любовные хроники

      Гарри должен был понять, что грядёт что-то ужасное, ещё тогда, когда Малфой после выходных объявился с маникюром.       Его ногти были чёрными, а на средних пальцах были нарисованы змеи, что, стоило на них посмотреть подольше, начинали выписывать внутри ногтя восьмерки.       Он должен был ещё тогда понять, что Малфой задумал операцию по сведению его с ума.       Не зря он передумал насчёт аврората, раз уж не смог вовремя заметить заговор против себя же.       Он должен был, должен был понять, что грядёт, ещё тогда, когда никак не мог отвести взгляда от бликов на чёрных ногтях и от изящных рук, которые прилагались к этому маникюру.       Он должен был понять, когда ему приснилось, что вот эта вот аристократическая рука с вот этим вот маникюром умело ласкает его.       Должен был, когда проснулся на мокрых простынях.       Но не понял.       А если бы и понял, то было бы поздно, ведь процесс уже был запущен.       Позже была модная стрижка с челкой, соблазнительно ниспадающей на глаза, в которых без конца плясали черти.       Ещё позже была татуировка Дракона на всю лопатку и часть шеи, которую Гарри заметил, когда Драко надевал пижаму, ведь он, Забини, Малфой и Рон жили вместе.       Татуировка была живой и порой извергла изо рта пламя, разжигавшее огонь в сердце Гарри. И заставлявшее то, что у него в штанах, дымиться.       Затем были маггловские шмотки, что Драко надевал на выходных или вне учебного процесса. И они так греховно подчеркивали его великолепную фигуру и так ему шли, что Поттер порой хотел их сжечь. И всегда хотел сорвать, оставив Драко нагим.       Гарри сходил с ума.       Господи, он так запал на Малфоя, что каждый взгляд, который тот бросал на него, вызывал у Гарри эрекцию. И это было совсем ненормально.       И сейчас, когда они играли в карты на раздевание (Гарри был в одних штанах, пока Малфой был полностью одет. Мерзавец), Поттер чувствовал, что грядёт что-то ужасное.       И не прогадал.       Забини отбился и, победно ухмыльнувшись, приказал Малфою:       — Раздевайся.       Гарри не знал: ему молиться, чтобы Малфой снял носки, или чтобы он оголил свою великолепную грудь. Голова говорила одно. То, что было ниже, требовало второго.       Драко улыбнулся (как змей-искуситель, честное слово) и, глядя замершему Гарри прямо в глаза, стянул футболку.       Гарри в голос простонал.       У чертова Малфоя были проколоты чертовы соски.       У Поттера буквально потемнело в глазах на пару секунд.       Рон тоже выглядел ошеломлённым. Забини же насмешливо смотрел на Поттера, у которого разве что слюна не текла.       Зрачки и Гарри, и Драко расширились до просто пугающих размеров. Малфой не отрывал взгляда от Поттера, пока тот не отрывал взгляда от его сосков.       — Проваливайте, — хрипло сказал Малфой.       Блейз хмыкнул и, поднявшись на ноги, потянул хотевшего было запротестовать Рона с собой.       Впрочем, когда Уизли посмотрел на Гарри, протестовать ему расхотелось.       — Малфой, — низким хриплым голосом протянул Гарри. От него у Драко по коже побежали мурашки. Соски тут же затвердели.       Гарри тяжело сглотнул.       Блядский боже.       — Да?       Поттер наконец поднял глаза выше, сталкиваясь взглядом с Драко. Они оба выглядели так, будто вот-вот набросятся друг на друга.       Пожалуй, так и было.       — Ты доигрался, — почти прорычал Поттер, двинувшись к нему навстречу.       Последним, что Малфой произнёс перед страстным поцелуем, было:       — Наконец-то.