***
Юджи сидел на кухне, когда Сатору пришёл. У Итадори всегда было на лице написано все, о чем он думал, и сейчас мальчик был грустным и загруженным, что даже не подскочил, чтобы встретить сенсея. — В чем причина депрессии? И где Мегуми? — привлёк к себе внимание Годжо, заставив Юджи дернуться и рассеянно улыбнуться. — Доброй ночи, Годжо-сенсей, — отозвался Итадори. — Да ничего серьезного. Как прошло собрание? — Хорошо. На вас не жаловались, — усмехнулся Сатору, заливая себе в стакан виски. — Потому и спрашиваю о причинах депрессии. — Правда ничего серьезного, сенсей, — неловко разулыбался Юджи. — У вас и без меня проблем хватает… — Ох ты, рубрика «Итадори прибедняется»? — рассмеялся Сатору, плюхаясь за стол напротив мальчика. — Давай рассказывай, нечего жалеть мою психику, я же сильнейший. — С Мегуми поссорились, — вздохнув, признался Юджи. — Что не поделили? — Я пытался расспросить о его родителях, ну, мне всегда интересно было, а он никогда ничего не рассказывал. Ну и я немного поприставал, а Мегуми взбесился… — Немного? — Ну, меньше чем ты, — простодушно пояснил Юджи, заставив Сатору фыркнуть от смеха. — Я просто не понимаю, вы ведь вроде дружили с отцом Мегуми… а разве вы бы стали дружить с плохим человеком? — Не будь так категоричен, я ведь тоже не святой, и у меня нет встроенного радара, отделяющего хороших людей от плохих. И вообще, не следует делить людей на такие категории, — наставительно качнул головой Сатору. — Я так решил, потому что все твои друзья хорошие, — поспешил оправдаться Юджи. — Нанами хороший, Иери-сан тоже, хоть и строгая… — Юджи, отец Мегуми был весьма сложным человеком, и Мегуми тоже по-своему переживает и его потерю, и его поступки, — тихо вздохнул Годжо, потрепав мальчика по голове. — Я действительно хорошо отношусь… относился к Тоджи, но всем свойственно совершать ошибки, и, возможно, он совершил такую, когда зачем-то оставил Мегуми. Хоть и мне в это не хочется верить. — Если все совершают ошибки, значит и ты тоже? — Ни в коем случае, я же сильнейший, — оскалился Сатору. — Лучше не донимай такими расспросами Фушигуро, для него это болезненная тема. — А вы можете рассказать? Папа Мегуми наверняка же был крутой и не такой вредный, а мама, наверняка, была очень красивая. — Он был ещё вреднее, чем Мегуми, — хохотнул Годжо. — А мама умерла во время родов, так что я даже фотографий никогда не видел. Тоджи Фушигуро был человеком с очень противным, но твёрдым характером. И это он научил меня драться. Мы познакомились как раз когда я был чуть помладше вас, Тоджи работал моим телохранителем. У него как раз тогда только родился Мегуми. — Так это он научил вас драться?! — ахнул Итадори, и его глаза восхищенно заблестели. — Тогда я вообще не понимаю Мегуми, его папа наверняка был сумасшедше крутым! — Скорее просто слегка сумасшедшим, — усмехнулся Годжо. — Но да, он был лучшим бойцом в рукопашном из всех, кого я видел. — А как он выглядел? — Мегуми на него очень похож. Только Тоджи был очень мускулистым, ну и ростом… может, на пару сантиметров ниже меня. — Ого, — Юджи мечтательно подпер подбородок руками. — Интересно, а я вырасту высоким? Дедушка вроде рассказывал, что папа был не слишком рослым… — Так, давай-ка спать, — мягко улыбнулся Сатору. — А как мне помириться с Мегуми? — вздохнул Итадори. — Он не злопамятный, не будет долго злиться, — качнул головой Годжо. — Разрешаю даже посмотреть фильм на ночь, ради вашего примирения, только не слишком длинный. — Спасибо, — просиял Итадори.***
Шесть лет назад
Сатору не удержался от того, чтобы тронуть Гето, когда проснулся посреди ночи от ноющей боли. Видимо, действие укола закончилось, и нога, растревоженная вялыми попытками передвигаться самостоятельно, дала о себе знать. Сугуру спал как всегда идеально статично, изваянием лёжа на спине. Сам Годжо бесконечно вертелся во сне, а Гето часто просыпался так же, как засыпал, и сейчас можно было бы подумать, что он неживой, если бы не вздымающаяся в глубоком дыхании грудь. Он погорячел, очевидно поднялась температура. Сатору провёл пальцами по его губам, которые теперь мог целовать, и исправно делал это последние пять дней, максимально аккуратно, чтобы не разбудить напарника. Потом несдержанно спустился на острую линию челюсти, прочертил пальцами до шеи, прошёлся по выступающему адамову яблоку, сдался, и перевернулся на бок, чтобы было удобнее трогать такого тёплого и очаровательно красивого Гето. Он огладил лежащую на груди руку, согнутую в локте, коснулся обнаженных выступающих рёбер, спустился к тазовым косточкам, открывшимся, спасибо великоватым армейским штанам. Сглотнул. Устроил руку на внутренней стороне бедра снайпера, не веря, что может и вправду сейчас прикасаться к этому всему великолепию… — Может быть, ты меня в следующий раз разбудишь, прежде чем лапать? Годжо испуганно дёрнулся и глупо хихикнул. Гето медленно приоткрыл глаза и повернул голову налево, взглядывая на Сатору. — Я тебя разбудил? Это не входило в мои планы, — мягко улыбнулся Шестиглазый. — Я привык чутко спать, — ровно отозвался Сугуру. — Я не сдержался, — ляпнул Годжо, вдруг прижавшись к Гето. — Ты слишком красив, чтобы я мог это игнорировать. Он никогда не видел лицо снайпера настолько растерянным. Всегда собранный Сугуру вдруг широко распахнул серые глаза с этими безумными чёрными ресницами вразлёт, и даже приоткрыл тонкие бледные губы от удивления, замерев так, глядя на Годжо. — Ты… — Гето потребовалось пару секунд, чтобы собраться и продолжить, — льстишь мне. — Лесть — это когда привирают, а я говорю чистую правду. Не видел никого, красивее тебя, — легко выдал Сатору, коснувшись большим пальцем острой скулы напарника. — Как себя чувствуешь? — Так себе, — дернул плечом Сугуру. — Курить хочется. И потянул сигареты с тумбы, закурил, натужно устроившись в кровати сидя, выдохнул клубящийся дым вверх, пока Сатору завороженно наблюдал за его движениями. Годжо полюбил эту войну. Годжо полюбил Гето Сугуру, он готов был умереть, если тот попросит. Он с усилием подтянулся на руках и прикоснулся к его губам своими, в тщетной попытке передать то безумие, которое творилось внутри него. Гето легко принял поцелуй, сонный, усталый. Рот Сугуру был пересохший от болезни, у Сатору напротив — влажный и мягкий. А после снайпер тихонько застонал и сполз ниже по кровати, приложив ладонь к горячему лбу. — Прости, мне не следовало тебя будить, — мгновенно засуетился Годжо. — Ложись спать, я буду рядом. — Спасибо, — коротко просипел Гето, а Сатору слышал в этой фразе в сто раз больше простой благодарности. Сугуру тяжело засопел уже через пару минут, ровно улёгшись на бок и изредка вздрагивая, пока Шестиглазый равномерно поглаживал его по расслабленному плечу, разглядывая блики тусклого лунного света, играющего на сухой обнаженной груди Гето. Сатору и сам почти задремал, но проснулся от шорохов снаружи и тут же бесшумно скатился с кровати, забыв про свою больную ногу, но выровнялся и тихо-тихо похромал к двери с М-16, поднятой с комода. Беззвучно распахнул ее и выполз на улицу, стараясь идти увереннее и внимательнее прислушиваться. Звук шёл слева от дома, и его явно издавал кто-то один, а значит тревогу поднимать было необязательно, но осторожным быть стоило. За домом, среди обломков строительного мусора, влажных от дождя кирпичей, прогнивших досок и сырой земли, лежало нечто, что Сатору даже не сразу опознал. Человека в этом месиве стало возможно узнать лишь когда оно поползло вперёд, измученно хрипя. А по измазанной в земле одежде Годжо узнал в человеке вражеского солдата. У него, кажется, отсутствовала левая нога по колено, лицо ежесекундно кривилось от боли, пока он полз, подтягиваясь на руках, впиваясь содранными пальцами в рыхлую землю, а сосредоточения не хватило даже на то, чтобы заметить подкравшегося хромого Сатору. Он, если не выглядел трупом, то обещал стать им в любую секунду. — Стоять, руки на землю! — коротко рявкнул Годжо, направляя на искалеченное тело дуло винтовки. Тот явно не сразу понял, что происходит, но как только в глазах мелькнуло осознание — перестал шевелиться и рухнул на бок, сипя что-то неразборчивое под нос. — Откуда? Где остальные? — холодно поинтересовался Сатору, не сводя дула с человека. — С востока. Я один, — просипел тот, сжимая остаток ноги обеими руками. — Попали в засаду… остальных добили, а меня… думали, я уже мёртв… я шёл, искал своих, а потом мина… я ничего не знаю… — Это мы выясним у командира, — хмыкнул Годжо. — Что-то из тебя точно вытрясут. — Сатору? — негромкий голос Гето раздался почти сразу после того, как Шестиглазый почувствовал запах табака. Годжо не отозвался, сосредоточенный на враге, тяжело дышащем от боли. — Добей… — захрипел мужчина, царапая дрожащей рукой землю. — Я вторую неделю иду, и второй день ползу… я один… ничего не знаю… добей, умоляю. — Что ты творишь? — Сугуру возник из-за плеча, безоружный. — Надо отвести этого к командиру. Под пытками заговорит, может знает что, — коротко и прохладно отозвался Сатору, не отводя глаз и продолжая держать винтовку наизготовку. — Он умирает, Годжо, — тихо сообщил Гето, оглядев мужчину. — Тут давно уже нет врага, он не врет, что ты от него узнаешь, если он без отряда вторую неделю? — Добей… — продолжил сипеть тот, срываясь на короткие стоны. — По уставу мы должны его доставить к командиру, — отрезал Годжо. — Есть у него информация или нет — не нашего ума дело. — Ты совсем не человек, что ли? — поджал губы Сугуру, а в глазах его мелькнуло разочарование, смешанное с праведным гневом. — А он? Скольких наших он перебил? С какого черта я должен его пожалеть? — Сатору раздраженно тряхнул винтовкой. Непонятная ненависть поднялась в нем сама собой. Он забыл, что по ту сторону баррикад такие же люди, весь мир на адреналиновом выбросе был поделён на своих и чужих. Сатору смотрел на Гето, а видел любимого человека, измученного войной с ублюдками, один из которых лежал сейчас перед ним. Пусть он истекал кровью, и никак не мог им сейчас навредить — он все ещё был врагом, и Годжо было плевать на то, как его будут пытать в штабе. Шестиглазый не сразу понял, как щеку так сильно обожгло, а голова его дёрнулась в сторону. Несмотря на внешнее изящество, рука у Гето была тяжелой, и пощёчина была почти болезненной. Сугуру за секунду вырвал из его рук винтовку и ударил прикладом четко в шею мужчине со всего маху, перебив позвоночник. Враг испустил неясный хрип и замер, уже навсегда. Гето молча отвернулся и сипло кашлянул, делая несколько шагов в сторону заборчика, огораживавшего территорию дома. — Сугуру… — тихо-тихо позвал Сатору, игнорируя образовавшийся нервный шум в ушах. Снайпер не отозвался. Пристроился на заборе, запрокинув голову к небу и закурил, устроив М-16 на коленях. Годжо, хромая, подобрался к нему с видом побитой собаки. За себя стало стыдно. Сатору было искренне плевать на свою человечность, но он наверняка знал, что потеряв человечность — потеряет Гето. А это было непозволительно. — Прости. И спасибо, — выдохнул Шестиглазый, неровно присев на корточки перед Сугуру, а после устроил беловолосую голову на его коленях. И замер, не дыша, ожидая хоть чего-нибудь, что означало бы, что его простили. Рука зарылась в его волосы лишь спустя долгие пять минут, а Годжо расплылся в слабой улыбке. — Сильнейший должен быть милосердным, — тихо бросил Сугуру. — Разве тебе нужна лишняя кровь? — Мне нужен ты, — искренне признался Сатору. — Все остальное имеет мало значения.***
— Кумичо, благодарю, что согласились на личный разговор, — низко поклонился Махито. — Бодрее. У меня на сегодня ещё есть планы, — хмыкнул мужчина, поправив широкие рукава кимоно. — Что у тебя там? — Подозреваю одну из пешек в предательстве, — сообщил сероволосый, не поднимая глаз. — Под моей отчётностью работает один киллер, снайпер Гето Сугуру. — Тот, который не мажет? — усмехнулся кумичо. — Ох, вы помните, — скривился Махито. Это задело. Босс даже его имени наверняка не помнил, а Сугуру узнал по столь короткому описанию. — Ну и что он? — Он говорит, что у него полная амнезия после ранения на войне, но недавно объявился один человек, который его знает, и Гето начал себя странно вести. — И есть основания ему не верить? — Нет, но и оснований ему доверять тоже не хватает, — кисло хмыкнул Махито. — Хорошо, и чего ты хочешь от меня? — Приказа убрать его, — коротко отозвался сероволосый. — Давай подумаем. Он находится в самом низу иерархии, наверняка даже не знает моего имени. Соответственно, подставить меня он не может. К тому же он исполнителен, и работу свою делает хорошо, а это сейчас редкость. Так вот и зачем его убирать, если нет никаких доказательств его вины? То, что работает, обычно трогать не нужно. — А если он сольёт меня? Я же знаю ваше имя. — То убьём вас обоих, — почти ласково улыбнулся кумичо. — Или думаешь, я за тебя сильно держусь? Так что разбирайся сам, как захочешь. Меня мало интересует ваша возня в песочнице. Думаю, не нужно учить тебя подставлять тех, кто тебе не нравится. Но учти, если докажут, что ты виновен в смерти кого-то из семьи — пощады ждать не стоит. Ты знаешь законы. Махито сжал зубы, сдержав внутри недовольство. — Иди, — махнул рукавом мужчина в сторону дверей. — Не задерживай меня. — Благодарю, кумичо-сама, — процедил Махито сквозь натянутую улыбку.***
Гето собрался с большими усилиями. Махито за весь прошедший месяц после крайнего разговора он почти не видел, а задание на убой того человека с фотографии откладывалось уже неоднократно. Что конкретно там срывалось — Сугуру был не в курсе, да и не интересовался. Он проводил бессонные ночи в тире или тренажерном зале, свободное время днём за чтением или просмотром разномастных сериалов и фильмов, а на третьи бессонные сутки отключался сном без сновидений, изнеможенный до крайности. До задания он принял снотворные, чтобы не выходить стрелять в этом жутком состоянии, и с утра просыпался крайне тяжело, но за целый день, к вечеру, ему удалось с горем пополам раскачаться, и теперь он вёл машину с молчаливым зашуганным подкупленным агентом на правом сидении, и надеялся, что тот соберёт все свои актерские способности в кучу по прибытии, потому что сейчас он совсем не выглядел как криминальная шишка. Встреча была назначена в захолустном кафе на окраине, вход которого прятался в подворотне, куда приходилось пробираться среди всякого сброда вроде проституток, наркоманов и отмороженных малолеток. Гето держал руки на виду, дабы не вызывать подозрений, двигался ровно за правым плечом агента, который, вроде как, хотя бы перестал нервно бегать глазами по сторонам. В кафе не было никого. Даже официантов. Всех то ли предупредили, что будут разговаривать серьёзные люди, то ли у тех вдруг взыграл инстинкт самосохранения. Свою будущую цель Сугуру бы узнал и без фотографии. У таких на лице была нарисована принадлежность к криминалу. Мужчина стоял у стойки с каким-то дядькой похилее и дымил торчащей в зубах сигаретой, стряхивая пепел в пустое блюдце. Агент вякнул что-то приветственное, цель обернулась всем телом и протянула руку для рукопожатия. Сугуру лишь коротко кивнул. Почему-то они не сели за один из свободных столов, и агент встал за стойку рядом с целью, Гето же предпочёл устроиться в пол-оборота за спиной агента. Дальше они говорили. Голос у цели был низкий и хриплый, а рука вальяжно лежала на поясе брюк, обманчиво расслабленно, но Сугуру эту позу знал и знал, что из неё очень быстро можно потянуть ствол, притаившийся в поясной кобуре, а потому выжидал, когда мужчина начнёт жестикулировать правой рукой, либо хотя бы расслабится. И тут, на удивление, помог агент, предложив выпить, а цель расслабилась и переложила руку на стойку. Теперь ему требовалось на секунду больше, чтобы потянуть пистолет, но Гето хватило бы этого преимущества. И вдруг хлипкая дверь распахнулась, впуская подозрительно знакомое лицо, в котором Сугуру узнал партнера Махито, и самого Махито. И у обоих в руках были стволы. Те мгновения, которые потребовались Гето, уже вытягивающему пистолет, чтобы оценить ситуацию, цель использовала умнее — сиганула одним мощным прыжком за стойку. Интуиция снайпера, должно быть, ещё никогда так не орала, и он перевёл руку с первоначальной цели на Махито быстрее, чем успел головой понять, что сероволосый с партнером пришли совсем не на помощь к Гето. Один выстрел угодил партнеру Махито прямо в центр лба прежде, чем он сам нажал на курок, но Сугуру дернуло назад от жгучей боли прямо под рёбрами. Сероволосый попал, но не идеально. Думать времени не было. Он лишь надеялся, что изначальная его цель за спиной сейчас не стреляет ему в затылок. Но просвистело справа, а рядом обмяк купленный агент, пришедший с Сугуру. Следующий выстрел был в сердце самого Махито. Но пулями они обменялись идеально одновременно. Гето шатнуло, он упёрся спиной в стойку. — Удачи, — фыркнул голос мужчины, кажется, единственного живого здесь, кроме самого снайпера. А после нож впился прямо возле первого пулевого, проскочил со спины между рёбрами и легко вышел. Мужчина исчез, казалось, за секунду. У Гето на секунду потемнело в глазах, но он удивительно привычным движением встрепенулся, хоть и на своей имеющейся памяти он сразу три таких серьёзных ранений ещё не получал. Он ещё живой. Значит шанс есть. Надо скрыть ранения и поймать случайного водителя. На машине нельзя, машина засвеченная, он убил Махито, а за это его казнят якудза. Домой ехать тоже было нельзя, как и в больницу, по тем же самым причинам. Куда ехать? Друзей у Сугуру нет, знакомые все связаны с якудза и не станут его укрывать от своих же. Гето сунул руку в карман пальто, в бесполезной надежде найти что-то, что могло бы ему помочь, но нащупал только какую-то скомканную бумажку. Годжо. Сатору Годжо, тот беловолосый псих, который приставал к нему пару месяцев назад. И из-за которого это все завертелось. В целом, других вариантов у него просто не было. Если бы его решило убрать руководство — убрали бы не церемонясь, а значит это была личная инициатива Махито, а кроме Махито навряд ли кто-то знает про беловолосого. Сугуру плотно запахнул пальто, наткнул капюшон, зажимая рукой истекающий кровью живот, благо поздним вечером на чёрной ткани кровь не будет бросаться в глаза. Выскочил на улицу и распахнул дверцу первой ближайшей машины, где виднелся силуэт водителя и упал на заднее. — Вы совсем что ли? — возмутился мужчина. — Дружище, тут ехать восемь минут, давай по этому адресу, плачу десять тысяч йен, — Гето оскалился из-под капюшона, протягивая бумажку с адресом и деньги. — К подружке опаздываю. Она меня живьём сожрет, если проебу ее день рождения. Видимо, деньги и складная речь убедили мужчину, и он цокнул языком, но молча стартовал, а Гето плотнее прижал руку, стараясь дышать ровнее. Дорога казалась страшно долгой, но машина остановилась и Сугуру с силой толкнул дверь, вылезая прямо напротив опрятного домика с низким забором и незапертой калиткой. На пороге он судорожно замолотил быстро слабеющей рукой по двери, игнорируя плавающую перед глазами темноту, а когда та распахнулась, качнулся вперёд и чудом удержался в сознании, чтобы поднять голову на белое пятно и выдать хриплое: — Ты говорил, что мы были друзьями… И рухнул в проход.