***
Я спускаюсь по лестнице. Тихо, тише мыши. Как тень, как что-то чего не существует. Так и должны думать, тогда всё будет хорошо. Я стараюсь избегать людей в нашем большом доме. Они смотрят косо, жалостливо, кто-то с презрением и ненавистью, кто-то вообще игнорирует меня, даже если я обращусь к ним. Привычно. Я уже давно привыкла. На втором этаже послышались тяжёлые шаги. Вздрогнув, я, что есть сил, побежала вниз. Получалось плохо, неуклюже, я постоянно спотыкалась. Ступеньки были слишком большими для моих маленьких ножек, да и перебинтованное колено не давало разбежаться. Ускорившиеся шаги наверху казались мне настоящими раскатами грома. — Кэтрин! Где ты, мелкая тварь?! Я кинулась в первую попавшуюся приоткрытую дверь, сразу убежала вглубь небольшой комнаты и села в тёмный угол. Молилась, чтобы он не нашёл. «Пройди мимо, пройди мимо», — повторяла я, дрожа всем телом, как зашуганный зверёк. Ужасающе медленно дверь со скрипом открылась. В луче света, что разрезал темноту комнаты, виднелся высокий силуэт. Я зажмурилась и обхватила руками голову, плотнее вжимаясь в угол. — Ты вздумала убегать от меня, а? Этот хриплый рык был куда страшнее, чем полный ненависти ор. Шаги гулким эхом разносились по комнате и вдруг замерли. Большая ладонь схватила меня за волосы. Из глаз брызнули слёзы, но я не смела поднять руки, чтобы отбиться. Взрослый мужчина легко поднял меня на ноги. — Думала, я тебя не найду? — зашипел он мне в лицо. От него не пахло алкоголем или сигаретами. Дорогим одеколоном и свежей одеждой. Должно быть приятно, но для меня это самые ненавистные запахи. Для меня так пахнет боль. Свернувшись калачиком, я лежала на полу и закрывала ладошками голову. Куда угодно, только не по голове. Хотя он никогда и не бил по лицу. Резкий удар, я задохнулась. Он бил своей любимой тростью снова и снова. По рукам, по ногам, по рёбрам — туда, где синяки можно скрыть одеждой. Кричал. Как всегда кричал. Встряхивал меня, заставляя смотреть на него, пока он бьёт. Поливал водой, когда я теряла сознание, и бил дальше. Ему не надоедает. Ему нравится. Он покраснел от злости и напряжения. Волосы, всегда аккуратно убранные назад, растрепались. На светлых густых усах капли брызжущей изо рта слюны. Голубые глаза походили на лёд, искрились ненавистью и презрением. «Пожалуйста… пожалуйста… помогите…» — молила я, но не смела сказать этого вслух. Хуже, будет только хуже. Он пнул меня в живот, будто отшвыривал пустую банку из-под ног, выругался и отошёл. Я подняла глаза. На диване сидела изящная женщина в белоснежном костюме. Она без интереса листала какой-то журнал, накручивая на палец прядь угольно-чёрных волос. — Ма…ма… — прошептала я сквозь слёзы и с мольбой посмотрела на неё. Женщина надменно хмыкнула, окинув меня холодным взглядом, и вновь вернулась к чтению статьи. Перед глазами всё плыло. Силуэт мужчины казался размытым пятном. Я пыталась вырваться, но ничего не выходило. Руки крепко прикованы к металлической трубе, наручники до крови впиваются в запястья. — Пож… — я закашляла. Изо рта брызнула кровь, пачкая мою голую грудь и ноги. Мужчина подходил ближе. От вида того, что он держал в руках, я в ужасе вжалась в стену. — Нет, нет, нет, — шептала я, вырываясь из стальных пут. — Пожалуйста, нет. Я плакала. Кричала. Молила. Страшно. Как же мне страшно. Он посмеялся. Без радости, без наслаждения. Холодно, с цинизмом. Мой крик боли слился с его смешком и звуком шипения, когда мужчина приставил раскалённую докрасна кочергу к моей груди.***
— Эй, да очнись ты уже! Я вскочила с кровати и рванула подальше от источника звука. Сердце до боли тарабанило меж рёбер. Я не могла нормально дышать, лишь судорожно делала частые вдохи через рот. Взгляд не фокусировался. Снова и снова я видела раскалённый металл, а место, куда его приложили, будто вновь запылало огнём. Меня бросило в холод, руки зашлись в неконтролируемой дрожи, отчего я даже кулаки сжать не могла. Пот катился по вискам и шее, вызывая новые волны дрожи. «Страшно… страшно…» — я задышала чаще от резкой боли в груди. — Эй-эй-эй, тише, — мою кисть сжала тёплая ладонь. Я вздрогнула и инстинктивно отпрянула назад. — Тише, Аккерман. Всё нормально, ты дома. Дыши. Я часто заморгала и осмотрелась по сторонам. «Моя комната, — я шумно выдохнула. — Спокойно. Это просто сон, кошмар. Правда, очень необычный кошмар. Такое мне не снилось уже очень давно». — Чёрт, — прошипела я и глубоко вздохнула. Медленно сердце возвращалось к нормальному ритму. — Проснулась? — тихо спросил Гокудера. Я кивнула и, наконец, посмотрела на него. В широко распахнутых глазах стоял страх, лицо побледнело, а руки несмело тянулись ко мне. Парень опустил взгляд ниже и поморщился. Машинально я тоже посмотрела вниз. Над вырезом майки, посредине груди виднелся уродливый белёсый шрам. Он рубцами тянулся вниз, скрываясь от глаз под одеждой. «Вот же», — я посмотрела на свои руки. Несколько шрамов больших и поменьше покрывали их от плеч до кончиков пальцев. — Чёрт, — опять ругнулась я и потянулась к покрывалу. Гокудера схватил меня за руку. — Что это? — спросил он, всё ещё хмурясь. — Видишь же. — Но их не было раньше, — заметил парень и испытующе посмотрел мне в глаза. — Откуда? — Не важно, — отрезала я. Хотелось сказать это жёстко, но голос дрогнул. — Ты кричала, — Гокудера ослабил хватку. — Тебе снилась семья, так ведь? — С чего ты взял? — прошептала я, чувствуя, как всё внутри холодеет. — Ты говорила «мама», — парень перевернул мою руку внутренней стороной вверх и посмотрел на длинный поперечный шрам на запястье. — Это оставила она? Я сглотнула, отдёрнула руку и отвернулась. Контроль над пламенем Тумана ещё не вернулся окончательно, и шрамы пока скрыть не удавалось, как бы я ни пыталась. Такого никогда не происходило раньше, и это сбивало с толку. Слишком много всего навалилось за последние дни, а накатившие воспоминания стали последней каплей. Я просто потеряла контроль. — Аккерман, — Гокудера подался вперёд. — Не важно. Я вздохнула, откинула с ног покрывало и встала с кровати. Подошла к окну, открыла его и вдохнула прохладный, будто отрезвляющий вечерний воздух. Солнце уже опускалось за горизонт, и его красные лучи погружали комнату в приятный полумрак. Я старательно смотрела перед собой, не желая видеть белёсые следы трудного детства. Ни на ногах, ни на животе, руках или груди. Я и так прекрасно помню, как выглядит каждый шрам. Их формы, изгибы, зазубрены и углубления. И помню ту боль, что они причинили мне. — Аккерман, — требовательно позвал Гокудера, — что это значит? Я промолчала и обняла себя руками. Наконец, на коже засияло индиговое пламя, и она вновь стала гладкой, без каких-либо следов. «Хорошо», — облегчённо подумала я. Так гораздо лучше. Я уже и забыла, когда последний раз видела все эти отметины. Скрывать их — первое, чему меня научили, когда я открыла в себе канал пламени Тумана. Только эти шрамы и напоминали о трудностях, а новые не появлялись — пламя Света залечивало раны без остаточных следов. Паршивое чувство не покидало меня. Гокудера не должен был видеть всё это. «Чёрт, зачем я попросила его остаться?» — с досадой подумала я. И что он сейчас хотел услышать? Что отчим ненавидел меня и избивал просто за то, что я существую? Что порой он ломал мне кости и не позволял никому нормально лечить травмы? Что мать-нарцисс ненавидела меня так же сильно, ведь я напоминала ей моего биологического отца? Он хотел услышать всю эту грязь, коей была пропитана моя жизнь с момента рождения до самого попадания в поселение? Я уже давно перестала переживать по поводу своего детства, пережила это. Мне не сложно, не тяжело говорить об этом, но зачем? Чтобы меня жалели, чтобы сочувствовали и сострадали? Нет уж, спасибо. Не хотела. Я не хотела видеть этот чёртов жалостливый взгляд и слышать полный сочувствия тон. — Аккерман! — прикрикнул Гокудера и, судя по звуку, встал с кровати. — Я задал тебе вопрос. — Тебе так важно знать? — холодно спросила я, не глядя в сторону парня. — Знание тебе ничего не даст. И ты не подумал, что мне, чисто гипотетически, неприятно говорить об этом? Гокудера молчал. Мне удалось пристыдить его и заставить отступить. Удивительно даже. Я вздохнула и посмотрела на Тэю. Тигрица с беспокойством взирала на меня снизу, но не шевелилась. Наверное, боялась разбудить спящую не её лапах Ури. «Всё нормально, Тэа, — утешила я её. — Знаешь ведь, мне уже давно не больно, просто… Не нужно ему знать об этом». Тигрица наклонила голову чуть набок, смотря мне прямо в глаза. «Рассказать лишь часть? Зачем? — я непонимающе нахмурилась. — Он имеет право знать? Не думаю я… Что? Ты защищаешь его? Я повела себя грубо? — я хмуро смотрела на тигрицу, но её мой взгляд ни капли не тронул. — Да, он очень помог, не спорю, но…». Я вздохнула и закрыла глаза. Тэа продолжала убеждать меня в том, что Гокудера имеет право узнать хоть что-то. Он видел мои шрамы, стал свидетелем моих кошмаров, таких поразительно ярких и реальных. От осуждения Тэи мне стало неловко перед Гокудерой. Возможно, я и правда отреагировала слишком резко. — Аккерман, — Гокудера осторожно дотронулся до моей руки, заставляя посмотреть на него. Его глаза с сочувствием и жалостью взирали на меня. «Вот оно», — с сожалением подумала я. — Жалость — самое унизительное и оскорбительное чувство. На мой взгляд, оно даже хуже ненависти или безразличия, — тихо и вкрадчиво сказала я. — И больше всего я не хочу видеть, как меня жалеют близкие и дорогие мне люди. — Я не жалею тебя! — вспылил Гокудера и сразу глубоко вдохнул и выдохнул. — Я не жалею. Но я увидел то, что увидел, и, понятное дело, меня это задело. Учитывая всё, что происходит… — Всё нормально, — быстро сказала я. — Это дело прошлого и к настоящему не имеет никакого отношения. — Но ты прячешь их, — заметил Гокудера. — И что с того? — Значит, тебе не всё равно и всё ненормально. — И что с того? — повторила я. Гокудера опустил руку и стиснул зубы. — Я прячу, чтобы мне не задавали подобных вопросов. Тебя, да и вообще никого другого, это не касается. Не нужно вам это знать. — А может, я сам буду решать, что мне нужно, а что нет? — разозлился Гокудера. — Вечно решаешь всё за других, будто умнее всех. А нас спросить ты не хочешь? Вдруг, как ты сказала, чисто гипотетически, мы переживаем? Вдруг я волнуюсь, чёрт тебя дери, и хочу помочь? — А чем здесь помочь, скажи мне? — я тоже непроизвольно чуть повысила голос. — Я тебя выслушаю, идиотка! Я вздрогнула. Его слова и то, с какой искренностью Гокудера их сказал, меня тронуло. Он хотел объяснений, потому что волнуется, потому что ему не всё равно, а не из праздного, такого раздражающего любопытства. Гокудера вздохнул и отвернулся, запустив пальцы в волосы. — Порой, нужно просто поделиться с кем-то и станет легче, — в его голосе слышалась горечь. — Нужен тот, кто просто выслушает. Да, я не могу ничего исправить, не в силах избавить тебя от шрамов, но я могу разделить это с тобой. Его слова удивили меня настолько, что дыхание перехватило. Передо мной словно и не тот вспыльчивый Гокудера Хаято, которого я знала столько лет. «Неужели я, правда, значу для него что-то?» — верилось мне в это с трудом, но учитывая сегодняшний день, все его слова и жесты… Перебарывая смятение и недоумение, я заговорила: — Это не тот случай, Гокудера. Мне не нужно выговариваться или делиться, ведь я уже пережила случившееся. Не усложняй ситуацию там, где всё предельно просто и ясно. Я развернулась и отошла к шкафу. Столько всего смешалось в голове, столько эмоций и чувств одолевали меня. Полнейший бедлам, мысли походили на настоящую какофонию. «Нужно отвлечься, и я знаю лучший способ», — решила я и достала из шкафа спортивную кофту. На ходу надевая её, я подошла к столику и взяла с него кольцо с оранжевым камнем. Гокудера так и стоял замершей статуей около окна и смотрел куда-то вдаль. Его раздражение, недовольство или досаду, я не знала, что именно, выдавали сжатые кулаки и ходячие ходуном желваки. «Чёрт», — я почувствовала вину. — Мой отчим ненавидел меня, — негромко сказала я, повернувшись к парню спиной и надевая кольцо, — мать тоже. Он постоянно избивал, а она не влезала. Однажды мать попыталась меня убить, тогда я сбежала из дома, а через несколько месяцев Ягами-сэнсэй привёл меня в поселение, где я выросла. Тогда мне было почти шесть. Вот и вся история, Гокудера, — я услышала сдавленный вздох за спиной, а на затылке почувствовала прожигающий взгляд. Не смотря на Стража Урагана, я направилась к выходу. — Тэа, я на тренировку. Можешь прогуляться по округе, только сильно не увлекайся. Если Гокудера отпустит Ури, возьми её с собой. Этому котёнку полезно иногда проветриваться. Я услышала, что Гокудера пытался остановить меня, но дверь за моей спиной закрылась быстрее, чем ему это удалось.