* * *
В просторном номере отеля, куда привезла их та самая машина, вкусно пахло привычным Франции ароматом жжённого сахара. Не ясно, когда Дженни начала проводить эти странные сравнения, но сейчас она почти чётко осознавала, что это действительно Марсель и что долгая дорога сюда, наконец, обрела свой исход. В комнатах были высокие потолки, мебель выглядела изогнуто и богато. Настолько богато, что Дженни каждый раз боялась до неё дотронуться. Это было хуже даже, чем жить в квартире незнакомого человека. Ясная мысль, что всё это стоило немыслимо дорого каждый раз не давало ей никакого покоя. Дженни ощущала себя помещённой в музей. Будто всё, что её окружало эти пару часов по прибытии, прошли в забытье и неверии. Дженни сидела на одном из резных кресел, когда Джису подобно заводной юле возилась с собственными чемоданами. Она придирчиво оглядывала взятые модели, снова развешивала всё на вешалки и обдавала паром в желании избавиться от неких неровностей, которые, в прочем, были не так заметны. Кажется, что «эффект роскоши» никоим образом не действовал на неё. Более того, Джису даже когда вошла не обратила никакого внимания на контрасты цвета, о которых так много говорила на корабле. В Дженниной голове всё никак не клеилось почему же она так резко поменялась в лице. Настроение задала та самая встреча в порту, которая оказалась для неё не очень приятной. Тем более Джису всё говорила о том мужчине, будто он и правда заслуживал стольких потраченных минут. Дженни это не объясняла, просто молча со всем соглашалась. Утомительное плаванье и шумный прием сказался на ней таким ужаснейшим образом, что организм её неминуемо клонило в сон. Глаза закрывались сами собой, сил в теле не осталось вовсе и она даже уснула в машине, пока та везла их по увлекательным улочкам города. Разбудила её Джису. Она мягко дотрагивалась до плеча, тихим голосом прося просыпаться. Вечер с чарующим заходом солнца сменил себя наступившими сумерками, ветер неожиданно стал отличаться своими холодными мотивами и Дженни, кутаясь в подолы натянутой на плечи шали, в сонном состоянии брела через улицу с одной из сумок с вещами. Джису молча шла следом, кажется, эта поездка вымотала их полностью. Теперь единственным желанием было поскорее прилечь на кровать и закрыть глаза. Сон вдруг стал самым желанным на всём белом свете. Всё изменилось с моментом, когда они беззаботно зашли в номер. Усталость Джису заменила себя нервозностью и придирчивостью. Ей вдруг стало необходимо снова всё проверить и Дженни правда недоумевала над этой ситуаций. Такая же история повторилась вновь. Всё было ей знакомо и от этого докучало ещё больше. Она ленивым взглядом следило за торопливыми движениями Ким, смотрела на то, как она взволнованно осматривает наряды, как подбирает им те модели, которые изначально собрала в Бруклине. Паника эта для Дженни была совершенно не ясна и, откинувшись в том самом кресле, она лишь на секунду перекрыла глаза. Когда тяжёлые, наполненные будто свинцом веки, больше не позволили открыть их снова. Дженни уснула. В неудобной позе, поджав под себя ноги. Тело затекло, на утро снова казалось, что её знатно потрепали. На организм снизошёл настоящий шторм и голова после пробуждения не переставала болеть ещё пару часов. Как раз те пару часов, в которые Джису собралась повторить все движения, которые они неделю назад учили. Как правильно держать спину, как правильно идти вдоль по подиуму, как улыбаться. Она говорила обо всём и одновременно, не открывала ничего нового. Дженни всегда казалось, что она умеет и улыбаться и ходить, а оказывается она всю жизнь делала это неправильно. Вальяжно, скованно, с опущенными плечами, с не таким взглядом, слишком быстро, медленно, не по прямой. Критериев было столько, что ей раем показалось вообще не уметь этого делать. Да и откуда Джису всё это могла знать, а главное, как она вообще замечала всё это, пока Дженни, кажется, в сотый раз мерила гостиную шагом. — Ох, Нини, — скоро лепетала она, поднимаясь с кресла. Дженни безнадёжно выдыхала, это значило только одно — она снова знатно облажалась. — Всё, что тебе нужно сделать, это распрямить плечи, подтянуть грудь и идти вдоль прямой таким шагом, о котором я твержу уже несколько часов. — Вот и я не понимаю зачем этому посвящать так много времени? — недовольничала Дженни. Джису снисходительно хмурила брови, осматривая её с таким видом, словно сказала Дженни какую-то несусветную глупость. — Ты лицо всех моих стараний и от того, как ты покажешь их судьям будет зависеть моя и твоя жизнь. — объясняла она, пока Дженни изо всех сил сдерживала желание ляпнуть что-то ни то. — Наша жизнь зависит только от моды и показов? — бурчит она себе под нос и разворачивается к выходу из гостиной. За спиной отчётливо слышит разочарованные вздох, а потом шаги которые её догоняют следом. — Ну, конечно, нет, — недоумевает она, — Солнце, наша жизнь не только мода и показы. Просто этот — первый для нас обеих, и я очень хочу, чтобы те люди смогли оценить нас по достоинству, понимаешь? — её голос доносится с упадком, как будто Джису и правда испытывает вину за всё, что с ними сейчас происходит. — если показ пройдёт плохо, нам придётся вернуться обратно в Бруклин, перечеркнуть все труды и начать заново.– она взволнованно поджимает губы, — я потратила на это не один год своей жизни, — Дженни она в своих руках разворачивает к себе лицом и томительно смотрит в глаза, — и я доверяю тебе всё, что принадлежит мне, если ты пообещаешь, что сохранишь, — Дженни на секунду кажется, что глаза у Джису полны слёз, но это только потому что она тут же прижимает её за шею. Обнимает так крепко, как никогда не обнимала, и сама едва не плачет от понимая, что ей вести себя подобным образом запрещено совсем. Если Джису остаётся самой сильной, то и Дженни просто обязана не сдаваться. — Мне повторить ещё раз? — спрашивает она поникшим голосом. Джису долго молчит, перед тем как выпустить девочку из объятий. — У нас с тобой всего два дня.– качает она головой. Дженни утвердительно кивает, тут же отходя назад, и уже со смятой улыбкой бежит в противоположный конец комнаты, чтобы снова повторить всё от и до. У Дженни обязанностей никогда не было. Она принадлежала себе и ослепшему миру. Всё было простым и одновременно невероятно сложным. День сменялся холодной ночью, через пару часов вновь наступал рассвет. Солнце поднималась над крышами домов и приходило утро. Замкнутый круг в преддверии многих прошедших месяцев, никогда не сменял себя простыми радостями. Дженни была в клетке, под железными крепкими прутьями, на которые сверху накинули непроницаемую плотную ткань. В забытье жить гораздо проще, словно проблемы, какие бы они не были перестают существовать вовсе. И как следствие, обязанностей тоже нет, но с приходом света, ярких, ослепительных лучей, с приходом Джису в её жизнь, клетка наконец открыла свой засов и Дженни должна вернуть долг, пусть даже никто об этом не просит.* * *
Прохладный зимний вечер встречал их крепкими объятиями, как только дверь машины открылась. Дженни из салона выбирается неуверенно, поджимая губы и словно чувствуя на себе всю огромную ответственность мира. Она представляет себя под прицелом сотни направленных орудий, когда в реальности её броским взглядом осматривают такие же посетители вечера. Сердце в груди биться начинает так невыносимо сильно, что она почти отчётливо ощущает, как больно оно отбивает рёбра. Глаза в смятении и неприкаянности осматривают всё вокруг и порт, который встретил их пару дней назад уже не кажется таким пугающим и зловещим. Ничего не может быть зловещее ответственности, а хуже того, официальности этой самой ответственности. Дженни с трудом сглатывает вязкую слюну, которая вполне представляется ей собственными поражением. Былая крохотная уверенность стремительно покинула тело, а она почему-то осталась здесь, в полной безысходности и, кажется, несравнимой тревоге. Она замечает, что у неё руки трясутся только когда Джису подходит ближе и берёт одну из них в свою. Ладонь у неё тёплая, даже горячая, и Дженни на все сто уверена, что от касаний этих ей незамедлительно станет холодно. Она себя не ощущает, едва перебирая ногами, когда Джису вдоль по дорожке ведёт к главному входу. У женщины совсем нет никакого ажиотажа, она совершенно спокойна, пока Дженни в груди сдерживает настоящую подкатывающую истерику. Так страшно ей ещё никогда не было. В жизни многое встречалось от погони до публичного «унижения». Она прекрасно помнит тот громкий голос пекаря, помнит безразличные взгляды прохожих людей, помнит крики, скандалы, случайные удары и злость от людей в том хостеле. Помнит всё до единой капли, но такой стресс в преддверии чего-то пугающего, странного, чего-то такого, чьим свидетелем она стать не должна была, едва не подкашивают её изнутри. Дженни из-за всех сил старается дышать, однако воздух в грудной клетке на долго не задерживается и уже через секунду ей кажется, что она задыхается. Поэтому хватка на руке Джису становится почти мёртвая и поэтому она в ответ на взгляд швейцара не улыбается, как делают в этом месте все остальные. Мало того, что перед ней двери не открывали, так этот мужчина ещё почтительно кланяется. Она пугливо от него отходит и в здание проскальзывает так быстро, что Джису и правда приходится поторопиться. Не сказать, будто все прекрасно видят её панику, она волнует изнутри только её саму, наяву Дженни держится довольно неплохо, не забывает держать спину, не опускает голову и в принципе ведёт себя так, как Джису учила все эти дни. Она ведь обещала. Пусть даже не публично, где-то у себя в голове, но определённо достаточно серьёзно для того, чтобы сейчас не дать эмоциям поглотить себя целиком. Большой зал наполнен оказывается приятным тёплым светом, холодная погода, наконец, остаётся за закрытыми дверями. Оправдать свою мелкую дрожь можно пробирающим до костей ветром. Она недовольно пожимает плечами, вокруг смотрит, почти не моргая, и очень умело скрывает мелкую дрожь в коленях за частыми шагами. — Не волнуйся, — вдруг звучит над самой макушкой, когда Джису заметив отсутствие равновесия прижимает её ближе, — Они все такие же люди, как ты, и я сомневаюсь, что они не боятся этого показа так же, как и ты. –добавляет она, однако Дженни не помогает. — Им не выступать на сцене. И по подиуму не ходить. Они все пришли хорошо провести время.– тихо шепчет Дженни в ответ, ловя на себе не один взгляд. Людей часто привлекает то, чего они за жизнь никогда не видели, что-то новое, необъяснимое, незнакомое. Это работает и с людьми, поэтому, должно быть, новые лица на известном показе стали для них очередной мишенью для насыщения собственного любопытства. Их липкие взгляды прикованы были не только к Дженни — Джису стала их особым объектом обсуждения, особенно, когда оказалось, что наряд её единственный в этом месте брючный, без глупых, никому не нужных, подворотов, без украшений, закрывающих пол головы и, конечно, что привлекало их больше всего остального — отсутствие спутника, которые обязан был бы стать её «опорой и защитой». Да хотя бы от изучающих взглядов посторонних мужчин. Ребёнок рядом вообще значимости не несёт. Обычно являясь лишь блёклым «но» на полной картине, в которой пятен и неровностей достаёт и без этого. Однако Джису чистейший лист в их скоромной галереи скорых рисунков и нет в ней ничего, что связывало бы её в их головах с давно устоявшимся образом. Джису не отвечала, ни один раз из сотен попыток. Лишь ленивым взглядом осматривалась вокруг, в поисках человека, который помог им пройти в гримёрку. Большие настенные часы прямо над главным входом показывали одиннадцатый час вечера. Скорая мысль о том, почему же нельзя было сделать его раньше, посетила далеко не одну голову. Большой коридор сменял себя не менее огромной студией. Мелкий страх и очарование вечером заменились странной картиной давно знакомого. Она сидела на лавочке в окружении каких-то взрослых людей, что почти без конца и края болтали на французском. От этого произношения у неё нестерпимо болела голова, в то время, как Джису почти без запинок объяснялась с парой человек в строгих костюмах и с большими блокнотами в руках. Они записывали с её слов, а она держалась настолько достойно, что у Дженни сердце от волнения билось быстро-быстро. Ровно до того момента, когда сзади чьи-то холодные руки не дотронулись до плеч. — Секунду назад мне казалось, что я сошла с ума и вижу призраков. — уже знакомый голос нарушает непонятный лепет сломанным акцентом. Розе сзади улыбается во все тридцать два, с искренним счастьем выглядывает из-за плеча и выглядит при этом, как снизошедший на промёрзлую землю ангел. Дженни почему-то совершенно пропускает тот момент, когда в ответ улыбаться начинает так же тепло. — а говорят, Франция большая. Врут? — Розе. — тихо выдаёт она. Где-то внутри рождается такое глупое детское желание непременно обнять, что у неё почти не остаётся сил сдержать себя на месте. Она подаётся вперёд, заключая ту в одних из самых крепких объятий и светится при этом так же ярко, как палящее солнце в самую безоблачную погоду. Ответная улыбка сейчас кажется одним из чудеснейших явлений, которые Дженни видела за последнее время. На сердце вдруг становится спокойнее от вида новой знакомой и Дженни довольно тянет уголки губ. — Что ты здесь делаешь? — она быстро окидывает её взглядом, с большим интересом рассматривая каждый элемент одежды и, словно осознав какую-то очевидную истину, в удивлении поднимает брови — Ты пойдёшь по подиуму.– цедит она полушёпотом, присаживаясь рядом. Глаза её в смятении бегают по лицу напротив, а Дженни в состоянии внутреннего не равновесия успевает только губы поджать, перед тем, как Розе за руки её цепляется, сжимая крепко-крепко. Она, вероятно, собирается задаться десятки вопросов, которые так и выступают через радужку её глаз. Но вместо всего этого, лишь сбито произносит — с ума сойти — на французском, Дженни не разобрала ни слова. — Ты не шутишь? — тут же добавляет Розе. Вопрос врезается в голову так быстро, что Дженни даже не успевает толком о нём подумать и осмыслить должным образом. Голова, словно не своя, быстро отрицает сказанное и Розе, наконец, поверив, с огромным трудом выдыхает. Дженни улыбается в ответ, сжимая руки в кулаках и, стараясь унять потерянное на былые мгновенья волнение. — Тогда не волнуйся. Будешь самая красивая, — Дженни кажется, что эти слова она уже слышала и потому отводит взгляд в сторону Джису, которая всё ещё не закончила с приготовлениями. — Так ты. — Розе проглатывает слова, заостряя внимание на Джису и взгляд её на пару мгновений едва не искрится. — Она у тебя дизайнер. и ты приехала.– на неё непосильной ношей сваливается груз ситуации и Розе снова часто моргает, пытаясь расставить всё по полочкам. — а как же. — Первый раз.– Дженни вполоборота поворачивается к ней лицом, наблюдая, как глупая детская улыбка захватывает её губы. Розе почему-то совсем не выглядит потерянно и напугано. Будто проходила это уже далеко не раз. Дженни в смятении заламывает бровь и очень старается понять такую реакцию, пока Розе сама без слов не объясняет происходящее. Она скоро поглядывает по сторонам, беря Дженни за плечи, и разворачивает лицом к суетящимся вокруг людям. Ким вжимается в руки Розе, словно те её единственное спасение, отделяющее от толпы. Единственная мысль о том, что смотреть на неё будет большее количество людей, заставило сердце рухнуть вниз. — Тебя совсем не пугает, что все будут смотреть… и обсуждать это всё, и ещё… — она не успевает договорить, потому что её вновь, как маленькую игрушку, разворачивают на сто восемьдесят и она оказывается лицом к лицу с обеспокоенным взглядом Розе. Дженни широко открывает глаза в изумлении, всё ещё чувствуя себя ужасно волнительно. — Конечно, пугает. — утверждает она в эту же секунду. — Мой первый показ состоялся два года назад. В Милане. — Розе отпускает Дженни, поправляя её одежду, и в ответ, правда, смотрит виновато. — мне казалось, что я на распятие, и что эти люди готовы съесть меня вместе с этим платьем. — Дженни! — среди окружающих людей раздается знакомый голос и Дженни тут же отрывается от рассказа. — Я везде тебя ищу, скоро всё начнется. — беспокойство сиюсекундно сменяется умиротворением на сердце. Дженни поглядывает то на Розе, то на Джису, которая наклонилась над ней и спешно начала поправлять одежду. Розе вытягивает шею в сторону и её глаза изумленно загораются искрами, она смято улыбается, как-то даже с неохотой, как Дженни кажется. Потом тут же хмурит брови и отворачивается в сторону, словно то, что она заметила оказалось далеко неприятным. — Ты чего?.. — успевает спросить Дженни, прежде чем повернуться самостоятельно. Четыре дамы окружают маленькую девочку, беспрестанно оглаживая её и без того идеальное платье. В обилии простоты этот наряд выделялся контрастом страз и Дженни это, вдруг, начало казаться намного правильнее собственного образа. Однотонность палитры словно смешалось на ней причудливым грязным пятном и откуда-то изнутри возникло несравнимое ни с чем остальным волнение. У неё дрожали губы, вдоль по позвоночнику мелко забиралась сыпь. Вся она совсем не кстати начала сомневаться в том, что она тут делает. Она застыла в одном положении, как восковая фигура, не способная оторвать взгляд. Лицо той не выражало ни единой эмоции. Она казалась совершенно не заинтересованной в происходящем. Для неё словно, не существовало никого и ничего, а во всём этом помещении она совершенно одна. Рука девочки тянется к чёрным прядям, которые оказываются накручены на палец и тут же возвращены обратно. Дженни никогда прежде не видела такой схожей для неё невозмутимости и не заинтересованности на лице детей. — Она снова будет открывать показ — неожиданно рядом с ухом раздаётся голос Розе, от которого Дженни вздрагивает, сглатывая, кажется, излишни громко. Шум от пополняющейся людьми толпы усилился вновь. Большой, на первый взгляд, зал оказался в считанные секунды заполнен людьми. Они громко разговаривали, направляюсь за кулисы и одновременно оценивающим взглядом скользили по всем представленным экземпляром. Что-то во всём этом напоминало Дженни постоянную суматоху Бруклинский улиц. Под предлогом головной боли она недовольно морщила лоб, стараясь не сильно смотреть им в глаза. — Кто это, Розе? — вопрос слетает с губ прежде чем она успевает задуматься о том, насколько уместен он был в данные минуты. Дженни в агонии поднимает глаза и замирает каждой частичкой тела от взгляда, который поймала на себе. От него становится так холодно, будто температура тут же опустилась на сотню градусов. Она смотрит неотрывно, словно погружая Дженни этим в гипноз, из которого ей не выбраться самостоятельно. В них тоска, какая-то извечная усталость происходящего. Она медленно моргает, как будто мысли уносят её далеко далеко отсюда, а минуты перед выходом приравниваются к невыносимому наказанию. По губам скользит сломанная улыбка и от вида нового лица, она вновь отворачивается в другую сторону. — Лалиса Манобан, — холодно цедит Розе и уже без лишней неприязни пожимает плечами, — Думаю, что ты услышишь о ней ещё не один раз. Дженни в немом восхищении опускает глаза в пол, затылком ощущая, как внимательно Джису следит за каждым её действием. На душе от чего-то становится так неловко за все свои поражённые взгляды, что она почти подкожно ощущает на редкость липкую безнадёгу, которая цепкими лапками обнимает её со всех сторон. Однако взгляд Джису, на самом деле, далеко не такой страшный, как впечатлительной Дженни кажется. Она присаживается перед ней, с тёплой улыбкой, наклоняя голову. – Эй, – тихо зовёт она, – ты всё ещё здесь самая красивая. – порой Дженни хочется навзрыд плакать от её слов, она дрожащие губы поджимает, всё ещё не в силах совладать с тем впечатлением, которое получила. Кажется, что сильнейший раскат грома пришелся на её голову за какие-то пару секунд, в которые на неё смотрела эта Лалиса. Дженни в ответ Джису крепко-крепко обнимает, в полной уверенности, что это, в принципе, обязано спасти от всех ненастий. – всё будет хорошо, ладно? – в глазах Джису впредь отражается непоколебимая стойкость, а от слов её на душе и правда становится легче. Розе в ответ улыбается, тщетно стараясь скрыть какую-то немыслимую тревогу, которая завладела всем телом. В присутствии этом ей кажется, что она задыхается и дело далеко не в скоро-проходящих мимо людях. Она почти моментом отводит взгляд в сторону, вид делает, будто ей и правда интересна вся эту суматоха, а потом так ощутимо вздрагивает, когда чужая рука касается собственной, что на секунду самой становится невыносимо стыдно. В тот момент когда взор напротив останавливается на ней с невиданной уже давно нежностью, сердце в груди биться начинает быстро-быстро, а унять его, как бы она не старалась, просто не получается. – Спасибо, что не даёшь мою Дженни в обиду, – с тёплой улыбкой тянет Джису. Голос её потоком заполняет всё тело и Розе в смятении тут же вытягивается по струнке. – Тебе очень идёт это платье. – добавляет она следом и руку её всё же отпускает. Мелкая дрожь от тут же прилипшего воздуха заставляет недовольно отдёрнуть её в сторону. А она и забыла, что все эти секунды Джису крепко её держала. – останешься с Розе? – Джису поднимается с места, броским взглядом осматриваясь в толпе, когда громкий говор почти моментом прерывает планы. – Начало через десять минут, – твердит один из голосов и тут же меркнет среди прочего шума. Дженни кривит лицо от возникшего гама и еле сдерживает себя, от того, чтобы ладошками не закрыть уши. На секунду она ловит себя на мысли, что ей не терпится скорее отсюда сбежать. Розе почти срывается со своего места, но быстро осекается и машет Дженни рукой, крича, чтобы та точно услышала. – Встретимся после, – Она ожидаемо врезается в женщину, которая, кажется, даже и не обратила внимание на их столкновение. Потом быстро растирает место ушиба с таким поражённым видом, что у Дженни при всём волнении не получается сдержать улыбку, а после в пол разворота кричит чуть громче. – Удачи! Всё обязательно будет хорошо! – она не дожидается ответа и пробирается сквозь людей, очень стараясь никого больше не задеть. Дженни успевает лишь махнуть рукой, прежде чем Розе исчезает в толпе. За секунду поднявшийся гам с такой силой впивается в голову, что слушать этот постоянно летучий язык у неё не остаётся ни капли сил. Она недовольно морщится, провожая людей взглядом. Спины их так стремительно покидают гримёрную, что Дженни на секунду кажется, будто они обязательно опоздают. Поэтому с места она поднимается в эту же секунду, а потом чувствует, как рука Джису настойчиво тянет назад. – Дженни , ты слышала, что тебе сказала Розе? – заявляет она так, как будто это и правда были самым важные слова. Дженни, не помня себя, быстро кивает головой. – не волнуйся, сейчас не наша очередь. – Да... – всё, что получается у неё ответить, когда взгляд почти намертво приковывает та самая Лалиса. В сопровождении пары человек, которые расторопно что-то объясняли, она уверено шагала к лестнице, кажется, даже не обращая внимания на их слова. Её редкие кивки и снова броские взгляды на их лица выглядели как крайняя стадия раздражения. Сколько ей лет? Проносится в голове, перед тем как она скрывается за большой ширмой. По коже потокой взбирается мелкая дрожь, Дженни часто моргает, стараясь уследить за всем сразу, и одновременно с этим почти беспомощно цепляется за подолы пиджака Джису. – У меня не получится, – мотает она головой. – я не смогу, Джису. – в уголках глаз предательски скапливаются слёзы, она отстраняется, стараясь отодвинуться как можно дальше и тут же оказывается притянута обратно. Джису большими пальцами смахивает покатившиеся слезинки с щёк и так серьёзно смотрит в глаза, что у Дженни в груди невыносимо тянет. – Перестань бояться, мир не прекратит существовать, если сегодня что-то пойдёт ни так. И жизнь после этого показа не станет хуже, понимаешь? Мы все здесь волнуемся, у каждого свои переживания и я знаю, как тебе страшно, – она заключает её в объятья, к себе прижимает, оставляя тёплый поцелуй в макушку, – и я знаю, что лучше тебя здесь нет никого, тебе стоит только самой это понять. – у неё не дрожит голос, зато дрожат руки, открыто выдавая точно такой же страх, – мы пройдём это вместе, поэтому обещай, что не собираешься оставить меня одну.. Дженни на секунду вспоминает, что всего пару месяцев назад никому ничего не должна была, а потом швыркает носом, убеждая себя в обратном. Джису единственным дорогой человек, оставлять которого совсем нельзя. Как бы страшно не было. Боль проходит, возвращается стабильность, печаль уходит, заменяя себя счастьем, а значит и волнение тоже скоро должно пройти, поменявшись с искренней радостью. Ведь это работает именно так, а Дженни пока не собирается верить во что-то другое. – Нам ждать около двадцати минут, тебе это ещё надоест, – улыбается она, крепко сжимая Дженнину маленькую ладонь. Проход оказывается полностью забит выходящими в зал людьми, кто-то поспешно старался промелькнуть вперёд всех, кто-то учтиво дожидался своей очереди, а Дженни, кажется, единственная во всём этом здании безумно желала остаться на месте. Просидеть здесь целую вечность, а потом в самом конце без лишних глаз сбежать прочь. Ровно до того момента, пока Джису не поднялась и за руку не потянула к винтовой лестнице. В ту же сторону, куда совсем недавно ушла Лалиса. Сердце в груди беспричинно клокотало, она боязливым зверьком осматривалась по сторонам и одноимённо натыкалась на острые штыки встречных взглядов. Людей было так много, что в один из моментов, когда первая ступень мелькнула перед ногами, а люди постепенно осталось на нижнем этаже, Дженни вдруг поняла, что дышать стало значительно проще. – Хочешь посмотреть? – Джису оборачивается, а голос её звучит так тихо, как никогда прежде. Они останавливаются неподалеку от сцены и по глазам моментально бьёт яркий свет с основного зала. За ровными рядами вокруг длинного подиума лица людей кажутся совсем крошечными. Дженни, хмуря брови, вглядывается в каждое из них, пока всё внимание не захватывает Лалиса. Такая до боли красивая, снова в окружении посторонних людей. Она часто моргает осматриваясь по сторонам, когда совсем нечаянно сталкивается с Дженни. У той сбивается дыхание, она поджимает губы так, словно в ответ на неё смотрит никто иной, кроме бога, а Дженни ведь никогда в него толком не верила, а он оказывается вполне реальный с большими ресницами, в образе маленькой девочки с иссиня-чёрными волосами. Дженни в этот же момент становится тошно от собственного сравнения и коротко улыбаясь в ответ она, тут же скрывается за шторкой. Зал вспыхивает овациями, громкий трепет и голоса заполняют всё помещение, пока Дженни боязливо прячется за плотной шторкой. Розе говорила, что Лалиса будет открывать показ, так значит всё это просвещенно было именно ей. Дженни в потерянности пожёвывает щёку, расхаживая по дощатому полу туда сюда. И тщетно старается унять нагло вырывающиеся на свободу сердце. Такие же девочки в нарядах разных брендов топчутся рядом, заламывая пальцы, а у Дженни в голове только несчастная мысль о Розе. Куда она вообще могла подеваться, думает она, отворачивая голову, и в этот же момент больно ударяется о чужое тело. Сердце с гулом ухает вниз, она жмурится от появившегося жжения и глаза поднимает, в полной уверенности, что хуже момента и не придумать. – Прости..– скоро извиняется она, пока Лалиса хмуро сводит брови, окидывает её таким холодным взглядом, что вдоль по позвоночнику Дженниному рябью взбирается рой мурашек. Она на месте замирает, потеряв все возможности сдвинуться, и глупо в мыслях своих приравнивает Лалису к Медузе Горгоне. Такой же холодной, не эмоциональной, однако с самым тяжёлом на всём свете взглядом. – Не облажайся, – звучит перед тем, как Лалиса обходит её стороной. Дженни из всех своих сил старается понять произошедшее и вместе с тем хоть немного усвоить слова. Лисы рядом нет уже пол минуты, а она всё ещё не сдвинулась с места, как каменное изваяние под действием сильнейшей магии стоит и, кажется, не дышит. – Дженни.. – Джису щёлкает пальцами и даже на фоне всего этого шума звук для Дженни становится самым громким. – пять минут, – она тянет её за руку к выходу, а на Дженни лавиной вдруг сваливается реаль происходящего. – Через пять минут? – повторяет она, не веря словам. – Всё пройдёт очень быстро, ты совсем скоро вернёшься сюда. Обратно ко мне, – Джису сама, вероятно, переживала больше Дженни, её голос дрожал и запинался. Говорить вдруг стало самой сложной задачей. Аплодисменты всё также громко разливались по всему залу и доходили до них. Мелкая дрожь забила всё тело и Дженни глубоко выдохнула. Сотня вопросов вперемешку с комком мыслей крутилась так быстро, что Дженни просто не успевала зацепиться хотя бы за одну из них. Она не могла подвести Джису поднявшейся внутри тревогой. Совсем не имела на это никакого права. – Ты всё помнишь? – лишний раз убеждается Джису и в ответ получает неуверенный кивок. – прямая спина, осанка, ровная походка, старайся не улыбаться, а ещё не жмурься от света. – она говорила так быстро, что Дженни вообще ничего не разбирала. – В конце нужно остановиться. Пару позиций, мы с тобой проходили. Потом разворачивается и не спеша возвращаешься, поняла? – снова кивок. – умница! Ширма открывается, очередная девочка с большими глазами юркает в гримёрку, за ней моментально следуют какие-то люди, а на подиум выходит совсем другая. Дженни кажется, что она слышит плачь, и вместе с тем до ужаса пугается, что это может быть она. Поток мыслей накидывается на неё так быстро, что она на секунду теряется в пространстве. Проходит минута – Дженни следующая. Она мотает головой, пытаясь сглотнуть подошедший к горлу ком. Желание развернуться и сбежать нарастает в прогрессивном порядке. Она не понимает, как время пронеслось так быстро. Беспокойно топчется на месте, тщетно стараясь сосредоточиться на всём, что говорила Джису. Мысли ускользают, у неё не получается поймать даже одну из них. Последний вздох. По залу слышится очередная волна оваций. Всё сливается в один звук. Дженни на секунду прикрывает глаза и как только подошедшая модель проходит мимо, она делает шаг к сцене. Время остановилось... Не слышно ни звука... По щелчку исчезли даже мысли... Внутри звенящая пустота... "Не облажайся" Дженни тут же открывает глаза, вновь возвращаясь в реальность, приходится приложить не малые усилии, чтобы не зажмуриться от яркого света. К ногам словно прикованы тяжеловесные гири, поэтому идти, кажется, почти невозможно. Она плавно поднимает голову, поражённая сотней направленных глаз. Они все смотрят только на неё. " Не волнуйся, я всегда буду с тобой" , "мы пройдём это вместе", "ты ведь не бросишь меня?", " Это очень важно", "не позволяй им себя сломать". Шаг сменяет себя другим. Сердцебиение беспокойно отбивает рёбра. Дыхание прерывается, она до боли стискивает челюсть. Не так уж и далеко. Ей становится легче оттого, что конец подиума приближается, но не оттого, как ей придётся там встать. Казалось, что хуже момента быть не может, но хуже – это когда она смотрит на тебя. Всё так же бесстрастно, почти не моргая. Хуже – это когда взгляд её пробирает Дженни до самых костей. Остановка в конце подиума кажется ей бесконечно долгой. Что-то шло не так и Дженни прекрасно это чувствовала. Улыбка на чужих губах сияет не от удивления – привычности. Первое позиция – ей адом кажется происходящее. Вторая – на всё это можно наложить проклятье. Третья – когда Лалиса перестанет улыбаться? Разворот выходит лучше, чем она предполагала и теперь ей остаётся совсем ничего. Всего лишь дойти до конца и вернуться к Джису. Шаги становятся свободнее, спиной их взгляды ощущаются только внушением. Голова вновь начинает работать и ответ на то, отчего ей стало не по себе приходит незамедлительно. Она испытывает целую кучу эмоций и отчего-то становится невыносимо больно. Настолько, что сердце сжимается внутри. Всё время, что она находится на подиуме ни один человек не издал ни звука. Реальность бьёт сильнее воображения. Не может быть.. Боль поражения бывает невыносимей всего остального. Чувство раздирающей на куски несправедливости. Ведь это так незаслуженно. Со знакомых лиц, каждый раз обжигая крылья – мотылёк. В огромном влечении к свету, он погибает, не отличая огня. Ни один, их огромное множество, а Дженни ничем не отличается. Такой же мотылёк когда-то с бархатными крыльями, когда-то с полными силами, которые под конец пути истлевают до конца. Намного хуже обжечься, навсегда разучившись летать, чем сгореть в огне, потерпев одно поражение. Дженни доходит почти до конца, а в зале нет ни единого звука. Как больно, ей хочется нестерпимо кричать. В глазах полно слёз, теперь плачет именно она. Обмануть людей своей уверенностью не вышло. "Ты всё ещё здесь самая красивая, слышишь?" "Даже не смей плакать" "Подумаешь, тебя не будут любить какие-то неизвестные тебе люди. Это беда?" Овации, кажется, были самыми громкими, которые она сегодня слышала. Дженни расширяет глаза в тот момент, когда полностью скрывается со сцены. У неё трясутся руки, всё тело пробивает мелкая дрожь. Она загнано дышит, так громко выдыхая, что при виде Джису не сдерживает слёз. Подбегает к ней, не глядя в глаза стискивая в крепких объятиях. Сжимает так крепко, что на секунды чувствуется колющую боль в руках. – Ты такая молодец, – едва не плачет Джису, она опускается на колени, прижимая Дженни так крепко к себе, что всё постороннее вокруг моментом теряет значение. – я так тебя люблю, слышишь? Безумно люблю.. – больнее этого может быть разве что ложность этих слов. Мотыльки вообще странные. Наблюдая гибель других, они не поворачивают назад, продолжая стремиться к вечному свету. Так и с людьми.. Дилемма только в том, что мотылёк за всю свою жизнь может так ни разу и не встретить огонь..