И тянулись они друг к другу,
И души их были связаны во всех стёртых вселенных,
И существовал этот мир лишь для того,
Чтобы когда-нибудь у них появился шанс
Быть вместе…
— У тебя будет возможность доказать то, что ты достоин быть здесь, и тогда настанет тот самый день, когда ты получишь то, что мы должны тебе передать. — Что передать?! — удивлённо спросил он, переведя свой взгляд на Поттера, который оставил стол и поднявшись, встал позади него. — Время. Он вдохнул побольше воздуха и посмотрел на японский сад: камни, клочок травы, немного белого и зелёного… — таков он, в восхождении лучей солнца. Сердце умирает медленно, сбрасывая надежды как листья, пока не останется ни единого листа. Он вглядывался в гладь воды, всматривался в трепет зелени, вспоминал янтарный цвет её зрачков с золотистым ободком радужки… «Время…» Шелестели листья сакуры, дыхание Поттера слышалось отчётливее, он хотел бы пропустить мимо все свои догадки, прогнать прочь, будто их вовсе не было. «Время…» — отдавалось в висках, стучало в унисон ударам сердца. У них никогда не было его в достатке. У него не осталось ни полслова, ни полбуквы в запасе, чтобы рассказать о той, кто заточила его сердце под засов и требует так много. И сейчас он боялся услышать то, что разобьёт его сердце… — Вира — это значит воин, — пояснил монах, — мы приняли её как свою. Для этих мест женщина — такая же большая диковина, как тибетские жители, но она доказала свою возможность быть здесь. Она — наша сестра. Вира преследовала великую цель. Она воин. Воин света в вашем мире… Гарри стоял, раскрыв рот. Не сильно, но прожужжавшая мимо муха, если бы таковая здесь имелась, скрасила бы его искреннее негодование. Поттер метал косые взгляды от Драко к Свараджье, но всё, что ему оставалось, это сильнее выдвинуть вперёд нижнюю челюсть и томно вздыхать, постоянно поднимая вверх правую руку, тыкая указательным пальцем куда-то в воздух. Нельзя сказать солнцу светить ярче, или дождю — лей слабее, а услышанное донести до сознания — вовсе невозможно… Так и замолкли они, норовивши врасти корнями в почву словно деревья… — Вира слагала легенды о том, кто придёт за потерянным временем… Пока небеса не разойдутся и сжалится вода, огибающая камень, и сжалятся небеса, что даруют священную воду, и рассыпется время, что более не ускоряло свой бег… и возродится его хранитель. — Что значит «возродится»? — почти возразил он, несмело шевеля губами, задав свой главный вопрос. — Вира должна умереть, — склонив голову, добавил монах, — она оставит нас, а ты, — указав пальцем на него, — а ты исполнишь то, что предначертано. Ты станешь тем, кто заберёт потерянные часы до появления следующего наследника. Такой её бессмертный завет. И грянул гром. И расступились небеса. И взвыл Белый дракон от отчаяния.***
4 июня.
Болгария. Обитель Пожирателей смерти. «Коттедж Потерянной надежды.»
Около одиннадцати утра.
Гермиона открыла веки, от сердца проморгавшись. Она оглядела комнату. Обстановка изменилась: всё та же лазурь, только вот совсем иные завитки золота на стенах, другие рисунки на потолке — то же барокко, только немного другие цвета… Эта комната была вовсе не той, в которой она жила последние дни. «Неужели я…?» — Проснулась?! — выдохнул ей в лицо мужчина с отросшей бородой. «Филиппов…» — Да, ты в комнате Джонатана, — ледяным тоном сказал он, — и скажи судьбе спасибо за это. Мой племянник, — он схватил костлявой рукой её за подбородок и притянул выше, впиваясь пальцами в кожу, — почему-то всё ещё любит тебя. Но у нас с тобой одна цель — помочь ему не сойти с ума… К чему он так сильно близок в последние дни. Ты не помогаешь нам, девочка… Но, очевидно, что он до сих пор ставит тебя в приоритет всему, что находится по любую сторону от него. Филиппов слегка повертел головой Гермионы в стороны, оценивающе оглядывая, затем ослабил хватку и, слегка похлопав шатенку по щеке, медленно встал и заходил по комнате, обхватывая запястья в районе старинных золотых браслетов, в такт подрагивая своей длинной бороде, отросшей за эти годы. — Мы сбились с пути… Он вообще ничего не хочет слушать. Анна-Мари ведь? —Гермиона, — твёрдо ответила она. — Как тебе угодно, — язвительно сказал он, не поворачивая взгляда, всматриваясь в мерцающий барьер за окном, — Джонатан совсем спятил. Я знаю обо всём, что произошло до того момента, как он оказался в этом мире. Ты не сильно была радушна к его душевному состоянию, предпочла Малфоя… — словно выставив ей счёт за услуги, сказал он, — но всё это в прошлом, теперь Мы позаботимся о тебе… Он помедлил несколько секунд и щёлкнул пальцами, подзывая к себе Уолдена Нотта, томящегося за дверью. — Этот настой поможет тебе всё вспомнить, — он кивнул вошедшему, осматривая бутыль с синеватой жидкостью на медном подносе, — просто выпей его, и вы, наконец, обретёте истинное счастье… Вскоре ты вспомнишь, будем надеяться на это, а пока побудешь в нашей власти. Джонатан сказал о трёх днях. Знаешь, я не дал бы и одного… — он недовольно поджал губы, — но, к сожалению, решать не мне. Если ты не примешь верное решение, то пыль возьмёт над тобой контроль, пока время не укажет на обратный путь. Забавно, правда? — хохотнул он. — Ведь ты сама её придумала. Он говорил тебе? — Димитр улыбнулся так сильно, что на щеке появилась ямочка, морщинки в уголках глаз проступили веером, он был переполнен радостью от этого факта. Но ответа он, конечно же, не услышал и лишь мотнул головой. — В твоих интересах сделать всё, чтобы этот процесс прошёл куда быстрее. Он вновь обратился к Уолдену, повелительно, словно обозначая ему его место. — Не облажайся вновь, Уолд, — оценивающе оглядев бутылёк, он тут же покинул комнату. Последнее, что Гермиона видела перед собой — две бусины чёрного графита, отражающихся в глазах старшего Нотта, который тихо твердил ей только об одном. — Успокойся. Пей и… ни о чём не думай.***
4 июня 2004 года.
Тибет.
Система гор Наньшань.
— Ты прошёл свой путь, — говорил ему вкрадчивый голос, — ты доказал возможность говорить с великим мастером Татхагата. Свараджья был излишне ласков и доброжелателен, чего не увидишь изо дня в день. Это свойство в нём не сулило ничего хорошего, и Драко точно знал, что после данных фраз, если не шаровая молния разразит его, то нечто иное собьёт с ног. «Как говорить с тем, кто хранит обет молчания?» — эта мысль преследовала его все прожитые здесь дни. Только Татхагата знал что-то о Грейнджер, никто другой. Ни с кем здесь Гермиона никогда не общалась на личные темы, никто не спрашивал о её цели пребывания. Монахи вообще не пытливый народ, они смотрят вглубь человека без лишних вопросов, и за эти месяцы Драко многое для себя осознал. Он никогда не чувствовал себя настолько целостным, как сейчас. Он побрился в монахи как и его лучший друг более месяца назад. Свободное кашая стало его привычной одеждой. Босые ноги истязали себя в молитвах ежедневно по восемнадцать часов. Он спускался к людям четырежды, и лишь единожды слышал сказ о том, как жители гор ждали Белого дракона, чтобы передать часы мирской жизни… Ждали ЕГО… Чтобы вручить оставленное им время — та самая легенда, что слагала его Гермиона. По правде говоря, в остальные три раза его пребывания на земле, Драко слушал странные песни об отважном Драконе, которые отдалённо чем-то напоминали бессмысленный набор слов. Эти люди казались ему немного ненормальными. Живущими в диких условиях, почитающими послушников храма, как божество, но более странным во всём этом была их радость по поводу того, что Белый дракон, явившийся за потерянным временем — реально существует. Они откладывали все свои дела, чтобы наблюдать за появлением Драко и не давали ему работать на солнцепёке, постоянно прося показать им Соскуро. Он принял свою участь, но никогда не рискнёт осознать одного — его Вира должна умереть. И если существует хоть одна тысячная доля от шанса, если существует хоть одна вселенная, где она останется в живых — он сделает всё, чтобы так оно и случилось. Днями напролёт он следил за тренировками монахов, слушал мантры и старался постичь то, о чём ранее вовсе не задумывался. Воздух здесь был слишком чистым для того, чтобы быть реальностью. Это место засасывало его, и иногда, перед засыпанием, становилось страшно, что он уже никогда не сможет вернуться к прежней жизни. — Сегодня обряд посвящения, — пробормотал его бритоголовый друг, лишившийся своей беспорядочной шевелюры. Он сделал это ради него. Молча. Рискнул убрать непослушные волосы — отличительную особенность своего отца. Ради Драко. Кто бы мог подумать об этом раньше? Никто. «Да простит меня Забини. Поттер — лучшее, что случилось со мной за последние пять лет» Гарри Поттер — мальчик, который до рвотных позывов был ненавистен ему в детстве, мальчик, чьё предназначение застилало Драко глаза чистейшим гневом, мальчик, который вырос и стал его лучшим другом… Человеком, который молча оказывает ему самую свою искреннюю поддержку. Тем, кто отдаёт и не просит ничего взамен. Сейчас Гарри сидел в позе лотоса и старался выйти за пределы сознания. Он давно не видел семью. В человеческих днях — не более трёх дней. В этом мире — почти два месяца. Его спину украшали шрамы от ежедневного сна на циновках. Его пятки были иссушены хождением по крутой лестнице вверх и вниз. Сколько в ней? 999 ступеней? Он ранее не представлял себе и однократного восхождения на такую высоту… Его кости приспособились к медитациям… Весь он был отдан в ежедневную монашескую службу лишь бы спасти собственного друга и отдать дань Гермионе, которая находилась в куда более плачевном положении — так думал сам Драко. Она пробыла здесь долгие годы. Каждое раннее утро он думал о ней, ровно так же как и позднюю ночь. Он слушал молитвы о чужих душах, стараясь вникнуть в каждую песнь, проникнуться каждой фиброй своей души, но завтра — его день рождения. Он предстанет пред мастером, из-за которого оказался в такой непростой ситуации. Он предстанет пред тем, кто оставил его в этом мире, к чему-то подготавливая. — Нам дадут новые имена,— выдохнул Поттер, — скажи мне, как мы будем жить после всего этого в обычном мире? Малфой пожал плечами. Он даже не пытался выйти за пределы сознания, настраиваясь на непростой разговор с человеком, который дал обет молчания. Он не представлял себе, каким образом пройдёт непростая беседа, но Свараджья уверял его, что Драко откроет для себя нечто новое, посмотрит на самого себя с другой стороны. — Я хотел бы какое-нибудь геройское имя. Что-то редкое, — не унимался Гарри, — Могучая скала или, например, Познавший мир, — воодушевлённо бормотал он, — А ты что хочешь? — Мне всё равно, — равнодушно ответил он. Они молчали, ощущая дуновение ветра на своей коже. Он ласкал их, развивая одеяние, касаясь тела в самых неожиданных местах. Это был удивительный путь, но всё это слишком засасывало в свои сети. Иногда Драко становилось немного дурно: он привык не носить нижнее бельё, он забыл, каково это — пользоваться благами цивилизации, два месяца он не употреблял в пищу мясо, его губы забыли вкус алкоголя, и ему чертовски сильно хотелось выкурить хоть одну сигарету. Только часы остались для него ниточкой из того мира — стрелки сдвинулись, намекая на то, что жизнь там всё ещё движется, в уголке циферблата показалось четвёртое июня. Завтра его день рождения. Он перешагнёт в ещё один год собственной жизни, но никогда больше не будет прежним. В этом мире Свараджья был кем-то вроде приемника мастера Татхагата, поэтому имел право провести обряд самостоятельно. Никто, кроме сморщенного, низенького старичка не имел здесь права называться мастером. Драко видел его всего несколько раз, но ни разу не задал ни единого вопроса. Сегодня во время обряда посвящения он получит право поговорить с тем, кто поклялся никогда не разговаривать ни с кем из ныне живущих. — Возможно, нам нужно будет держать какой-то пост после того, как мы вернёмся вниз? Или, например… я даже не знаю, — Поттер провёл ладонью по лысине, сдвинув очки ниже на переносицу. — Что ты вообще обо всём этом думаешь? — Мне нужно получить имя как право, чтобы узнать, что мы должны делать далее, — сказал он, прикинув в голове план действий, но напряжение, возросшее в Гарри было слишком очевидным, — Думаю, это всё. — Иногда мне кажется, что я забываю свою жизнь… — пробормотал Гарри. — Мне слишком радостно и ясно, когда я пребываю в постоянном чтении мантр, но хоть убей… Я… Я не помню, как выглядит мой собственный сын, — горестно добавил он и замер. Они всматривались в протекающий мимо них ручей. Всё вокруг пропахло благодатью, будто феи с серебряными крылышками распыляют опьяняющее зелье каждую ночь в этой долине. Время здесь течёт совершенно ненормально, никогда непонятно, сколько часов в сутках, сколько времени прошло от обеда до ужина, когда и с какой стороны встаёт солнце. Они перестали испытывать голод, страх… Иногда — даже тоску по чему-то более для них важному. — Ты считаешь, что…? — Что что-то не так, — закончил за него Гарри, — Да. — И я. — Вот вы где, — пропел за их спиной Свараджья, — всё уже давно готово. Мы можем начинать. Его тон голоса был сродни патоке, стекающей с молочного бисквита. Он проникал в ноздри и заставлял двигаться на ноты звука, зовущие за собой. Они пошли за ним медленно, переступая босыми ногами по каменной дороге, оставляя за собой закат и зелёное поле, с каждым шагом теряя некогда отчётливое журчание ручья за их спинами.***
— Вы доказали свою возможность быть здесь. Священная тропа пропустила вас, и сейчас пришла пора пройти обряд посвящения. Они с Гарри склонили головы, стоя на коленях возле деревянного алтаря, на гладкой поверхности которого стояло несколько глубоких чаш и один большой медный чан по центру. За их спинами лёгкий гул от издаваемых сотнями монахами звуков соединялся в единое, тихое звучание. Солнце уже садилось, алый закат привносил в церемонию всё большей таинственности и своеобразного уединения. Свараджья провёл рукой над чашами, которые тут же начали издавать монотонные глухие звуки, тихо побренькивая, словно при невидимом касании руки. — Земля. Как знак подчинения её могуществу и дарам, которые она приносит. Как великая сила, излечивающая от любой боли, — беря горсть земли, он медленно всыпал её в большой центральный чан. — Вода. Как символ повиновения её мощи, основе наших жизней, — порционно переливая её из чаши, добавил он. — Огонь. Как дар, завораживающий своей мощью и сокрушительностью, — словно по велению палочки он поместил маленький огонёк из чаши в чан, и содержимое его опасно забурлило. — Воздух. Как символ свободы и лёгкости, — он ловко подцепил из чаши воронку, напоминавшую разбушевавшийся смерч, изворачивающегося в его руках, но по велению пальцев быстро затихшего. Монах проводил руками над чаном со смесью из четырёх стихий и всматривался в содержимое, произнося слова, слагавшиеся в мантру, и впал в неглубокий транс, закатив глаза, пока зрачки его почти совсем не скрылись, обнажая белизну глазных яблок. Свараджья замер и вознёс над чаном шар, напоминающий проекцию мира, на миг задержав его над сосудом, и с гулким звуком поместил его обратно, отмирая, и, тряхнув головой, нечитаемым взглядом посмотрел на них. — Подойдите. Первым подошёл Драко, несмело, ошеломлённый всеми случившимися событиями. Он ожидал чего-то подобного, но не совсем того, что ему удалось увидеть. — Посмотри, — указал Свараджья на сосуд. Малфой с опаской взглянул внутрь. Водоворот из нитей разной на вид консистенции начал кружиться невероятно быстро, и он зацепил взглядом нечто, что всё более преображало очертания букв, всплывающих на поверхность, складываясь в два слова. — Смарана Нитья. — Это значит «Помнящий о вечности», — одобрительно, словно ожидая этого, ответил Свараджья. — Это хороший знак. А теперь ты, — он обратился к Гарри, который в нетерпении переминался с ноги на ногу, чем давно привлёк к себе внимание. Поттер на долю секунды замешкался, но затем переместился быстрее, чем должен был, одёрнув себя на последней ступени, замедлив шаг. Он воодушевлённо и с надеждой во взгляде всматривался во вращающуюся массу медного чана. — Паттра? Что это означает? — с восторгом в голосе отозвался Гарри. — Лист. — Лист?! Просто лист?! — Да. — Отлично… — состряпав гримасу, фыркнул Поттер и отошёл от алтаря.***
5 июня 2004 года.
Болгария.
Коттедж «Потерянной надежды»,
Обитель Пожирателей смерти.
Раннее утро.
Грейнджер сидела на кровати, читая какую-то книгу из стопки, любезно оставленной ей на столе, название и уж тем более содержание которой она не запомнила. Каждая прочитанная строчка тут же забывалась, и ей приходилось прилагать усилие, чтобы понять хоть что-то из того, что она уже прочитала. Ей очень хотелось вырваться отсюда, но все попытки были тщетными, бесполезными, как и её безграничные навыки, которыми она не смогла бы воспользоваться при всём своём желании. Двимеритовые кандалы, казалось, прирастали к её запястьям. Джонатан не приносил с собой палочку, дальновидно обезопасив себя от возможных проблем, возле двери их комнаты кто-то постоянно дежурил. Её разум реагировал на него абсолютно ненормально, порождая неконтролируемый страх внутри тела, окутывающий пеленой, будто паук, поймавший несчастную муху в свои сети. И, как ни крути, именно поэтому ушедшие в синеву круги под глазами добавляли её усталому виду завершающие штрихи. Эта ночь была моральной пыткой, поэтому Гермиона не сомкнула глаз. Только под утро она позволила себе уснуть, когда Джонатан, поцеловав её в плечо, поднялся с кровати и вышел из комнаты, подарив перед этим долгий, прожигающий до основания черепа взгляд, мучительно блуждающий по её лицу. Ей пришлось воззвать все свои самые скрытые таланты, чтобы успешно делать вид, будто она крепко спит. Так прошло около минуты, прежде чем он накинул на голое тело свою помятую рубашку и оставил её одну. Наконец. Это была какая-то новая форма моральной пытки, которая в его безумной голове являлась ключом к более быстрому принятию Гермионой происходящего и, наверное, смирению. Она стала не просто его узником, а «женой», живущей в его спальне. Своим тонким позвоночником она ощущала его монотонное сердцебиение, дыхание его тела всю эту ночь и внутренне молилась. Неизвестно чему. Просто, от сердца. Вероятнее, чтобы всё это скорее закончилось. Они обедали вдвоём, ужинали. Изображали подобие семьи — спектакль, поставленный для одного зрителя. Самого Джонатана. Ему было достаточно, что она просто читает рядом, одаривает его взглядом, полным скрытой ненависти, да и вообще просто дышит в его присутствии. Но это всего лишь на какое-то время… Мужчина сиял как новенький галлеон, когда она была рядом, а сама Гермиона медленно сходила с ума. На подкорке мозга она понимала, что с завидной скоростью сама несётся к безумию. И ей было бы реально проще поддаться влиянию или отдаться в лапы той дряни, которую, чёрт бы её побрал, она сама и придумала. Но тогда бы это была вовсе не она. Гермиона привыкла бороться, и эта непростая ситуация — вовсе никакое не исключение. Вчера вечером девушка принимала ванную. Она убедилась, что Моро по звукам ещё долго будет заседать со своей шайкой внизу — обычно этот процесс занимает более часа, и позволила себе немного успокоиться в ванной. Гермиона около десяти минут уделила собственному телу и постаралась настроиться на правильные мысли, понимая, что этой ночью он придумал совершенное извращение над ней — спать вместе. Грейнджер рассчитывала, что она сможет уснуть до его появления и уже продумывала план, как прикончит его, если он посмеет полезть к ней. Она считала про себя секунды, чтобы не затягивать с выходом из ванной, распутывая пальцами спутавшиеся волосы, оставаясь под струёй воды, как вдруг спиной ощутила чьё-то присутствие. Этот взгляд нельзя было спутать ни с чьим другим. Он оставлял холодок на коже, вызывая рой неприятных мурашек и непроизвольное сведение челюсти. Таким бывает лишь страх… И она быстро повернулась к нему, отвечая своим самым равнодушным взглядом, тогда как внутри неё до дрожи в коленях разрастался гнев вперемешку с чистейшим испугом. Джонатан еле заметно улыбнулся уголком губы и взяв махровое полотенце протянул его Гермионе, измазывая её тело своим липким взглядом. Девушка протянула руку к полотенцу, и он нарочно коснулся подушечками пальцев её запястья. Отдёрнув руку, она быстро укуталась в большое полотенце, осознавая, что никоим образом не возьмёт контроль над ситуацией. Отчего-то внутри неё от такой беспомощности просыпалась маленькая девочка, и сейчас она готова была вот-вот разреветься, но ожидающе уставилась на него, понимая, что он совершенно не собирается уходить отсюда. — Я всегда любил смотреть, как ты вытираешься. Ты никогда не применяешь магию для этого. Мне всегда нравилось это в тебе, — он улыбнулся ей и прислонился спиной к стене, на короткий миг прикусив нижнюю губу, будто намекая на продолжение её действий. — Окажешь любезность? — Иди к чёрту! — раздражённо прошипела она, и быстро перепрыгнув через препятствие в виде борта акриловой ванны, скользя мокрыми ногами по полу, пролетела мимо него в комнату, на ходу надевая на мокрое тело самую длинную из имеющихся, заранее заготовленную ночную сорочку, и забралась под одеяло, накрываясь им по самую шею, отвернулась и затаила дыхание. Моро вышел за ней бесшумно, но она готова была поклясться, что сквозь плотное одеяло видит его довольную ухмылку. — Знаешь, — садясь на край своей половины кровати, — меня всё это забавляет, но не доставляет удовольствия, — раздался звук, говорящий о том, что он стянул с себя какой-то предмет одежды. «Хоть бы рубашка, хоть бы рубашка…» Он нырнул под одеяло, прижимаясь к ней со спины своим телом. Да, на нём не было рубашки, но, хвала небесам, домашние брюки находились там, где должны были. Он обнял её за живот одной рукой и вдохнул запах кудрявых волос, пахнущих апельсиновым шампунем, отодвигая мокрые пряди от тонкой шеи, тут же уткнулся в неё носом, несколько раз проведя им по ней. — Гермиона… — низко прошептал он, — пожалуйста, давай заканчивать эту игру. Я очень устал. Я соскучился по тебе. Её взгляд уставился в угол комнаты в этом полумраке, и при его появлении девушка вовремя зажмурилась, якобы засопев. Она внутренне шептала себе слова успокоения и убаюкивала эту чёртову дрожь в теле, которая её точно выдаст. Он уже мазнул губами по боковой части её шеи и услышав сопение, пристально посмотрел на её лицо. В нос ударило терпкое дыхание, смазанное огневиски, и Джонатан прошептал ей прямо в ухо. — Это утро тебя удивит, дорогая моя. Потому, что назад дороги больше не будет. Тебе придётся вновь стать моей, — с этими словами он прижался к ней всем телом и чмокнув в мочку уха опять уткнулся носом в её шею, вскоре провалившись в сон. Только через час она смогла скинуть его руки и отодвинуться, а через два — выровнять своё рваное от испуга дыхание. Всё это время она думала про Драко, мысленно поздравляя его в этот, только наступивший день. В его день… Прося небеса, чтобы он когда-нибудь смог нормально жить в мире, где её больше не будет рядом.***
Дверь в комнату открылась. — Привет. Уже позавтракала? Он прошёл быстро, держа в руках старинную, громоздкую шкатулку, усеянную полудрагоценными камнями с бархатными красными вставками по бокам, которые сразу же бросились в глаза. Он уселся напротив Гермионы, положив шкатулку рядом с собой. — Мне что-то не хочется есть, — подала плечами она, уставившись в книгу. — Пожалуйста, посмотри на меня. Он лениво поглаживал узорчатое дерево, усыпанное камнями, ловя её косые взгляды, сверкая румянцем щёк, появившимся от её искреннего интереса к вещице. — Мы так и не успели поговорить с тобой о том, где ты пряталась от меня. Может, — он зачарованно водил пальцем по шершавой крышке шкатулки, — ты расскажешь мне где маховик? Мы перетрясли всю твою сумку. Честно признаться, — он хохотнул, — я с ностальгией перебрал некоторые вещи. Однажды на прогулке, когда мы подальше ушли от друзей, ты достала оттуда плед, который связала Молли, и мы с тобой… Её передёрнуло от возможного продолжения его фразы, даже лицо невольно искривилось, что не укрылось от Джонатана. Всё её нутро вопило от его присутствия, будто пронзают тонкими иглами насквозь и хочется биться в истериках, лишь бы скорее это закончилось. — У нас были друзья? — выдавила она, чтобы скрасить свою реакцию. — Конечно были. Гарри и Джинни, их дети проводили время в Норе, когда они приезжали к нам. — А другие? — Нет. Только они, — решительно отрезал он, — Остальное нас не интересует. Мы заняты работой и любим проводить время наедине. — Скажи мне, тогда на Фиджи, это был ты? — решив потянуть время, она не отводила взгляда от шкатулки, осматривая расстёгнутые петли замка, размышляя о содержимом. — Когда я понял, что у вас с Малфоем… чувства, — он повёл скулой и прицокнул, — я решил, что мне обязательно необходимо лететь туда. Тео я взял под «Империо» ещё на балу, но парень оказался так слаб морально, что надолго бы его навряд ли хватило, он просто бы сошёл с ума. Чио следила за вами, я подменил Нотта на себя в первую же ночь, отправил его к истеричной мамочке, которая писала ему гневные письма из-за того, что он не провёл с ней Рождество. Всё очень удачно совпало, и тем злосчастным утром, когда я услышал, как тебя в этом чёртовом номере имеет этот чистокровный мудо… — его губы тут же вытянулись в ровную линию, на шее выступила венка, которая пульсировала и ясно намекала на внутренне нестабильное состояние Моро. Он тут же наигранно улыбнулся, — Я прошёл через моральный ад и пожалел об этом. Я подсказывал тебе, что это уже не Тео, но ты настойчиво все намёки игнорировала. — Руна на руке Чио… Твоих рук дело? — Ты же прекрасно знаешь, что да, — недовольно ответил он, придвинувшись ближе. Он заправил пару выбившихся прядок вьющихся волос за её ухо и провёл пальцем по щеке. — Я искал способ, чтобы избавиться от них. И я нашёл его. Чио так была увлечена мной, что стала личным подопытным кроликом. Я провёл множественные опыты и точно знал, что искать выхода в белой магии нет никакого смысла, — он провёл пальцами по почерневшим буквально на её предплечье. — Ты знаешь, что пятая руна — гарантированная смерть? — задал он свой вопрос и не получив ответа ухмыльнулся. — Итак… — Джонатан прочистил горло и достал номер «Ежедневного пророка», который был скручен в трубочку и засунут запахзуху. — Как оказалось, «Крестраж» работает не только на раскалывание души, но и принимает проклятие на себя. Сколько рун, столько и… У Гермионы перехватило дыхание. Она отчётливо слышала стук крови в ушах, пересохшие губы мешали издать хоть один звук. Он считал её мысли по лицу и вновь внутренне оскорбился, равнодушно протараторив. — Да. Душу уже не спасти. Ну и что с того? Главное ведь совсем не в этом. Ты уже подумала над моим предложением? — Ты ошибаешься, Джонатан, — процедила она и уткнулась в свою книгу, успокаивая биение собственного сердца. Оно вырывалось наружу из грудной клетки, заставляя кровь леденеть в жилах, ладони её вдруг стали холодными как лёд. Слово «Крестраж» крутилось в её голове, мысль об этом заклятии заставляла всё съёжиться внутри, вынуждала её провалиться в воронку из воспоминаний и внутреннее вопить от нахлынувшего ужаса. — Почитай-ка лучше вот это. С этими словами он сунул ей в руки номер газеты и судя по отдалённому скрипу открыл крышку шкатулки, но она не обратила на это никакого внимания. Её потрясла надпись заголовка, вводя в тихую панику. Нет, в истерику. Бушующую внутри истерию, сносящую голову. Пальцы рук онемели и выронили выпуск. Слёзы заструились по её щекам. Она подняла голову на него и боролась с неслушающимся телом, потянув руки к его шее, чтобы схватиться за неё и душить, пока его глаза не нальются кровью, пока она не услышит скрежет его умирающего шипящего дыхания. Но единственное, что она увидела — это невесомые микрочастицы чего-то серого, окутывающего её лицо. Оно проникало в слизистую носа и глаз, окружало её голову… Это была пыль.***
5 июня 2004 года.
Тибет.
Система гор Наньшань.
Недалеко от величественного храма, почти в нескольких сотнях метров от главных ворот находился выложенный камнями круг, прямо посреди зелёной травы, что нежнее шёлка. Со стороны нарушение естественного покрова земли могло показаться самым настоящим кощунством. Но только послушники храма знали, что именно природа возникла вокруг этой Священной точки. Именно круг стал виновником возникновения этой вселенной, и сейчас на прохладном белом камне разместился мужчина, чья кожа была непривычно бледна для этих мест. Драко немного нервничал, находясь здесь. Он представлял себе этот день с момента появления в долине, он желал получить все интересующие его ответы, но точно не представлял себе, каким образом пройдёт эта беседа. Лёгкий летний ветер был слишком нежен к его сухой коже, шелушения в районе локтей уже было не скрыть, а затвердевшая, огрубевшая корка вечерами добавляла неудобств. Солнце всегда было к нему благосклонно, но только не здесь и никакими молитвами и заклинаниями было бы не спасти его от этого припёка, но добродушный ветер явно уравнивал возникший дискомфорт к его уже привычному равнодушному состоянию. Весь этот бесконечный баланс в любых мелочах, мёртвая вечерняя тишина тропинок вокруг храма, невыносимое спокойствие каждого здесь живущего — вскоре закончатся. Он отправится туда, где его ждут. Отправится с ответами. Малфой ушёл далеко в свои мысли, в самую их глубину. Ни солнце, ни ветер, ни нескончаемая тишина более его не волновали. Старик бесшумно подкрался сзади и положил руку ему на плечо. «Пора» — успел подумать слизеринец, когда корпусом повернулся на подошедшего, но встретившись с помутневшими голубыми глазами понял, что медленно падает назад. Последнее, что он смог увидеть, как сморщенные от возраста пальцы мастера Татхагата касаются его в области груди там, где бьётся сердце. «Что это?» — в испуге подумал он. Сердце перестало биться в этот момент. Да, его размеренные удары прекратились… Драко охватил самый настоящий испуг, проникающий вглубь позвоночника, он понимал, что продолжает заваливаться назад, и в этот момент вдруг осознал, что видит себя со стороны. Он смотрит на своё падающее тело, на приоткрытый рот, на то, как закатились его собственные глаза, но вдруг слышит голос за своей спиной. — Удивительно, правда? Чем-то похоже на то, как вы с Гермионой путешествовали во времени? Драко повернулся на мастера, оставив разглядывание самого себя. Их тела в этом пространстве приняли свой обычный облик. Он неуверенно кивнул и выдавил из себя вопрос. — Но… Где мы, и… Как так получилось? — Ты же видел наш поединок с Гермионой, — спокойно ответил монах, — на тот момент она достигла нужного уровня мастерства, и могла отсоединяться сознанием от своего тела без дополнительных мер безопасности. Ты этого ещё не умеешь, мне пришлось замедлить твоё сердцебиение и поместить тебя в некий… транс. Для твоего же блага. Ты не умер, — усмехнулся он, сложив пальцы вместе, — но время для тебя замедлилось. Почти остановилось. Татхагата заходил по кругу. Его ступни с дряблой кожей еле передвигались, и мысленно Драко сравнивал этого сморщенного старичка с тем, кого он видел в немыслимой схватке с Грейнджер. Внутренне этот контраст между прытким старичком и тем, кто еле волочит собственные ноги — очень сильно удивлял. — Сколько вам лет? — не удержался он от вопроса. — О, очень и очень много. Я слишком стар, чтобы помнить сколько, — не сдержав улыбки, ответил тот. — Вы можете рассказать, что это за место? Старик остановился. Он огляделся вокруг, как бы не понимая, о чём его спрашивают. — Место, как место, — ответил он. — Самое обычное было когда-то. Но за несколько тысяч вёрст от системы гор Наньшань, в давние времена, из са-а-амых недр земли, возник тот самый хроноворот. Это было так противоестественно, что живущие здесь монахи того времени поклялись оберегать свои земли и защищать жителей Шаматхи от этой вещи. И применили к этому все свои силы и умения. С тех самых пор в нашем мире время протекает совсем иначе. Чем больше вселенных за собой уничтожает Хранитель времени, тем медленнее время движется здесь, сохраняя баланс, разрешая мастерам охранять свой дом. — То есть, если постоянно использовать маховик, время здесь замедляется? — Не замедляется, но не поддаётся влиянию маховика, — возразил он. — Если где-то есть дисбаланс, то где-то всё должно быть сбалансировано. Это место исключительно, — говорил он медленно, размеренно, будто разжёвывая и кладя в рот, — мы принимаем сюда всех, кто в нас истинно нуждается и даём им шанс начать жить по-новому, переродиться. Никто из послушников храма не был добр ко всему живому в вашем мире, но все они искупили свои грехи и забыли свои прошлые жизни. Тем не менее, находясь здесь, мы помним каждую стёртую вселенную. — А как же руны Хаоса на руках Гермионы?! — почти с претензией в голосе спросил он. — Они останутся и будут угрожать ей? Мужчина изучающе смотрел на его лицо. Он думал и думал, и время затянулось. Молчание буквально изводило Драко, заставляя непроизвольно напрячься. — Прошлое сидит глубоко в людях, даже если они очень сильно этого не хотят. Гермиона открывала двери, не закрывая предыдущие. Она спасала каждого, кто просил помощи, но это не могло пройти бесследно. Она позволила закрыть в себе воспоминания, которые жгли ей сердце, но наш мозг — не сито. Всё, что находится в наших головах, там и остаётся. Эти руны, — он вздохнул, — ни тёмная, ни светлая магия. Даже не магия вовсе. Это последствия, хранящие в себе нечеловеческую силу… — Неужели ничего нельзя сделать? — Всё уже сделано, — улыбаясь ответил старец. По его виду было понятно, что Драко что-то упускает. И внутренне этот факт раздражал, хуже надоедливой мухи. — Знаешь, сколько раз ты умирал, Драко? — его брови взлетели вверх, разгладив морщинистые складки век, и в этот момент Малфой смог отчётливо увидеть как мутный, когда-то блёклый цвет его глаз, сверкал в лучах восходящего солнца. — Нельзя противиться тому, что предначертано. Только смерть исправит что-то. Только она. И выбирать не тебе, а Гермионе, — грубым тоном сделав акцент на этом, закончил он. — Да что за ересь? — приблизившись к мастеру, прошипел Драко. — Я здесь уже два месяца! Я ждал ответов на вопросы. Где она? Почему она пришла сюда и жила здесь так долго? Как мне спасти её?! — Ты никак не спасёшь её, — выделяя каждое слово ответил Татхагата. — Твоя цель совсем иная. — И какая же? — язвительно спросил Драко, закатив глаза. — Гермиона оставила тебе маховик… — Что?! — перебил он его. — Неужели это правда?! — Очевидно, что да. Он как бы невзначай прошёл мимо и лёгким движением своего посоха сбил Драко с ног так, что он тут же шлёпнулся на землю и остался сидеть на белом камне. Растерянный, удивлённый… Разозлённый до скрежетания ногтями по белой шершавой поверхности каменной кладки… — В мире нет надёжнее места, чем эта долина. Тебе не стоило приводить сюда Гарри, но что сделано, то сделано, — он неодобрительно покачал головой, прицокнув и взяв небольшую паузу, продолжил, — Девушка доверяла только тебе, никому больше. Она попросила сохранить маховик времени до твоего появления и передать его тебе… На земле царит Хаос. Он будет властвовать над ней, но самое большее, что ты можешь сделать — быть там, где тебя никто не сможет отыскать. Поэтому, мистер Поттер отправится домой, а ты останешься с нами. Пока не придёт время… — Что?! — он был накалён до предела. Его сухие, местами потрескавшиеся губы вытянулись в тонкую линию. Он не чувствовал ничего, кроме убивающей душевной боли. Душащей его. Ломающей его изнутри… Переламывающей кости, превращая их в однородную желейную массу. — Белый дракон, пришедший за потерянным временем… — Татхагата подошёл к нему ближе и наклонился, затем опустившись на землю, поравнявшись с ним взглядом. — Ты же слышал легенду, — он вскинул руку вверх, останавливая поток его вырывающихся наружу слов, — В долину придёт Дракон, чья кожа бела словно снег. Он заберёт часы и минуты, что оставил ему воин и будет охранять их от всякого, кто захочет обладать тем, что никому из живущих более не будет подвластно. Драко склонил голову, ощутив, как всё его тело сковало невиданными нитями, опутывающими его с ног до головы. Он не мог ощущать физическую боль, но тогда почему ему было так невыносимо больно? — Она последний из хранителей? — вскинув голову, спросил он, посмотрев полными горести и отчаяния глазами на монаха. И пожилой мужчина кивнул, прикрыв свои морщинистые веки. Они молчали. Чарующая тишина становилась подписью в его приговоре. Почему всё так должно было случиться? А главное, почему возможность любить её стала для него таким сложным испытанием? Откуда-то из недр красного кашая мастер достал деревянную коробку, которая так хорошо была знакома Драко, и уверенно вручил ему хранилище, в котором притихла сила, натворившая так много всего на этой земле. Малфой провёл по выгравированным стихиям, руническим символам, рассмотрел имя владелицы. Он вспоминал её пальцы, цепляющиеся за эту коробку. Вспоминал её карие глаза и завитки волос. Такой приятный тембр голоса и ровную спину… Как он может остаться здесь, зная, что вся её жизнь зависит от того, что теперь находится в его руках? — Нет. Нет… Я не могу… — Что? — удивлённо спросил монах. — Мне абсолютно всё равно, какие легенды здесь обо мне слагали и плевать я хотел, что там придумала Гермиона. Я забираю маховик и ухожу на её поиски, — вскочив на ноги протараторил он, подходя к самому себе, который до сих пор заваливался на спину, в испуге открыв рот. — С Гарри. Давайте, возвращайте меня в моё тело. Я потерял слишком много времени. Старец с лёгкой ухмылкой наблюдал за его метаниями вокруг самого себя и жалкими попытками возвращения в своё тело. — Почему? — Потому, что я люблю Гермиону и мне всё равно, что будет дальше. Даже если у меня есть один малюсенький шанс, я воспользуюсь им. — Но на кону судьба всего человечества, — на самом деле не останавливая его, даже без намёка на это, ответил мужчина. — Я — бывший Пожиратель смерти. Раньше меня его судьба вообще не беспокоила. Я только учусь, а значит, огрехи мне простительны. — Это окончательное решение? Даже, если я осмелюсь предупредить тебя, что ты можешь не выжить после встречи с демонами её прошлого? Что, возможно, это дело будет последним в твоей жизни? — Да, — твёрдо ответил Малфой. Татхагата повернулся к нему спиной и посмотрел на восходящее солнце. Он откладывал свой ответ, словно не было между ними беседы, будто и ответа вовсе никто не ждёт, когда тем временем внутри Драко бурлил поток из эмоций, словно бутылку игристого хорошенько встряхнули и собираются раскрутить мюзле. — Что ж, — наконец заговорил он, — Мы передали ваши вещи русоволосой женщине, а она оставила портал у жителей деревни. Вивека хранит его, — он немного помедлил, не торопясь поворачиваться к слизеринцу лицом. — Гермиона в Болгарии, и то, что откроется, может… Будь готов ко всему, Драко. Ты найдёшь нужную ниточку к месту её нахождения. Хорошие новости ждут тебя дома. — Спасибо, — полным благодарности голосом на выдохе пробормотал Драко и поймал на себе взгляд его мутно-голубых глаз. — Но и плохие новости тебя также ожидают, — добавил он, не давая юноше больше сказать ни слова. Татхагата внезапно оказался слишком близко и с силой толкнул его в грудь. Драко лишь разглядел стремительно несущуюся на него руку и почувствовал, как в этот момент больно шмякнулся на спину, прочертив затылком об каменный пол. Пальцами он цеплялся за что-то деревянное, а мастера уже вовсе не было рядом.***
5 июня 2004 года.
Площадь Гриммо,12.
Семь часов утра.
Двое мужчин, одетых в красное кашая, внезапно очутились в просторной гостиной благородного дома Блэков. Их появление удивило всех кроме Кикимера, который молча собрал осколки разбитой кружки чая с пола, а затем с недавно вычищенного до блеска ворса ковра, и, ругаясь, побрёл прочь отсюда успокаивать собственные нервы. Поводов для такого поведения было предостаточно, ведь с момента активного существования Ордена прошло уже очень много времени, а обстановка не только в стране и мире, но даже в этой квартире сейчас возвращала эльфа к истокам, от которых он так хотел отойти. Со временем… Ахнула Молли, которая, собственно, и выронила эту злосчастную кружку. Повёл бровью Невилл, шепча «Мерлинова борода», прикрыла рукой рот Джинни. И только Блейз своим свистом перебивал чьи-то тихие всхлипы в углу комнаты. Очевидно, что обстановка в этой комнате до их с Гарри появления, была отнюдь не радостной. Все они уставились на двух обритых мужчин, чьи одежды развивались из-за ветра, ворвавшегося в открытое окно, а босые, грязные от засохшей глинистой почвы ноги, стояли прямо на белом ворсистом ковре, который Кикимер недавно вернул обратно к камину. — Это что за пиздец? — неделикатно выразив общую мысль, возмущённо подала голос Карен, оглядев их с ног до головы. Она вышла из кухни со стаканом воды в руках и разрушив образовавшуюся тишину поспешила к источнику тихих рыданий, которым оказалась Поллианна. — Вот, держи, дорогая, — вручив ей стакан и погладив по спине, сказала она и протянула сухой платок. — Гарри, — словно выйдя из транса вскрикнула Джинни и кинулась в объятья к Поттеру. Роняя слёзы на его одеяние, уткнувшись лицом в грудь. — Боже мой, что с твоими волосами?! — беспорядочно водя пальцами по его лысине причитала она. — Тут такое, такое… — затараторила его жена и пронзительно заревела, с придыханием и всхлипами. В этот момент Драко понял, что в этой комнате до их неожиданного появления плакали все присутствующие, но больше всех завывала Поллианна, утирая платком опухшие от слёз глаза, прижав колени к груди, вжавшись спиной в глубокое кресло. — Что произошло? — растерянно спросил Малфой, блуждая взглядом по отёкшим от слёз лицам. Пэнси склонила голову, прижавшись к Блейзу, Невилл сглотнул слюну и отвёл глаза от Драко, продолжая обнимать Луну, которая поникла и просто игнорировала всех окружающих. Здесь были все его друзья и Молли, но Драко не видел среди присутствующих Артура Уизли. — На отца напали, — словно поняв его догадку сказал Рональд, — Он в Мунго, в тяжёлом состоянии, ещё не приходил в себя. Пожиратели устроили бойню в Министерстве. — Когда это случилось? — Вчера утром, — продолжил он, поднимаясь со своего места и подходя к Драко с утренним номером «Ежедневного пророка», — Тебе нужно сесть. — Да что там? — покосившись на газету произнёс он, и кадык его сделал пируэт, когда он краем глаза увидел собственную фотографию. Рон протянул ему номер газеты и похлопал по плечу, вернувшись к Дафне, которая нервно пила свою кружку кофе, уставившись в пол. Ноги её тряслись и судя по стеклянному взгляду что-то выбило из равновесия девушку не лучше, чем уливающуюся слезами Поллианну. Драко расправил газету и обомлел. Он вчитывался в заголовок, не осознавая написанного, смотря на всех поверх злосчастного номера «Ежедневного пророка», пробегаясь по анонсам и рассматривая свой колдоснимок рядом с большой колдографией Кингсли Бруствера. «Министр магии найден мёртвым в своём кабинете, Разыскивается Лорд Драко Малфой»