Сущность скрытая под маской

      Полночь. Успокаивающие звуки дождя, каждая капля которого ударялась о ткань водонепроницаемой палатки, тихое сопение маленького солнышка, что во сне всем тельцем прижалось к груди старшего, заставляя его щёчки покрыться аленьким оттенком и напрочь прогоняя какой-либо сон. Всё это так умиротворяло, заставляя старшего немного улыбнуться.       Мысли, о содержании коих было не сложно догадаться, силком забили голову, и благодаря им спать совершенно не хотелось. Такой маленький, такой невинный и беззащитный сейчас малыш Узумаки лежал, уткнувшись носиком в его грудь и закинув на того одну ручку, своеобразно заключил мужчину в полу-объятия.       Во сне неугомонный мальчишка иногда ворочался и постанывал, невинно, будто голосом непорочного ангела, явно видя не самые хорошие сны. Смотреть на это было одно удовольствие. Столь прекрасная картина для Хатаке была высшей степенью наслаждения, но просто смотреть было до неприличия мало.       И так всегда: хочешь чего-то, а как получаешь, непременно хочешь большего, по-другому и быть не может. Несмотря на то, какой холод был на улице, в палатке у этих двоих было довольно тепло, если и вовсе не жарко.       Малыш, будто неосознанно, нашёл свой обогреватель, и ни о чём не подозревая, жался к теплу чужого тела, а Какаши будто испытывали на прочность в виде ужасно мучительной, беспощадной и невыносимой пытки.       Как можно сдержаться в момент, когда к тебе прижимается самый любимый для тебя человек? Как сдержаться, когда в очередной раз слышишь тихий и невинный стон, который так и остаётся звучать в твоей голове томными отголосками? Как сдержаться, когда бровки на чистом, идеальном лице юноши чуть сдвигаются, губы подрагивают, а аккуратный носик все больше зарывается в тонкую ткань чёрной водолазки?       Дышать катастрофически тяжело. Сейчас эта чёртова маска на лице пепельноволосого как никогда мешала вдохнуть полной грудью. Это действительно сложно, особенно для мужчины, что так безумно желал юное, невинное тело.       Рука медленно, без резких движений, поднимается, чтобы снять ненужный кусок ткани со своего лица и лёгкие наконец наполняются большой порцией кислорода, коего так не хватало организму. Хатаке даже не волновало, что его сокомандник может пробудиться ото сна и увидеть его настоящее лицо, ведь ночная мгла не позволит этому случиться, скрывая незнакомые черты в своей беспросветной тьме. К счастью, обстоятельства явно на стороне старшего.       Но что же мешает ему прикоснуться? Неужели именно сейчас он задумался, что так нельзя? Неужели до него только дошло, насколько это грязно и пошло? Нет… Очень вряд ли — он не был человеком, которого это волновало. Сбитое дыхание, искусанная в кровь губа и напряжение в области паха давали о себе знать.       — «Чёрт, Хатаке, ты ужасен!» В голове слышатся отголоски собственного внутреннего голоса, ну а рука всё тянется к пшеничным волосам.       Узумаки не реагирует, продолжая мирно посапывать в грудь наставника. Тогда пальцы зарываются меж прядей, поглаживая блондинистую головушку. Шелковистые мягкие волосы были так приятны на ощупь. Он делает это далеко не в первый раз, но именно сейчас, в связи с ситуацией, это незначительное действие кажется ему довольно интимным. На это у мальчика на лице появляется еле приметная улыбка.       Сквозь сон он словно тянется к заботе, так наивно и так доверчиво, без единой порочной мысли, коих в голове Какаши было хоть отбавляй.       Узумаки явно нравилось, постепенно он успокаивался и больше не ёрзал, не издавал каких-либо звуков, а Хатаке довольно ухмылялся, продолжая поглаживать этого лисёнка.       Дождь, кажется, заканчивается. Капли всё меньше ударяются о ткань палатки, пока и вовсе не исчезают. После этого и сон Узумаки стал ещё более спокойным. Вот только одно неожиданное для мужчины движение повергло его в лёгкий шок и заставило не на шутку заволноваться.       Колено малыша вплотную прильнуло к уже и так выпирающему паху мужчины. Он словно нарочно провоцировал наставника, зная, что тот не сдержится. Будто специально хотел, чтобы тот отдался инстинктам, и чёрт, у него это очень хорошо получалось.       Руками прикрыв себе рот, Хатаке постарался не издать ни одного лишнего звука, что было довольно сложно в ситуации, когда тебя так нагло провоцируют. В голову полезли мысли о том, что, возможно, Узумаки и не спал вовсе и провоцировал его, зная, что сенсей не сдержится.       Но это было слишком нереально, даже рассматривать это, как вариант, Хатаке казалось глупостью.       — «Если такое и возможно, то только в моих фантазиях, Какаши, не наглей!»       Догадки быстро улетучились, и старший постарался чуть убрать коленку ученика со своего откровенно вставшего достоинства.       Но обладатель пшеничной макушки, как назло и против всего, лишь сильнее подвинулся, вынуждая старшего закусить губу до засочившихся по коже маленьких капель крови.       Казалось бы, куда уже хуже. Ещё одна такая махинация, и он точно сорвётся. Резко нависнет сверху, оглядывая, как будет выглядеть под ним утонченное девственное тело, губами прильнёт к тонкой бледной шее, оставляя влажный след на каждой жилке и прекрасно выпирающих ключицах. Распробует на вкус милого ученика, коснётся оголённого хрупкого тела и заставит Наруто стонать от боли и удовольствия, а не от беспокойного сна.       К слову, у Хатаке так и не появился стимул провалиться в сон, а возбуждение хлынуло через край после откровенных провокаций со стороны блондина, пусть и неосознанных. Осознавая, что он не должен поступать так, как очень долго и часто мечтал и желал, он вынудил себя выбраться из таких тёплых объятий малыша. Аккуратно и тихо он встал с футона и вышел прочь из палатки.       Ему требовалась разрядка, и срочно. Даже холод не мог остудить жар, что проходил по всему телу, в особенности внизу живота, так сильно мучал тугой узел возбуждения.       Как только Хатаке оказался за пределами палатки, глазки Узумаки открылись. Он проснулся в тот самый момент, когда учитель выбрался из его хватки, но вставать и донимать вопросами он не станет — мало ли какие дела могут быть у взрослого мужчины, сенсея и шиноби.       Думая об этом, его светлая головушка и не подозревала, какие именно дела были у столь уважаемого им сенсея. Именно так, он, конечно же, не имел в виду те дела, что действительно были у наставника.        Мужчина отошёл уже довольно далеко в лес и, забравшись на одну из веток высокого дерева, спокойно выдохнул, предвкушая скорую разрядку от собственных рук.       Холод пробирался по всему телу, но даже он не смог сбить столь твёрдое выпирающее желание излиться, фантазируя о собственном ученике.       Наконец мужчина мог спокойно коснуться своей возбуждённой плоти, вызвав у себя первый стон. Сначала касания были лишь через ткань, поддразнивая своё же тело, будто балуя его малым в ожидании чего-то большего. Чуть позже, когда он уже был в том состоянии, когда невозможно сдерживаться, рука потянулась к замку ширинки, а после и резинке нижнего белья.       Наконец тонкие длинные пальцы коснулись оголённого, до предела возбужденного стояка, что уже истекал природной смазкой, вязкие капли которой стекали вниз по половому органу.       Рука полностью обхватывает длину, заставляя обладателя издать первый внушительный стон, после чего прикрыть свободной рукой рот, чуть запрокидывая голову назад.       Выпирала каждая венка возбуждённой плоти, плавные движения доводили до дрожи по всему телу. Холодно, но Хатаке чувствует лишь жар, разливающийся в нём. Он чувствовал каждое своё прикосновение, каждое плавное и тонкое движение собственной руки, но плавных движений было мало. Хотелось больше и быстрее, выпустить всё это из себя и поскорее избавиться от этого греха.       Грязный и до одури порочный. Именно таким себя видел мужчина, каждый раз вспоминая, что он творит. Он никогда таким не был. Правила, правила и ещё раз правила. Так почему один блондинистый парень заставляет его извращённую натуру всплывать на поверхность?       Он и сам не мог сказать, что ему это нравилось. Долгое время он не мог смириться с тем, что он чёртов педофил. Но он никогда не сможет избегать этого мальчишку, не видеть его счастливую улыбку и не трепать его по волосам долгое время. Не сможет, и такая жизнь стала бы пыткой для пепельноволосого шиноби. Но он не хочет сломать парню жизнь, как бы не хотел расцеловать его, сказать, как сильно любит, как бы не желал взять юное, невинное тело. И он каждый раз держится.       А рука продолжает двигаться вверх и вновь вниз, мастурбируя всё изощрённее, всё быстрее, пока голова забита мыслями о том, как это могли бы быть маленькие ручки Узумаки. Хатаке не мог перестать представлять самые что ни на есть откровенные сцены.       — «Наверное, будь это малыш, он бы делал это неумело, но очень старательно, смущаясь и краснея от кончиков ушей до плеч.»       Закусив губу, мужчина ухмылялся своим же мыслям.       — «Мы бы могли продолжить, переводя эти прелюдии в намного более интимные моменты.»       Выгибаясь и двигаясь навстречу своим же махинациям, картины в голове рисовали Узумаки в самых развратных позах и действиях.       — «Как хорошо мой член смотрелся бы в твоём маленьком ротике. Как бы жёстко я мог поиметь тебя во всех возможных позах, но ты сейчас мирно посапываешь в подушку, даже не подозревая, какие непристойные вещи я мечтаю с тобой сделать.»       Подступает пик оргазма, напряжение нарастает до невозможного, ещё немного, и он не выдержит. Сейчас всё тело охватывают судороги, момент, и он наконец ощущает эту эйфорию смешанных до жути приятных чувств.       Белая вязкая жидкость испачкала руку и слегка задела штаны. Он излился, и сейчас на его собственной руке доказательства того, настолько он грязный и извращённый. В это же время природные жидкости вырвались наружу, бархатистый голос тихо и чуть хрипло произносит протяжное:       — Нару-то́…       Спокойно выдохнув после удовлетворения желания, пепельноволосому требовалось привести себя в порядок, с чем он справился довольно быстро. Повезло, что рядом была река, где он смог избавиться от ненужных улик и быстро вернуться в палатку.       Там его ждал всё так же спящий и ни о чём не подозревающий мальчишка, обнимающий кромку одеяла, видимо, вместо учителя, который отлучился по своим делам.       Это очень умиляло мужчину, и он с умиротворением на душе и лёгкостью в теле лёг обратно к любимому ученику, уже первый заключая его в объятия, крепко прижимая к своей груди и зарываясь кончиком носа в светлые пшеничные пряди, что были пропитаны запахом солнца и ромашек.        Какой же он был тёплый, да, вот только Какаши был далеко не такой. Он хорошо промёрз на улице и сам же позабыл об этом. Не подумав, он нагло примостился к своему любимому лисенку.        Теперь уже его солнышко было источником тепла для холодного наставника. Он мгновенно почувствовал контраст с телом Наруто, как и дремавший юноша понял, что что-то не так.       После первых же касаний он уже медленно стал приоткрывать глаза и чуть поёживаться. Что-то явно не так, он это чувствует. Его обнимают, но его охватывает холод. Когда пелена немного спала с глаз блондинистого парнишки, в полной темноте он все же смог увидеть и понять, что это был сенсей, а его большие руки прижимали крепко-крепко к себе, но почему-то тогда, в этом полусонном состоянии, его не особо волновало это. Сквозь сон, послышался тихий шёпот из уст златовласого.       — Х-холодно…       Подсознание брало верх над разумом, хоть делиться теплом и не особо хотелось, но почему-то то, что его сенсей так прижимал его к себе, грело душу. Он никогда этого не признал бы, будь он в здравом уме. Или же он просто не хотел признавать. Сейчас это было последнее, о чём хотелось думать. А думать не хотелось вообще. Хотелось спать.       Какаши чуть вздрогнул от неожиданно услышанного голоса мальчика, но не отстранился и прижался лишь ближе, почувствовав, что его обнимают в ответ. На такое маленькое замечание, обжигающе горячим дыханием он прошептал на ушко Узумаки.       — Прости, малыш.       И провалился в сон, что наконец подступил к нему. Теперь уже он грелся о маленького лисёнка, презирая себя за то, что так любит это солнце. Узумаки быстро привык к холоду и без колебаний поделился теплом собственного тела, засыпая в объятиях учителя. Скорее всего, завтра он и не вспомнит об этом небольшом инциденте, но Какаши никогда не забудет.