стенах - плотно зашторены тканью. Свет падает только из-под небольшого светильника, аккуратно стоящего на письменном столе. Тишину разбавляет мерное постукивание швейной машины, что наматывает колесо снова и снова опуская иглу в ткань. Шов получается аккуратный и ровный, девушка за работой от большого усердия прикусывает нижнюю губу, присматриваясь к сделанному с такой отточенной бдительностью, что, вероятно, не один брак промелькнуть никак не должен, однако ткань после просмотра летит в дальний угол, туда, где стопкой сложены точно такие же. Это переходит все грани её железной выдержки. Дело даже не в том, что у неё не получается сделать это правильнее, а в том, что шов, как и на всех покроях уже давно присутствующего и ненавистного, почти идентичен. Он неудобен. Натирает кожу, впивается так, что ходить в таком наряде без нижнего белья просто не представляется возможным. Этот сложившийся канон, одного и того же пошива плотно засел в самом сознании. Кажется, даже эти несчастные швейные машины заточены таким образом, чтобы не при каких условиях не позволить сделать что-то другое. У девушки и правда сдают нервы. Как бы ткань не ложилась, как бы она не изменяла фасон проблема всегда остаётся на глаза. Поэтому эскизов нового, совершенно другого шва, который оказался бы удобнее, практичнее с каждым днём становится всё больше и больше. Очередной раздражённый вздох только свидетельствует о том, что работа на сегодня обязана подойти к концу. Ничего нового на сбитое и едва не засыпающее сознание сделать уже не получится. Перед глазами всё плывёт, а от напряжённого сидения в одной статической позе теперь невероятно ломит в спине. Она снова недовольно морщится, но из-за машинки всё же поднимается. Пора бы вернуться домой. На сегодня, слишком много, думается ей. Работать по тринадцать часов, когда дома ждёт один из самых дорогих людей, не самая практичная и удачная идея. Джису безумно волнуется о том, как там справляется Дженни. Что она ела на завтрак, обед и ужин? Как провела день? Что вообще происходило с ней в то время, когда она занимала себя новыми эскизами. Это кажется ей самым эгоистичным поступком, однако поделать с ситуацией она ничего не может. Столько дней, проведённые в одиночной камере, словно. Дженни, наверное, этот месяц считает одним из самых худших на всём белом свете. Джису дежурно забирает с небольшого кресла у дверей своё пальто и сумку и, повернув пару оборотов ключом, всё же выходит в подъезд. На часах давно за полночь, а будить до жути сварливую старушку с пятого нет совершенно никакого желания, поэтому, стараясь не сильно клацать каблуками, она аккуратно проходит мимо очередной квартиры, попутно натягивая на плечи пальто. Зима обещала наступить раньше, чем обычно, и добросовестно сдержала обещание. Обычно, Бруклин к концу октября не покрывается слоем рыхлого, холодного снега, однако не в этот год. Всё как-то поменялось за последние пару дней, будто жизнь, развернувшись точно на сто восемьдесят градусов, начала идти против невыносимо сильного ветра. Всё в голове смешивается, дышать с каждым днём оказывается почти невозможной задачей и только возвращаясь домой, каждый раз поворачивая ручку, она с невероятным трепетом в сердце переступает порог. Дженни её ждёт, она никогда не засыпает без её присутствия, и Джису, как самый понимающий человек, вполне знает, что это всё ужаснейшие последствия её прежней жизни. Поменять себя не так-то просто, как привыкли думать все, кому до проблемы этой нет никакого дела. Суждение с другой колокольни, советы о привольном поведении, вновь разговоры на важные, жизненные темы, по всей своей сути, не несут никакого результата. От них нет никакого прока, всё всегда идентично и образно, поэтому Джису даже не пыталась поговорить с Дженни. Она уверена, что один из дней станет тем моментом, когда она и сама во всём разберётся. Сейчас её детское и едва не разбитое сознание с ярчайшим внутренним миром, что почти всегда улыбается так ярко, как только может, волновать проблемы никак не должны. Поэтому Джису о них не говорит. Она успевает только снять обувь, как в тёмном коридоре появляется маленький силуэт. Дженни из-под хаотичной чёлки смотрит так уставше, словно работала все эти часы она, а не Джису. В её глазах будто скопились извечные проблемы какого-то бренного существования, замкнутого круга, который никак не мог там уместиться. Она косо улыбается, шлёпая босыми ногами по полу и Джису к себе прижимает так сильно, что девушка оказывается не способна сдержать улыбки. - Ты снова не спишь, Нини. - заботливо тянет она, поглаживая рукой густые каштановые волосы. - Я ждала тебя. - вновь отвечает она, уже давно заевшую фразу. Джису постоянно об этом спрашивает, а Дженни всегда отвечает одинаково. В этом нет чего-то замысловато, сложного, они просто так здороваются. Вместо всех слов о том, как сильно скучали, Джису обычно достаточно её короткого "я ждала тебя". Потом разговор идёт легче, будто никаких слов в своё оправдание говорить вообще не обязательно. Дженни как маленький луч в промёрзлом и тёмном мире, в котором нет оправданий и жалости к ближним. В котором собственное любопытство переступает границы другого человека, в котором желание знать правду, всегда превышает жаление не обидеть. Дженни к этим людям не относится. Она в своём юном возврате, кажется, намного старше их. Умнее, в плане том, что ей всегда важно что-то большее. Короткие объятья, улыбка, снова ответный взгляд. Она не любит всю эту формальность, которой люди перевязали себя с ног до головы. - Не говори мне, что ты не ужинала. - Хмурится Джису, когда, раздевшись, проходит на кухню, а там нет ничего, что хоть намёк бы подало, о том, что Дженни в этой квартире прожила весь день. Она недоумевающе оборачивается, но Дженни в ответ не смотрит, а только садится на свой стул и опускает взгляд в столешницу. - Мы будем пить кофе? - тихо добавляет она, вынуждая Джису в недоумении простоять ещё пару долгих секунд. - Ты не ела? - звучит так, будто она сейчас обеспокоена этим больше всего на свете. Дженни в волнении поджимает губы, но даже действия не предпринимает, чтобы отрицать сказанного. - Хотя, можно мне чай? - спрашивает она, поднимая глаза. У Джису взгляд такой, словно она на миг стала самым глупым человеком на свете. Будто ничего, что оправдывало бы этот поступок, в её голове, просто не может собраться. - Дженни? - тихо зовёт она. - Что? - тут же отзывается младшая. - Почему? - этот короткий диалог вместе с игрой в гляделки, кажется, может существовать сколько угодно. - Ты злишься? - осипшим голосом спрашивает она. Джису не злится. Она смертельно волнуется, не находит себе место, недоумевает в конце концов, но только не злится. - Прости, я просто.. - Боже, Дженни..- выдыхает она, подходя к столу. Садится на корточки точно напротив, в глаза смотрит долго, правда стараясь понять, без лишних разговоров, но Дженни тут же отворачивается, снова швыркая носом. - Ты скажешь мне? - Нет. - коротко заключается она. Джису выдыхает через нос, заставляя напрячься, а потом едва не расплакаться, когда она со стула поднимает, к себе прижимая так крепко, что у Дженни весь мир внутри переворачивается. Слов не находится. Она так не привыкла к этим объятьям. Не привыкла к жалости, постоянным вопросам. Для чего всё это надо, думается ей. Зачем же Джису снова и снова старается помочь. Это звучит так странно. До невозможности, нагнетает где-то внутри. Но в ответ Дженни всё же прижимается, руками оплетает шею, глазами утыкаясь в плечо и изо всех сил старается не плакать. Она ведь самая сильная, и ей совершенно не нужна вся эта помощь, однако стекающие по щекам мокрые дорожки сами собой говорят об обратном. Дженни сильно устала, у неё больше нет никакого желания. - Ты не говорила мне об этом, ничего не сказала, когда уходила.. - произносит она дрожащими губами. - я каждый день думаю, что ты не придёшь.. - голос у неё ломается, снова кажется каким-то неестественным, странным, пугает даже её, поэтому она ту же замолкает, больше не произнося ни слова. - Я никуда не уйду, Дженни.. - на самое ухо шепчет Джису, руками оплетает худую спину, и к себе прижимает с таким трепетом, что, вероятно, даже самые промёрзлые ледники пойдут большими трещинами. Дженни помощь, правда, не нужна. Она всего-то ещё не научилась доверять людям, не научилась жить так, как живут все остальные и в этом нет никакой вины самой Джису. Просто мир так устроен, что если кто-то действительно счастлив, значит где-то на Земле есть тот кто, так же сильно страдает. Дженни просто тот второй человек и в этом нет ничего особенного. - всё хорошо.. - старается она успокоить. - Куда ты уходишь? - едва слышно спрашивает Дженни. В голове нет никаких вопросов, кроме того, который так сильно волнует. - Я работаю. - так же тихо отвечает Джису. - И ты не можешь брать меня с собой? - у неё в голосе больше разочарования, чем когда-либо, однако Джису коротко улыбается. - Ужасное место не для маленьких детей. - Дженни хмыкает, ничего не может быть ужаснее одиночества.

* * *

Солнечные лучи, крадучись, пробираются за приоткрытые зановески комнаты. Дженни с такими удивлёнными глазами наблюдает за всем, что составляет это пространство, что кажется, будто глаза её наливаются целым океаном янтаря. Тёплого, притягательного, Джису каждый раз, обращая на это внимание, коротко улыбается. Дженни сидит на большом сундуке, покачивая ногами под только ей понятную мелодию. Она удивлённым взглядом наблюдает за тем, как Джису вновь берёт другой кусок ткани и как она из этого куска делает что-то невероятное. Сшитое в одну, бесспорно красивую модель такого платья, которого Дженни никогда не видела на улицах. Сначала это кажется ей странным, неуместным. Она не находит слов, чтобы выразить свои чувства, кажется, что мир моды в голове девочки вызывает настоящий бум. Но с каждым новым швом, с каждым новым наброском в руках Джису это превращается в нечто иное, прекрасное. Дженни неотрывно наблюдает, как она поднимается из-за швейной машины, как проходит к тёмному манекену на подставке, и как это платье - угловатая, прямая модель - идеально ложится на созданную фигуру. Дженни беззвучно вздыхает с таким притворством, будто стала свидетельством чего-то по-истине невероятного. Однако Джису этого удивления не разделяет. Она совершенно холодными глазами бегает по всем швам, снова задерживает взгляд на воротнике и потом беспокойным движением поправляет его некую неровность. Что-то неразборчиво произносит губами, снова тяжело вздыхает и будто осознав, что теперь всё выглядит так, как было описано в эскизах, беспокойно моргает. У неё в голове, вероятно, так много мыслей, которые теперь никак не могут обрести свой исход. Она выглядит волнительно, напряжённо, в глазах на секунду замирает доля неверия в происходящее, но Джису от безвыходности пожимает плечами. Дженни в моде ничего толком не смыслит. Она всегда судила из того, что было удобно и выглядело практично, исходило из её личных предпочтений и она никогда в голову не брала мысль, что это "совершенное" можно создать самостоятельно. Просто парой часов работы, которая прошла в полнейшем молчании, парой тканей, и мыслям, что, задерживаясь в её голове, создавали что-то подобное. Платье приталенное, без лишних преукрас выглядит так словно сошло с тех картин, которые заполнили квартиру Джису. Однотонного тёмного оттенка, с белым поясом для поддержания формы. С длиной, отходящей от канонов бала и, наконец, такое, что бесспорно можно назвать самым простым. Дженни на секунду кажется, что если бы все девушки надевали нечто подобное, то мир перестал бы выглядеть столь пышно, богато, разукрашено. Совершенно ни так, как он выглядит на самом деле. И от этого, все проблемы, наверное, значительно сократились бы. Джису стала той, которая во благо чужим фантазиям создала некий образ, который обязательно будет иметь огромную цену. Будет востребован, важен для всех без исключения, однако сейчас являясь лишь наброском для чего-то более высшего. У неё словно, наконец, получилось выйти за навязанные рамки, отступив от канона так далеко, что его массивный шлейф вымышленной красоты постепенно угасает на горизонте. От осознания этого, она оказывается неспособна даже вдохнуть полной грудью, полминуты прибывает в некой агонии, а потом с горящими глазами поворачивается на Дженни и сталкивается с самой тёплой улыбкой, наполненной искренним восторгом. - Красиво..- всё, что получается произнести у Дженни. Джису головой мотает, тут же поджимая губы от некого внутреннего волнения, однако сказать в ответ ничего не может. - это очень красиво.. - тут же повторяется Дженни. Джису смеётся. Как маленький ребёнок, который в этот момент по-настоящему счастлив. Она сбито дышит, снова оборачиваясь на модель наконец "простого" платья, что не будет казаться дешёвой обёрткой, не будет сковывать движения, не будет наседать своей немыслимой тяжестью, и не может сдержать эмоций, которые накрывают с головой. У неё ведь получилось, действительно получилось.. - Думаешь, что они пропустят его? - едва не с дрожью в голосе спрашивает Джису. Дженни совершенно не знает ответа, она с большим бы удовольствие пожала плечами, вновь сказала, что ничего в этом не смыслит, но расстраивать Джису в этот момент желания нет никакого. Поэтому она в ответ активно кивает, соглашается с тем, чего себе даже не представляет. Кто примет? Куда его должны принять? Эти вопросы в голове на повторе снова и снова не дают покоя, но когда Джису с искренней радостью, едва не кружится по дощатому полу, Дженни в один миг забывает всё, о чём стоило бы думать ещё очень долго. По крайней мере сейчас это не несёт совсем никакого смысла. - Ты будешь самая-самая известная? - в силу своей фантазии, которая давно уже напридумывала кучу всего, спрашивает Дженни. У неё глаза едва не светятся от предвкушения, восторга, совершенно непонятных смешанных ощущений радости и непонимания. А чувство гордости, захватывающие с ног до головы, накрывает так стремительно, что дышать в один момент становится слишком трудно. Но Джису рядом оказывается, треплет по растрёпанной макушке и так счастливо смеётся, что, вероятно, Дженни до сих пор не уловила главной сути. - Не знаю, Нини, но они обязательно нас заметят. - скоро отвечает она, присаживаясь рядом. Её взгляд снова цепляется за висящее платье и она улыбается, обворожительно, избавляясь будто от всей скопившейся неуверенности. - Хочешь, я покажу тебе кое-что? - восторженно восклицает, тут же поднимаясь с места. - Ты же не думаешь, что оно у меня одно? - С наигранным удивление выдаёт Джису, проходя по комнате к шкафу, что стоит у противоположной стены. Открывает дверцы, а потом отходит в сторону, рукой указывая на десятки вешалок. Дженни в неверии хмурит брови, это по всей сути, какая-то глупая шутка, что не может быть явью. Платья разного фасона, посадки, совершенно непохожих моделей, с пиджаками, приталенными юбками, рубашками, разного цвета неизвестно откуда взятой тканью. Дженни окончательно теряет дар речи. Да и что же ей говорить, кроме того, что на языке постоянно крутится "с ума сойти". Сколько работы вложенной в каждое и них, сколько потраченных ночей. Она даже вообразить не может, через что Джису пришлось пройти, чтобы сейчас с гордостью демонстрировать это ей. - Джису.. - шепчет Дженни, совсем не слыша собственного голоса. - Это пустяки. Ты не видела той коллекции, которую я выкинула недавно. - вздыхает она, будто наконец наступил тот момент, который вынуждает пожалеть о содеянном, - не выкинула, разумеется, отдала... - тут же добавляет следом. - Просто отдала? - сбито спрашивает Дженни. - Посчитала неправильной и разочаровалась в себе. - хмыкает она. Дженни в изумлении вздёргивает подбородок. Да как вообще можно так поступать с вещами, в которые вложили столько стараний. Это не час, не день работы. Долгие недели, который даже не носят её имени. Дженни внутренне становится так обидно, что она в недовольстве выдыхает через нос. Однако Джису усмехается с такого вида, толкая ту в плечо. - Как глупо.. - цедит Дженни сквозь стиснутые зубы. - Нет, разумеется, нет. Каждый человек учится на ошибках. Их просто нужно исправлять. Делать что-то новое, совершенно другое. Мне казалось, что те модели вынуждают меня снова и снова оборачиваться назад, я словно не могла отказаться от прошлого. Можешь не думать, они были не очень.. - хмурится Джису. - И ты сделала новые. - кивает она собственным словам. - И я сделала новые. - подтверждает Джису. Дженни в силу каких-то глупых мыслей хочется задать десятки вопросов. Особенно, когда взгляд сам собой цепляется за наряды, когда она с неким трепетом осматривает каждый и потом сглатывает собственное удивление, совершенно не способная подобрать этих самых слов. Она пожёвывает щёку изнутри, оборачивается на женщину так, будто в известных проблемах теперь, есть самая огромная суть. - Ты делаешь это, потому что.. - У нас неделя сезонной моды, - будто не слыша её голоса начинает женщина, - я всё боялась, что не успею. Всё никак не находила себе места, представляешь? - пожимает она плечами. Отходит обратно к швейной машинке, беспокойно разряжая её от тёмной нитки. Дженни будто завороженная за этим наблюдает. - Я и подумать не могла, что они это заметят.. - от невероятного волнения у неё мелко дрожат руки, особенно заметно становится, когда она вынимает катушку, - А потом мне на почту пришло письмо. Они просили приехать к зиме. В конце ноября. Я даже не могу слов связать.. - утверждает она, присаживаясь на стул рядом. Её рассеянный взгляд метается по комнате, снова задерживает внимание на Дженни и вновь изучает неровный дощатый пол. - Мы в Марсель уезжаем. - заканчивает она так, будто это совсем не подлежит объяснениям. Дженни словно напуганный маленький зверёк вздрагивает от этих слов. В глазах прячет смущение от услышанного. Абсолютно явно не верит в первые секунды, а потом выдыхает с такой внутренней пустотой, будто сказала Джису какую-то необъяснимую глупость "Мы в Марсель едим". Какой Марсель может быть. Этот ведь так далеко отсюда, да Дженни даже океана глазами не видела, а здесь целый Марсель. Город, большой, с другими людьми, лицами, с другим языком, звучание которого она даже не представляет. Дженни ведь пару недель назад не знала, что будет делать следующим утром, как сложится день, о чём думать следующие часы до захода Солнца. А тут Марсель. Она глупо усмехается, конечно, ожидая от Джису других слов. Может быть даже "мы - это я и моя помощница". Есть ли у Джису вообще помощники или она в этом мире тоже самая-самая одинокая? Одиночество, в конечном итоге, разумеется, не только люди рядом, но их влияние давно привыкли считать решающим. У Дженни нет никого. Поэтому мысли эти об одиночестве постоянно не покидали головы. Преследовали днями, плелись неотрывным хвостиком все эти немыслимо длинные месяцы. Дженни ощущала себя забытой всеми. Брошенной, оставленной, никому не нужной и тут на голову словно настоящий раскат грома сваливается эта Джису. Забирает к себя становится самым-самым близким человеком. И в момент тот, когда Дженни начала считать её родной, предлагает улететь отсюда. В Марсель, с ума сойти. Ей пару секунд не хочется в это верить, она руками беспокойно перебирает края кофты, губу пожёвывает от волнения и никак слов связать не может хотя бы о том, что ничего-то она в большом смысле не поняла. - Эй.. - тихо зовёт Джису. Она за пару шагов рядом оказывается, за плечи берёт, аккуратно сжимая пальцами. От неё как ни от кого другого веет неземной уверенностью, кажется, отступает от своих слов она собирается меньше всего. - Дженни, я тебя во Францию забираю, представляешь? - смеётся она, вновь притягивая в свои объятья. У Дженни по щекам текут тёплые дорожки слёз, плакать, оказывается, можно и от искреннего счастья.

* * *

Дженни кажется, что настоящее постепенно ускользает от неё, когда она забираясь на большой подоконник рассматривая большие снежные хлопья постепенно падающие на землю. Бруклин с каждым днём укрывает себя тёплым одеялом, всеми силами стараясь спастись от гнетущих ветров. Их и правда стало значительно больше, поэтому Дженни в последние дни никуда толком не выходила. Она постоянно дома. Джису даже в мастерскую брать перестала, потому что идти до неё оказывается не так-то близко, а желание заморозить ребёнка у неё никогда не было. Дженни снисходительно ссылается на заботу. Хмурится, конечно, да только ничего в сущности не меняется. Джису просто уходит, закрывая за собой дверь и Дженни, будто оставленная в своё распоряжение, наматывает круги по комнатам. Делать в них, оказывается, совсем нечего. И это, пожалуй, единственное упущение, которое она знает. Джису возвращается каждый день примерно в одно и то же время. Когда стрелка настенных часов поднимается к восьми вечера. Разбитая, уставшая, с ярким нежелание разговаривать, отвечать на вопросы и главное - улыбаться. Она просто в ответ смотрит с некой заботой, вновь прижимает к себе, а потом скоро ужинает принесённой едой и снова уходит в свою комнату. Дженни по ней тоскует. Кажется, этот несчастный показ моды забрал её целиком. Дженни, когда одна остаётся, постоянно думает, что если такие затраты требует эта глупая мода, то пусть лучше такой и остаётся. Она изредка заходит к ней, сидит рядом, горящими глазами разглядывая всё новые и новые чертежи. Как же их много скопилось за последние недели. Джису пропадает вместе с ними, времени не находит даже на то, чтобы отдохнуть. Дженни два раза заставала её за письменным столом. Спящую. Как-то невероятно жалко становилось. Она её не будила, просто несла с комнаты плед и накидывала на плечи. Собственный сон ушёл на второй план. Дженни до безумия нравилось рассматривать небосвод. Звёзды на нём такие красивые. Яркие, будто рассказывающие всю суть. Они её привлекали, она сидела так часами, кутаясь в подолы тёплого одеяла и мечтала. Будущее казалось не прорисованной картиной. Всё в нём было до боли непонятно, странно, как-то даже причудливо. Вот пройдёт ещё пара недель и они с Джису вместе поедут в Марсель. А сейчас она в её квартире сидит на подоконнике, увлечённо разглядывая очередной снегопад. Жизнь, видимо рисуется каким-то добродушным художником, что пройдя все трудности жизни решил подарить её немного светлого, правильного, искреннего. Дженни здесь находится не должна, вон там, внизу, под окнами этого большого дома, где совсем недавно её нашла эта женщина. Но не в тёплой квартире, в которой постоянно пахнет сладкими духами. Не в новой одежде, которую Джису каждый раз приносит ей мерить и далеко ни с теми мыслями, которые посещают сейчас. Дженни снова улыбается. Даже если этого самого чуда нет, то на Земле определенно есть добрые люди. В Бруклине тоже. По крайней мере, она уже знает одну из них. Чем ближе наступал тот день, тем сложнее было собрать мысли в кучу. Джису больше не рисовала, она постоянно собирала вещи. Находилась дома целыми днями, больше не посещая мастерской. По долгу сидела в кресле, пролистывая новостные газеты, чего-то говорила такого замудрённого, что Дженни навряд ли понимала хоть что-то. Потом снова хмурилась, перевешивала наряды. Смотрела на каждый из них так придирчиво, что, вероятно, будь они людьми, то такого взгляда явно не вынесли бы. Она постоянно перебирала комбинации. Дженни из всех их запомнила только пару. Она в основном просто наблюдала. Ей постоянно казалось, что волна эта - какого-то немыслимого напряжения - сотрёт её в порошок, если она вдруг решит сунуться. Джису за все дни, проведённые вместе никогда такой серьёзной не была. Постоянно шутила, улыбалась, много обнимала, говорила о всяких мелочах, но не сейчас. Её будто на пару дней подменили. Она стала такой другой, что Дженни каждый день наблюдая её в таком состоянии, сомневалась. Стоило ли задать ей вопросы? Вызваться на помощь, сделать хоть что-то? Дженни мучилась в непонятном состоянии настоящей внутренней потерянности, пока в один из дней всё не обрушилось словно с небес. - Мне кажется, что это конец.. - едва не со слезами говорила Джису, переступив через порог квартиры. Дженни, которая в этот время была в своей комнате, совершенно не помнит, как оказалась в коридоре. Следом за женщиной прошло ещё два человека. Дженни в смятении тут же отступила назад. Вероятно, что помощь её Джису будет совсем не нужна. - Да прекрати уже эту истерику, - холодным тоном цедила вторая. - У тебя ещё много времени. К тому же, все эскизы уже есть. - она звучала так непринуждённо, словно проблем и вовсе не было. - Она права. - тут же подхватывает третий голос, - зачем разводить весь этот концерт? - Концерт? - возмущается Джису. - они обязаны были меня предупредить, - цедит она, садясь в одно из кресел. - Никому они ничем не обязаны, ты же знаешь, - свободно отвечает другая. - В газете печатали, что другие тоже ничем не обоснуют такого поведения. Это же с ума сойти сколько работы.. - выдыхает женщина, усаживаясь в кресло напротив. - Я согласна, даже Поль Пуаре был проигнорирован. А уж его-то должны были предупредить, - с умным видом добавляет женщина. - Его варварский стиль словно ненавидит женщин всего мира. - вздыхает Джису. - Нет никакого смысла переходить от одного ограничения к другому. Он должен был изменить мир, но вместо этого ввёл свою несчастную узкую юбку. - Изменение моды не проходит без неудач. - защищается женщина. - Ты права, и без травм тоже, - недоумевает Джису. - Не вижу никаких оснований говорить о нём в таком свете. - возмущается одна из них. - Не вижу никаких оснований ставить его в пример. - тут же отзывается Джису. - Это совсем не повод сейчас оскорблять кутюрье. - женщина фыркает, беспокойно перекладывая руки с одного места на другого. - его труд не должен быть осквернён твоими заслугами. В отличии от тебя, он уже много чего добился. - Сравниваете нас? - смеётся Джису. - Как глупо было просить поддержки у провинциальных американок. - выдыхает она с огромным разочарованием. Дамы непроизвольно хмурят брови, наблюдая как она поднимается с кресла и проходит к небольшому столику с вином. - Неудачное время пить, - подмечает одна из них. - Время едва близится к обеду. - выдыхает вторая. - О, как жаль, я не просила вашего разрешения. - от былого настроения у неё не осталось и следа. Она была серьёзно настроена. Даже зла. Голос постоянно падал на трактат ниже, и Дженни, будто зная чем это может обернуться постоянно вздрагивала от каждого слова. Кричали обычно в тех самых домах. Посетители не разбирали никаких правил этикета. Они давили его подошвой своих грязный ботинок, смеялись в лицо поставленным правилам и ненавидели законы, которые, по их мнению, не давали и шанса на хорошую порядочную жизнь. Скандалы происходили всегда. Они сначала кричали друга друга, а потом бились. Ужасно. Кажется, ад в это время открывал все свои двери, потому что в этой маленькой комнате на несколько минут воцарялся настоящий хаос. Вновь поднимался нестерпимый детский плач. Женщины, срывая голоса, старались разнять эту ничем необоснованную драку, но чаще всего банально попадали под горячую руку. Это осталось в памяти, навсегда въелось глубоко в сознание. Так что каждый раз у неё не находится никаких сил сдерживать нарывающий поток слёз. Сейчас она не плакала, лишь изредка поджимала губы, когда разговор их снова и снова сопровождался делёжкой. - Оставьте свои оправдания кому-то более глупому, - с такой досадой проговаривала Джису, что каждое слово вновь и вновь подкашивало их желание остаться здесь ещё хоть на пару минут. - Никто тебя не осуждает, помилуй. - в ответ парировала другая. - Однако факты всегда говорят за себя. - с раздражением цедила вторая. - Пока ты днями и ночами пропадала в своей мастерской, он удачно представил бескорсетные наряды. Ни для кого не будет новым то, что сделаешь ты. - почему-то с некой злобой в голосе добавляла она. Джису театрально вздыхает. Она слов не находит ответить на подобное заявление. - Ты, должно быть, смеёшься, - спрашивает она с таким видом, что вопрос сам собой тлеет где-то между их вечных споров. - О нет, напротив - я говорю истинную правду. - отвечает женщина. Джису смешно. Действительно смешно слышать это в свой адрес. Неужели все старания, которые она уже не один год прикладывает к созданию собственной непохожей на весь мир моды сейчас так нагло обесценивают. Все проведённый ночи, все дни, полные боли и непонимания. Неужели вот так просто можно стереть всё, чему человек посещает свою жизнь. "ни для кого новым не будет" - как гром среди ясного неба обрушивается на её с такой силой, что воздух из лёгких моментом испаряется. Ей кажется, что она задыхается от услышанного. Кажется, что жестокость эта внутри скребёт чем-то невероятно острым прямо по душе. Как же невыносимо. - Убирайтесь, - тут же указывает она на дверь, - никто не вынуждал вас поддерживать, я просто надеялась, что вы поймёте, но вы.. - она раздражённо выдыхает через нос. - даже не попытались этого сделать. - Я всё понять не могу, когда же ты стала такой нахалкой? - будто возмущаясь услышанным, цедит женщина, наскоро поднимаясь со своего места. - В тот самый момент, когда ты стала самовлюблённой эгоисткой. - пожимает плечами Джису. Женщина от недовольства хмыкает, подбирая подлы собственного платья и в дверной проём вылетает так стремительно, что в комнате едва не возникает сквозняк. Вторая для этого ждёт всего пары секунд. - Постараюсь поговорить ней, она просто перенервничала, - как-то снисходительно выдаёт вторая, стараясь добродушно улыбнуться. - Скажи ей, что мне не нужны её извинения. - в ответ улыбается Джису, однако улыбка эта выглядит так, словно на неё потратили немыслимо много сил. Женщина в ответ скоро кивает, а потом точно так же покидает квартиру, захлопнув за собой дверь. Кажется, проходит всего секунд десять перед тем как тишине мешает плач. Дженни у стены вздрагивает моментально, у неё сердце в грудной клетке биться начинает быстро-быстро и она словно неподвластная себе тут же отстраняется, заглядывая в большую комнату. В ней Джису. У окна стоит с таким непринуждённым видом, как будто секунду назад ничего толком не произошло. Эта была минутная слабость - позволь себе заплакать. И она её тут же пресекла, наскоро утирая мокрые дорожки тыльной стороной ладони. Она в ответ не смотрит, её будто действительно привлекает давно знакомый вид на двор. Она молчит, кажется, не до конца осознавая, что теперь в комнате не одна. Дженни короткими, боязливыми, шажками сокращает до неё расстояние. Старается вообще не дышать, когда оказывается в паре метров, а потом к себе прижимает с такими трепетом, что сердце из груди неминуемо обещает сбежать. Разбиться вдребезги, почувствовать всю боль, снова вернуться к прежней жизни и так до износа, чтобы потом действительно обрести что-то важное. Джису в её объятьях вздрагивает, напрягается так, словно готова снова и снова выслушивать эти унижения. Никчёмные сравнения с кем-то другим. Подкожно ощущать, как её изо дня в день вновь опускают на Землю и ждать очередного удара уже без особых надежд на что-то иное. Дженни никогда такой не была. Она Джису восхищается. Она видит в ней то, что никогда не видела в ком-то другом. Находит её самым прекрасным человеком во всей вселенной и думать не желает, что в мире, где-то за тысячи километров, какой-то человек окажется намного талантливее её. Да его просто не существует. Джису единственная, оригинальная, без ложных аналогов, без всего лишнего, прочего. И Дженни в ней не сомневается. Ни на долю секунды. - Мне жаль, что ты слышала их слова. - стараясь говорить спокойно, начинает Джису, - все через это проходят, а я не особо ждала чего-то другого. - чуть тише добавляет она. - Ты говорила мне не слушать остальных, а сама.. - хочет возразить Дженни. - Нет, нет, нет, я не боюсь их слов. Возможно, что они и правы, конечно - он знаменит. У него много последователей. Сейчас он едва не на пике карьеры. - коротко улыбается она. Джису в объятьях Дженниных разворачивается, прижимая её тело к себе. - И это не значит, что теперь ты должна всё бросить. - А я и не бросаю. У нас с тобой корабль на следующей неделе. - недоумевает она. - Вот только сейчас мне будет необходима твоя помощь. - Дженни на неё в ответ смотрит такими удивленными глазами, словно фраза эта никогда не должна была быть озвучена. Она помочь ей совершенно не может, зато Джису каждый раз снова и снова доказывает обратное.

* * *

- Детский показ мод? - едва не вскрикивает Дженни, когда Джису без лишних эмоций старается обо всём рассказать. Она на неё смотрит напугано, едва оказывается способна не задохнуться собственным впечатлением и от страха услышанного медленно, но верно отступает назад. Джису с прищуром наблюдает, как Дженни, запнувшись об неровный выступ в полу, едва не валится на него с грохотом, и улыбается - снова снисходительно - будто такой реакции ожидала больше всего остального. Странно, наверное, было ждать чего-то другого. Дженни с модой связана никогда не была. Она не та девочка из богатых домов, которую родители наряжали подобно кукле, а потом вынуждали ходить между гостей, здороваясь направо и налево. У неё никогда не было красивых платьев с витиеватыми, пышными полами, она никогда не носила сложные, изумительные причёски, и Джису, осознавая это, становится так тошно, что она совершенно не находит слов в своё оправдание. Её слова для Дженни наверняка звучат схоже с истинным приговором, при котором она со всеми шансами, потеряет себя. Поэтому и реакция такая бурная, поэтому она и дрожит всем телом так ощутимо. - У нас впереди ещё целая неделя, - добавляет Джису как что-то само собой разумеющееся. А ведь Дженни и не забыла. Она каждый день вспоминает об этом. Каждый день не находит себе места, думая, что день тот неминуемо станет её крахом. Это ведь надо же так. Поймать птицу в рукав, которая ни при каких условиях в него не влезает. Делает все попытки, но ничего толком не меняется. Дженни отказывается верить. Она головой отрицательно мотает и даже мысли не допускает о том, что ей, как самой настоящей модели, придётся пройтись по подиуму во Франции. Под взглядом не одной пары глаз. На неё будут смотреть все эти незнакомые люди. Будут обсуждать так, словно она определённо такая же вещь в красивом, странном и до боли непонятном платье. Дженни до дрожи страшно даже представить всё это. Она искренне недоумевает. - Джису..- недовольно тянет она. - это ведь всё шутка, правда? - глупо спрашивает она, поджимая губы. У неё в голове никак не укладывается это заявление. - Совсем не шутка, - коротко заключает Джису, и Дженни, подобно свечке вспыхивает разочарованным вздохом. Она с ногами забирается на стул, отворачиваясь намеренно и потом пару долгих минут беспокойно бегает глазами по стене. Вероятно, в голове у неё настоящая война. Ожесточённых события один за другим взрываются искрами, а она всё никак не поймет ответ на один единственный вопрос. " Как же так вышло?". Джису её не тревожит. Она с волнующим беспокойством продолжает рисовать на большом листе, постепенно уточняя размеры и прикидывая те на глаз. Возможно, что Дженни и правда нужно время, чтобы всё обдумать. И Джису готова дать его столько, сколько потребуется, однако с каждым промедленным днём оно сокращается с невероятной скоростью. - Почему именно я? - задаёт Дженни, наверное, самый очевидный вопрос. - У меня больше никого нет. - тут же в ответ говорит Джису, вынуждая сердце Дженнино с гулом ухнуть на самое дно. Не может быть. Это просто невозможно, хочется ей кричать в эту же секунду, но она лишь в смятении хмурит брови. - И я буду..- тихо начинает она, - ходить по тому подиуму? - Я обещаю, что ты там будешь самая-самая красивая. - улыбается женщина. Дженни хочется вопить. Ещё больше хочется заплакать в голос, когда она в аккуратном платье стоит напротив зеркала, разглядывая себя со всех сторон. Оно приталенное, точно сшитое по её маленькой фигуре и даже плечи, которые она всегда считала осунувшимся и слишком хрупкими, теперь выглядят во всём этом совершенно по-другому. Она коротко улыбается, стоящей сзади, Джису и поворачивается с таким восторгом, что женщина от вида этого оказывается не способна сдержать довольной усмешки. - Тебе так идёт..- сбито говорит она, расставляя руки для объятий. Дженни в них оказывается в эту же секунду. - я говорила тебе, что ты маленькая принцесса? - всё не унимается она, вынуждая Дженни заливаться густой краской, пряча лицо в чужом платье. - Я так боюсь..- едва слышно проговаривает Дженни. Джису понимающе качает головой, поглаживая её по тёмным волосам. - Ничего страшного, я ведь всегда буду с тобой. - Даже когда мне придётся пройтись там? - с огромной надеждой спрашивает она. - В особенности в тот момент. В последние дни Дженни подобно свечке горит ярчайшим вечным пламенем. Она как заводная юла, которая никак не может найти место своей безграничной энергии, а оттого выплёскивает её куда угодно: на вечные поздние разговоры, на смех заливистый, радостный, на сотню движений, на танцы. Она совершенно неугомонна и Джису не находит сил справляться со своей её энергичностью. По правде говоря, и не пытается вовсе. У неё и самой нервы на пределе. Вот только она всеми силами сдерживает это в себе. Старается казаться тем человеком, рядом с которым Дженни ощущала бы себя в полной безопасности. Рядом с которым никогда не было бы страшно и волнительно. Они во Францию отплывали в пятницу в предпоследнюю неделю ноября. Снег уже во всю заполонил длинные улицы Бруклина. Машины едва справлялись теперь уже с сезонной завесой. Дороги чистили, конечно, но обычно, снег, словно насмехаясь над людьми, постоянно выпадал вновь. В газетах то и дело писали о задержанных снегопадах, однако порты свою работу не прекращали. Их корабль отходил утром. Промёрзлым, холодным, ноябрьским утром. Солнце едва поднималось над крышами домов. Во всю ещё властвовали сумерки, спустившаяся на землю темнота, которая вот-вот обязана была отдать свои владения яркому рассвету. Снег под подошвой приятно хрустел, когда они дожидались машину около дома, потом наскоро грузили чемоданы с одеждой и уместившись в салоне отправляясь на встречу совершенно неизвестному миру. Сердце в груди билось несчадно. Оно не находило себе выхода, едва справлялось с волнением, что, подкатывая к горлу, раз за разом едва не подкашивало всю устойчивость. Дженни дрожала как маленький осиновый лист и Джису, подобно самой заботливой родительнице держала за руку, не позволяя отойти ни на шаг. Страшно, конечно, когда люди один за другим поднимаются по мостику на огромное железное судно, когда они за собой везут свои большие чемоданы и когда кричат что-то так громко, вероятно, прощаясь с родными, от чего Дженнино сердце раз за разом даёт сбои. Она и подумать не могла, что может настолько сильно бояться какой-то толпы, что их крики вызывают некую панику, вспышки страха, вновь заставляют прижиматься к телу Джису. - Обязательно им поднимать весь этот шум? - раздражённо цедила она, обступая очередного человека. Джису снисходительно пожимала плечами. Её и саму весь этот гам не особо впечатлял. Всё закончилось с посадкой, когда мостик убрали на борт и все, кто так стремились проводить остались на берегу. Провожали долгими, утомительными прощаниями, говорили что-то в след, отодвигали друг друга в надежде в последний раз увидеть своих родных. Дженни, облокотившись о забор, тоскливый взглядом за этим наблюдала. Невыносимым казалось покидать то место, которое являлось дом. Пусть даже жестоким, с вечными проблемами, невыносимым, бренным существованием, но всё же домом. Она едва сдерживала поступающее волнение, пальцами с силой сжимала металлические прутья и по лицам людей бегала в неком желании приметить хоть кого-то знакомого. Таких, конечно, не находилось, но она в смятение собственной надежды продолжала изучать их долго и неотрывно, пока лайнер не вышел из гавани и лица их перестали владеть чёткими очертаниями. - История порой заканчивается совсем не тем исходом, который мы ожидали, - будто из забытья звучит голос Джису. Женщина останавливается совсем близко, точно так же устраиваясь у небольшого заборчика. - но порой, эта история, причинив много боли и разочарования, превращается в легенду. А мы делаем очередной шаг в ожидании, что всё обязательно наладится. Поэтому всё будет хорошо. Франция встретит тебя обворожительной улыбкой и круассанами. - Я не думаю, что она меня ждёт, - снисходительно отвечает Дженни. Она плечами пожимает в полном неверии. Наверное, это будет единственным разом, когда с Джису она совершенно не согласна. Мир не для всех. Кто-то всю жизнь продолжает греться в тени его громких речей, а кто-то спустя пару лет обретает свою звезду. Это всегда работает. Без причин и следствий. И Дженни, как самый серьёзный в мире реалист не верить ни в одну сказку, которая всё никак не устанет твердить, будто жизнь такая простая и забавная штука. Она её на собственной коже испытала. Всю с ног до головы проверила, блуждая по холодным бруклинским улицам и для неё совсем невдомёк, как же самая обычная девочка теперь на большом лайнере в окружении стольких людей, а главное той единственной, что всё ещё не устала освещать дорогу, отправляется покорять Францию. - У тебя есть последняя попытка сказать, что всё это не смешная шутка, - едва не с дрожью в голосе начинает Дженни. - И ты повернёшь корабль и отправишься обратно в Бруклин? - с улыбкой спрашивает Джису. Она брови приподнимает неотрывно наблюдая за профилем девочки. - Да, - без доли сомнения тут же выдаёт Дженни. - Думаю, что нам стоит подумать о всех этих людях, что купили билет. - оборачивается Джису. По палубе то и дело проходит народ, они увлечённо общаются между собой, смеются, выглядят в этот момент так беззаботно, словно совсем не прочь разделить долгую неделю с вечно неспокойным океаном. Дженни поворачивается с ярким недовольством. Кажется, счастья людей совсем не делает счастливой именно её, но Джису к себе прижимает и волна некого волнения постепенно растворяется вместе с тихими волнами.